Позднее, когда память их восстанавливалась, у них возникал обратный ассоциативный процесс, и они начинали утверждать, будто являются бывшими пленниками, вернувшимися в свое тело, временно побывавшее во власти инородного разума. Отсюда уже брали свое начало сны и псевдовоспоминания, дополнявшие таким образом общую мифологическую модель. Несмотря на кажущуюся громоздкость и неуклюжесть этой теории, она в конце концов потеснила в моем сознании все остальные — прежде всего в силу неубедительности любого иного истолкования. К тому же данная идея нашла поддержку некоторых видных психологов и антропологов.
Чем больше я размышлял на эту тему, тем более доказательными представлялись мне мои собственные аргументы, так что я постепенно выработал своеобразный иммунитет против назойливых снов и видений. Предположим, я вижу по ночам странные вещи — ну что из того? Это всего лишь отражение услышанного и прочитанного ранее. Предположим, я испытываю необъяснимое отвращение к некоторым вещам, меня мучают предчувствия и тревожат псевдовоспоминания? Ничего особенного — это все лишь отголосок тех мифов, что были восприняты мною в состоянии амнезии. Никакие мои сны, никакие мои абстрактные впечатления не имеют и не могут иметь реального веса. Вооружившись такой философской концепцией, я сумел вернуть себе душевное спокойствие, несмотря даже на то, что видения появлялись все чаще, с каждым разом дополняясь новыми подробностями. В 1922 году я почувствовал себя способным возвратиться к работе в университете, где я нашел практическое применение своим вновь обретенным знаниям, взявшись читать курс лекций по психологии. К тому времени моя профессорская должность была давно уже занята другим лицом — да и сама методика преподавания политической экономией претерпела в последние годы значительные изменения. Мой сын как раз тогда закончил последний курс колледжа и готовился к научной деятельности, так что мы много и плодотворно работали вместе.
4
Вне зависимости от происходивших со мной перемен я продолжал аккуратно записывать все увиденное в снах, расценивая эти отчеты как важные психологические документы. Сны между тем становились все более яркими и живыми, и мне порой стоило немалых трудов убедить себя в том, что это была лишь игра воображения, а никак не реальные воспоминания. В своих записях я изображал эти фантасмагории без каких-либо пояснений, в том виде, в каком они являлись мне из глубин сознания; наяву же я относился к ним так, как вообще следует относиться к иллюзиям. Я никогда ни упоминал об этом в частных беседах, но слухи о моих нелепых и странных дневниках все же просочились в местное общество; кое-кто уже начал поговаривать о наличии у меня опасных умственных отклонений. Справедливости ради должен отметить, что подобные мысли высказывались обычно людьми далекими от науки и не были поддержаны ни одним более-менее известным психологом или психиатром.
Из числа сновидений, посещавшим меня после 1914 года, я упомяну здесь лишь некоторые, поскольку полные отчеты и записи не являются секретом и могут быть предоставлены к услугам всех желающих, стоит лишь обратиться в соответствующий раздел университетской библиотеки. Понемногу сознание мое освобождалось от сжимавших его прежде тисков, и масштабы видений заметно расширились. Но и теперь это были только разрозненные фрагменты без какой-либо ясной мотивировки.
В своих снах я с каждым разом обретал все большую свободу перемещения. Я двигался по залам огромных каменных зданий, переходя из одного в другое широкими подземными коридорами, служившими, судя по всему, основными ходами сообщения. Изредка на самых нижних ярусах мне попадались на глаза все те же опечатанные люки, неизменно вызывавшие во мне чувство растерянности и страха.
Я видел грандиозные, отделанные мозаичной плиткой бассейны и комнаты, полные самых удивительных и невообразимых вещей. Перед моим взором вставали колоссальные подземные цеха, заполненные сложными машинами и приборами, назначение которых мне было неизвестно. Звуковой фон этих цехов начал проникать в мои сны лишь через несколько лет после первого появления их визуальной картины. Надо сказать, что зрение и слух были единственными из моих чувств, находившимися под воздействием галлюцинаций. Самое ужасное началось в мае 1915 года, когда я впервые увидел живых существ. Это произошло еще до того, как я познакомился с древними мифами и описаниями аналогичных случаев в истории медицины, и потому я был застигнут врасплох.
Еще ранее, по мере ослабевания барьеров, разгораживавших мое сознание, я начал замечать странные сгустки тумана в отдельных местах внутри здания или на улицах. Постепенно туманные пятна становились более плотными и определенными, пока однажды я не узрел очертания этих монстров во всех их красе. Передо мной возникли громадные, переливавшиеся радужными цветами конусообразные тела около десяти футов высотой и столь же широкие у основания конуса. Их толстая складчатая кожа была покрыта подобием чешуи, а из верхушек конуса выступали по четыре гибких отростка, каждый толщиною в фут, имевших ту же складчатую структуру, что и сами тела. Отростки эти могли сжиматься до минимума и вытягиваться, достигая десятифутовой длины. Два из них имели на концах нечто вроде огромных клешней, третий оканчивался четырьмя ярко-красными раструбами, а последний нес желтоватый, неправильной формы шар диаметров примерно в два фута, по центральной окружности которого располагались три больших темных глаза.
Эта уродливая голова была увенчана четырьмя длинными стебельками с утолщениями, напоминавшими по виду цветочные бутоны, а из нижней ее части свисали восемь бледно-зеленых усиков или щупалец. Основание конуса было окаймлено серым пружинящим материалом, который, растягиваясь и сокращаясь, передвигал таким образом всю эту громоздкую массу. Действия этих существ, хотя и совершенно безвредные, напугали меня еще больше, чем их внешний облик — труднее всего было представить столь жутких тварей делающими самые обыденные вещи, характерные, казалось бы, только для человека. Они неторопливо передвигались по залам дворца, брали с полок отдельные книги и переходили с ними к столам или же, наоборот, возвращали книга на свои места, предварительно сделав кое-какие записи особыми стержнями, которые они ловко сжимали бледно-зелеными щупальцами нижней части головы. Массивные конечности-клешни использовались ими при переноске книг и для разговора — речь их состояла из шорохов и пощелкиваний. У них не было никакой одежды, но имелись своеобразные рюкзаки или ранцы, одеваемые на верхнюю половину конуса. Как правило, они держали голову на одном уровне с вершиной тела, но при желании могли ее опускать или поднимать гораздо выше.
Три других отростка, находясь в бездействии, обычно свисали вдоль тела, вытянутые примерно на пять футов. По той скорости, с какой они прочитывали страницы книг, писали и управлялись со своими машинами — в частности, со стоявшими на столах аппаратами, которые имели какое-то отношение к мыслительной деятельности — я заключил, что степень развития их интеллекта была неизмеримо выше человеческой.
Позднее я уже видел их повсюду — они сновали по коридорам и громадным залам, обслуживали механизмы в сводчатых подземных цехах и мчались по широким дорогам в тяжелых остроносых машинах. Я довольно скоро перестал их бояться, обнаружив, что они на редкость гармонично — если слово «гармония» здесь вообще применимо — дополняли собой окружающий абсурдный пейзаж. Понемногу я научился различать их между собой, отметив, что некоторые особи держатся как-то скованно и неуверенно. Не выделясь среди прочих по внешнему виду, они резко отличались своим поведением и самой манерой двигаться — причем отличались не только от основной массы, но и друг от друга.
Эти последние много писали — сквозь дымку сновидений я разглядел, что их страницы были исписаны самыми разными типами знаков, но никогда я не видел выходящими из-под их пера обычные здесь криволинейные иероглифы. Пару раз, как мне показалось, промелькнул даже латинский алфавит. Большинство этих особей работали значительно медленнее, чем основная масса их собратьев. В то время мое присутствие в снах ограничивалось ролью пассивного бестелесного наблюдателя, свободно перемещавшегося во всех направлениях, не сходя, впрочем, с проторенных дорог и не превышая обычных здесь скоростей передвижения. Однако с августа 1915 года меня начали тревожить первые намеки на мою телесную форму. Я сказал — намеки, потому что в начальной фазе это было чисто абстрактное чувство, какой-то необъяснимый страх, связывающий мои сновидения с теми приступами брезгливости, что я еще прежде испытывал по отношению к своему телу. До той поры в снах я всячески избегал смотреть вниз на самого себя и, помнится, был рад отсутствию зеркал в огромных комнатах призрачного дома. Одновременно меня беспокоил тот факт, что я запросто мог обозревать поверхность каменных столов, каждый из которых был высотой не ниже десяти футов. Искушение взглянуть на свое тело во сне между тем росло, и настал момент, когда я не смог уже ему противиться. Сперва, посмотрев вниз, я вообще ничего не увидел. Чуть погодя я понял, что причина этого заключалась в невероятной длине моей шеи. Втянув голову в плечи, я осторожно повторил свой опыт и на сей раз увидел внизу чешуйчатое, переливающееся всеми цветами радуги конусообразное туловище — мое туловище! Это случилось в ту самую ночь, когда половина Аркхэма была разбужена диким безумным воплем, с которым я вырвался из объятий кошмара.
Понадобилось несколько недель повторяющихся ночных ужасов для того, чтобы хоть как-то приучить меня к своему новому уродливому облику. Во снах я двигался среди множества аналогичных тварей, читал книги, снятые с кажущихся бесконечными полок и часами писал, стоя у монументальных столов и держа стержень в зеленых щупальцах, растущих прямо из моей головы. Кое-что из прочитанного сохранилось в моей памяти. Это были описания других миров и вселенных, а также той смутной нематериальной жизни, что таится за границами всех вселенных вообще. Были там и повествования о разумных расах, населявших наш мир в незапамятные времена, и потрясающие хроники жизни суперинтеллектуальной цивилизации, которая будет населять его миллионы лет спустя после исчезновения последнего представителя человечества.
Я прочел те главы нашей собственной истории, о существовании которых не подозревает ни один из современных исследователей. Большая часть всего этого была написана на языке иероглифов, который я довольно быстро освоил с помощью специальных учебных машин — грамматические формы здесь образовывались по принципу агглютинации[6] при структуре корневых систем, не имеющей аналогов в нашей лингвистике. Многие тома были заполнены совершенно другими видами знаков, изученными мной точно таким же образом. Попадались — хотя и редко— книги на знакомых мне языках. Большим подспорьем в моих занятиях были очень толковые картины и рисунки, помещенные как среди текста, так и в отдельных к нему приложениях. Сколько помню, я составлял описание своей жизни и своего времени на английском языке. Из тех книг, что я читал, я по пробуждении мог вспомнить лишь незначительные и бессмысленные обрывки иноязычных фраз, так легко дававшихся мне во сне, но, независимо от этого, сама суть прочитанного нередко оставалась в моей памяти.
Так я узнал — задолго до того, как наяву изучил сходные случаи амнезии и древние мифы, от которых косвенно брали начало все мои сны — что окружавшие меня существа были величайшей в истории расой, подчинившей себе время и рассылающей своих невидимых разведчиков по всем эпохам и всем обитаемым мирам. Я узнал также, что мой разум был перенесен сюда на тот срок, в течение которого чужой разум будет владеть моим телом, и что рядом со мной находилось немало таких же плененных сознаний. Я даже как будто общался — на щелкающем языке Великой Расы — с другими пленниками из разных областей галактики и, прежде всего, нашей Солнечной Системы.
Там был один разум с планеты, известной нам как Венера, которому суждено будет жить еще в очень и очень далеком будущем, и другой — с одного из спутников Юпитера — живший шесть миллионов лет назад. Из числа земных обитателей мне встречался один, представлявший крылатую звездоголовую полурастительную расу, господствовавшую в Антарктике в эпоху палеогена; трое — от живших на Крайнем Севере покрытых густым мехом предшественников человека, поклонявшихся богу Цатхоггуа; один — от совсем уж чудовищной расы Чо-Чо; трое — от паукообразной цивилизации, населявшей Землю в позднейший период ее существования; пятеро — от тех жесткокрылых тварей, что придут на смену человечеству и станут в свое время объектом массового переноса сознаний Великой Расы, когда та столкнется с угрозой гибели; встречал я и представителей своей собственной расы.
Я общался с сознанием Юанг-Ли, философа, который будет жить около 5000 года н. э. в жестокой империи Цан-Чан; с одним из полководцев большеголовых темнокожих людей, владевших югом Африки за пятьдесят тысячелетий до Христа; с Бартоломео Корци, флорентийским монахом из 12-го столетия; с королем Ломара, правившим своей жуткой полярной страной за сто тысяч лет до сокрушительного нашествия с Запада низкорослых желтых Инутов. Я беседовал с сознанием Нуг-Зота, колдуна, возглавлявшего черных завоевателей в 16-ом тысячелетии н. э., с римлянином по имени Тит Цемпроний Блэз, квестором времен Суллы; с Хефнесом, египтянином из эпохи 14-й Династии, поведавшим мне страшную тайну Нарлатхотепа; со жрецом периода расцвета Атлантического царства; с Джеймсом Вудвиллом, джентльменом из Суффолка, свидетелем бурной Кромвелевской эпохи; с придворным астрономом до-инкского Перу; с австралийским физиком Нэвелом Кингстон-Брауном, который умрет в 2518 году; с великим магом страны Ыхе, бесследно исчезнувшей в Тихом океане; с Теодотидом, греко-бактрийским чиновником из 3-го века до н. э.; с пожилым французом Пьером-Луи Монтенью, современником Людовика XIII; с Кром-Йа, киммерийским вождем, жившим за пятнадцать тысяч лет до н.э. — и еще со многими другими, кого я не берусь уже перечислять. Каждое утро я просыпался в холодном поту и не раз после того пробовал, опираясь на данные современной науки, решить этот вопрос радикально — либо полностью опровергнуть, либо подтвердить реальную значимость своих снов, но тогда все наши традиционные понятия о ходе история предстали бы в совершенно ином, слишком уж фантастическом свете.
Я не мог не содрогнуться при одной только мысли о тайнах, скрывавшихся в нашем прошлом, и об опасностях, подстерегающих нас в будущем. Многое из того, что я узнал от существ, чьи расы придут на смену человечеству, я до сих пор не решаюсь опубликовать.
После исчезновения людей господство на планете перейдет к могущественной цивилизации насекомообразных, в тела которых и переселятся лучшие умы Великой Расы, когда их старший мир окажется на пороге ужасающей катастрофы. Позднее, когда жизненный цикл Земли будет на исходе, они вновь переместятся во времени и пространстве, захватив похожие на луковицы тела растительных существ на Меркурии. Но и после их ухода на Земле еще будут существовать разумные расы — отчаянно цепляясь за остывающую планету и проникая все глубже в земные недра, они продержатся вплоть до ее неизбежного окончательного разрушения...
Между тем в снах я все еще продолжал писать труд о своем времени -отчасти по собственной воле, а отчасти подгоняемый обещаниями расширить доступ к архивам и предоставить свободу передвижения по населенным районам планеты. Главное хранилище знаний, по заказу которого я выполнял эту работу, находилось глубоко под землей в самом центре города. Это грандиозное сооружение намного превосходило по прочности своих конструкций все иные созданные Великой Расой и было рассчитано на то, чтобы пережить любые природные катаклизмы,
Все, что было записано на больших листах плотного и очень крепкого материала, сделанного на основе волокон целлюлозы, переплеталось в книги, которые хранились каждая в отдельном ящике или контейнере из сравнительно легкого нержавеющего металла; на крышке его в обрамлении сложных геометрических узоров помещалось название книги, написанное на языке Великой Расы.
Контейнеры располагались в строгом порядке в особых прямоугольной формы камерах, изготовленных из того же металла, и запирались хитроумной системой поворотов шарообразной дверной ручки. Моей рукописи было выделено свое место среди позвоночных — эта секция предназначалась для человеческой расы, а также для мохнатых гиперборейцев и разумных рептилий, непосредственно предварявших нас в роли хозяев планеты.
Ни разу ни один из снов не дал мне полной картины прожитого от начала и до конца дня. Видения появлялись разорванными фрагментами вне всякой хронологической последовательности. Например, я имел очень смутное представление об условиях своей жизни в мире снов, хотя я как будто припоминал большую каменную комнату, которая считалась моей собственной. Постепенно все ограничения, наложенные на меня как на пленника, исчезали; в некоторых снах я совершал поездки по дорогам, проложенным сквозь густые джунгли, осматривал странные города и даже пытался обследовать развалины громадных темных сооружений, перед которыми Великая Раса испытывала какой-то необъяснимый страх. Были также длительные плавания на больших многопалубных кораблях, обладавших удивительной быстроходностью, и полеты над дикими необитаемыми районами в закрытых воздушных аппаратах, поднимаемых и движимых силой электромагнитного отталкивания.
На отдаленных берегах широкого теплого океана также находились города Великой Расы, а на одном из континентов я увидел примитивное поселение черноголовых крылатых созданий, которым суждено было владеть планетой после того, как Великая Раса перенесет свои сознания в будущее, спасаясь от какой-то неотвратимой катастрофы. Равнинный характер местности и обилие пышной растительности были преобладающими элементами любого здешнего пейзажа. Холмы, низкие и весьма редкие, обычно выказывали признаки вулканической активности.
Об увиденном мною животном мире я мог бы написать целые тома. Вся фауна пребывала в своем естественном состоянии, поскольку техническая цивилизация Великой Расы давно уже отказалась от домашних животных, а пища ее была либо растительного, либо синтетического происхождения. Неуклюжие массивные чудовища тяжело передвигались по заболоченным джунглям, летали в насыщенном воздухе или плавали в морях и озерах; среди них я узнавал прототипы многих более поздних видов — динозавров, птеродактилей, ихтиозавров, лабиринтодонтов[7], плезиозавров и прочих, известных мне по учебникам палеонтологии. Птиц или млекопитающих я не встречал ни разу.
Поверхность земли и болота кишели змеями, ящерицами и крокодилами, в густых зарослях тучами роились насекомые. Далеко в стороне от морского побережья неизвестные, так и не увиденные мною твари выбрасывали огромные пенистые фонтаны в набухшее низкими тучами небо. Однажды мне довелось опуститься в океанские глубины в гигантской подводной лодке, и я при свете прожекторов наблюдал морских обитателей ужасающих размеров и облика. Я видел также развалины давно затонувших городов и множество представителей самых разных форм подводной жизни — криноидей[8], брахиоподов[9], кораллов и рыбообразных.
Что касается физиологии, психологии, быта, нравов и подробностей исторического развития Великой Расы, то здесь мои сны были крайне скупы на информацию, и многие из упоминающихся ниже фактов были почерпнуты мною скорее из старых легенд и описаний других случаев амнезии, чем из моих собственных сновидений.
Дело в том, что мои исследования со временем нагнали, а по многим направлениям и опередили сновидения, так что нередко какой-нибудь из фрагментов сна еще до своего появления был мне знаком по изучаемым материалам. Это окончательно утвердило меня в мысли, что псевдовоспоминания обязаны своим происхождением как моим нынешним занятиям, так и аналогичному поиску, проведенному много раньше моей второй личностью.
Время действия моих снов отстояло от современной эпохи примерно на 150 000 000 лет, когда палеозойская эра начала сменяться мезозоем. Существа, чьи тела были наделены разумом Великой Расой, не оставили после себя никакой -по крайней мере, никакой известной науке — ветви земной эволюции. Это был обособленный от всех прочих, весьма однородный по своему составу органический тип, совмещавший элементы растительного и животного миров. Уникальная структура их клеток практически исключала какие-либо проявления усталости и полностью устраняла потребность в сне. Пища, усваиваемая ими через красные раструбы на конце одного из четырех больших отростков, всегда была в полужидком виде и по многим параметрам резко отличалась от пищи других известных нам живых организмов. Из числа имевшихся у них чувств нам были известны лишь два — зрение и слух, органами последнего были напоминавшие цветочные бутоны выступы на их головах. Кроме того, они обладали многими другими, не доступными для нашего восприятия чувствами — даже находясь в их теле, плененное сознание не могло толком разобраться с этими ощущениями. Расположение их глаз значительно увеличивало круг обзора по сравнению с человеком. Кровь их напоминала по виду густой темно-зеленый гной.
Не различаясь по половому признаку, они воспроизводились через семена или споры, висевшие гроздьями в нижней части их туловища и развивавшиеся только будучи погруженные в воду. Для выращивания молодых особей использовались специальные неглубокие цистерны. Учитывая большую продолжительность их жизни — обычно четыре-пять тысячелетий — размножение производилось в весьма ограниченных количествах.
Особи, имевшие явные отклонения в развитии, подвергались немедленной ликвидации сразу по обнаружении дефекта. Заболевание или близость смерти распознавались — за отсутствием чувств осязания и физической боли -исключительно по визуальным симптомам.
Мертвые тела сжигались с почестями и в торжественной обстановке. Порой, как я уже отмечал, какой-нибудь из выдающихся умов избегал смерти, проецируя себя в будущее; однако подобные случаи были немногочисленны. Когда же это происходило, то с прибывшим на его место пленником обращались самым лучшим образом вплоть до смерти его новой телесной оболочки, к которой он так и не успевал привыкнуть.
В целом Великая Раса представляла собой единую нацию — свободное объединение или союз — с общими институтами управления; правда, административно они делились еще на четыре особых самоуправляющихся региона. Политическая и экономическая система в каждом из них была некой разновидностью социал-фашизма, с рациональным распределением основных ресурсов и стоявшим у власти Государственным Советом, в выборах которого принимали участие все прошедшие особый образовательный и психологический ценз. Семейной организации как таковой у них не было, хотя родственные связи признавались и родители обычно принимали участие в воспитании своих отпрысков.
Сходство с человеческим складом психики и общественными установлениями можно было заметить прежде всего в тех областях, где дело касалось либо чисто антрактных понятий, либо же наоборот, вещей сугубо материальных, характерных для всех вообще форм органической жизни. Еще одним — хотя и не очень существенным — источником сходства было сознательное заимствование, ибо Великая Раса, исследуя будущее, копировала все, что казалось ей полезным и применимым к уровням ее бытия.
Автоматизированная промышленность не требовала к себе большого внимания со стороны граждан, оставляя им много свободного времени для занятий на интеллектуальном и эстетическом поприщах. Наука у них достигла небывалого уровня развития, искусство превратилось в необходимый элемент жизни, хотя в тот период, к которому относились мои сновидения, оно уже прошло свой зенит. Технический прогресс стимулировался постоянной борьбой за выживание и необходимостью поддерживать функционирование хозяйства огромных городов в условиях повышенной геологической активности.
Преступления были крайне редки; не последнюю роль в этом играла исключительно эффективная полицейская служба. Виды наказаний варьировались от лишения привилегий и заключения в тюрьму до смертной казни или полной эмоциональной ломки сознания, и никогда не применялись без предварительного тщательного расследования всех мотивов преступления.
Войны, в последние несколько миллионов лет бывшие в основном гражданскими, порой велись и против внешних врагов — неимоверно расплодившихся рептилий, агрессивных восьминогих пришельцев или против крылатых звездоголовых существ Старой Расы, все еще обитавших в Антарктике. Случаясь не так уж часто, войны, однако, имели очень тяжелые и разрушительные последствия. Огромная армия, оснащенная мощным электрическим оружием, постоянно держалась в боевой готовности на тот особый случай, о котором они не любили упоминать и который был явно связан со страхом, испытываемым ими вблизи руин черных, лишенных окон зданий и опечатанных люков на самых нижних подземных ярусах их городов.
О причинах этого страха не говорилось вслух — разве что украдкой, этаким квази-шепотом. Любые более-менее конкретные упоминания о базальтовых руинах и таинственных люках были изъяты из общедоступных книг. Это, похоже, была единственная закрытая для обсуждения тема, непосредственно связанная с какой-то жестокой борьбой в прошлом и ужасной трагедией, ожидавшей Великую Расу в будущем — трагедией, которая однажды вынудит ее спешно перебросить лучшую часть своих сознаний на много миллионов лет вперед. Расплывчатые и фрагментарные — как и вообще все сведения, полученные мною из снов и легенд — касательства до этого вопроса очень мало его проясняли. В древних мифах он явно был обойден стороной — не исключено, что все соответствующие ссылки были позднее попросту удалены. Мои сны, а равно и описания других видений, содержали лишь слабые туманные намеки, поскольку сами представители Великой Расы никогда не обращались в разговорах к данной теме, и таким образом единственным источником информации были другие, более наблюдательные и догадливые особи из числа пленных сознаний.
Согласно этим отрывочным сведениям, причиной всех страхов являлась некая древнейшая раса отчасти напоминавших полипы[10] существ, прибывших из далекой чужой Вселенной и владевших Землей и тремя другими планетами Солнечной Системы около шестисот миллионов лет назад. Их нельзя было назвать полностью материальными — в нашем понимании материи; по типу своего сознания и способам восприятия они разительно отличались от любого из земных организмов. Например, у них не было такой категории, как зрение — существующий в их сознании мир являл собой странную, невизуальную систему образов. Они, однако, были материальны в достаточной степени для того, чтобы пускать в ход вполне вещественные средства в тех областях космоса, где эти средства имелись в наличии; кроме того, они нуждались в постоянном жилище, пусть даже и несколько своеобразного характера. Хотя чувства их могли проникать сквозь любые физические преграды, материальные элементы их существа были на это не способны; уничтожить их можно было только воздействием некоторых видов электрической энергии. Несмотря на отсутствие крыльев и иных специальных приспособлений, они могли свободно перемещаться по воздуху. Особая структура сознания этих тварей исключала возможность проецирования на них разума Великой Расы.
Появление их на Земле сопровождалось строительством городов, почти сплошь состоявших из мощных базальтовых башен безо всяких намеков на окна, и безжалостным истреблением всех попадавшихся на их пути живых созданий. Такова была ситуация на тот момент, когда массовый разум Великой Расы перенесся сюда через бесчисленное множество галактик из своего мрачного темного мира, известного — если верить далеко не бесспорным Эльтдонским Таблицам — под названием Йит.
Новые пришельцы довольно быстро изобрели средство борьбы со свирепыми существами, прежде безнаказанно терроризировавшими обитателей планеты, и сумели загнать их в глубь Земли, где те еще раньше создали обширные системы искусственных пещер и ходов, являвшихся частью их жилого пространства. Затем все выходы из подземного мира были наглухо закрыты и опечатаны, а Великая Раса завладела исполинскими городами своих предшественников, сохранив в неприкосновенности некоторые из древних базальтовых сооружений — основой для такого решения послужил скорее странный суеверный ужас, нежели нарочитое равнодушие либо научный или исторических интерес.
Прошло много миллионов лет до той поры, когда вновь начали появляться зловещие признаки усиления и возрастания численности существ, скрывавшихся в подземных глубинах. Время от времени случались внезапные нападения, страшные и отвратительные следы которых не оставляли сомнений в их авторстве. Обычно это происходило в небольших уединенных поселениях Великой Расы или в развалинах оставшихся заброшенными древних городов — то есть в местах, где выходы из-под земли не были надежно перекрыты или не охранялись. После этого был принят ряд дополнительных мер, в частности, были замурованы почти все выходы, за исключением нескольких люков, сохраненных в стратегических целях и находившихся под контролем специальных воинских частей.
Последствия упомянутых вылазок на поверхность оказались гораздо более серьезными, чем можно было ожидать, ибо они наложили отпечаток на психологию Великой Расы в целом. Этим и объясняется тот откровенный страх, с которым они встречали любое упоминание о таинственных созданиях, внешний облик которых так и остался для меня загадкой. Ходили неясные слухи о их чудовищной пластичности, об умении временно становиться невидимыми, кое-кто приписывал им способность вызывать и направлять движение ураганов. Первым признаком их появления считались странные свистящие звуки, а в тех местах, где они побывали, позднее нередко находили внушительных размеров отпечатки ноге пятью круглыми пальцами по периметру. Ни для кого не являлось секретом, что ужасная катастрофа, ожидавшая в будущем их цивилизацию — та самая катастрофа, что однажды вынудит их лучшие умы искать спасения за гранью времен в новых, чужих им телесных формах -будет самым прямым образом связана с последним и на сей раз успешным выходом на поверхность древнейшей расы.
Мысленные проекции в будущее позволили предвидеть неизбежную трагедию, и Государственный Совет постановил, что все граждане, способные к переносу своего сознания, должны будут воспользоваться этой возможностью.