Кейт Лаумер

Очередь

Старик упал, когда Фарн Хестлер на механическом колесе подъезжал к своему месту в очереди, возвращаясь со станции отдыха. Хестлер затормозил и посмотрел на искаженное лицо старика – маску из мягкой, бледной кожи, на перекошенный рот, который, казалось, хотел оторваться от умирающего тела. Хестлер спрыгнул с колеса и склонился над жертвой. Но его уже опередили: тощая женщина сжимала руками, похожими на сучковатые корни, костлявые плечи старика.

– Скажите им, что я, Миллисент Крамп, должна занять ваше место, – кричала она в безжизненное лицо. – Если бы вы знали, что я перенесла, как я ЗАСЛУЖИВАЮ помощи...

Хестлер отпихнул ее толчком ноги, склонился над стариком и приподнял ему голову.

– Стервятники, – проговорил он. – Набросились на человека! Теперь я о нем позабочусь. А вы и так стоите слишком близко к началу очереди. И не рассказывайте мне сказки. А этот, видно, старожил. Не как нынешние, попрыгунчики... – Хестлер пробормотал ругательство. – Я скажу, что человек заслуживает немного сочувствия в такой момент...

– Зря тратишь время, Джек, – пробасил кто-то. Хестлер поднял глаза и увидел огромного, похожего на гиппопотама, человека, который стоял в очереди двенадцатым после него. – Старина уже отдал концы.

Хестлер встряхнул труп.

– Скажите им Аргалл И. Хестлер! – прокричал он в мертвое ухо. – Аргалл, пишется А-Р-Г-А-Л-Л...

– Прекратить! – раздался сквозь шум толпы зычный голос дежурного полисмена. – Вы, отойдите в сторону. – Резкий толчок придал команде убедительность. Хестлер неохотно поднялся, его глаза на бледном лице приобрели выражение испуганного изумления.

– Вампир, – огрызнулась тощая женщина. – Моя очередь... – и она забормотала что-то нечленораздельное.

– Я не думал о себе, – горячо заспорил Хестлер. – Но мой парень Аргалл, хотя он и не виноват...

– Замолчите! – прорычал полицейский. Он указал большим пальцем на мертвеца. – Этот человек сделал какое-либо заявление?

– Да! – крикнула тощая женщина. – Он сказал, что передает свое место Миллисент Крамп...

– Она лжет, – вмешался Хестлер. – Я случайно услышал имя Аргалл Хестлер – ведь так, сэр? – он посмотрел на парня с отвислой челюстью, который разглядывал труп.

Парень сглотнул слюну и посмотрел Хестлеру в лицо.

– Он не сказал ни слова, – проговорил парень и сплюнул, чуть не попав Хестлеру на ботинок.

– Умер без завещания, – заключил полицейский и записал что-то в своей книжечке. Потом махнул рукой, подзывая похоронную команду. Труп положили на носилки и запихали в машину.

– Всё, расходитесь, – приказал полицейский.

– Без завещания, – проворчал кто-то. – Несправедливо!

– Какой позор! Очередь отойдет к правительству. Никто ничего не получит. Черт возьми! – Толстый человек, произносивший эти слова, посмотрел на остальных.

– В таких случаях нам бы собраться, выработать справедливый план действий и заранее договориться...

– Эй, – сказал парень с отвислой челюстью. – Это же заговор!

– Я не подразумевал ничего незаконного...

Толстяк скрылся на свое место в очереди. Словно сговорившись, небольшая толпа рассеялась, быстро разбежавшись по своим местам. Хестлер пожал плечами, снова сел на колесо и поехал вперед, сознавая, что его провожают завистливые взгляды. Он миновал несколько спин, мимо которых уже проезжал; некоторые стояли, некоторые сидели на брезентовых раскладных стульчиках под выцветшими от солнца зонтиками, то тут то там виднелись нейлоновые передвижные палатки, высокие и квадратные, некоторые обшарпанные, другие, принадлежащие более состоятельным людям – с орнаментом. Он был счастливым человеком – ему не приходилось стоять под палящим солнцем или под дождем.

Стоял ясный полдень. Солнце светило на гигантский бетонный пандус, через который змеилась очередь, уходя вдаль по равнине. Вдалеке впереди высилась пустая белая стена, нарушаемая лишь одним окном – конечной целью очереди. Хестлер притормозил, подъезжая к своей палатке; у него пересохло во рту, когда он увидел, как близко она теперь находилась к голове очереди. Одно, два, три, четыре места позади! Слава Господу, это означало, что за последние двенадцать часов прошло шесть человек – беспрецедентное число! И это значило, – у Хестлера перехватило дыхание, – что он сам может достичь окна за следующую подвижку. На мгновение он почувствовал паническое желание отодвинуться, продать свое место сзади стоящему, затем следующему, чтобы снова оказаться на безопасной дистанции, дать себе шанс все продумать, подготовиться...

– Привет, Фарн. Из-за нейлонового полога палатки высунулась голова его двоюродного брата Галперта. – Знаешь что? Я передвинулся на одно место, пока тебя не было.

Хестлер сложил колесо и облокотил его о выцветшую стену палатки. Он подождал, пока Галперт вылез наружу, потом как бы ненароком широко раскрыл полог палатки. После его поездок на отдых, когда двоюродный брат проводил в палатке хотя бы полчаса, внутри нее всегда дурно пахло.

– Мы уже совсем близко к началу, – возбужденно сказал Галперт, протягивая ему сундучок с документами, – У меня такое чувство... – Он не договорил, так как позади них в очереди вдруг раздались резкие выкрики. Невысокий человек с белесыми волосами и глазами навыкате пытался влезть в очередь между третьим и пятым позади.

– Послушай, а это не четвертый ли сзади? – спросил Хестлер.

– Как вы не можете понять, – хныкал коротышка, – я должен был идти, это был незапланированный зов природы... – Он уставился на пятого сзади, большого, с грубыми чертами человека в рубашке кричащего цвета и солнечных очках. – Вы же сказали, что присмотрите за моим местом!...

– Итак, зачем же ты брал перерыв, а, недоносок? Пошел отсюда к дьяволу!

Теперь уже целая толпа скандировала:

– Вон из очереди! Вон-из-оче-реди! Вон-из-оче-реди!...

Коротышка отпрянул, зажав уши руками. Крики становились громче, так как их подхватывали все новые голоса.

– Но это же мое место! – завопил лишенец. – Которое оставил мне отец, когда умер. Все вы должны помнить об этом... – Его голос потонул в реве толпы.

– Хорошо они его, – сказал Галперт, смутившись от громких криков. – Теперь он ничего не сможет сделать со своим наследством, как только уйти прочь...

Они смотрели, как бывший четвертый сзади повернулся и пошел прочь, все еще затыкая руками уши.

После того, как Галперт уехал на колесе, Хестлер еще минут десять проветривал палатку, стоя с каменным лицом, сложив руки на, груди и смотря в спину первого спереди. Отец рассказывал Хестлеру про первого спереди, – про старые времена, когда они оба были молодыми парнями, стоящими в конце очереди. Тогда он был очень веселым парнем и всегда заигрывал с женщинами, стоящими поблизости в очереди, предлагая им поменяться местами с определенной целью. Теперь от этого не осталось и следа: впереди стоял коренастый пожилой человек в потрескавшихся старых ботинках, постоянно потевший. Однако ему самому повезло, подумал Хестлер. Он получил свое место от отца, когда того хватил удар – отец продвинулся на двадцать одну тысячу двести девяносто четыре места. Не каждый молодой человек получал такое выгодное наследство. Хотя он был уже не так уж молод – он провел достаточно времени в очереди, – нельзя было сказать, что он не заслужил отдыха.

И теперь, может быть через несколько часов, он достигнет цели! Хестлер дотронулся до сундучка, в котором были бумаги отца, и, конечно, его собственные и детей – все. Через несколько часов, если очередь будет продолжать двигаться, он сможет расслабиться, уйти на покой и позволить детям, у которых были свои места в очереди, продолжать его дело. Дать им возможность совершить то, чего добился их отец – достигнуть начала очереди в сорок пять лет!

Внутри палатки было жарко и нечем дышать. Хестлер снял пальто и присел на корточки – не самая удобная поза в мире, может быть, но зато она вполне соответствовала закону, который требовал, чтобы хотя бы одна нога все время находилась на земле, а голова была бы выше талии. Хестлер вспомнил инцидент, произошедший много лет назад, когда один бедняга без палатки умудрился заснуть стоя. Он стоял с закрытыми глазами, потом его колени согнулись и он оказался на корточках; затем он слегка приподнялся, моргнул и заснул. Стоящие рядом наблюдали за ним целый час перед тем, когда наконец его голова упала ниже ремня. Тогда они вытолкали беднягу из очереди и передвинулись на его место. Да, в те времена в очереди царили жестокие законы, не то, что сейчас. Здесь, рядом с началом очереди, слишком многое поставлено на карту. Расслабляться нельзя.

Перед наступлением темноты очередь передвинулась. Осталось всего три человека! Сердце у Хестлера подпрыгнуло.

Было уже темно, когда он услышал шепот:

– Четвертый спереди!

Хестлер вздрогнул и проснулся. Он моргнул, удивляясь, не приснился ли ему голос.

– Четвертый спереди! – снова просипел голос. Хестлер откинул полог, ничего не заметил и убрал голову обратно в палатку. Потом он увидел бледное лицо четвертого сзади с глазами навыкате, которые смотрели на него через вентиляционный вырез в задней стене палатки.

– Вы должны помочь мне, – сказал коротышка. – Вы видели, что случилось, вы можете сделать заявление, что я был обманут, что...

– Послушайте, что вы делаете вне своей очереди? – прервал его Хестлер. – Я знаю, что вас выгнали, почему же вы не займете новое место?

– Я... я этого не переживу, – с горечью проговорил четвертый сзади. – Моя жена, дети – все они надеются на меня.

– Вам следовало бы раньше подумать об этом.

– Клянусь, что я не мог ничего сделать. Это свалилось так неожиданно. И...

– Вы потеряли место. Я ничем не могу помочь вам.

– Если мне придется начинать заново, мне будет семьдесят лет, когда я достигну окна!

– Это не мое дело...

– ...но если вы просто расскажете полиции, что случилось, объясните мой исключительный случай...

– Вы сумасшедший, я не могу этого сделать!

– Но вы... я всегда думал о вас как о достойном человеке...

– Вам лучше уйти. Подумайте, что будет, если кто-нибудь увидит, что я разговариваю с вами?

– Я должен был поговорить с вами здесь; я не знаю вашего имени, но после того, как мы пробыли в очереди девять лет всего лишь в четырех местах друг от друга...

– Убирайтесь! Не то я позову полицейского!

Хестлер долго не мог успокоиться после того, как четвертый сзади ушел. Внутри палатки летала муха. Ночь была жаркая. Очередь снова передвинулась, и Хестлеру пришлось вылезать и перекатывать палатку вперед. Два человека впереди! Возбуждение было настолько сильным, что Хестлеру стало казаться, что он болен. Еще две подвижки, и он будет у окна. Тогда он откроет сундучок и представит бумаги, делая все по порядку, не торопясь. С внезапной болью он вдруг представил, что кто-то ошибся, кто-нибудь из стоящих сзади забыл подписать что-нибудь, забыл проставить нотариальную печать или подпись свидетеля. Но этого не должно случиться. Нет, не может быть. Ведь тогда его могут вышвырнуть из очереди, отобрать место и ему придется начинать все сначала...

Хестлер отбросил эти глупые фантазии. Он немного нервничал, вот и всё. Но кто на его месте оставался бы спокойным? Ведь после сегодняшней ночи изменится вся его жизнь, закончатся долгие годы стояния в очереди. У него будет время – сколько угодно времени, чтобы заняться тем, о чем он не мог и мечтать все эти годы...

Вдруг совсем рядом кто-то закричал, Хестлер выскочил из палатки и увидел как второй спереди – который теперь стоял во главе очереди – поднял кулак и затряс им перед носом небольшого, с черными усами лица под зеленым козырьком, который находился сверху окна, освещенного резким белым светом.

– Идиот! Болван! Шакал! – кричал второй спереди. – Что значит иди домой и заставь жену правильно написать свое отчество!

Появились два дюжих полицейских, посветили фонариками в искаженное лицо второго спереди, взяли его под руки и увели прочь. Хестлер дрожал, перекатывал палатку на роликовых колесах. Теперь впереди него оставался только один человек. Он будет следующим. У него не было причин беспокоиться; очередь передвигалась с быстротой молнии, но пока обслужат человека впереди, пройдет еще несколько часов. У него есть время успокоить нервы и подготовиться отвечать на вопросы...

– Я не понимаю, сэр, – раздался пронзительный голос первого спереди, обращавшегося к маленьким черным усам в окошке.

– Все мои бумаги в порядке, я клянусь вам...

– Вы сказали, что ваш отец умер, – проговорил суховатый голос Черных Усов. – Это означает, что вы должны переоформить справку 56839647565342-В в шести экземплярах с визами доктора и местного Полицейского Управления, отзывами из Отделов А, В, С и так далее. В Правилах все об этом достаточно ясно изложено.

– Но он умер всего лишь два часа назад! Я только что получил известие.

– Два часа, два года – все равно он мертв.

– Но я же потеряю свое место! Если бы я не сказал вам об этом...

– Тогда бы я, естественно, ничего не знал. Но вы ведь РАССКАЗАЛИ мне об этом, не так ли?

– А не могли бы вы сделать вид, что я ничего не говорил вам? Что известие не дошло до меня?

– Вы что, советуете мне пойти на подлог?

– Нет... нет... – Первый спереди повернулся и заковылял прочь, сжимая в руке свои бесполезные бумаги. Хестлер облизнул пересохшие губы.

– Следующий, – сказали Черные Усы.

Пальцы Хестлера заметно дрожали, когда он открывал сундучок. Он выложил бумаги оранжево-розового цвета (двенадцать экземпляров), красно-коричневые бумаги (девять экземпляров), лимонно-желтые бумаги (четырнадцать экземпляров), белые бумаги (пять экземпляров... только пять? Хватит ли этого? Не потерял ли он один экземпляр?) Панический страх сдавил ему грудь.

– Оранжево-розовые: двенадцать экземпляров. – Клерк угрожающе хмурился.

– Д-да. Этого достаточно? – запинаясь, спросил Хестлер.

– Вполне. – Клерк подсчитывал бумаги, делая незаметные пометки на полях.

Перед самым рассветом, шесть часов спустя, клерк проштамповал последний листок, промокнул последний штамп, опустил пачку обработанных документов в отверстие и посмотрел на следующего стоящего за Хестлером человека.

Хестлер помедлил, держа пустой сундучок в онемевших пальцах. Он казался непомерно легким.

– Это все, – сказал клерк. – Следующий.

Первый сзади оттолкнул Хестлера, подходя к окну. Это был невысокий ростом, кривоногий человек без палатки с большими отвислыми губами и длинными ушами. Хестлер никогда особенно не рассматривал его раньше. Ему вдруг захотелось рассказать этому человеку о том, как все происходило у окна, дать пару дружеских советов как старый «оконный» ветеран новичку. Но человек даже не взглянул на него.

Отходя от окна, Хестлер увидел свою палатку. Она выглядела брошенной и никому не нужной. Он подумал обо всех тех часах, днях, годах, которые он провел в ней, скрючившись в гамаке...

– Можете забрать ее, – сказал он под влиянием внезапного импульса второму сзади – коренастой женщине с большой челюстью. Он сделал жест по направлению к палатке. Женщина издала фыркающий звук и ничего не ответила. Он побрел вдоль очереди, с любопытством рассматривая стоящих в ней людей, их разные лица и фигуры: высокие, широкие, узкие, старые, молодые – этих было не так много – одетые в поношенные платья, с причесанными и непричесанными волосами, некоторых со странными прическами, некоторых с помадой на губах – все непривлекательные, каждой по-своему.

Он увидел Галперта, спешащего к нему на механическом колесе. Галперт сбавил скорость и, зевнув, остановился. Хестлер заметил, что у двоюродного брата тощие, костлявые лодыжки, обтянутые носками каштанового цвета, один из которых спустился, обнажая абсолютно белую кожу.

– Фарн, неужели...?

– Да, дело сделано. – Хестлер показал ему пустой сундучок.

– Сделано?... – Галперт в замешательстве посмотрел на отдаленное окно.

– Всё оказалось не так уж сложно, поверь мне.

– Значит я... значит мне не придется больше... – голос Галперта прервался.

– Нет, спасибо, Галперт, больше никогда.

– Да, но что же теперь ты будешь делать...? – Галперт посмотрел на Хестлера, потом на очередь, затем снова на Хестлера,

– Чем займешься, Фарн?

– Я... я думаю, мне надо немного пройтись. Понимаешь, я должен это осмыслить.

– Хорошо , – сказал Галперт. Он завел колесо и медленно поехал по пандусу.

Внезапно Хестлер подумал о времени – обо всех годах, простиравшихся впереди, словно бездна. Что он будет с ними делать? Он чуть было не позвал Галперта, но вместо этого повернулся и опять зашагал вдоль очереди. Лица смотрели мимо него, поверх его, через него.

Полдень казался бесконечным. Хестлер купил сосиску в тесте и бумажный стаканчик теплого молока у торговца с трехколесной повозкой и жареного цыпленка, насаженного на палочку. Потом пошел дальше, вглядываясь в лица. Все они были безобразны. Он пожалел их: они были так далеко от окна. Затем увидел Аргалла и махнул ему, но тот смотрел в сторону. Хестлер обернулся и посмотрел назад: окно было едва различимым – крошечная темная точка, по направлению к которой ползла очередь. О чем они думают, стоя в очереди? Как они должны были завидовать ему!

Но никто, казалось, не замечал его. К заходу солнца он начал чувствовать одиночество. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, но ни одно из лиц, мимо которых он проходил, не казалось ему симпатичным.

Было уже почти темно, когда он достиг конца очереди. За ней, по направлению к темному горизонту, расстилалась голая равнина. Она выглядела холодной и пустынной.

– Здесь так холодно, – услышал он собственный голос, обращавшийся к веснушчатому парню, который стоял последним, держа руки в карманах. – И одиноко.

– Вы будете становиться, или как? – спросил парень.

Хестлер снова посмотрел на мрачный горизонт. Потом подошел и встал позади парня.

– Конечно, буду, – поспешно проговорил он.