— Хорошо бы все-таки обнаружить разум, — мечтательно произнесла она. — Подумай, как замечательно было бы стать вдохновителями возрождения последних представителей цивилизации к новому витку развития. Ну, да ладно, — добавила она. — Мне кажется, атмосфера этой планеты достаточно плотна для полетов на крыльях.
Он рассмеялся дребезжащей трелью:
— Ты ищешь такую планету целую вечность. Но ты права насчет этой. Сажай корабль вон туда, Вэскэр. Кажется, вполне подходящее место.
…Пять дней с непреклонной решимостью шел Томми по следу девушки. Он понимал теперь, что это, возможно, последняя из оставшихся в живых женщин. У него не было осознанного понимания необходимости продолжения рода — он думал лишь о человеческом общении. Но, во всяком случае, он чувствовал, что ужасный голод — он так и не нашел другого слова для этой пытки — должен исчезнуть при их встрече. Она убегала от него и в то же время оставалась достаточно близко, чтобы он не терял надежды догнать ее. С ликующей радостью он догадался об этом. Так или иначе, ее действия были продиктованы осторожностью и выглядели вполне естественными. Дважды он видел ее. Один раз — на вершине холма, другой — плывущей в реке. Оба раза она легко уходила от него. Но он всегда находил ее след, согнутую или сломанную ветку, отпечаток ноги в мягкой почве, шкуру убитого кролика. Однажды ночью ему показалось, что она подкралась к месту его ночевки и с любопытством смотрит на него из укрытия, вполне вероятно, чувствуя то же страстное желание, что и он. Абсолютной уверенности в этом не было, но он знал, что скоро она будет с ним и, возможно, будет рада этому.
Как-то раз высоко в небе послышался ужасный вой. Он посмотрел вверх. Черныш издал удивленное карканье. Огромное сферическое тело пронеслось над ними.
— Интересно, что такое, — проскрипел Черныш.
— Интересно, что это такое? — удивленно вымолвил Томми, чувствуя смутный страх. — Ничего подобного раньше я не видел.
Он смотрел, как космический корабль исчезал за горизонтом. Затем, с позиции нерассуждающего варвара, выбросил все это из головы и вернулся к танталовым мукам преследования.
— Будь внимательнее, Томми, — крикнул Черныш.
— Будь внимательнее, — пробормотал про себя Томми. Он почти не слышал, что произносил ворон, угадывающий его реплики из-за длительной совместной жизни, не отличающейся разнообразием событий.
Река была широкой, бурной, мутной, первобытной и дикой в своей безудержной силе. Томми стоял на берегу и смотрел на волны. Внезапно у него перехватило дыхание.
— Это она! Черныш, это она, — выдохнул он. — Она тонет! Тратить время на раздумья было нельзя: женская фигура явно изнемогала в борьбе с могучим течением реки и, время от времени, скрывалась под водой. Черныш только в последний момент избежал купания. Когда Томми, не раздумывая, прыгнул в воду, он оторвался от плеча хозяина и расправил крылья. Потом он увидел, как хозяин погрузился в стремительный, поток, как вынырнул и поплыл, с трудом отвоевывая у реки каждый дюйм стремительными взмахами сильных рук. Черныш парил над волнами, душераздирающе каркая.
— Томми, ты у меня дождешься! Ну, погоди, вот придет отец!
Вниз по течению река несла ствол дерева. Томми видел его, но был уверен, что избежит столкновения. Не обращая внимания, он продолжал бешено работать руками и ногами. Бревно благополучно проплыло бы мимо, если бы его не развернуло течением поперек реки. Одним концом бревно задело плывущего человека. Слабо сопротивляясь и еле удерживаясь на краю сознания, Томми погрузился в воду. Ноги и руки стали тяжелыми. Казалось, что такое состояние длится бесконечно долго. Наверное, он наглотался воды. Потом кто-то вцепился в его длинные черные волосы…
Он лежал на спине, когда пришел в себя, и смотрел в ее глаза. В груди у Томми словно что-то оборвалось — возможно, пропал внезапно голод. Он вскочил на ноги, уставился на нее сияющими глазами. Она стояла всего в двадцати футах от него. Что-то необыкновенно приятное было в ее внешности: гибкие руки, округлые бедра, необычная форма тела, масса темных волос, спускающихся ниже бедер. Он шагнул к ней. Она смотрела на него, словно в трансе.
Черныш мрачным пятном пролетел через реку. Он не издал ни звука, но девушка, должно быть, испугалась, когда он спланировал на плечо Томми. Она вздрогнула и, словно кролик, бросилась прочь. Томми ринулся за ней, но ступня его зацепилась за переплетение сухой травы, и он упал, тяжело ударившись о землю. Девушка исчезла среди деревьев. Он поднялся, нисколько не разочарованный тем, что опять потерял ее. Теперь он знал, что только лишь робость дикого существа заставляла ее бежать прочь. Он снова кинулся искать ее, уже зная, что за голод владеет его душой и телом. Чувство это стало намного сильнее, чем прежде.
Воздух был восхитительным и, как подсчитали Тарк и Вэскэр, по химическому составу не намного отличался от их родной стихии. Вэскэр распустила свой разноцветный плюмаж, расправила крылья. Тарк наблюдал за ней. Она засмеялась своим особенным смехом, сделала несколько быстрых, коротких прыжков и оторвалась от земли. Она закружилась в воздухе, выкрикивая: «Поднимайся, Тарк, воздух превосходный». Тарк не заставил себя упрашивать. «Хорошо, — согласился он. — Но подожди, я захвачу оружие».
— Не могу понять, зачем, — откликнулась Вэскэр с высоты. Но, тем не менее, когда они поднимались все выше и выше над лесными зарослями, у каждого на шее висело оружие, весьма похожее на игрушечный пистолет.
— Мы не можем преобразовать этот мир, но, надеюсь, мы привнесли сюда разумное начало, — произнесла Вэскэр. — Это в самом деле прекрасная планета. Со временем вулканы успокоятся, и повсюду вырастут леса. Жаль, что никто не оценит такой благодати.
— Мы можем остаться и основать здесь колонию, — бесшабашно предложил Тарк.
— Ну, нет. Я слишком люблю Алкон, чтобы надолго откладывать возвращение. Смотри, Тарк! Внизу!
Тарк посмотрел и увидел средних размеров животное, пробирающееся в кустарнике. Он опустился пониже, потом опять поднялся.
— Ничего особенного. Животное чуть больших размеров, чем большинство, что мы уже видели. Возможно, это последний представитель вида. На мой взгляд, у него не особенно приятная внешность. Его кожа выглядит… О! Теперь я вижу, что ты имеешь в виду, Вэскэр!
На этот раз он с гораздо более живым интересом опустился пониже. Странное возбуждение разлилось и запульсировало в крови. Неужели они все-таки обнаружили разумное существо? И, может быть, единственное в своем роде!
Действительно, зрелище не могло оставить равнодушными двух птицеподобных визитеров с другой планеты. Они медленно полетели вслед за двуногим прямостоящим зверем, который, ничего не подозревая, легко нес через кустарник черное существо, сидящее у него на плече и резко отличающееся всем своим телосложением.
— Это доказательство его разумности! — возбужденно прошептала Вэскэр. Ее блестящие красноватые глаза еще больше разгорелись. — Один из признаков разума — использование низших по степени развития животных для езды и перевозки тяжестей.
— Не торопись, — остановил ее Тарк. — В спешке можно сделать неправильные выводы. Бывают животные, которые живут в симбиозе. Может быть, существо, похожее на нас, очищает кожу и волосы другого от паразитов. Возможно и любое другое объяснение.
— Я так не думаю, Тарк, — настаивала его подруга. — Птицеподобное существо едет на плече животного? Может быть, его раса так стара, что крылья у них атрофировались из-за чрезмерного увлечения этим способом передвижения. Какие еще нужны доказательства разумности? Вот оно заговорило, слышишь? Может быть, отдает приказ животному. Вот оно остановилось!
— Голос у него не слишком мелодичен, — сухо сказал Тарк.
Она неодобрительно посмотрела на него. Кончики их крыльев почти соприкасались друг с другом.
— На тебя это не похоже, Тарк. Ты хорошо усвоил один из наших принципов — не приписывать поспешно разум похожим на нас существам, но и не пренебрегать такой возможностью. А именно это ты и делаешь сейчас. Хриплый голос ничего не доказывает. Кому-нибудь из его сородичей, если они существуют, этот голос кажется прекраснейшим в мире. Во всяком случае, оно приказало большому животному остановиться. Ты видишь это?
— Да, это верно, — согласился Тарк.
Они продолжали скользить чуть ли не над самыми вершинами деревьев, держась немного сзади странной пары. Они увидели, как белый зверь остановился и прижал лапы к бокам. Вэскэр, которая прислушивалась очень внимательно, потому что была заинтересована в подтверждении своей концепции, услышала, как наездник с крыльями произнес: «Ну, что теперь, Черныш», а гладкокожее существо повторило те же звуки: «Ну, что теперь. Черныш».
— Вот доказательство, — торжествующе заявила Вэскэр. — Очевидно, тварь белого цвета обладает высокой способностью к имитации. Ты слышал, как она повторила слова хозяина?
Тарк отозвался не сразу.
— Я не хватаюсь за первые попавшиеся доказательства. Да, все говорит за то, что птица разумна или, по крайней мере, разумнее того животного. Но не забывай, что мы по вполне понятным причинам предубеждены в пользу пернатого существа. Оно может и не обладать разумом, а, как я уже говорил, может жить в дружбе с ним. Насколько могут дружить животные разных видов.
Вэскэр издала пренебрежительный возглас. «Ну, пойдем, Черныш», — услышала она возглас птицы, и белая прямостоящая тварь, повторив странные, незнакомые звуки, опять отправилась в путь, двигаясь стремительной, крадущейся походкой, при которой почти не возникало шума. Снова Вэскэр обратила внимание своего недоверчивого друга на это обстоятельство такая походка присуща дикому существу, изначально живущему среди природы.
— Мне кажется, надо установить контакт с птицей. Вспомни, Тарк, основная цель экспедиции — поиск разума и помощь ему на тех планетах, что мы посетим. А та птица внизу явно нуждается в помощи. Она осталась одна. В конце концов, мы можем попытаться спасти ее от ужасающей скуки. Она взлетит от радости, получив возможность общаться с интеллигентным собеседником. Какая ей радость от компании безмозглого животного?
Но Тарк беспокойно покачал головой:
— Я бы предпочел, — упрямо произнес он, — сначала исследовать ту особь, которую ты считаешь вьючным животным. Существует вероятность, что она тоже может оказаться носителем разума.
Но Вэскэр не слушала его. Весь ее женский инстинкт выплеснулся в волну жалости к одинокой птице, что ехала на плече животного. И Вэскэр, и Тарк были так поглощены наблюдением за неразлучной парой, что не заметили, как неподалеку бесшумно скользило сквозь кустарник другое существо: меньшее по величине, более грациозное и, несомненно, принадлежащее к тому же виду, что и белокожий неоперенный зверь. Время от времени она нерешительно оглядывалась в сторону своего преследователя. Его не было видно, но она слышала.
Томми пробирался вперед, дыхание его участилось: следы были очень свежими, а его острый слух улавливал звук ее шагов. Погоня вот-вот завершится — тесные объятия голода разомкнутся! Он чувствовал дикую радость. Инстинкт говорил ему гораздо больше, чем мог подсказать опыт. Он и эта девушка были последними представителями человечества. Томми догадывался, что человечество может возродиться, еще не зная, каким образом это будет происходить. Он двигался вперед с Чернышом на плече и совсем не подозревал о двух ярко расцвеченных обитателях другой планеты, которые следовали за ним в вышине… Но Черныш не был таким легкомысленным. Перья у него на шее топорщились. Тревога заставила его часто взмахивать крыльями — он чувствовал легкий свист воздуха, рассекаемого двумя незнакомыми пернатыми солидных размеров. И хотя хищных птиц не существовало лет пятнадцать, вернулся прежний страх перед ними.
Томми прислонился к дереву на краю поляны. Дыхание его замерло, когда он увидел светлокожую нагую фигуру. Это она!
Девушка смотрела на него. Она устала от бега. Она была готова уступить. От восторга у Томми кружилась голова. Он вышел на поляну медленно, очень медленно и, не сводя глаз с ее лица, двинулся к ней. Малейшее неловкое движение, любой посторонний шорох, и она опять скроется из виду. Все ее тело напряжено в готовности рвануться с места. Она колебалась опасаться ей его или нет. Неподалеку два существа с другой планеты сели на дерево и стали наблюдать за Томми.
Черныш, конечно, не догадался, что они уселись на ветке, чтобы отдохнуть. Он только почувствовал, что незнакомые птицы сложили крылья, и этого для него было достаточно.
— Не шуми, Черныш! — закричал ворон и рванулся с плеча, суматошно молотя воздух черными растопыренными крыльями. Третий раз Черныш спугнул девушку, и она исчезла, прежде чем Томми успел пошевелиться.
— Вернись! — неистово закричал он. — Я не обижу тебя!
Он кинулся за ней со всей быстротой, на которую был способен. По щекам опять текли слезы. Одновременно слезы ярости и горя. Он уже понял, что бежит зря. Он резко остановился на другом краю поляны и посмотрел вверх. Черныш кружил над поляной, отрывисто и тревожно каркая. Томми нагнулся и набрал горсть гальки. Он стал швырять камни вверх с диким желанием убить ворона. Черныш отлетел повыше. Два камня слегка задели его.
— Это ты виноват, Черныш! — прорычал Томми. Он подобрал булыжник величиной с кулак и собрался швырнуть его, но не успел. Тонкий острый звук пронзил воздух. Томми повалился на землю. Он не сделал ни малейшего движения, которое обозначало бы, что между жизнью и смертью был хоть какой-то промежуток. Он уже не знал, что Черныш опустился к нему на грудь, а затем взлетел с криком: «Ох, Томми, я тебя нашлепаю!».
Он не увидел, как девушка вышла на поляну и склонилась над ним. И не видел, как слезы текли из ее глаз, не слышал рыданий, сотрясавших ее тело. Но Тарк видел.
Со вспышкой гнева он вырвал оружие из рук Вэскэр.
— Зачем ты это сделала?! — крикнул он, отбросив оружие как можно дальше от себя. — Это ужасный поступок, Вэскэр! она удивленно смотрела на него.
— Это же только животное, — запротестовала она. — Оно хотело убить своего хозяина. Ты же видел. Оно хотело убить единственное разумное существо, оставшееся на планете.
Но Тарк с немалым ужасом показывал на двух бескрылых, одно из которых склонилось над другим.
— Это супружеская пара! Ты уничтожила их род! Смотри, как она горюет! Твой поступок ужасен, Вэскэр!
Но она отрицательно затрясла головой.
— Мне, конечно жаль, — недовольно произнесла Вэскэр, — но я считала, что с задачей нашей экспедиции вполне согласуются поступки, не позволяющие взбесившимся животным убивать своих хозяев. Я не понимаю тебя, — Тарк! Давай лучше попытаемся установить контакт с разумным жителем этой планеты.
И она устремилась к ворону. Когда Черныш увидел приближающуюся Вэскэр, он круто развернулся и помчался прочь. Тарк бросил последний взгляд на девушку, склоненную над своим бывшим преследователем. Она подняла голову, и он увидел слезы в ее глазах, услышал рыдания. Тогда, не в силах сдерживать нахлынувшие чувства, он отвел взгляд и поспешно улетел вслед за Вэскэр.
Весь день они преследовали ворона. Они делали перед ним круги, треугольники, квадраты, ромбы. Вэскэр пыталась дружеским тоном заговорить с ним — все напрасно! Он только каркал, пытался скрыться и выкрикивал десятки невразумительных слов. Когда стемнело, Вэскэр утомленно опустилась на ветку рядом со странно притихшим Тарком.
— Мне кажется — все бесполезно, — печально произнесла она. — Это существо или боится нас, или оно не настолько разумно, как мы считали, а может быть, слишком деградировало за годы одиночества. Я считаю, надо оставить его в покое. Пусть бедняга живет на этой планете сам по себе. Или ты считаешь, нам следует задержаться и постараться помочь той самке, у которой мы убили спутника жизни?
Тарк медленно повернулся к ней.
— Нет, — коротко ответил он. — Надо улетать, Вэскэр.
Космический корабль с Алкона покинул мертвую планету Земля. Он вырвался в космос. Тарк сидел за пультом управления. Корабль летел все быстрее и быстрее. И еще быстрее. Вылетел со все возрастающей скоростью из Солнечной системы в необозримое межзвездное пространство. Все дальше, пока звезда, дающая тепло Земле, не исчезла из виду. Но и такой скорости для Тарка было недостаточно. Вэскэр с недоумением поглядывала на него.
— У нас нет необходимости так спешить, верно, Тарк?
— Да, — отвечал он мрачным, хриплым голосом, но все разгонял и разгонял корабль, хотя и знал, что это бесполезно. Он не мог убежать от того, что случилось на планете Земля, не мог выбросить из головы — как бы страстно ни желал он этого.
Пер. с англ. А. Д. Восточного
Фрэнк Робинсон
ОГОНЬ И МЕЧ
«Почему люди совершают самоубийство?»
Темплин пристегнул ремень безопасности и откинулся в компенсаторном кресле. Свет в кабине потускнел до неяркого красноватого свечения, красный свет — значит, близится время отправления. Ему были слышны шумы в глубине корабля и маленький вихрь лопастей вентилятора, наполняющего воздух сладковатым запахом усыпляющего газа. Проспать все время полета было все-таки лучше, чем просидеть всю дорогу, глядя на тусклую монотонность звезд.
«Ох, они убивают себя по множеству причин. Нелады со здоровьем или финансовые затруднения, семейные неприятности или несчастная любовь. Есть и более сложные причины, если копнуть поглубже. Крах личных амбиций, неудача при попытке жить своим идеалом. Меланхолия, наконец».
Он ощущал горькую свежесть табачного дыма, смешивающегося с газом. Эккерт зажег сигарету и хладнокровно дымил под неоновым знаком «не курить», вновь и вновь загоравшемся в меланхолическом неодобрении.
Темплин слегка повернул голову так, чтобы видеть Эккерта в кресле напротив. Эккерт, один из тех славных незаметных людей из Службы. Старых и надежных. Один из тех, кто мог бы почти все преодолеть с разгона, потому что сейчас или в следующий раз, но ему пришлось бы это сделать.
Именно Эккерт пришел в его контору несколько дней назад и сказал, что Дон Пендлитон покончил жизнь самоубийством.
«Только Пендлитон был не из таких. Он был из того сорта людей, который имеет в жизни все, что захочет, того сорта, который инстинктивно знает, что почем. Не лучший способ помянуть умершего. Клише всегда первыми приходят на ум. Ваша память предает вас и низводит дружбу до статуса констатации».
Мягкий красный свет, казалось, плясал в полумраке кабины. Его напарник был сейчас тусклым бесформенным пятном напротив. Его сигарета погасла.
Эккерт пришел в его оффис и, не говоря ни слова, уставился в пейзажное окно. Там шел снег, снежинки образовывали простой узор, пролетая за окном. Эккерт повертел ручки управления и изменил пейзаж на солнечный, затем на безумную смесь града с ярким, золотым солнечным светом.
Тогда Эккерт сказал ему, что Пендлитон выбрал для себя короткий путь..
Темплин подумал, что не должен проявлять сентиментальность. Какого черта он должен вообще вспоминать Пендлитона? Попытаться забыть и выпить в его память на следующей встрече выпускников. И никогда, никогда не быть таким жестоким, чтобы злословить насчет причин, побудивших его это сделать. Если, конечно, это сделал он сам…
Кабина была залита красноватым сиянием. Сонный газ с тяжелым ароматом…
Эккерт и он поговорили об этом и перелистали записи. Пендлитон из хорошего рода. В прошлом его семьи не было проявлений душевной нестабильности, настолько далеко, насколько заходили генетические записи. Он был выходцем из среднего класса и посещал местную начальную школу, где достиг умеренных успехов и доставил своим наставникам нормальное количество неприятностей. Позже, когда он напряг свой ум, чтобы войти в Дипломатический корпус, его КИ
улучшился. Он усердно трудился над собой, хотя и не был тем, что называется «зубрилкой». В средней школе и позже, в колледже, он был то, что называется «гармонично развитый тип» — атлет, общителен и прилежно занят учебой.
«Сколько времени может пройти, прежде чем сотрется память, и единственное, что останется от Пендлитона, — страница статистических данных? Он был в этой команде, он был избран ее президентом и переходил с курса на курс с постоянными наградами. Но пытаться получить представление о нем, — читая записи, восстанавливать его облик со страниц текста… Был ли он человечен? Был ли он из плоти и крови? О, дьявол, нет! По статистике Пендлитон был Великолепным Парнем, холодной мраморной статуей с прекрасными рельефными мускулами и гладкими углублениями там, где должны быть глаза. Может быть, судьба однажды сыграет шутку с публикой, поклоняющейся героям, и действительно появятся ребята вроде этого. Но они не будут людьми, они не будут рождаться обычным путем. Родители будут получать их в посылках по почте».
Он был раздражен; помещение снова наполнилось газом, теперь заснуть для него было делом минут.
Пендлитон второй год служил в качестве атташе на Танпеше, маленькой планете с солнцем шестого типа. Служба недавно случайно натолкнулась на нее и решила, что система в своем роде дипломатически плохо изучена, и Пендлитон был послан туда. Он должен был стать первым атташе, посланным на Танпеш и, естественно, был один.
Не было необходимости посылать больше. Танпеш надо было осмотреть, изучить и вынести суждение. Аборигены были примитивны и дружелюбны. Или, может, Служба здесь поскользнулась, как иногда случалось, и Танпеш не соответствовал данному определению?
И когда незарегистрированный грузовик сел на планету это был один из очень немногих кораблей, которые когда-либо подходили к Танпешу — капитан попытался уплатить дань уважения Пендлитону. Только Пендлитона там не было. Аборигены сказали, что он убил себя, и указали капитану на маленькую, покрытую цветами лужайку, где они его похоронили.
Танпеш был вторым назначением Пендлитона.
Аборигены были ох-как-дружелюбны. Он был так уверен в их дружелюбии, что не забыл оборудовать на борту обычную камеру, которая сейчас была полна сияющих атомных винтовок, игольных ружей и короткоствольных газовых автоматов. Они могли понадобиться. Люди, подобные Пендлитону, не убивают себя, не так ли? Нет. Но иногда их убивают.
Теперь внутри кабины было почти темно, только тонкая красная линия по периметру потолка свидетельствовала, как близки они были к отправлению. Его голова была набита дремой, веки налились тяжестью так, что он понял, что очень долго не сможет их открыть.
Эккерт и он были избраны для полета на Танпеш и для расследования. Они двое, работая вместе, должны суметь выяснить, почему Пендлитон убил себя.
Но это не было настоящей причиной. Может быть, Эккерт и думает так, но он знает лучше. Настоящая причина, почему они собрались на эту планету, была в том, чтобы выяснить, почему Пендлитон был убит и кто его убил. Вот так.
«Кто малиновку убил?»
Тонкая красная линия сейчас была практически микроскопической, и Темплин смог еще почувствовать, как его ресницы мягко опускаются. Но он не спал — не совсем спал. Было что-то, засевшее в тусклой чаше его мозга.
Их информация о Танпеше была ограниченной. Было известно, что на планете нет промышленных концессий и вооруженных сил, и что никто из соседних систем, кажется, не знает о ней особенно много и никогда ее не посещает. Но на Танпеш по устоявшемуся порядку должен был быть назначен штатный антрополог, чтобы поставлять данные и отчеты.
— Тед? — пробормотал сонно Темплин.
Слабое шевеление в черной массе напротив.
— Как получилось, что наш антрополог на Танпеше не собрал достаточно информации?
Сонное бормотание с другой подвесной койки: — Он пробыл там недостаточно долго. Он совершил самоубийство вскоре после посадки.
Каюта была вращающимся омутом тьмы, в которой его мозг медленно угасал. Взлет был делом секунд.
«Почему люди совершают самоубийство?»
— Прекрасный день, не правда ли. Тед?
Эккерт, наслаждаясь, сделал глубокий вдох. День из тех, что заставляют вас чувствовать себя хорошо просто потому, что вы живы.
Теплый ветерок шелестел в седых волосах Эккерта и легко трогал его тунику. Воздух был свеж и ароматен, как будто его пропитали экстрактом, напоминающим сосновый. В нескольких сотнях ярдов от них возвышался лес, прямой, стройный, манящий прохладой. В листве порхали и кружились сверкающие разноцветные птицы.
Ракетный порт, где они стояли, был всего лишь травянистой долиной, где все, слишком уж редкие, корабли могли приземлиться и разгрузить трюмы или совершить ремонт. Сейчас на ней чернело пятно с тлеющим пламенем, умирающим по краям. «Пройдет немного времени, и здесь все зазеленеет вновь», — подумал Эккерт. Трава казалась быстрорастущей. «Конечно, будет еще уйма времени, чтобы она выросла, прежде чем сядет следующий корабль».
Он смотрел на тонкий, уменьшающийся контур, которым была сейчас видна ракета, и внезапно остро осознал, что он и Темплин на шесть месяцев выброшены на берег чужой и, вероятно, опасной, планеты. И не было возможности воззвать о помощи или эвакуации до прошествия этих шести месяцев.
Эккерт постоял еще минутку, наслаждаясь свежим воздухом и ощущая солнечные лучи на лице. Вне назойливого шума и толкотни может оказаться очень приятно провести время в месте, где солнце такое теплое и манящее.
«Должно быть, я старею, — подумал он, — если думаю о тепле и комфорте, как старая собака или восьмидесятилетний старик».
Темплин смотрел на пейзаж с выражением разочарования на лице. Эккерт украдкой бросил на него взгляд и на краткий, летучий миг почувствовал смутное беспокойство.
— Не разочаровывайтесь тем, что это выглядит не так, как вы ожидали. Нам не понадобятся немедленно плащи и кинжалы, Рэй. Но то, что кажется достаточно невинным снаружи, может оказаться весьма опасным внутри.
— Как-то трудно думать об опасности в подобной обстановке.
Эккерт согласно кивнул:
— Не подходит, правда? Как будто знаменитый певец вставил в оперу джазовый номер или принцесса в волшебной сказке обернулась уродиной.
Он жестом указал на поселение.
— Вы вряд ли квалифицировали бы это как источник опасности, судя по внешнему виду, не так ли?
Ракетный порт лежал в маленькой долине, окруженной низкими лесистыми холмами. Поселение начиналось там, где ракетный порт кончался, кружило по заросшим лесом склонам и пряталось там. Домики из высушенной на солнце, промытой добела глины таились в тени гигантских деревьев и обнимали берега речки.
— Это выглядит восхитительно примитивно, — пробормотал Эккерт, — и все-таки не является отличительным признаком, характеризующим большинство примитивных селений.
Немногочисленные взрослые с любопытством наблюдали за ними, а обычная стайка детей, которая всегда собирается вокруг космопорта, сбежалась так же быстро. Эккерт минуту пристально смотрел на них, пытаясь догадаться, что же в них кажется странным, а они в ответ уставились на него с достоинством ко всему готового детства. Наконец дети выбрались на поле и окружили их с Темплином.
Тот осторожно изучал их.
— Получше смотрите за ними, Тед. Даже ребятишки могут быть опасны.
«Это потому, что ты никогда не подозревал детей, — подумал Эккерт. — Ты и не думал, что они могут причинить какой-либо вред. Но можно подумать и о них. Ребенок способен нанести такую же рану ножом, как и взрослый мужчина, например. И они могут владеть другим оружием».
Но это соображение никак не вязалось с теплым воздухом, голубым небом и смолистым ароматом деревьев.
Один из взрослых подошел к ним.
— Комитет по встрече, — тихо сказал Темплин, рука которого скрылась под туникой.
«Его нельзя обвинить в нервозности, — осознал Эккерт. — Это — его первое внеземное дело, первая миссия такого рода. И, конечно, Пендлитон был его хорошим другом».
— Я должен быть очень осторожен в том, что делаю, — сказал Эккерт. — Я терпеть не могу начинать что-либо просто потому, что неправильно понял чьи-то намерения.
Комитет Одного был представлен мужчиной среднего роста и возраста, одетым просто в полоску белой материи, закрученную вокруг бедер и свободно свисающую до колен. Когда он приблизился, Эккерт усомнился в правильности определения его возраста. У мужчины была крепкая мускулатура, обтянутая тугой кожей молодого человека, а слегка морщинистое лицо и белые волосы старили его. У Эккерта осталось такое чувство, что, если бы вы захотели узнать его точный возраст, пришлось бы посмотреть на его зубы или узнать что-либо о его эпифизарных перегородках.
— Вы МЕНШАРЫ с Земли? — голос был резок, но приятен, а произношение — очень чистое. Эккерт внимательно и задумчиво рассматривал туземца, делая кое-какие мысленные заметки.
Абориген не кланялся и не пресмыкался, как большинство туземцев, которые были не слишком знакомы с посетителями с небес; к тому же, он был тверд и едва ли дружелюбен и гостеприимен.
— Вы учили наш язык у Пендлитона и Рейнолдса? — Рейнолдс был антропологом.
— У нас были раньше посетители с Земли. — Он поколебался немного, а потом протянул руку в земном знаке приветствия.
— Можете меня звать Яфонгом, если хотите, — он остановился ненадолго, чтобы сказать что-то на туземном языке окружавшим их детям. Группка быстро рассеялась и разобрала багаж. — Пока вы здесь, вам нужно постоянное место. Есть одно, готовое, если хотите последовать за мной.
«Он вежлив, — подумал Эккерт. — Не спросил, зачем мы здесь и долго ли собираемся оставаться». Но, может быть, туземцам легче судить об этом, чем ему и Темплину.
Город был больше, чем он думал сначала, и простирался по обширному пространству степной стороны. Здесь, насколько он мог судить, не было более развитой индустрии, чем уровень ручного ремесла и простого ткачества. Цветные пятна на склонах далеких холмов показывали наличие ферм, а практически у каждого дома в деревне был садик.
Производство, по-видимому, было вынесено на центральную площадь, где немногие взрослые и дети, сидя на корточках на теплом послеобеденном солнце, работали над гончарными кругами и ткацкими станками. Другая часть площади была отдана под туземный базар, где горшки и куски материи предназначались для продажи и где многочисленные прилавки были завалены сушеными фруктами, овощами, вымытыми и ощипанными тушками местной разновидности домашней Птицы.