Кричали в основном дети, залезшие на дерево. Внизу стояла девушка, размахивая горящей веткой, чтобы защитить своих подопечных, но, похоже, беда грозила не им. В центре поляны, на месте угасшего костра, шла жуткая битва. Она уже подходила к концу - Талискер и Малки опоздали. Молодой воин сражался со странной тенью, та все темнела и приближалась к нему. Наконец меч выпал из руки юноши, неведомый враг схватил его и начал окружать тьмой.
      - Нет! - проревел Малки и с мечом бросился к нему.
      Слишком поздно. Смерть уже проникла внутрь. Воин перевел взгляд с Малки и Талискера на молодую женщину, которая всхлипывала у подножия дерева.
      - Я люблю тебя, Уна, - с трудом выговорил он. Женщина, рыдая, упала на колени, а молодой человек снова посмотрел на Малки и меч в его руке.
      - Пожалуйста...
      Из груди несчастного вырвалось черное щупальце, и воина вырвало кровью.
      Малки не стал терять времени. Он ухватил палаш двумя руками, размахнулся получше и одним ударом отсек страдальцу голову.
      На мгновение на поляне настала тишина. Потом Уна подняла лицо.
      - Дарраг! - закричала она и поползла к откатившейся в сторону голове юноши, не обращая внимания на то, что длинные волосы цепляются за колючки, а ветки царапают ей кожу.
      Талискер стоял, не двигаясь, и никак не мог осознать, что же произошло. Он понял, что именно эту тварь видел Малки, и горец снова поступил правильно. Потом Дункан посмотрел на женщину, которая почти доползла до отрубленной головы.
      Он бросился к ней, опустился рядом на колени и взял, за руку. Лицо несчастной покрывали слезы и грязь, в волосах запутались веточки и колючки.
      - Дарраг... - бормотала она.
      Талискер поднял и обнял ее, прижал к себе. Он пятнадцать лет не касался женщины. Она спрятала лицо у него на груди, словно стараясь отгородиться от увиденного ужаса. Дункан молча гладил ее по голове.
      Даррага хоронить не стали. Мориас воздвиг небольшой помост, куда положили убитого воина, вновь соединив тело и голову и прикрыв страшную рану клетчатым плащом. Чаплин помог детям - девочке и мальчику - слезть с дерева и сидел с ними в сторонке, успокаивая. Талискер подумал, что по роду занятий тому часто приходилось иметь дело со смертью и утешать родственников погибших.
      Уна не выговорила ни слова с момента смерти мужа. Наконец она перестала дрожать, и Талискер отпустил ее. Женщина села на землю, устремив неподвижный взор в пространство. Когда Мориас и Малки уложили тело Даррага на помост, она поднялась и пошла к краю поляны - принялась собирать цветы, листья папоротника и красивые ягодные кустики, чтобы возложить их рядом с погибшим.
      Когда приготовления закончились, они собрались вокруг помоста, чтобы попрощаться с Даррагом. Уна и маленькая девочка, Брис, укрыли его всем, что собрали, посыпали чистотелом и ягодами. Мориас отыскал дуб с низкими толстыми ветвями. Туда-то и поставили помост с мертвым телом. Перед тем как покойный оказался среди золотых листьев последнего приюта, Талискер спросил Уну:
      - Можно я возьму его меч?
      Мориас покачал головой, но опечаленная женщина не возмутилась.
      - Сэр, - прошептала она, - а какое же оружие останется у него, если вы заберете его верный меч?
      - Прости, Уна, - пробормотал Талискер, осознав свою ошибку.
      - Погоди, - вмешался Малки. - Я дам ему свой черный нож. Все равно доблесть твоего мужа осветит ему путь в мир иной...
      - Спасибо, Малколм, - поблагодарила Уна. - Хотя Дарраг был моим другом, а не мужем. Мы выросли вместе. - Ее голос дрогнул, и она перевела взгляд на Талискера. - Мой отец нарек его моим защитником на пути в Руаннох Вер. Если ты возьмешь этот меч, придется тебе принять на себя и клятву защищать меня и детей по крайней мере ближайшие четыре дня. А я стану твоим другом. Спасибо за помощь.
      Талискер поклонился. Уна торжественно взяла в руки меч Даррага и протянула его Дункану рукоятью вперед. Тот изумленно вздохнул - оружие украшали бирюза, янтарь и тонкие переплетающиеся золотые нити. И все же было понятно, что меч не новый и видел не одну битву. Талискер протянул левую руку, чтобы принять его. Уна удивленно приподняла брови, однако промолчала. Заметив это, он оглянулся на Мориаса.
      - Ты должен дать мечу имя, если хочешь взять его себе, - объяснил сеаннах.
      - Понятно. Раз он обязывает меня исполнить клятву Даррага, нареку его в честь моей клятвы. Имя ему... Клятва Талискера.
      - Очень хорошо, - одобрил Мориас.
      - Благодарю тебя, - промолвила Уна. - Дарраг был бы доволен.
      Спалось им плохо. Уна хотела разбить лагерь где-нибудь в другом месте, но уже стемнело, и искать было некогда. Брис и ее брат, Коналл, сели поближе к костру, завернувшись в серые одеяла, испуганно косясь в темноту леса. Малки - ему выпало дежурить первым - принялся демонстративно расхаживать вокруг лагеря.
      Взгляд Талискера то и дело притягивал дуб, в ветвях которого спал вечным сном Дарраг. Дункан старался подавить дурацкий страх, что тот поднимется из мертвых. Уна лежала рядом с ним, и Талискер любовался ее медно-рыжими волосами, блестящими в свете костра. В последний момент перед тем, как сон сморил его, он увидел на ветвях дуба огромного черного ворона и решил, что птица пришла проводить душу убитого воина в здешний загробный мир.
      Его разбудили голоса. Было еще темно, костер почти догорел. Приподнявшись на локте, Талискер вгляделся в сумрак. Чаплин сидел между двумя детьми и говорил с ними тем же тоном, что и раньше, когда утешал их, но в движениях инспектора уже появилась уверенность. Юные слушатели были явно заворожены его рассказом, и даже Малки, который мог бы спокойно спать, лежал, как и Дункан, подперев голову рукой, и внимал.
      Талискер обернулся к Уне, желая спросить, что происходит, однако ее одеяла валялись на земле пустыми. Ветер раздул затухающее пламя, и Дункан разглядел девушку у подножия дуба. Она выглядела такой одинокой и несчастной, что он поднялся, прихватил одеяло, подошел к ней и закутал. Уна улыбнулась в знак благодарности, но промолчала, и оба принялись слушать голос Чаплина, долетавший от костра.
      - ...так Уисдин получил свой приз - самого черного, самого лучшего коня из всех, что когда-либо ступали на дороги Сутры. Его звали Круах, как одного из ветров, и все остальные вожди мечтали о таком коне, но ездить на нем мог только Уисдин мак Феин.
      Талискер удивился, откуда Чаплин знает такую сказку и как он умудряется сделать повествование таким живым. Слушающим казалось, что они видят в темноте тени Уисдина и его скакуна.
      - Уисдин, - тихонько проговорила Уна. - Эту историю больше не рассказывают в наших краях.
      Талискер ждал. Ее следующие слова были вовсе не связаны со сказкой.
      - Он сказал, что любит меня. Прямо перед смертью.
      - Дарраг?
      - Да. - Она поплотнее завернулась в одеяло. - А я и не догадывалась.
      Талискер не знал, что ответить. За пятнадцать лет в тюрьме он забыл любовь и разочаровался в ней. Любовь и горе - не по его части.
      - А что-нибудь изменилось бы, знай ты о его чувствах?
      - Нет. Он был моим лучшим другом, почти братом. Моя тетя отправила меня на воспитание в его клан, чтобы я научилась облегчать боль женщин, когда... - Уна замялась.
      - Ты умеешь принимать роды?
      - Да. Это бесценное искусство. Так или иначе, я познакомилась с ним в первый же день. Дарраг был еще мальчиком, худым неуклюжим ребенком с вечным насморком, однако из него рано вышел хороший воин, и он заботился обо мне. А теперь я знаю, что он любил меня как мужчина, не как брат. В Руаннох Вере мы должны были расстаться, потому что я возвращаюсь домой... но это... так жестоко. - Ее передернуло, и она принялась слегка раскачиваться из стороны в сторону. Потом повернула к Талискеру залитое слезами лицо. - Прости, если я слишком откровенна. Я знаю, что мужчинам... трудно говорить о таких вещах.
      - Только не мне, госпожа моя, - слабо улыбнулся Талискер. - Я не умею говорить о них вообще. А теперь нам лучше поспать... Уна, что убило Даррага?
      Ее глаза расширились от страха, белки пугающе блеснули в сумраке.
      - Ты не знаешь?
      Он покачал головой.
      - Я не могу произнести... Они все слышат. - Уна наклонилась и написала на мягкой земле одно слово. Талискер сел рядом на корточки и всмотрелся.
      Костер вспыхнул, будто надпись потревожила спящего духа, и Дункан прочел: "Кораннид".
      На следующее утро отправились в путь с первыми лучами солнца. Уна, Брис и Коналл собрались вокруг дуба и попрощались с Даррагом. Брис была куда веселее, чем вечером; возложив еще один букет к подножию дерева, она подошла к Чаплину и взяла его за руку.
      - Дарраг теперь спит, правда, сеаннах? - спросила девчушка.
      Чаплин кивнул.
      На Коннала смерть родича оказала куда большее воздействие. Он молча шел рядом с Уной, порой недобро поглядывая на чужих. Талискер пытался с ним заговорить, но мальчик едва ли не оскалился в ответ. Кажется, он считал, что в смерти Даррага виноваты новые попутчики. И верно, хотя взрослые поняли, что Малки убил воина из жалости, избавил от мучений, детям нелегко было осознать это.
      В этот день они встретили еще больше путников - до Руаннох Вера оставалось недалеко. Талискер, Малки и Чаплин увидели первого сида. Около полудня их догнала группа всадников на высоких прекрасных конях, сильно отличавшихся от тех, что им случалось видеть прежде. Когда они поравнялись, Талискер кивнул в знак приветствия, как делал уже не раз, но, поняв, кто перед ним, замер на месте. На коне сидела прекрасная женщина в просторном алом одеянии, напоминавшая Деме. Кожа отливала на солнце золотом, длинные волосы были заплетены в сотни тоненьких косичек и украшены жемчугом. Еще одна женщина играла на маленькой арфе, а ее коня вел другой всадник. Они ничего не сказали, просто вежливо кивнули и продолжили свой путь.
      Размышления Талискера были прерваны смешком Брис.
      - Ты что, сидов не видел?
      - Сидов? - переспросил Талискер, не отрывая взгляда от исчезающих за поворотом коней.
      - Разве у твоего клана нет сидов? - удивилась Уна.
      - Есть ли у нас сиды?.. Разве они не свободные существа?
      - Ну да, - неохотно кивнула женщина. - Надо идти. Мы придем последними, если не поторопимся.
      Вечером Чаплин рассказал детям еще одну сказку. Талискер, наблюдавший за ним целый день, заметил, что инспектор изменился и физически, и морально. На нем была та же одежда, которую он носил в Эдинбурге, и на подбородке топорщилась щетина, но он больше не сомневался в своем пребывании в Сутре. Не столько он принял этот мир, сколько мир принял его. Чаплин говорил со всеми, кроме Талискера и Малки. Несколько раз Дункан поймал его взгляд и понял, что чувства полицейского по отношению к нему не изменились ни на йоту.
      Ближе к вечеру Брис пожаловалась на усталость, и они с Уной сели на мула. Чаплин шел рядом и непринужденно болтал с девочкой.
      - Почему на вас с Талискером такая смешная одежда? - спросила она.
      - В наших горах так одеты все, - ответил Алессандро.
      - И вы не носите одежду в клеточку?
      - Конечно, носим, - серьезно отозвался Чаплин. - Она такая красивая, что мы ее прячем. - Он распахнул пальто и показал подкладку в зеленую клетку.
      Вечером путники собрались вокруг костра. Полицейский сидел на бревне, неотрывно глядя в огонь. Он вывернул свое пальто наизнанку и накинул его на плечи.
      - Моя история - сказание о Кентигерне и Роуэн. Правил некогда единым великим кланом тан по имени Кентигерн - могучий воин, искусный мечник и прекрасный наездник. Еще этот тан был столь же хорош собой, сколь и могуч; все женщины королевства любили его и охотно вышли бы за него замуж, предложи он им. Но он оставался одиноким. Одна девушка по имени Роуэн [Rowan - рябина (англ.)] желала Кентигерна более других. Она была так прекрасна, что поговаривали, будто она подброшенное дитя фэйри. Каждый день девушка работала в конюшнях замка Кентигерна, заботилась о лошадях, и тан, бывало, разговаривал с ней, собираясь уезжать.
      Время шло, Кентигерн все не женился. Роуэн и другие девушки начали приходить в отчаяние...
      У тана были ловчие соколы, и он много времени охотился в болотах. Все чаще уезжал Кентигерн, все дольше становились его отлучки. Ушей Роуэн достигли слухи, будто его околдовали фэйри и однажды он не вернется вовсе. В следующий раз, как Кентигерн отправился на охоту, Роуэн последовала за ним. Слухи оказались правдой. Тан вскарабкался на гору, и, когда он достиг вершины, появилась огромная белая птица, обратившаяся в прекрасную девушку. Вместе они подошли к краю скалы и исчезли. Роуэн ждала возвращения любимого два дня, а на третий они появились вновь. Стоило фэйри обернуться птицей, как девушка вышла из укрытия и пронзила стрелой сердце злой разлучницы. Та растаяла, напоследок горестно закричав.
      Кентигерн, все еще во власти чар, бросился к Роуэн в великой ярости и ударил ее. Девушка упала головой на острый камень, кровь хлынула струей. Тогда-то тан и понял, как сильно любит ее. В отчаянии он воззвал к богам. Услышала его только своенравная Рианнон. Она решила, что Кентигерн не заслуживает верной Роуэн, и обратила несчастную в дерево. Красные ягоды рябины напоминают нам о каплях крови, омочивших землю. А Кентигерн вернулся домой и оставался одиноким до самой смерти.
      Чаплин умолк.
      Талискер встряхнулся, чтобы прийти в себя. Казалось, он видел долгий сон.
      - Не понимаю, - пробормотал Дункан.
      - Не понимаешь что? - спросил Мориас.
      - Откуда он знает все эти сказки? Чаплин полицейский, в конце концов!
      Глаза Мориаса сузились. И снова Талискер уловил в них нечто знакомое, напомнившее о глазах Зака, с которым он разговаривал на скамейке в Эдинбурге.
      - Знаю. И все же твой друг сеаннах. Это дар. Земля сама выбрала его на роль глашатая. Не сомневайся в ее мудрости.
      - Но почему? Почему Чаплин? Я человек без прошлого, именно меня послали сюда. - Дункан смотрел в землю, понимая, как глупо и завистливо звучат его слова.
      - Так будет не всегда, Талискер, - ответил Мориас. - Сутра меняет тебя. Ты человек с будущим - слишком большим, чтобы предаваться пустой зависти.
      Открывшийся взору Руаннох Вер поразил всех, но Талискер, Малки и Чаплин запомнили его до конца жизни.
      Они добрались до города, когда уже стемнело. Шли все медленнее и медленнее, потому что дорога была забита конными и пешими людьми. Талискер, Малки и Чаплин шагали впереди, остальные прятались за их спинами. Потом между деревьями замерцали сотни белых огней. Сначала они никак не могли понять, откуда исходит свет, а поняв, обомлели.
      Перед ними простиралось огромное озеро, гораздо больше, чем Свет Небес. В воде отражались факелы, скользившие по его поверхности; каждый крепился к шесту на носу маленькой круглой лодки, в которую влезало трое гребец и двое пассажиров. По озеру сновали сотни лодок - Руаннох Вер стоял на воде.
      Размер города в темноте оценить было трудно. Лодочки исчезали, подплыв к ярко освещенному причалу. Стены поражали высотой, словно их строили неведомые гиганты, а не обычные люди. Город представлял собой крепость с четырьмя высокими башнями, но их угрожающий вид нисколько не портил праздничного настроения, охватывавшего всех - и тех, кто ждал лодок, и тех, кто уже плыл. Некоторые путешественники пели нестройным хором, чтобы выразить свою радость.
      - Мне придется пойти с мулом на паром, - произнес Мориас.
      Талискер посмотрел, куда он указывает, и увидел подходивший к берегу кораблик, увешанный светильниками. У причала столпился народ с лошадьми, главным образом сиды.
      - Хочет кто-нибудь прокатиться? - спросил Мориас, улыбаясь.
      Вызвались Малки и Коналл. Брис так хотелось поплыть в маленькой лодочке, что Чаплин согласился отправиться с ней. Уна и Талискер влезли в другую.
      Зеленые глаза Уны восхищенно вспыхнули при виде города, тонущего в море огней. Гребец повернулся к ним спиной, и лодка поплыла.
      - Разве не чудесно, Талискер?
      Ветер подхватил волосы женщины, и они летели за ее спиной, сияя в свете факела. Когда звуки смеха и пения с берега умолкли, Уна опустила руку в воду, а потом поднесла к губам. На светлую кожу упало несколько капелек воды.
      - Да... - Талискер не мог оторвать от нее глаз. Уна перевела взгляд на него.
      - Ты ведь не смотришь... - Повисло неловкое молчание. - Слушай, делай как я. - Она снова опустила руку в воду, а потом поднесла ее к губам. - Это приносит удачу.
      - Может быть, мне стоит выпить все озеро, - пошутил Дункан.
      Она рассмеялась и плеснула в него водой. Талискер ответил тем же, и началась самая настоящая водная баталия, прерываемая взрывами смеха. Гребец не обращал на пассажиров внимания, и за несколько минут они полностью промокли.
      - Тс-с, - проговорила Уна, с трудом подавляя смех, когда они вплыли под сень городских стен. - Слушай.
      Изнутри доносилось пение - чистый звук плыл над водой, сливаясь с собственным эхом. Все люди вокруг озера умолкли, и Дункан почувствовал, как что-то внутри него стремится в небеса.
      - Это поют сиды, - прошептала Уна.
      Девушка повернулась к нему. Мокрые пряди волос прилипли к ее лицу, одежда тоже пропиталась водой. Лодка мягко пришвартовалась, и Уна его поцеловала.
      ГЛАВА 8
      Стоя на западной башне, Фергус любовался огнями на воде. Прохладный ветер трепал седую бороду, и его пробирала дрожь. С последними звуками песни вернулось недоброе предчувствие. Снова привиделось призрачное лицо, которое не раз являлось во сне, и послышался недобрый дразнящий смех, как бы с другой стороны озера. Но вместе с музыкой пугающий образ померк, растворился в ночи.
      Положив руки на каменный парапет, Фергус продолжал смотреть на крохотные золотые огоньки, плывущие к городу.
      - Я тан, - напомнил он себе.
      - Отец?
      В дверном проеме стояла дочь, ее золотистые волосы мерцали в свете факелов. Она очень походила на свою покойную мать.
      - Я слышала твой голос, отец, - солнечно улыбнулась Кира. - Здесь кто-то был?
      - Просто репетирую речь перед сеаннахами, - солгал он. - Не хотелось бы их нечаянно оскорбить.
      - Ах да. - Девушка подошла к нему и взяла за руку. - Насколько помню, ты повторял ее всего раз двадцать, верно?
      Оба рассмеялись.
      - Хорошо, что хоть кто-нибудь может еще смеяться, - раздался хрипловатый голос.
      Фергус и Кира обернулись с улыбками на лицах, однако радостное настроение пропало.
      Младшую дочь Фергуса в детстве поразила страшная болезнь и искалечила ее юное, жаждущее жизни тело. Тан старался как мог найти в своем сердце место и для дочери-калеки. Он знал, что болезнь доставляет ей немало страданий, хотя Улла почти никогда не жаловалась, но и это не могло заставить его полюбить девочку. Мать понимала ее и заботилась о ней... Увы, она отправилась в мир иной пять лет назад.
      - Что печалит тебя, сестра? - спросила Кира. - Иди сюда, взгляни на огни. Я не позволю тебе грустить сегодня.
      Столько заботы прозвучало в ее словах, что Улла улыбнулась и позволила подвести себя к парапету. Она двигалась с большим трудом, и Фергус с горечью подумал, что его дочь уже почти старуха, хоть ей всего двадцать лет от роду.
      Доковыляв до края, Улла залюбовалась лодками, и на ее лице отразилась если не радость, то по крайней мере умиротворение. Правая, нетронутая болезнью, сторона лица была повернута к отцу, и он внимательно рассматривал ее. Младшая дочь тоже была бы красива. Да, не так, как Кира - темные волосы, не такие утонченные и правильные черты лица, - но все равно очень хороша. Сегодня их различия особенно бросались в глаза - Эон собирался просить руки Киры. Тан знал это, потому что внимательно следил за происходящим в городе. Старшая дочь, конечно, с радостью примет предложение такого знатного жениха, тем более что молодой человек по-настоящему любит свою будущую жену. А Улла опять останется одна, медленно превращаясь в тень.
      Его мысли прервала болтовня Киры.
      - Нельзя сегодня ходить в таком ужасном платье, Улла. Давай подберем тебе одно из моих.
      На мгновение во взоре младшей сестры вспыхнуло недовольство, потом она повернулась и послушно заковыляла к двери. Кира шла рядом, обняв ее за талию. Фергус улыбнулся - его радовало, когда девочки были вместе.
      Неожиданно он застыл на месте в ужасе. Ему показалось, что тень, всегда окутывавшая Уллу, поглотила и старшую дочь, что белоснежное платье Киры, золото ее волос поглотила тьма. Тан видел уже не двух девушек, а огромную черную фигуру. Над озером снова прошелестел неведомый злобный смех.
      - Нет, - прошептал он. - Нет...
      Тень исчезла, и Кира обернулась.
      - Встретимся в главном зале, отец. Я тебе кое-что расскажу.
      - Я скоро приду. Улла? - Тан редко обращался к младшей дочери, и та застыла в изумлении, с трудом обернувшись, не понимая, что же может ей сказать отец. - Знаешь, я... Постарайся быть счастливой сегодня, хорошо?
      - Если тан прикажет, - кивнула девушка без малейшего следа иронии.
      - Нет, - печально ответил Фергус. - Этого бы хотел твой отец.
      Их взгляды встретились, и они поняли друг друга.
      - Пойдем подберем тебе платье, - вмешалась Кира. Сиды завели новую песню. Через несколько мгновений Фергус остался на башне один.
      Все улочки и переулки в Руаннох Вере были заполнены народом. Люди смеялись, кричали, размахивали пылающими факелами, и даже маленькие дети несли в руках светильники с горящим камышом внутри. Рыжие отсветы падали на возбужденные, радостные лица. Талискер сразу подумал, что город - просто море света и огня. Он все еще чувствовал вкус поцелуя Уны на губах и был растерян - в конце концов, она только что пережила сильнейшее потрясение. Теперь девушка взяла его за руку и потянула на берег. От прикосновения теплой и нежной руки голова Дункана закружилась.
      - Уна? - выговорил он, не зная, что хочет спросить, но та не услышала его - она махала Брис и Коналлу, которые только что вылезли из лодок.
      Путники встретились у городских ворот. Дети заразились праздничным настроением. Брис сидела у Чаплина на шее, то и дело нетерпеливо подпрыгивая. Только Мориас оставался серьезным и спокойным. Он приветливо кивнул Талискеру и Уне.
      - Кажется, мы успели вовремя.
      - Для чего?
      - Для праздничной процессии, глупенький, - пояснила Брис, - и для сказаний. Мориас и Алессандро будут рассказывать истории. Можно мне большой факел, Уна?
      - Нет, - твердо сказала девушка. - У тебя будет светильник, как у остальных детей.
      - Я не могу... - начал Чаплин. - Мориас? Я не знаю подходящей истории для Самайна.
      - Не бойся, парень, - хлопнул его старик по плечу. - Не думаю, что останется время для новеньких.
      С пятью пылающими факелами в руках и двумя светильниками подошел Малки, широко улыбаясь Талискеру и Уне.
      - Здорово, правда? Их раздают направо и налево. Велели передать, что они от Северного огня, что бы это ни значило.
      Мориас показал рукой вверх.
      - Смотрите. - На башнях над воротами пылали огромные костры. - От них зажигают факелы и раздают всем подряд. Это определяет удачу на следующий год. Северный огонь - не самый лучший, порой он даже означает трагедию. Впрочем, мы видели достаточно трагедий по пути сюда. - Сеаннах улыбнулся Брис и Коналлу. - Вас это, конечно, не касается, вы пока не доросли до удачи. Поэтому у вас светильники, а не факелы.
      - Я уже почти воин, - нахмурился мальчик. - Не понимаю, почему мне не дали факел.
      - Пойдемте, - позвала Брис. - Нам пора!
      Толпы людей пребывали в самом радужном настроении. Конечно, толкотни было немало, но никто не обижался. В переулках и на площадях жонглировали факелами, глотали огонь. Кто-то пытался петь, хотя за общим шумом ничего не было слышно. Все брели в одном направлении. Поднявшись на холм, Талискер увидел идущих впереди людей с соломенными чудищами, довольно страшными при свете факелов.
      - Потрясающе, правда? - Дункан слегка толкнул локтем своего соседа, не глядя, кто рядом с ним.
      Это оказался Чаплин. Их взгляды встретились, на лице полицейского была написана ненависть.
      Брис закричала:
      - Быстрее, сеаннах, быстрее...
      Чаплин ускорил шаг и исчез в толпе.
      В конце концов они достигли места назначения. В сердце города располагалась огромная площадь, а посреди нее - что-то вроде каменного холма с ведущими наверх ступенями. К холму двигались процессии с четырех концов города; толпа насчитывала не меньше двух тысяч человек.
      - Видишь тана? - восхищенно шепнула Брис.
      На плоской вершине холма были установлены три роскошно украшенных стула, два поменьше чуть позади самого большого, настоящего трона, на котором восседал Фергус мак Фергус, тан Руаннох Вера и западных земель. Даже с такого расстояния было видно, как он высок и широк в плечах. Темно-зеленый шотландский плащ, застегнутый на левом плече серебряной брошью, прикрывал кольчугу, серебряный обруч охватывал лоб. Дункану показалось, что тан слегка нервничает. Справа от трона стоял огромный боевой топор, украшенный резьбой, слева - щит, обитый кожей. Глядя на мощные руки Фергуса, Талискер подумал, что тот, несмотря на седую бороду, вполне в состоянии воспользоваться церемониальным оружием.
      - А там кто? - спросил он Уну, указывая на стулья за спиной тана.
      - Его дочери, Кира и Улла. Правда, они как день и ночь?
      Тан поднялся. Толпа немедленно умолкла, и стало слышно потрескивание факелов и шепот ночного ветра. Фергус заговорил. Древний язык был не знаком Талискеру и Чаплину, но звучный голос разносился над всей толпой, проникая в сердца слушающих.
      - Он благодарит за урожай, - прошептала Уна, заметив, что ее спутники ничего не понимают. - Призывает богов хранить нас грядущей зимой... особенно нынешней.
      - Почему нынешней?
      - Ш-ш-ш, - упрекнула их пожилая женщина. - Будьте уважительнее.
      Талискер принялся внимательно рассматривать толпу. Большинство пришли с разных концов страны - крестьяне и фермеры, в основном зажиточные, судя по их виду. Встречались и совсем другие люди - высокие, мускулистые, с оружием на поясе и без факелов, чтобы не занимать правую руку. Наверное, то были наемники, не нашедшие работы. А может, их просто наняли купцы, чтобы охранять караваны по дороге сюда. Ни одного сида видно не было.
      По окончании речи тана толпа ответила, как полагается, а потом Уна потащила Талискера в сторону рынка.
      - Куда мы? - спросил Дункан.
      - Надо занять хорошие места. Мориас будет рассказывать сказку на Кожевенной площади. Его все любят.
      Когда они добрались до места, Мориас уже сидел на специальном возвышении, спокойно глядя на прибывающую толпу. Те, кто не успел сюда, отправились слушать других сказочников - к мельнице, на пирс и к свинарнику, который славился тем, что примыкал к таверне. Сеаннах сидел возле огромного костра, и языки пламени бросали отсветы на лица притихших слушателей.
      - С чего бы начать? - Мориас устремил взгляд в огонь. - Не так давно, по сравнению с иными древними историями - примерно три сотни лет назад, боги обитали в Сутре. Земля была полна магии, текшей по ее жилам, как кровь. Людям хорошо жилось в зелено-золотой стране, и ночью всегда звучали смех и песни...
      Нельзя сказать, что боги одаривали людей. Нет, смертные скорее казались им забавными и интересными. Порой страсть и сила людей удивляли тех, кому они поклонялись, и, должно быть, за долгие годы боги стали относиться к ним как к своим детям. И все же бессмертные жили отдельно, в чертогах, куда могли ступить только избранные. Повсюду царили мир и гармония. То были чудные дни...
      Однако все меняется. Шли годы, разрыв между людьми - феинами - и их богами делался все больше. Никто уже не помнил толком, где находятся чертоги богов. Людские кланы жили сами по себе, все реже вспоминая про магию, а боги постепенно начали терять к ним интерес. Медленно, но верно Старая Сутра навсегда исчезала...
      Мориас посмотрел на лица слушателей. Перед ним сидел маленький мальчик с округлившимися от любопытства глазами.
      - Как тебя зовут, дитя?
      - Рори, сэр, - прошептал малыш. Мориас протянул ему руку ладонью вверх.
      - Подуй на нее, Рори.
      Мальчик повиновался, и сказочник вскинул руку вверх. Вспыхнул зеленый свет, в воздухе появилось лицо ребенка с черными волосами и ярко-синими глазами. Когда картина померкла, Мориас продолжил:
      - Такое случается раз в тысячу лет - родился новый бог. Некоторые говорят, что он был зачат изначальным злом, поскольку тьма закрыла небо, когда мать, богиня Матрона, рожала его. Есть мнение, что он создание хаоса - ведь даже боги не знают, кто его отец. Я не верю, что ребенок может родиться изначально злым, но разве нам это дано знать? Скоро появился на свет и другой ребенок, слабый, который должен был умереть. Близнецы мальчик Корвус и девочка Фирр. Она выжила - говорят, не без помощи черной магии, потому что душа ее была искажена с самого начала.
      Когда они выросли, стало ясно, что дурные предзнаменования сбылись. Фирр редко появлялась в чертогах богов, ее очаровывала смерть и тьма. Она напоминала прекрасную тень. Ее часто видели в обществе человеческих мужчин, которых она убивала ради удовольствия... Но Корвус был еще хуже. Его недостаточно радовала смерть одной души. Он вмешивался в дела феинов и сначала просто провоцировал споры, а со временем стал величайшим полководцем из всех, когда-либо ступавших на землю Сутры. Этот бог умел покорять людей. На захваченных территориях каждый мужчина должен был присягнуть ему, отрекшись от своего лорда под страхом смерти - не своей, конечно, Корвус был слишком умен, чтобы грозить такими пустяками, - а смерти жены и детей. Говорят, в тот год тридцать тысяч семей бросились на собственные мечи. Так началось правление Короля-Ворона.
      Вы спросите: почему бездействовали боги? И в самом деле - почему? Потеряв интерес к феинам, они не следили за происходящим в их землях и не скоро поняли, какую угрозу представляет Корвус. Люди тем временем решили, что богам они безразличны, и вера их умерла, а волшебство покинуло землю. Сила богов тоже уменьшилась, ведь она тесно связана с верой.