ГЛАВА 20

Он кажется выше, чем большинство шардов; голубой свет исходит из трещин в искореженной плоти, прорезавших торс и одно из бедер — словно нога была отделена от тела и затем приставлена на место. Он не пытается говорить, и это благо для Талискера; он не сумел бы вынести звука голоса своего лучшего друга. Однако это определенно Сандро, даже смерть не лишила его кожу оливково-золотистого цвета, присущего ей в жизни. Его волосы поредели в последние годы, но он все еще сплетает их в неизменный хвост, спадающий на шею.

В руках Сандро сжимает боевой топор.

«Это не он, — думает Талискер. Он почти кричит про себя, чтобы вознести эту рациональную мысль над хаосом чувств и вопящего от ужаса разума. — На самом деле это вовсе не он. Он уже мертв. Боже, он мертв! Сандро…»

Шард неожиданно улыбается. Может быть, это просто сокращение мышц на мертвом лице. Да только это улыбка Сандро — словно он вот-вот скажет: «Чао, синьорина».

Талискер поднимается с колен и делает непроизвольный шаг назад, к двери. Он хочет сказать что-нибудь, хотя знает: это глупо. Бессмысленно.

— Заррус сделал это с тобой, — шипит он сквозь сжатые зубы. Его горло сжалось, словно кто-то затянул петлю вокруг его шеи, и слова вырываются мучительным хрипом. Слезы текут по лицу, а пальцы все крепче сжимают рукоять меча. — Мне придется убить тебя.

Он ныряет в сторону в тот миг, когда топор врезается в косяк рядом с его плечом. Талискер поражен невероятной скоростью противника. Впрочем, Сандро всегда был удивительно быстр для человека его сложения. Пока Сандро вытаскивает топор, застрявший в косяке, Талискер отступает обратно в залу.

— Давай, Сандро! — кричит он. Сдавленный стон вырывается из горла Талискера, когда он понимает, что друг действительно собирается убить его. Он должен обороняться — иначе не выжить. И ему действительно придется убить Сандро, если он хочет прорваться мимо него. Только тогда он получит возможность заставить Зарруса заплатить…

Шард выходит из комнатки и идет к Талискеру, готовясь нанести следующий удар. Талискер всегда терпеть не мог топоры, полагая, что это неуклюжее, лишенное красоты оружие, и Сандро с ним соглашался. Отчего-то эта мысль успокаивает Талискера. Не Сандро выбирал себе оружие, следовательно… это не он. Это не он!

Талискер увертывается в последний момент, и топор ударяет в колонну, выбивая мраморное крошево. Теперь Дункан стоит прямо перед шардом и должен целить мечом в шею; он знает, что там находится самое уязвимое место. Но Талискер колеблется, чувствуя себя неуютно и неуклюже с мечом в левой руке, он упускает момент, и тварь оказывается рядом. Монстр делает обманный финт левой рукой, в которой держит топор, выкидывает твердый кулак и резко бьет Талискера в ребра. У Дункана сбивается дыхание, он отшатывается к ближайшей плите, его изувеченная рука ударяется о камень, когда он взмахивает ею в попытке обрести равновесие. Волна боли ударяет в плечо. Он оглядывается на плиту, где лежит холодное тело молодого навахо, ярость снова охватывает его. Как кстати! Ярость дает силы…

— Смотри, смотри, что он сделал, Сандро. Я доберусь до него, только позволь мне… — Талискер знает, что увещевать ходячий труп — пусть тот даже когда-то был его другом — бесполезное занятие. И все же это помогает как оправдание самого себя. Как оправдание того, что он обязан сделать.

— Сандро. Это не ты. Я бы никогда… ни за что… — Он уже почти не слышит себя. Поток слов лишь заменяет то, что Сандро понял бы и без них… Талискер делает выпад мечом Туланна и втыкает лезвие в горло шарда, разрывая его яремную вену и магию кетурита. Уничтожает то, что возобладало над телом Алессандро Чаплина.

Прежде чем шард безмолвно падает на пол, голубые лучи начинают пульсировать у него на горле. Талискер отступает, и тут монстр делает конвульсивное движение, пытаясь схватить топор. Удар застает Талискера врасплох, сталь вонзается ему в бедро, к счастью, не задев кость. Рана все же опасна, и кровь хлещет из нее потоком.

Талискер просто стоит и смотрит на тварь, уронив руку с мечом; теплая кровь струится по ноге. Несколько мгновений — и голубой свет скрывает тело. На миг Талискеру кажется, что глаза чудовища вспыхивают разумом, словно старый друг вернулся в свое тело. Да только это невозможно, потому что душа Сандро, как и души прочих потерянных, должна скитаться в «пустоте».

— Черт, черт, черт. Это было слишком просто. Он не сражался со мной как следует. Он был моим другом. — Талискер твердит эту чушь, глядя, как меркнут голубые лучи.

Когда шард исчезает, что-то остается на полу. Талискер убирает меч в ножны и наклоняется, чтобы подобрать вещицу, зная — еще прежде, чем он берет ее в руки, — что это нательный крест Сандро. Он проносил его всю свою жизнь. Талискер сжимает золотой крестик в ладони, и ему кажется, что тот все еще хранит тепло тела друга.

— Заррус! — Талискер запрокидывает голову и выкрикивает это имя во весь голос, распугивая черных птиц и летучих мышей, живущих под сводами зала.

«Дверь, — думает Талискер. — Он там, за дверью, которую защищал Сандро».

Время дорого. Плакать он будет потом. Нога Талискера болит и кровоточит и все же, к счастью, еще действует. Талискер снова вынимает меч и бежит. Пересекает полутемную комнатку и, достигнув внутренней двери, с размаху бьет в нее плечом. Она поддается — неожиданно легко, так что сила инерции бросает Талискера на пол.

Комната освещена тысячью свечей. Здесь тоже есть тела — судя по всему, люди убиты недавно. Вот почему никто не встретил его: все прислужники некроманта мертвы. Заррус не обращает на вторжение никакого внимания. Он склонился над одним из тел, в руках у него нож. Колдун только что вынул сердце и разорвал аорту. Повсюду кровь.

«Должно быть, это последний, — думает Талискер, — последняя душа, которая ему нужна». Он смотрит на другие тела. Ближе всего лежит молодая женщина; она носит кетурит на шее.

— Заррус. — Талискер приближается к некроманту, держа меч наготове — медленно, опасаясь подвоха. Почему колдун игнорирует вооруженного человека? Талискер оглядывается, ища шардов, но в комнате больше никого нет. Может быть, Заррус блефует? Генералы — доки в таких делах. Талискер никогда раньше не видел . Зарруса, и он ниже ростом, чем ему представлялось. Заметно, что у него черные волосы. Странно. Это нехарактерно для шоретов.

Заррус поворачивается и идет в освещенную часть комнаты, чтобы сесть на низкий табурет. Руки, лицо и одежда некроманта испятнаны кровью, но это не мешает Талискеру узнать его.

— Привет, отец, — говорит генерал.

— Джал?! — выдыхает Талискера. У него подгибаются колени. — Из какого ада ты вылез?

— Именно что из ада. Туда меня отправила моя дражайшая сестрица. В самые дальние глубины «пустоты». Знал бы ты, каких усилий мне стоило вылезти обратно. К тому времени я выглядел совсем не так, как сейчас.

Неожиданная вспышка света скрывает Джала, и на его месте появляется склизкий, бурый демон с ручками летучей мыши и ножками-палочками. Это выглядит так жутко, что Талискер отшатывается. Однако демон исчезает, и на табурете снова восседает Джал.

— Не красавец, верно? Думаю, ты не будешь спорить.

— Где Заррус?

— О, где-то здесь. — Джал театрально разводит руками. — Я воспользовался его телом. Пообещал ему власть, вечную жизнь, ну и… — он ухмыляется, — думаю, ты знаешь, как это бывает…

Пока Джал говорит, Талискер замечает в углу что-то похожее на купель или колодец. Из него появляются лучики света, один за другим переваливая через край. Самый длинный подползает к ближайшему телу…

«Он заговаривает мне зубы».

Резко вскочив, Талискер кидается к Джалу, направляя меч прямо ему в сердце. Но в последний миг Джал исчезает. Талискер слышит его смех с противоположного конца комнаты.

— Кажется, с годами ты теряешь в скорости. Я вижу, мое создание умножило раны, нанесенные сидами.

— Сколько, Джал?

— Ась?

— Сколько душ ты украл?

— О, только одну.

Лучики света выползают из колодца, первый уже у самого запястья ближайшего тела. С криком Талискер рубит свет, и, к его удивлению, это срабатывает. Луч отшатывается, словно чувствует боль. Впрочем, нет времени поздравлять себя с успехом, другие лучи извиваются, стремясь к цели. Несколько световых щупалец обматываются вокруг лодыжек и талии Дункана. Талискер изрыгает проклятие и рубит их, но лучей слишком много… Они держат его, и Дункан чувствует, что слабеет. Он снова смотрит на мертвое тело и видит, что самый толстый луч коснулся его запястья.

— Нет! — Он пытается достать свет мечом, однако луч крепко держит его руку.

— Все кончено, отец, — говорит Джал.

Талискер в ужасе взирает на него, и время утекает — минута за минутой. А свет поднимается от руки к шее Талискера, куда Джал только что повесил кетурит…

Слышится удар — будто что-то сломалось, и укрытие Джала вздрагивает. Пожар в Дурганти достиг портала Джала и нарушил его защиту. Через несколько секунд в комнату врываются Малки и Йиска.

— Малки! Убей эту светящуюся штуку!

Малки озирается по сторонам, пытаясь понять, что имеет в виду Талискер.

— Что? Вот это?

— Да, да! Разруби ее.

Без дальнейших вопросов Малки бьет мечом по лучу света, и тот отшатывается, возвращаясь в свою купель.

Джал изрыгает проклятие и бежит к одному из тел, намереваясь подтащить его поближе к колодцу. Малки, который помогает Талискеру разорвать путы, видит Джала и судорожно втягивает воздух.

— Черт! Да это же…

А вот Йиска не знает о внебрачном сыне Талискера и не боится некроманта. Он несется вперед, вынимая кинжал, и бьет Джала туда, куда может достать, — в плечо.

Рана глубока. Джал роняет труп и падает на колени. Малки и Талискер почти освободились, и все же не до конца.

— Добей его! — вопит Малки. — Прикончи ублюдка!

Йиска не может. Он никогда не убивал людей. Шарды, флэйи и коранниды — не в счет, они твари, а не люди. Теперь же перед ним человек — и Йиска колеблется.

Талискер свободен. Он несется через комнату, крикнув Малки, чтобы тот не выпускал лучи из колодца. Джал просто стоит на месте, когда Талискер подбегает к нему.

Сын он ему или нет, Талискер не колеблется. Он пронзает мечом грудь Джала так, что лезвие выходит из спины.

— За Риган, — говорит Талискер.

Джал беззвучно оседает на пол. Талискер усмехается.

Вновь слышится грохот, и по комнате расползается запах дыма.

— Надо выбираться отсюда, — говорит Йиска.

— Да, но эти проклятые штуки никак не останавливаются, — сетует Малки, разрубая очередной усик света. — Что, заклинание еще действует?

Йиска бежит на помощь. Талискер недоуменно смотрит в сторону купели и тут замечает какое-то движение рядом с телом Джала.

— А, черт! — бормочет он. Да, та самая тварь — демон, которым стал Джал, попав в ад, — выбирается наружу.

Талискер никак не может постичь, как эта тварь физически находилась внутри тела, некогда принадлежавшего генералу. Однако демону каким-то образом удалось вновь обрести свою мерзкую форму. Он покрыт горячей кровью, его глаза полыхают алым. Выбравшись из тела, он бросается на Талискера — кровавый, верещащий комок ярости.

Впрочем, Талискер готов, он крепче сжимает меч и вонзает его с той же силой, с какой недавно проткнул тело сына. Тварь, правда, и не думает умирать.

— Господи боже мой, — шепчет Талискер.

Тварь начинает подтягивать себя по лезвию меча, и Дункану даже думать не хочется о том, что произойдет, если она коснется его руки.

— Эй, сюда! — кричит Малки.

Талискер бежит через комнату, молясь, чтобы не подвела раненая нога. Добежав до колодца, он швыряет в него тварь. Демон, пылающий яростью, не понимает его намерений, пока не становится слишком поздно. И всепоглощающая ненависть — последнее, что видит Талискер на маленькой морде чудовища, прежде чем тварь улетает туда, откуда явилась.

Долгую минуту Талискер смотрит в колодец, дабы увериться, что демон действительно исчез.

— Прощай, сын, — тихо говорит он.

Свет гаснет, и лучи исчезают. Это хорошее подтверждение тому, что Джал окончательно и бесповоротно мертв.

Снаружи на поле боя снизошла оглушающая тишина. Твари Зарруса исчезли — даже те, до кого еще не добрались потерянные души. Мертвецы тоже пропали — в ту же самую секунду. Только живые и мертвые солдаты армии альянса остались на поле боя. Те, кто пережил этот день, слишком ошеломлены, дабы сразу осознать, что они победили.

Дурганти был объят огнем. Туланн пристально смотрел на его стены и башни, ошеломленный тем, как мало людей осталось в живых. Дурганти стал символом феинов, но для шоретов это был просто еще один завоеванный город. А вот теперь он превратится в пепел…

Сигрид подъехал к императору и остановился рядом, глядя на пожар. Он ничего не сказал — лишь хлопнул Туланна по спине, то ли поздравляя, то ли ободряя его.

— Ждешь кого-то?

Туланн кивнул.

— Талискера и его друзей. Наверное, они убили Зарруса. Это единственное объяснение тому, что его чудовища исчезли. Но они до сих пор не вышли…

— Ну что ж, если они погибли, то погибли славно, как и любой на этом поле.

Туланн мрачно посмотрел на Сигрида.

— Славно? Я не вижу тут ничего славного. Ты действительно в это веришь?

Сигрид вздохнул.

— Нет, парень, — сказал он тихо. — Просто так обычно говорят, чтобы горе не сломило нас окончательно.

Император повернул коня и поехал прочь, стараясь не смотреть на дымящиеся трупы.

— Туланн, — окликнул Сигрид. — Смотри…

Они выбрались из города через дымящиеся развалины западной стены — покрытые пеплом и грязью, сбивая угли с одежды. Туланн ухмыльнулся, увидев их, и придержал коня.

— Эй, Талискер, — крикнул он, — верни мой меч!

ГЛАВА 21

Они пели песню с самого рассвета. Путь Благословения или часть его, как объяснил Родни. Фереби и сиды собирались в обратную дорогу. Одиннадцать человек, оставшихся от отряда Горзы, были связаны и ожидали правосудия Туланна.

Снег прекратился, и солнце выглядывало из-за края каньона Ди Челли, однако пещера была по-прежнему погружена в полутьму. Там все еще лежал снег, хотя в центре лагеря уже чувствовалось солнечное тепло. Дети играли вокруг Бури и других мамонтов, и воздух оглашался их восторженными криками, когда санахи приказывали своим питомцам посадить ребятишек на спины. Все сиды приняли человеческие обличья, и это несколько напугало навахо. Родни пришлось напомнить, что если бы эти звери были Перевертышами, то не пришли бы им на помощь.

Эффи чувствовала, что начинает клевать носом. Она очень устала, как и все в лагере, зато мир снова выглядел нормальным и привычным. Жаль, ах, как жаль, что ей не суждено объяснить Туланну все начистоту…

Она проснулась, когда Рене пихнула ее локтем. Родни поднялся на ноги и готовился произнести речь.

— Я всего лишь хотел сказать, что народ динех будет оплакивать ваших мертвых так же, как и своих. И что долг перед вами мы никогда не сумеем оплатить. Потому что если боги послали вас из Первого Мира, мы знаем — вам придется вернуться туда…

Вернуться… Эффи уставилась на кольцо Туланна. Голос Родни доносился будто издалека, присоединяясь к спокойной гармонии песни. Фереби сказала ей, что они вскорости возвращаются домой. Все согласились, что не стоит дожидаться открытия каньона, и поэтому время пребывания пришельцев в этом мире ограничивалось таянием снегов. И за такой же срок Эффи должна была принять окончательное решение…

Должно быть, Эффи задремала, потому что когда она в следующий раз взглянула на мир, многие люди из круга уже ушли. Солнце жарко пригревало, и снег таял быстро. Тетушка Милли и Рене беседовали с Родни и своим племянником — его называли Лэйк. Эффи видела, как парень дрался, защищая детей. Может, у него и дурацкое имя, но вел он себя как герой.

Эффи подошла к навахо, смущенно улыбаясь и намереваясь извиниться за то, что уснула. И в этот же самый миг она увидела, как Родни протянул руку и взмахнул ею в воздухе, словно ловил муху.

— Вот, — сказал он Лэйку. — Мы не можем всегда называть тебя «мистер Голливуд».

Старик раскрыл ладонь, будто что-то передавая парню, однако рука Родни была пуста.

— Что? — недоуменно переспросил Лэйк. Милли и Рене улыбались, как если бы знали некий секрет.

— Я нарекаю тебя именем, — торжественно сказал Родни. — Лэйк Первый Орел Таллоак из народа Черной Воды.

Никогда прежде Эффи не случалось видеть на лице человека такого потрясенного выражения.

— Это… Это правда… Сичей… Сичей, это просто фантастика. Спасибо! Спасибо тебе.

Лэйк заключил старика в крепкие объятия, а Милли и Рене добродушно рассмеялись.

Эффи ничего не поняла и обратилась за разъяснениями к Рене.

— Раньше его имя ничего не значило, — объяснила женщина. — Только старший может наречь тебя.

— Как нарекли Йиску? — сказала она.

— Да.

— А что значит Йиска?

Рене улыбнулась.

— Это значит «тьма отступила».

— Я передумал. Остаюсь в Сутре, — сказал Талискер Йиске.

Лица друзей были опалены. У Талискера осталось так мало волос по бокам головы, что он казался выбритым, как могавк, его руки обгорели, а на лице багровел рубец, который станет длинным шрамом. Йиска тоже лишился части волос, зато «приобрел» большой ожог на ноге и теперь щеголял в килте, подаренном Сигридом, поскольку его джинсы превратились в лохмотья. Килт ему шел, и Йиска уверил Сигрида, что будет часто его носить. Малки же остался сравнительно цел. Похоже, его странная кожа плохо поддавалась воздействию огня.