– А какие были у него отношения с Шакуровым?
      – Прекрасные, пока Нестеренко не исключили из школы как пособника апартеида.
      – Что? – изумился Сергей.
      – Вас удивляет, откуда в честной советской школе берутся пособники апартеида? У нас учился сын одного посла из борющейся Африки. Сын борющейся Африки бил младших ребят и все время хвастался, что его никто не побьет, потому что его папа помогает своей стране строить социализм, и что тот, кто его побьет, вылетит из школы. И вот Нестеренко подошел к нему на перемене, и дело кончилось тем, что сын борющейся Африки разбил своим задом стекло на лестничной площадке.
      – И при чем тут Шакуров?
      – А Саша Шакуров был в это время председателем комитета комсомола школы. Нестеренко исключали из школы, а Саша вел собрания. Говорил, что сознательная молодежь не может пройти мимо и оставить в стороне…
      – С ума сойти, – сказал Сергей, – и Нестеренко не набил ему морду?
      – Не знаю, – пожала плечами учительница, – но вряд ли они остались друзьями, или я уже совсем отстала от нашей сознательной молодежи…
      – А Баркин, генеральский сын? Он какое место занимал в этой компании?
      – О, он глядел в рот Нестеренко и списывал у Шакурова контрольные. Он ужасно провалился на экзамене по химии: он ничего не выучил, и Шакуров послал ему шпаргалку, а Шакуров собирался поступать в химический. Кажется, его там срезали… И вот Баркин написал на доске вещи, которые проходят только на втором курсе университета, а потом его попросили сказать, что такое основные и кислотные оксиды, – а он и не смог.
      – Шакуров что, не понимал, что он этой шпаргалкой только завалит приятеля?
      – А он сделал это нарочно. Он любил топить человека, делая вид, будто помогает ему.
      – А Баркин что, этого не видел?
      – А Баркину как будто нравилось, если его топили, и они ужасно подходили друг другу.
      Тут перемена кончилась, и в класс за перегородкой повалили школьники.
 

***

 
      Сергей выискал уличный автомат и позвонил в отделение. Снявший трубку Дмитриев сообщил, что Сергея ищет начальство и что начальство недовольно усердными и безрезультатными поисками Гуни, каковые поиски привели к недостаче милиционеров на других стратегически важных участках работы.
      Самая свежая и важная информация гласила, что через два часа после взрыва Гуню видели на Павелецком.
      После разговора Сергей вернулся в служебную машину и поехал в «Балчуг». Ему было интересно посмотреть, с каким таким Макферсоном банкир встречается в «Балчуге», и встречается ли он с кем-нибудь вообще, – или просто хотел избавиться от лейтенанта Тихомирова.
      Машина банкира действительно стояла на стоянке наискосок от гостиницы. Швейцар суетливо ловил такси для высокопоставленной дамы, и не обратил на Сергея внимания. Сергей подошел к двери обеденного зала, и вежливый официант спросил его, что ему угодно. Сергей ответил, что он просто хочет подождать Александра Шакурова.
      – Он вас ждет, – сказал официант и повел его к столику в глубине зала. На столике, застеленном белой скатертью, стоял букет из гербер и еловых веток. Александр, уткнувшись подбородком в скрещенные руки, сидел и смотрел на герберы.
      – Садитесь, – сказал Александр, – я не вас жду. Как только человек, которого я жду, придет, вы уйдете.
      – Я не у вас на службе. Меня нельзя прогнать из-за пачки цветных фотографий.
      – У меня есть более важные дела, чем беседовать с вами.
      – Удивительный народ банкиры. Их хотят убить, а них есть более важные дела. Какие: ссуда под курятник в Тамбовской области?
      – Что вы мне хотите сказать?
      – Мы установили имя человека, который покушался на вас, – это был Мефодий Баркин. Сразу после покушения он, видимо, уехал из Москвы с Павелецкого вокзала. В багажнике машины Сазана, среди мусора, мы нашли обрывки проволоки, идентичные той, что использовалась при присоединении шашки к аккумуляторной батарее. Если бы я меньше уважал закон, я бы мог промолчать, что видел, как Сазан выносил это мусорное ведро из квартиры Баркина, и тогда бы Сазана сегодня не выпустили даже за тысячу гринов, или сколько он там дал. А вы в это время сидели в машине.
      – Ну и что? – осведомился Шакуров.
      – Спрашивается, почему Сазан взял вас с собой? Потому что он знал, что Баркин уехал. А вы решили, что он будет убивать Баркина на ваших глазах. Сазан напугал вас до смерти и обеспечил себе моральное алиби.
      – Мы были школьными друзьями, – сказал Шакуров, – что я, не имею права навестить друга?
      – Да, вы трое были друзьями. А что это за история с сыном ангольского посла?
      – У меня мать мыла полы в больнице. Я должен был вылезти наверх, чего бы это ни стоило, – мне или другим. Вам это не нравится?
      – Видите ли, Александр Ефимович, если вы лезете наверх и по дороге называете своего друга прихвостнем империализма, – на это нету статьи в уголовном кодексе. А если ваш друг, памятуя о вашем поведении, подкидывает вам бомбу, – то на это статья имеется.
      Банкир тоскливо оглядывался. Потом он подозвал официанта, и тот принес ему телефон. Банкир сделал несколько звонков, во время которых говорил в основном по-английски. Повесил трубку и объяснил:
      – Этот человек не придет. Ему сказали, что у дверей моего офиса взорвалась динамитная шашка, и, как благовоспитанный англичанин, он решил, что мне не до него. Он позвонил мне домой и перенес встречу на четверг, а жена забыла мне передать. Если бы это была секретарша, я бы ее уволил, но жену уволить немного сложней. Что вы будете на первое? Здесь очень хороший суп из акульих гребешков.
      Они съели суп из акульих гребешков, и мясо с грибами, поданное в запечатанных глиняных горшочках, а на десерт им принесли апельсиновый мусс со взбитыми сливками.
      – Сазан обманул вас, Александр Ефимович. Он смертельно напугал вас, привезя туда, откуда он велел уехать Баркину. Вы знаете, что у Баркина были большие деньги, – после того, как вы его уволили?
      Шакуров изучал его лицо, как кассир изучает фальшивый доллар.
      – У вас ничего не выйдет, Сергей Александрович. Вам нужно много больше, чтобы поссорить меня и Валерия. И знаете, почему?
      – Почему?
      – Гуня ненавидит меня ровно восемнадцать лет. Это моя вина. Он был нервным ребенком. У него были фобии, – знаете, когда человек вдруг безумно чего-то боится. Федя, например, кричал, если ему покажешь скорлупу яйца. Я об этом узнал и стал сыпать ему в портфель эту скорлупу. Когда я встретил его год назад и взял шофером, это тоже была скорлупа в портфель. По виду это была дружба. Я кормил его и одевал, и я приказывал ему носить за мной тапочки. Я получал от этого кайф. Каждый раз, когда меня подводили те, до кого я не мог дотянуться, шишки с меня падали на Баркина.
      – Вы не производите впечатление очень нервного человека.
      Банкир жалко улыбнулся.
      – Я? Вы не работали со мной, Сергей. Вот сейчас я сижу, а в голове моей бегает, как еж: Макферсон отменил встречу из предупредительности или оттого, что решил не связываться с банком, у дверей которого рвутся бомбы?
      И когда я вернусь в банк, я запущу этим ежом в секретаршу, а вечером я напьюсь в «Янтаре». Хотите напиться со мной?
      Сергей подумал, что если так пойдет дальше, то в отделении начнутся слухи, что Тихомиров ест и пьет за счет подозреваемых.
      – Допустим, – сказал Сергей, – вы плохо обращались с Баркиным. А Сазан – хорошо?
      – Сазан не самоутверждается за счет шоферов. Он самоутверждается за счет банкиров. И нервов у него меньше, чем волос у лягушки.
      – Почему же тогда Сазан не остановил вас?
      – Хотите сказать, что Сазан… Вздор! Вы не знаете всех обстоятельств дела!
      – Догадываюсь… Скажите, кто тогда стрелял из «Мерседеса» по прохожим? Сазан? Баркин? Или нервный банкир Александр Шакуров?
      – Я не могу вам сказать.
      – Бандиту вы можете сказать все, а милиции ничего? Знаете, как называются вещи, о которых нельзя рассказать милиции?
      – Сазан не бандит. Он…
      – Да, он мне уже объяснял, что он современный Робин Гуд. Я не верю Робин Гудам, которые подкладывают пластит под офисы своих приятелей.
      – Замолчите!
      – Не замолчу. Меня уволить труднее, чем Дмитрия Смирного и труднее, чем жену.
      – Посмотрим.
      Сергей пожал плечами и принялся молча пить кофе.
      – Вы мне завидуете, – сказал Александр.
      – Нет, я вам не завидую.
      – Почему? Мне многие завидуют. Я имею то, чего у вас нет.
      – Если бы я был предпринимателем, – сказал Тихомиров, – и был бы не так удачлив, как вы, я бы вам завидовал. Потому что вы добились успеха там, где я не добился. Если бы я был клоуном, я бы завидовал Никулину, а если бы я был шахматистом, я бы завидовал Каспарову. Я думаю, что нормальный человек должен завидовать только тому, кто имеет то, чего он хочет, но не может иметь. Но если я хочу быть сыщиком, а не банкиром, как я могу завидовать банкиру? Это абсурд.
      – Кому же вы завидуете? Шерлоку Холмсу?
      – Штатным следователям Страшного Суда.
 

***

 
      День поисков не дал никаких результатов, и к вечеру Сергей получил от начальства нагоняй за бесцельную трату людей и времени. Сергей полюбопытствовал, кто отпустил Сазана, и генерал Захаров сказал ему, что Сазана приказал отпустить он, потому что иначе Сергею грозили такие же неприятности, как свинье на мясохладокомбинате. «Надеюсь, ты не думаешь, что Сазан дал мне взятку»? – осведомился Захаров. Сергей этого не думал.
      Когда Сергей вернулся с головомойки, Дмитриев, в кабинете, вежливо разговаривал по телефону. Лицо Дмитриева выражало крайнее удовлетворение.
      – Послушай, – сказал Дмитриев, передавая трубку, – это тебе понравится.
      В трубке в истерике заходилась женщина.
      – Они похитили моего мужа! – кричала она. – Они…
      И трубка зарыдала.
      Из дальнейших рыданий выяснилось, что муж, директор фирмы «Алена», со вчерашнего дня не был дома, а вечером позвонили какие-то парни, и привезли ее в квартиру в Беляево, где ее муж сидел на цепочке в ванной, и где в ее присутствии в мужа тыкали паяльником и другим бытовым электричеством, требуя с мужа выкуп в пятьсот тысяч долларов, и потом отпустили ее собирать деньги.
      Женщина немедленно позвонила в милицию, и там ленивый голос сначала долго выяснял личность заявительницы, а потом, поколебавшись, посоветовал ей позвонить лейтенанту Тихомирову, потому что человека, который, по словам женщины, распоряжался всем в квартире, преступники называли Сазан.
      Через десять минут милицейский уазик летел в Беляево по указанному адресу.
      В голове у Сергея было весело и злобно. Ну теперь-то Робин Гуд по кличке Сазан так просто не отвертится. Значит, защищаем справедливость?
      Берем человека, тычем в него паяльником и защищаем справедливость?
      Ай– яй-яй, директор АОЗТ, задержанный милицией на даче своего друга!
      Обшарпанная девятиэтажка стыла среди голых деревьев, на лестничных клетках, развесив рот, благоухал мусоропровод, и на площадке между шестым и седьмым этажом маялся одинокий парень в черной куртке. Из кармана куртки торчала рация. Вытянув голую шею, парень разглядывал Сергея и Дмитриева, которые, оживленно разговаривая и размахивая руками, поднимались вверх по лестнице.
      – И тут я говорю этой бабе, – громко начал Сергей.
      Парень навострил ухо, надеясь услышать, что поддатый мужик в синем плаще сказал бабе, но его интерес так и не был неудовлетворен. Проходя мимо него, поддатый мужик слишком широко взмахнул руками, покачнулся и схватился за перила, – и в следующее мгновение его нога быстро и точно въехала парню в середину брюха. Парня отбросило в объятия Дмитриева.
      Дмитриев ловко поймал парня за локти и завернул их назад, а Сергей одной рукой показал парню пистолет, а другой – свое удостоверение.
      – Иди вверх и звони. Без фокусов. Понятно? – сказал Сергей.
      На площадке шестого этажа хлопнул лифт, и из лифта высадилось трое ментов в камуфляже. Автоматы в их руках свидетельствовали о серьезности их намерений. Парень молча поднялся по лестнице и позвонил в дверь, загораживая глазок.
      – Кто там?
      – Свои, – сказал парень.
      Дверь щелкнула и открылась.
      – Руки вверх! – звонко скомандовал Тихомиров, устремляясь в комнату.
      Сидящая за столом компания – человек пять – дружно и недоуменно подняла руки.
      – Где пленник? – рявкнул лейтенант Тихомиров.
      – Какой пленник? – удивился Валерий.
      – Черкасов Василий Матвеич.
      – Я Черкасов, – грустно сказал один из ужинавших, средних лет человек с белыми волосами и кроткой улыбкой.
      Сердце Тихомирова нехорошо забилось.
      Валерий сидел, улыбаясь, напротив Черкасова. Он откинулся на спинку дивана. На нем была рубашка с короткими рукавами, и видно было, как кровь отливает от красивых, поднятых вверх рук и собирается над повязкой у правого локтя.
      – С чего вы взяли, что он пленник? – спросил Валерий. – Он мой гость. Он тут живет.
      – И давно?
      – Видите ли, – сказал, улыбаясь, бандит, – мой друг Васька Черкасов поссорился со своей женой, и я разрешил ему пожить на этой квартире.
      – Вот так, начальник, – сказал один из сотрапезников. – А что баба наплела вам всякие небылицы, так она же истеричка. Мужа хочет вернуть.
      – А ну, – сказал Тихомиров гостю, – снимите рубашку.
      Черкасов растерянно оглянулся.
      – Я?
      Один из оперативников подошел к Черкасову, взял его за шкирку и вытряхнул из рубашки. На животе директора фирмы «Алена» отпечатался красный паленый след от утюга.
      – Утюгом тоже жена прогладила? – спросил Тихомиров. – Перепутала с выходной юбкой?
      – Э-э, – сказал Черкасов, – это я сам виноват. Я тут выпил немножко и заснул. А утюг на меня свалился.
      – Пошли, – сказал Тихомиров директору.
      – Куда?
      – С нами. Хочу послушать, какую историю он расскажет без вашего присутствия.
      – Он расскажет такую же историю, – сказал Валерий.
      – Никуда я не пойду, – сказал Черкасов. – Что это, вообще, такое? Я сижу и ужинаю с друзьями, вдруг треск, грохот, врывается стадо милиционеров, топчут ковер в прихожей! По какому праву?
      Один из парней за столом потихоньку опустил руки и поволок в рот длинный кусок севрюги.
      – Руки на место, – рявкнул Тихомиров.
      Парень пожал плечами и снова поднял руки.
      – Да что же это такое? – взвизгнул Черкасов. – Если у меня жена дура, так это не значит что вся милиция должна плясать под ее дудку. Дайте поужинать!
      Дмитриев длинно и непечатно выругался, и в избытке чувств пнул ногой стенку. Стенка негодующе крякнула.
      – Значит, – сказал Тихомиров, опуская пистолет, – вы здесь живете один?
      – Да?
      – А это гости?
      – Да.
      – И долго у вас гости останутся?
      – Вот поужинаем и поедем, – сказал Валерий.
      – Очень хорошо, – сказал Тихомиров, – мы подождем в подъезде, пока вы поедете.
      – Зачем в подъезде, – сказал Валерий, – в подъезде грязно, и пьют там только водку. Садитесь-ка с нами.
      Тихомиров пожал плечами и сел за стол. Бандиты, как по команде, опустили руки, и потеснились, найдя местечко для четырех стражей порядка.
      Черкасов с достоинством застегнул на обнаженном брюхе рубашку, и кто-то принес новым гостям чистые тарелки. Через пять минут милиционеры уверенно работали вилками.
      Черкасов взял тарелку, положил на нее длинные золотистые ломти севрюги, несколько кусочков заморского сыра и черненьких, как девичьи глазки маслин, водрузил на тарелку ложку красной икры в обрамлении розочки из масла и нарезал аккуратно розовой ветчины и красно-коричневой, сверкающей белым глазком колбасы. Сверх всего этого он положил какой-то странный, незнакомый Сергею хлеб, и поставил тарелку перед Сергеем.
      – Вы чего не едите? – спросил он.
      – Мне кажется, – тихо сказал милиционер, – за этим столом кормят исключительно человечиной. Жженой человечиной.
      Черкасов сглотнул.
      – Но хотя бы выпьете?
      Сергей поднял глаза: Валерий, перегнувшись через стол, протягивал ему рюмку. В рюмке плескалась прозрачная водка.
      – Да, – сказал Сергей, – пожалуй, выпью. За закон и порядок, Сазан.
 

***

 
      Когда Сергей проснулся, было уже светло. Голова раскалывалась, но не так, как с похмелья. Он лежал без сапог на том самом шикарном диване, на котором вчера сидел Валерий, и над его головой шумела незнакомая беляевская улица. Кроме сапог, с Сергея ничего не сняли. Сергей откинул плюшевое одеяло, которым его укрыли, и проверил кобуру. Пистолет был в кобуре, а обойма – в пистолете.
      Сергей встал, и, перебирая босыми ногами, прошел на кухню.
      На кухне Валерий, посвистывая, мыл вчерашние тарелки, и радио рассуждало о законопроекте по борьбе с преступностью. Заслышав шаги, он выключил радио, обернулся и приветственно помахал мокрым концом полотенца.
      Как будто у Сазана не было целой армии шестерок – мыть посуду и вытирать сопли.
      – А где Черкасов? – спросил Сергей.
      – Уехал. Помирился с женой и уехал. К жене, между прочим.
      – А остальные?
      – Тоже уехали.
      – А мои люди?
      – О, – улыбнулся Сазан, – ваших людей увезли еще вчера. Они были шибко пьяные.
      – Я не был пьяный. Я выпил только две рюмки. Одну за закон и порядок, а вторую… – Сергей стал вспоминать, за что он пил вторую рюмку.
      – За Феликса Джерзинского.
      Сергей совершенно точно помнил, что он не пил за Дзжержинского, да и не мог пить.
      – Я выпил одну рюмку, – сказал Сергей, – зато с клофелином.
      – Да право, – сказал Валерий, – что бычитесь? Хлестнули на пустой желудок, да и свалились. Небось пили-то последний раз еще при советской власти?
      Сергей сел на диван у пластикового столика. Валерий закрутил кран и, отворив холодильник, стал вытаскивать блюда с остатками вчерашнего застолья. Остатков было довольно много. Над тостером повисла сладкая дымка от подогреваемого хлеба.
      Сергей намазывал на теплый хлеб венчики расплывающегося масла, клал сверху золотистую соленую рыбу и ел. Его дочка давно уже не видела такой рыбы, но на этот раз Сергей был очень голоден. Ел он с удовольствием, и кивнул, когда Валерий разлил по чашечкам ароматный, только что сваренный кофе. Валерий был хороший хозяин.
      – У вас есть жена? – спросил Сергей.
      – Знаете же, что нет.
      – Ну, не жена. Любовница.
      – Зачем вам это? Хотите взять в оперативную разработку?
      Сергей отхлебнул кофе: кофе был вкусный. Боль в голове поубавилась.
      – Ну и зачем вам понадобилось оставить ночевать меня на диване? – спросил Сергей. – О чем вы хотели поговорить?
      Валерий молча помешивал ложечкой кофе.
      – Скажите мне честно, – сказал Сергей, – не для протокола, – ведь вы украли этого Черкасова? Ведь вы его пытали, на глазах жены пытали, взяли кабель и кабелем били по морде? За сколько вы его отпустили?
      Валерий помолчал.
      – Скажите, Сергей Александрович, – как по-вашему, человек должен платить долги или нет?
      – Допустим.
      – Ах допустим. Ну, а если конкретно, – если человек взял подложный паспорт и по нему поимел банк на двести тысяч долларов, и не хочет платить долг, потому что у него другой паспорт, – он должен его платить или нет?
      – Черкасов обманул банк? «Межинвестбанк»? И вы его выследили?
      – Я этого не говорил, – улыбнулся Валерий.
      – Итак, вы его поймали, чтобы он вернул долг Александру Шакурову. С процентами. И у него они нашлись?
      – О, – сказал Валерий, – у него они нашлись. Это очень оборотистый человек, и он вовсе не проел эти деньги. Он превратил их в очень много имущества и сделал очень много добра. Но он взял ссуду по подложному паспорту и ужасно не хотел ее отдавать.
      – Есть такая инстанция, как суд.
      – Судья очень мало стоит. Судья стоит гораздо дешевле, чем двести с процентами. И потом, это несправедливо. Судья наложил бы арест на все его имущество, партнеры Черкасова перепугались бы, услышав обо всей этой истории, Черкасов бы разорился и попал в зону. И чем бы все это кончилось?
      В зоне бы появился еще один опущенный, а кредитор, скорее всего, так и не получил бы своего долга.
      – А вы устроили все наилучшим образом?
      – Я выполнил роль настоящего суда.
      – Утюгом?
      Валерий улыбнулся.
      – Ну, – сказал он, – в каком-нибудь тринадцатом веке такому Черкасову попало бы не только что утюгом…
      – Мы не в тринадцатом веке.
      – Ошибаетесь, Сергей Александрович. Мы – в тринадцатом веке.
      Государства нет. Люди делают, что хотят. А долго делать, что хочешь, нельзя – и люди начинают организовываться.
      Есть люди, организованные сверху. Бывшие министры, нынешние миллиардеры. Вы знаете, как у них. У них своя охрана и свое правосудие, и кореши-генералы тренируют их парней на армейских базах. Есть люди, организованные снизу. У них не так много денег, и они вынуждены не приказывать бандитам, а сотрудничать с ними. И самое интересное будет тогда, когда те, кто продает родину сверху, встретятся с нами, людьми из низа. И мы станем выяснять, кто кого. Это будет настоящая демократическая революция в особом российском стиле.
      Все остальное – это не страшно. Если какой-нибудь шизик пришьет старушку в подъезде, – это, знаете ли, не имеет ко мне отношения. Мне не нужны люди, которые могут пришить старушку в подъезде ни за что ни про что. Это первые кандидаты в наполнитель для железобетона. Я, кстати, справлюсь с ними эффективней, чем вы, потому что суду нужны доказательства, а мне достаточно подозрений.
      Сергей молча ждал, что будет дальше.
      – Уберите ваших людей из подъезда на Садовой, – сказал Сазан, – уберите с Кропоткинской. Занимайтесь полезными делами, – переводите старушек через улицу и ловите сексуальных маньяков. А Гуня и без вас получит свое.
      – Мне пора, – сказал Сергей.
      Он долго возился в передней, надевая сапоги.
      Валерий шуршал на кухне пакетами и наконец вышел, держа в руке большую пластиковую сумку. Сумка была доверху набита деликатесами.
      – Что это? – спросил Сергей.
      – Человечина. Дочке. Пусть поест.
      – Моя дочка не станет есть краденого.
      Валерий усмехнулся.
      – Вы не слишком легко отказываетесь за дочку?
      Сергей почувствовал, что немилосердно краснеет, а съеденная за завтраком ветчина шевелится в животе. Он взял пластиковую сумку и побежал вниз.
      – Сергей Александрович!
      Валерий стоял на верхней площадке.
      – Ну?
      – Перед тем, как стрелять в следующий раз из пистолета, – прочистите ствол. Мы туда забили пулю другого калибра. Если бы вам вздумалось пострелять, он бы разорвался у вас в руках.
      «Рыцарь, – подумал Сергей. – рыцарь, как же! А я-то, дурак, решил, что Сазан не побоялся остаться без оружия в одной квартире с вооруженным милиционером».

Глава 4