Юлия Латынина
      Проповедник
      Глава первая
      - Все, - сказал Филипп Деннер, - через два месяца эта планета превратится в ад. Через два месяца и три дня. Хоть часы ставь. .
      И он в самом деле снял с полки электронный будильник и начал нажимать на кнопки, - впрочем, потому лишь, что будильник выключился вместе с электричеством час назад.
      - За работу в аду, - сказал Антонио, - повышают жалованье.
      Деннер поморщился. Филипп С. Деннер - исполнительный директор "Anreco", и своим напоминанием о жалованье Антонио словно обварил его сердце кипятком.
      Деннер воздел руки кверху и воскликнул:
      - Международный арбитражный суд! "Харперс" просто дал сенатору Федерику Дейну вот такую взятку!
      - А мы почему не дали взятки? - ледяным тоном спросил Антонио Серрини.
      Я вынул из кармана фляжку местной просяной водки, взял три пластмассовых стаканчика и разлил по ним водку. Это было первый раз в жизни, чтоб я пил на службе, но ведь у всего должен быть первый раз...
      Антонио вылил свой стаканчик в себя.
      - Вы понимаете, - сказал я Деннеру, - что население страны голосовало не против Президента? Оно голосовало против "Анреко".
      - Какого черта, - сказал Деннер, - мятежников поддерживает "Харперс".
      - Против "Анреко", - повторил я, - и особенно против личного друга Президента господина Филиппа Деннера.
      - Я вас уволю! - заорал Деннер. - Вы меня не уволите, - возразил я. - Вы не найдете на всей этой паршивой планете специалиста по связи, который делает так много работы за так мало денег.
      - Мне плевать! - взвизгнул Деннер. - Вы мне надоели! Добиваетесь того, чтобы перебежать в "Харперс"? Только попробуйте! За первое же ваше изобретение там я предъявлю вам иск, что вы его сделали службе "Анреко".
      - Добрый день, - сказал кто-то за нашими спинами.
      Антонио и я обернулись. В приоткрытую дверь кабинета заглядывал человек лет пятидесяти, невысокий, с округлым румяным лицом и рыжими волосами. Глаза у него были большие, цвета сухой персиковой косточки. Приятные глаза. Одет в безупречный костюм, в руке - немного старомодный чемоданчик, через чемоданчик перекинут светло-зеленый плащ.
      - Я бы, - сказал человек, - хотел видеть пресс-секретаря компании "Анреко" Эрика Байна.
      Деннер хлопнул глазами. Раз и два.
      - Это, - сказал Деннер, - кабинет исполнительного директора. К-кто вас сюда пустил? Где мои секретари?
      - Вы кто, - спросил я, - журналист? С Земли?
      Конечно, журналист, черт их побери! Корабль, который привез окончательное решение арбитражного суда, должен был привезти и целый выводок журналистов: страна будет подыхать, а они будут делать волнующие репортажи.
      Кстати, в здание пускали только служащих компании.
      Антонио встрепенулся:
      - Слушайте, - сказал он человеку, - я вас видел на экране. Вы Арнольд ван Роширен.
      Незнакомец кивнул. Деннер страдальчески крякнул. Я уже говорил: что бы Деннер ни увидел, его реакция проста: "А сколько это стоит компании?"
      А Антонио засмеялся и сказал:
      - Мистер ван Роширен, советую вам убираться с планеты этим же рейсом. На какой-нибудь курорт. И читать там свои проповеди по телевизору увядающим дамам. А то вы будете единственным телепроповедником, еще при жизни попавшим в ад. Потому что через два месяца это будет самое близкое к аду место.
      - А зачем вы сюда пожаловали, мистер ван Роширен? - поинтересовался я.
      - Привести, - ответил он, - враждующие стороны к согласию.
      Мне показалось, что я ослышался. А Деннер спросил:
      - Это во сколько же вы обошлись старому Гарфилду?
      - Я, - осторожно ответил ван Роширен, - предлагал посредничество даром. Однако "Анреко" не пожелала принять подобной услуги от лица, не связанного с ней контрактом. Совет директоров испугался, что я буду независим.
      - И какую же сумму вы запросили?
      - Четыреста девятнадцать кредитов.
      - Четыреста девятнадцать кредитов! Я вчера менял шины на пуленепробиваемые, и то заплатил восемьсот!
      Деннер изумленно рассмеялся и сказал:
      - Пожалуй, вы больше и не стоите.
      Арнольд ван Роширен поклонился.
      - Спаситель наш,: - промолвил он, - стоил тридцать Серебреников, и на современные деньги это около четырехсот двадцати кредитов. Полагаю, что стою хотя бы на кредит дешевле.
      И вышел.
      Антонио покрутил пальцем у виска.
      - Я всегда говорил, - сказал Деннер, - что нам надо было самим продавать оружие! Если бы мы продавали оружие хотя бы Президенту, то "Харперс" просто нечего было бы делать в этой стране!
      Я поднялся и ушел в свой кабинет. Под его дверью уже лежали привезенные с Земли газеты недельной давности. Я разложил их на столе и стал смотреть с конца. Последняя газета была от семнадцатого числа. Арбитражный суд вынес свое решение четырнадцатого числа, и на роль новости его решение уже не годилось. Новостью был Арнольд ван Роширен. Журналисты взяли у него интервью, в котором он объяснил, что отправляется на Новую Андромеду, чтобы предотвратить гражданскую войну. "Это очень просто, - сказал проповедник, - Я хочу, чтобы Президент и полковник встретились друг с другом. Глядя друг другу в глаза, они осознают взаимные грехи и попросят друг у друга прощения. Господь принесет народу мир".
      Где-то внизу слабо ухнуло, мигнул свет, и на корпусе служебного компьютера загорелась красная лампочка в знак того, что энергия идет не из сети, а из блока бесперебойного питания. Видимо, кто-то - Президент или полковник - согрешил еще раз.
      Через три часа Антонио заглянул ко мне.
      - Пошли, - сказал он, - я хочу напиться, а здесь нам вечно будут мешать.
      Мы проверили пистолеты и пошли.
      У стеклянных вращающихся дверей нас поджидали репортеры.
      - Мистер Денисон, - сказал один из них, - ваши комментарии по поводу решения арбитражного суда.
      Я высказал свои комментарии коротко и энергично.
      - Ой, - сказал молоденький репортер, покраснев до ушей, - по транссвязи это не пропустят.
      Я высказал ему мое сожаление - в тех же выражениях.
      - Мистер Серрини, - спросил другой, - что вам известно об Арнольде ван Роширене? Это правда, что он нанят непосредственно вашим отделом? Вы рассчитываете, что его связи с оголтелыми правыми кругами могут образумить местную военщину?
      Антонио сказал:
      - Мой отдел занимается обеспечением безопасности служащих компании. Мой отдел не занимается Господом Богом. Я ничего не знаю о ван Роширене. Два года назад я где-то видел запись его проповеди. Он проповедовал слово Божие и любовь между людьми.
      - Мне нужны новости, а не пропаганда, - возразил репортер.
      - Что значит "пропаганда"? - справился Антонио Серрини.
      - Отрицательная информация - это новости, положительная информация это пропаганда, - пояснил репортер.
      - А ну катись отсюда! - сказал Антонио.
      - А вам известно, - спросил с надеждой репортер, - скажем, чтобы он преследовал домогательствами своих прихожанок или присваивал пожертвования?
      - Ничего такого я не слышал, - сказал Антонио.
      На следующее утро по пути на работу я заехал в гостиницу, где остановился ван Роширен.
      Гостиница стояла на малой базарной площади. Первый этаж был сделан из камня, остальные два - из дерева. Крыша, по местному обычаю, была сложена из деревянных плашек, крашенных под черепицу. По ту сторону площади стоял местный храм со статуей бога-привратника. Боевики Президента отбили богу голову и приставили сверху гипсовую голову Президента, Начиналась весенняя засуха, и все - гостиница, храм и пустая базарная площадь - было покрыто густым слоем пыли. Бог с головой Президента грустно глядел на запустение.
      Я поднялся на третий этаж, перевернул табличку "Просьба не беспокоить", исполненную на асаисском и на английском. По-английски табличка была написана с одной ошибкой. По-асаисски ошибок было две. Я постучался. Мне никто не ответил, хотя в номере что-то бубнило. Я повернул ручку и вошел.
      Ван Роширен стоял на коленях и говорил вполголоса. Собеседник его в древнеримских плавках висел перед ним на кресте в двух метрах от пола. Судя по безмятежному выражению на лице собеседника, я бы не сказал, что он слышит ван Роширена.
      Я прошел в соседнюю комнату. По местным стандартам это был очень шикарный номер. С потолка, несколько напоминая соплю, свешивалась лампочка без абажура. В углу стояла кровать, круглый столик, два стула и тумбочка. Ящиков в тумбочке не было - они вывалились от старости, как зубы изо рта. За выцветшими занавесками красовалось пуленепробиваемое стекло с двумя аккуратными дырками посередине.
      Усевшись на тумбочку, я стал л ждать, пока ван Роширен закончит свое интервью с богом. Наконец он появился и, улыбаясь, сел к низенькому столику.
      - Я правильно вчера понял, что вы " явились, чтобы предотвратить гражданскую войну? - спросил я.
      - Да, - сказал он.
      - Прекрасно. Значит, вы можете заставить этого дьявола полковника Идассу покаяться и распустить своих террористов? Или Д. Л. Адара - сложить с себя обязанности, гм... Президента? И руководство компании вы тоже можете обратить на путь истинный?
      - Я - нет, - сказал он, - но Господь все может.
      Встав, я поманил его к окну.
      - Видите, торговая площадь. Но на ней ни души. Потому что три дня назад по указу Президента вон в том храме, напротив, спилили голову статуе предка полковника Идассы и пришпилили на ее место голову Президента. И завтра или послезавтра местные газетчики напишут о том, как гвардейцы Президента, вооруженные ружьями с серебряной насечкой и летающими кинжалами, украшенными изображением свернувшегося дракона, сидели там в ожидании людей полковника, который не мог, не теряя лица, проглотить такое оскорбление и прислал сюда своих людей, вооруженных пистолетами с рукоятями, украшенными узором из сплетенных ветвей и букв, и ножами с четырехгранным лезвием, блистающим, как новорожденное солнце.
      - Через два месяца, - уверенно сказал проповедник, - они отбросят ножи и кинжалы.
      - Несомненно, - ответил я, - потому что через два месяца законным президентом страны станет полковник Идасса. В президентский дворец его, конечно, никто не пустит, первым актом нового правительства будет отмена эмбарго на поставку современного оружия, и местные жители перестанут использовать кремневые ружья, блистающие серебряной насечкой, и ясеневые луки, обложенные черепаховыми щитками, станут использовать автоматы, гранатометы и военных советников. Ведь полковнику очень хочется в президентский дворец, а иначе, как с помощью гранатометов, он туда не попадет.
      Ван Роширен кротко улыбнулся.
      - Кстати, о богах, - продолжал я. - Полагаю, что на множество вещей террористы бы никогда не решились, если бы не бог, которого они носят в холщовых мешочках и которым они смазывают стрелы. Что же до гвардейцев Президента, то у них до сих пор в обычае присягать Президенту на воткнутом в песок священном мече его предков с рукоятью в форме креста, усыпанного отблесками небесного огня, и поэтому я полагаю, что ваша... гм... символика будет иметь у них большой успех.
      - Каждый народ, - сказал ван Роширен, - знает бога. Андромедяне не исключение.
      - Ну разумеется, - сказал я, - андромедяне отлично знают, что такое бог. Это такой раскрашенный чурбанчик, которому мажут губы медом, чтобы он послал много мяса. А если он посылает мало мяса, им топят печку.
      - Что же, - сказал ван Роширен, - андромедяне имеют более достойное представление о боге, нежели вы.
      Я промолчал и вытащил из сумки пластиковый пакет.
      - Возьмите, - сказал я.
      - Что это?
      - Статьи о Новой Андромеде. Отчеты экспертов, опросы, тесты. Я не хочу сказать, что это секретный материал, но все-таки постарайтесь, чтобы его никто не видел, кроме вас.
      Я вышел из комнаты, хлопнув дверью. Замечательно! Шестой год я выплачиваю деньги за бронированный автомобиль, который к тому же ест прорву бензина, эксперты исписали целые тома, председатель комиссии ООН по урегулированию кризисных ситуаций посещает Новую Андромеду каждые два года, миллионы кредитов ушли в эту пропасть... А теперь приезжает один блаженный и говорит: "Господь все поправит!".
      Площадь перед гостиницей была все так же пуста и покрыта пылью. На соседнем перекрестке я проехал на красный свет. Под светофором скучал псоглавый бог войны, красноухий и с квадратными зрачками. В одной руке он держал желтое четырехгранное копье с боевым значком, свисающим до самой земли, а другая кончалась змеиной пастью. Это был бог весьма внушительного вида. Я подумал, что если уж верить, то лучше уж верить в такого, чем в того, в венце из античной колючей проволоки.
      Первые сотрудники уже начали скрестись в дверь, секретарша внесла поднос с кофе - началось очередное совещание по поводу "Павиана".
      Асаиссцы изображают в виде четырехрукого павиана бога-сторожа. Вообще-то этого бога зовут Шек, но так как имя его - табу, то все называют его просто богом-павианом. Этот бог сторожит все, что угодно, - договоры, курятники, президентов, странствующих скоморохов, - стоит только налить ему в блюдечко кислого молока. Я бы на месте здешних богов давно подох от такого малого жалованья.
      Итак, бога-сторожа зовут павианом, и когда мой отдел стал делать на случай войны информационную сеть, выполняющую роль универсального сторожа, мы назвали эту сеть "Павианом".
      Перед компанией стояла нелегкая задача. Во-первых, мы желали остаться нейтральными в этой войне. Во-вторых, мы желали дать ясно понять, что нападение на фермы и земли, принадлежащие компании, повлечет за собой неотвратимое возмездие. Нам было заранее ясно, что на земли и на фермы будут нападать, потому что такие вещи зависят не от запретов полковника или Президента, а от того, сколько просяной водки выпил начальник отряда на завтрак. Фермы были разбросаны по всей стране, и у нас, конечно, не было возможности поставить возле каждой вооруженную заставу.
      Мы разработали безотказную систему космической связи и установили на фермах соответствующую аппаратуру. По вполне понятным соображениям секретности я не собираюсь рассказывать о том, как "Павиан" был устроен. Достаточно сказать, что мы ручались, что с момента нападения на ферму "Павиан" начнет передавать информацию о всем совершающемся и каждый участник нападения унесет на себе характерную радиоактивную метку, а это позволит небольшому, но отлично подготовленному боевому отряду настичь бандитов в любом месте и устроить им хорошее "угощение". Впрочем, такие системы - не новость, и главная трудность не в том, чтобы пометить нарушителя, а в том, чтобы не поднять тревогу по поводу лося или стаи синиц, случайно залетевших на охраняемый участок.
      Мы ручались, что "Павиана" будет так же трудно обмануть или отключить, как и его небесного двойника. Покамест "Павиан" работал и как очень надежная система связи.
      Я был не очень доволен "Павианом". Хорошая информационная сеть делается стандартно выполненными деталями и нестандартно мыслящими инженерами. У меня было такое ощущение, что с "Павианом" дело обстояло абсолютно наоборот. Я точно знал, что с него можно снять много стружки, но как только я начинал снимать эту стружку, я задевал сонную артерию.
      Если бы Деннер об этом знал, он проел бы мою печенку, и поэтому я молчал обо всем и писал хвалебные отчеты.
      Совещание закончилось в десять. Поднялся на шестнадцатый этаж и толкнул серую дверь с табличкой: "А. Дж. Серрини. Отдел безопасности".
      Здание компании - единственное шестнадцатиэтажное здание во всей столице. Когда его строили, отец Президента выразил опасение, не про-, ткнут ли чужеземцы небо, но губернатор столицы, знавший грамоту, успокоил его, сказав, что мы просто хотим быть поближе к Земле. Губернатору за удачное объяснение подарили наручные часики.
      Я подошел к широкому окну. Утреннее солнце .сверкало над розовыми облаками, как вечная фотовспышка; внизу расстилались белые одноэтажные домики с плоскими крышами. На улицах копошился народ, владельцы грузовых автомобилей переругивались с осликами. В зеленых садах женщины развешивали белье или сажали в дворовые печи тесто. Далеко на солнце блестела река, и у берегов, по шею в воде, теснились коровы и овцы, спасаясь от проворных весенних слепней. На другом берегу начинались ровные белые трехэтажные домики - деревня, где жили служащие компании.
      Антонио сидел в кресле, задрав ноги на подоконник, и орал в телефонную трубку:
      - Можно проехать?! На танке?! Только на танке или хоть на танке? Ах, только на танке!
      Он сделал мне знак сесть и ткнул пальцем в ворох пестрых диаграмм на столе.
      Я спросил:
      - Ты слыхал, что вчера спросил репортер? Он спросил: "Правда ли, мистер Денисон, что вы станете заместителем министра связи?"
      Антонио уперся в меня своими глазами цвета автомобильной покрышки, и спросил:
      - А ты не хочешь? Почему?
      - Жалованье маленькое.
      - Жалованье маленькое, а взятки большие, - возразил Антонио.
      - Это Деннер, - сказал я, - он хочет меня съесть.
      - Все хотят съесть друг друга. Ну и что?
      - Чем выше взбирается обезьяна, тем видней ее зад, - сказал я.
      Серрини промолчал.
      - Ко мне опять приходил человек из "Харперса", - сказал я. Предлагал перейти к ним.
      - Старый Гарфилд никогда не выгонит Деннера, - сказал Серрини. Президент обидится. А чего хочет Деннер, ты знаешь.
      Я пожал плечами и положил ему на стол утреннюю газету.
      - Так кто будет платить апостолу за бензин? - спросил я.
      - Понятия не имею. Я вчера задал ему тот же вопрос. Он сослался на птиц небесных, которые не сеют и не жнут, а Бог одевает их красивей, чем девиц из ночных кабаре. Завтра он устраивает пресс-конференцию во славу Божию и проповедь. По-видимому, считает, что этого будет достаточно, чтобы поехать по стране.
      - Других денег у него нет? - уточнил я.
      - Были, друг мой, были! Как раз за день до отлета "Сириуса" он получил чек на сто тысяч кредитов и переслал его в лечебницу для слепо-глухих. Потом включил телевизор - услышал про арбитражный суд и признание мятежников законным правительством. Это его сильно поразило. Он поговорил об этом с Господом, и Господь посоветовал ему купить билет на "Сириус". Так как денег на билет у него не было, то он отправился в "Анреко", добрался каким-то образом до старика Гарфилда, получил билет и контракт - и вот он здесь. Старый Гарфилд, - сказал Антонио, - наверно, совсем выжил из ума.
      - Не думаю, - сказал я. - Я догадываюсь, что он имел в виду.
      Антонио поглядел на меня с интересом.
      - У туземцев другая психология, - сказал я. - В конце концов, это просто невежественные крестьяне, вроде тех, что жили в отсталой Га-лилее. К тому же нельзя не учитывать, что когда-то идеология мятежников была, ну, немного похожа. Возможно, что полковник захочет встретиться с ван Роширеном и попытается его использовать. Почему бы нам не навестить полковника по следу ван Роширена? Я не говорю, что это произойдет, но ведь полковник непредсказуемый человек.
      - Так что ты предлагаешь? - уточнил Антонио.
      - Не стоит бросать ван Роширена на произвол судьбы. Наоборот, мы должны его опекать. Познакомить его с местными чиновниками. Обед с министром связи, обед с министром финансов. После этого его начнут приглашать наперебой. Все станут думать: "Этот человек бывает здесь, бывает там, несомненно, у него есть влияние и связи. Человек может позволить себе говорить такую чепуху, только если за ним стоят влиятельные политические силы". Полковник на это клюнет.
      Антонио задумчиво кивнул.
      - Старик Гарфилд наверняка именно это и имел в виду, посылая ван Роширена на Андромеду, - сказал я.
      - Хорошо, - сказал Антонио, - назовем эту операцию: "Посредник".
      Не подумайте, что я по совместительству работаю в секретном отделе. У шпионов - своя работа, у меня - своя. Но если ты специалист по информационным системам, то в такой крошечной стране, как Асаисса, тебе рано или поздно придется иметь дело с информационными системами определенного сорта.
      Кроме того, как раз тогда, когда я прилетел на Новую Андромеду, а было это лет десять назад, у местных чиновников вошло в обычай монтировать на своих фермах системы слежения - контрабандные, разумеется. Обо мне пошел слух, как о хорошем человеке, и меня возили по ночам с завязанными глазами в неизвестном направлении, и после каждой такой поездки на мой счет в банке было приятно глядеть.
      В конце концов, как и следовало ожидать, я угодил в переделку, а переделка угодила на первые полосы газет. Когда все закончилось, Антонио Серрини сказал так: "Есть две полезные категории людей: те, которые умеют стрелять, и те, которые умеют думать. Множество людей не принадлежат ни к той, ни к другой полезной категории, и очень немногие принадлежат сразу к обеим. Мне очень приятно, что вы принадлежите к числу этих немногих".
      Что касается Филиппа Деннера, который тогда был еще вице-директором, то он вызвал меня к себе и очень долго объяснял, что не все те, кто отрекомендовался чиновником Президента и возил меня с завязанными глазами устанавливать системы слежения, на самом деле люди Президента. Он объяснил, что некоторые из них были террористами. Можете себе представить, как я был поражен! Я рассыпался в благодарностях и сказал, что он открыл мне глаза.
      Отдел безопасности замял мою роль в этой истории, и я остался ему весьма обязанным.
      Через пять Лет мой шеф улетел на Землю, и я стал начальником отдела информационных систем, не без помощи Серрини. Словом, вышло так, что я знаю меньше, чем шпион, и больше, чем обыкновенный служащий.
      К концу рабочего дня Тони известил меня, что вице-префект столицы будет рад видеть господина ван Роширена на завтрашнем приеме. Я хотел было позвонить ван Роширену, но... Помните, вчера включался блок аварийного питания? Это взорвали районную телефонную станцию.
      Я проверил револьвер и отправился в гостиницу на машине. Над столицей висели облака, плоские, как шутки начальства, под ними шлялся военный вертолет персикового цвета, и где-то в туземных кварталах далеко и безутешно, как дешевый игольчатый принтер, трещал автомат.
      Хозяин гостиницы так озадаченно глядел на деревянную лестницу с истертым ковром, словно она вела не на второй этаж, а на второе небо.
      - Вы к проповеднику? - спросил он.
      - Да.
      - А с ним ученики. Шесть штук.
      Я насторожился. Я сегодня видел контракт, и про учеников в контракте ничего не было.
      Метрах в десяти от двери ван Роширена я услышал незнакомый звук. Не люблю незнакомые звуки - у меня плохие нервы. Я вытащил из кармана револьвер, снял предохранитель. Затем повернул ручку двери и вошел без стука.
      В спальне было трое учеников. Двое из них, сложив руки, беседовали с Господом. Третий, судя по физиономии, с планеты Ригель, сидел, подвернув под себя хвост и вытянув уши, и издавал тот самый звук, который я слышал в коридоре. Видимо, он тоже молился. Четвертый... Я вспомнил озадаченную физиономию хозяина и все понял. Сунул револьвер в карман. Из-за соседней двери высунулся ван Роширен и поманил меня пальцем.
      Мы уселись у низенького столика под распятием. Я повернул свой стул так, чтобы сидеть спиной к этому, в полотенце. Я рассказал ван Роширену про прием у префекта, и он воспринял это как должное. Потом застенчиво сказал:
      - Вы не могли бы мне обрисовать местное положение подробней? Что же все-таки произойдет через два месяца?
      Если учесть, что его послал на планету сам Господь Бог, это заявление выглядело несколько странно. Если Господь так халтурно разъясняет своим агентам полевую обстановку, то немудрено, что они всегда с треском заваливали работу.
      - Через два месяца, - сказал я, - полковник Идасса будет официально признан главой правительства, якобы выигравшего полгода назад законные демократические выборы. При этом, по давнему требованию террористов, Асаисса получит статус свободной торговой зоны. Это значит, что туземцы, которые до сих пор выясняли отношения в основном с помощью отравленных стрел и кремневых ружей, станут официально выяснять отношения с помощью гранатометов. В природных условиях Асаиссы это обрекает их на гибель не только от оружия, но и от голода.
      Я замолчал, и тут, как на грех, с окраины города донеслась автоматная очередь. Зазвенели стекла.
      - Да, - сказал ван Роширен, - удивительными стрелами пользуются ваши туземцы. Это что - гуделка при стреле?
      В спальню, мягко ступая, вошел огромный, медвежьего вида парень с широкими скулами и тонкими пальцами пианиста. Он выглядел в точности как помесь орангутана и громилы. Если бы я служил в местной полиции, то немедленно арестовал его по подозрению в грабеже банка.
      Детина отчаянно взглянул на ван Роширена, вздохнул и бережно вынул из-под куртки короткую "Беретту". Автомат был украшен красивой серебряной насечкой. Насечка, конечно, "местного производства". Все остальное приехало с Земли.
      - Денис, - сказал ван Роширен укоризненным тоном, - пошел за зубной щеткой, а купил вот это! Прямо на главной улице, в полукилометре отсюда.
      Я подошел к окну и поманил верзилу Дениса пальчиком.
      - Денис, - сказал я, - когда у вас кончатся патроны, не ходите так далеко за новыми. Видите лавочку напротив, да-да, с надписью "Рыба"? Спросите рыбьей икры, и вам продадут очень хорошие патроны, причем за полцены.
      - Значит, - сказал ван Роширен, - с запретом не считаются? Почему?
      - Потому что в местных условиях тот, кто вооружен, живет дольше того, кто не вооружен. И эта простая истина одерживает убедительную победу над человеколюбивыми намерениями законодателей.
      - Но все же, - сказал ван Роширен, - большинство местных жителей не имеет автоматов.
      - Большинство местных жителей питается просяной кашей без масла. Один автомат стоит столько же, сколько пятилетняя норма просяной каши без масла.
      - Тогда что же изменится, когда снимут запрет на торговлю? Разве у бедняков найдутся деньги, чтобы купить себе жизнь? Разве жизнь не останется, как и всегда, привилегией богатых?
      - Да, - сказал я, - жизнь останется привилегией богатых. Но каждый бедняк получит возможность записаться либо в армию Президента, либо в армию Полковника, либо в охрану одного из местных князей. Ему выдадут автомат, конечно, не просто так, а в обмен... А что может предложить туземец-бедняк в обмен? Только свою землю и свою свободу.
      Ван Роширен моргал.
      - Такие договоры уже заключаются, - пояснил я. - За автомат человек продает в рабство себя и семью. Если он отдает еще и землю, к договору приписывают условие, что господин будет жаловать ему тысячу патронов в год... Отчего, думаете, так выросло могущество князей? Люди меняют свободу на покровительство и безопасность. Но все это незаконные договоры. После отмены эмбарго они станут законными.
      Ван Роширен скорбно молчал. Потом он спросил:
      - А заключает ли такие договоры компания?
      - Вы с ума сошли! Это был бы скандал.
      - А после отмены эмбарго компания сможет заключать такие договоры?
      - Да, - сказал я. - После отмены эмбарго компания сможет заключать такие договоры.
      - Итак, - подытожил ван Роширен, - сейчас вы не можете купить земли крестьян, потому что вам их не продают. Через два года после отмены эмбарго у вас будет больше земли, чем у всех князей и у семьи Президента, вместе взятых и притом у вас будут работники, приписанные к этой земле?
      - Я этого не говорил, - возразил я.
      - Это я вам говорю! - сказал ван Роширен.
      Я невозмутимо улыбнулся. Ван Ро-: ширен, разумеется, прав. Это было то, чего хотел Деннер и за что я ненавидел Деннера. Четыре месяца назад, когда комиссия Федерика Дейна прилетала на Новую Андромеду, "Хар-перс" дал комиссии взятку. Деннер взятки не дал. А деньги, отпущенные на взятку, положил в свой карман. Но он не дал взятки не оттого, что ему было жаль денег. Он не дал взятки оттого, что ему хотелось иметь в своей руке больше земель, чем всем князьям и семье Президента, вместе взятым.
      - Чушь, - сказал я. - Это невыгодно компании.
      - Разве выгодно было, - возразил ван Роширен, - фараону противиться Моисею? Но Господь ожесточил сердце фараона, и тот забыл о выгоде там, где речь шла о власти.
      Ван Роширен повернулся и пошел вон из спальни. Верзила Денис задержался на мгновение, чтобы забрать свой автомат.
      - Эй, - спросил я, - а чем вы занимались, пока не стали учеником ван Роширена?
      - Я грабил банки, - застенчиво сказал громила, облапил свой автомат и был таков.
      Внизу хозяин гостиницы клевал носом над конторкой. Я разбудил его:
      - А что вас давеча так поразило? Помните, вы смотрели на лестницу так, словно ее бесплатно покрыли циновкой из радуги?
      Хозяин пугливо осмотрелся.
      - Видите ли... мне показалось... в общем, когда этот ван Роширен шел по лестнице, мне показалось, что следом за ним идут лев и ягненок. Сначала ягненок, а потом лев. Или нет, сначала лев, а потом... - хозяин запутался и повесил голову.
      Я потрепал его по плечу.
      - Вам не показалось. Лев - это ригелианин. А ягненок был с планеты Дикси. Когда они будут спускаться по лестнице, вы сразу увидите, что спереди он не очень-то похож на ягненка.
      Хозяин вздохнул.
      Доехав домой, я позвонил Тони. "Павиан" работал безотказно.
      - Кто такой Денис Лиммерти? - спросил я. - Водительское удостоверение номер 2364 РОО 976Т1.
      Было слышно, как Тони шарит ни клавиатуре служебного компьютера.
      - Уроженец Новой Филадельфии, - сказал он, - холост, сорок три года, трижды судим и помечен в картотеке как искусный грабитель. Арестовывался по подозрению в ограблении "Ройял Мей Бэнк", но полиция так ничего и не доказала. Между прочим, ограбление века. А что?
      - Ничего, но этот человек приехал к нам как ученик ван Роширена. Превратился из Савла в Павла. Но все же...
      - Но все же, - сказал Тони, - я с подобающим уважением отнесусь к тому факту, что на нашей скромной планете появился один из самых известных в Галактике преступников.
      После этого разговора у меня на душе как-то полегчало. Признаться, мне было бы жаль, если б этого телевизионного дурачка ван Роширена пристрелили в первом же переулке. Но если у него в учениках Денис Лиммерти, то, пожалуй, дела обстоят не так уж плохо.
      "Павиан" затрещал опять. Я снял трубку. Это снова был Тони.
      - Алло, - сказал он, - я забыл сказать, что мне сегодня звонил по транссвязи старый Гарфилд. Просил оказать всевозможную поддержку ван Роширену и объяснил, почему он послал его на Новую Андромеду.
      - Ага, - сказал я, - я был прав!
      - Старик, - продолжал Тони, - измучился ночью, думая о будущем компании, и заснул только под утро. Утром ему во сне явился курьер с крыльями за спиной и сообщил, что первый же посетитель, которого он найдет утром у кабинета, разрешит все его проблемы. Он проснулся и позвонил секретарше, - и первым посетителем был ван Роширен. Как известно, хмыкнул Тони, - ему явился этот же крылатый курьер.
      - Старик Гарфилд всегда любил розыгрыш, - сказал я.
      Тони помолчал, а потом промолвил:
      - Я тоже так думаю. Кстати, Гарфилд знал ван Роширена как преуспевающего бизнесмена.
      - И что же с ним случилось? - изумился я. - Раскаялся? Попал за решетку?
      - Ничуть. Оказывается, ван Роширен с детства хотел служить Богу, но отец сказал ему: "Сначала докажи мне, что ты человек, а не неудачник, который ни на что не способен, кроме как молиться". Ван Роширен не стал противиться воле отца и к тридцати годам сколотил прекрасное состояние. Отец уже радовался, что его сын забыл о старых глупостях. Вдруг сын прилетает с отчетами и бумагами, говорит: "Я выполнил твое пожелание", ликвидирует дело и постригается в ближайшем монастыре.
      - Так он еще и монах?
      - Францисканец.
      Год на Новой Андромеде продолжается десять месяцев, в каждом месяце тридцать шесть дней, или три дюжины дней; первая дюжина посвящена двенадцати старшим богам, вторая дюжина посвящена двенадцати младшим богам и третья дюжина посвящена царям.
      Когда Филипп Денвер сказал "Два месяца и три дня", он имел в виду местные месяцы.
      Стало быть, до последнего срока оставалось семьдесят пять дней.
      Глава вторая
      На следующий день я повез ван Роширена на прием к вице-префекту столицы князю Санны.
      Хозяин дома в детстве был чесальщиком шерсти, но разбогател и, когда нынешний Президент воевал со своим дедом, оказал ему изрядную услугу. На востоке страны есть город Санна. Этот город захватили три тысячи наемников, нанятых горожанами для охраны, но, ограбив дома и не будучи сведущи в науке управления, "охранники" искали, кому его продать. Хозяин купил город, но потом, видя, что Президент усиливается, подарил его Президенту и был сделан князем над Санной. Впоследствии, не столько из недоверия, сколько из предосторожности, Президент отозвал его в столицу и поручал ему разные важные посты.
      Между прочим, старый князь был тестем Ральфа Пешиэры. Тот был два года назад моим непосредственным начальником, а теперь я сидел на его месте, а Пешиэра был заместителем министра связи и сообщений.
      Тут надо пояснить, что именно значит "заместитель министра". По новой конституции Президент назначает министрами только коренных асаиссцев. Президент полагает, что важнее иметь министром человека преданного, чем человека, подходящего к должности. То ли он считает, что образованный не может быть преданным слугой режима, то ли надеется, что невежество выгодно оттенит его собственный ум... Как следствие местные министры не знают латинского алфавита. Их заместители - всегда земляне и служащие компании. Газетчики называют это теневой оккупацией и пишут, что министры не меняют ни одной запятой в докладах, представленных заместителями. Они не уточняют, что Президенту было бы нетрудно избавиться от теневой оккупации, назначая в министры людей, сведущих в запятых и латинском алфавите.
      Говорят, что бывший министр просвещения до конца жизни не мог поверить, что Земля - другая планета: что за несерьезное государство в небесах?
      Я взбежал на второй этаж гостиницы, свернул в коридор и остановился как вкопанный. Ван Роширен стоял на пороге комнаты, прощаясь со своим собеседником. Это был туземец лет примерно двадцати пяти, с нежным, почти девичьим лицом и глазами цвета ежевики, в зеленых штанах и кожаной куртке. У меня безошибочная память на лица, и я сразу узнал этого молодого человека. Его фотографии были во всех газетах после того, как он со своими людьми расстрелял в упор предыдущего федерального судью.
      Я отошел за уголок лестницы и стал ждать. Я ждал довольно долго. Наконец ван Роширен положил молодому человеку руку на голову и благословил его. Тот согнулся, стал на колени и поцеловал проповеднику его хорошо вычищенные ботинки из крокодильей кожи, потом встал и сбежал мимо меня вниз по лестнице. Глаза у него светились. Мне показалось, что я что-то упустил в жизни.
      Ван Роширен вернулся в свой номер. Я постучался и вошел вслед за ним.
      - Как вам это удалось? - спросил я.
      Проповедник хитро улыбнулся.
      - Ну, - сказал он, - если Господь требует от меня сделать эту работу, то, уж верно, он даст мне силы и средства, чтобы ее сделать. Ночью я просил Господа, чтобы он указал мне дорогу к мятежникам, и Господь ответил: спустись на второй этаж, постучись в номер двести седьмой и там ты найдешь человека, которого мятежники отрядили следить за тобой. Я спустился туда и сказал: "Вас послали следить за мной, почему бы нам не поговорить". Тот ответил: "Знать ничего не знаю". А я: "И к тому же вы третью ночь не можете уснуть. Спите спокойно, а завтра поднимайтесь ко мне в номер". Я ушел, и он, оказывается, действительно уснул. А час назад постучался в мою дверь, и мы долго говорили.
      - Как просто, - сказал я.
      - Бог познается по простоте употребляемых им средств, - ответил ван Роширен.
      Он сел в машину, и мы поехали. С нами был Денис Лиммерти, а с Лиммерти - автомат.
      Прием был, как всегда, великолепен. Старый князь тряс головой, сидя в кресле на колесиках. Центральная зала сверкала мрамором и хрустальным светом, вышколенные слуги неслышно сновали по паркету, предлагая еду и напитки, прелестная восемнадцатилетняя наложница князя порхала туда и сюда, расточая ослепительные улыбки. Более всего она улыбалась новому дворецкому, бравому молодцу лет двадцати в штанах невиданной расцветки, стоявшему у хозяйского кресла.
      - Третий дворецкий за семь месяцев, - сказал Клара Аннели, жадно глядя на дворецкого, - она меняет их быстрее, чем Президент - министров.
      Дворецкий услышал и гордо зашевелился в своих штанах.
      Это был приятный прием, из тех, где встречаешь множество знакомых и решаешь множестро дел. Любители многочасовых парламентских обсуждений никогда бы не поверили, с какой легкостью в- порядке личного одолжения устраняются тут трудности, совершенно, казалось бы, неразрешимые.
      У меня были свои заботы, и я переходил от одной группы к другой, совершенно потеряв ван Роширена из виду. Я оглянулся - он мелькнул в дальнем конце анфилады с вице-префектом столичной полиции. Вздохнув, я поднялся на второй этаж. Мраморные крылатые гении, сгибаясь от тяжести, несли вверх по лестнице золоченые корзины с фруктами. Из стеклянных фруктов били сверкая электрические огни.
      Внизу, на мощеном дворике, ведущем в сад, вновь мелькнул вице-префект полиции, на сей раз без ван Роширена. Этот человек был мне нужен; я сбежал вниз по лестнице и пошел через голубую гостиную в сад.
      Посреди голубой гостиной стояла серебряная статуя Господа Истины с топором в руках, ибо истина убивает. Под сенью Истины на бархатной кушетке сидел Реджинальд Мейси, один из старейших служащих компании. Он еще помнил те славные времена, когда компания не покупала конкурентов, а расстреливала их из автоматов. Мейси был совершенно пьян.
      - А, это вы, Денисон, - сказал он, - а где ваша жена?
      - Осталась дома с ребенком.
      - А, да-да, вы привезли какого-то странного проповедника.
      Я промолчал.
      - Твари, - сказал Мейси, - грязные твари! Мы сели в лужу с нашим гуманизмом, сели в грязную лужу! Ни одного туземца нельзя было допускать к власти! Выкинуть всех и заменить землянами! Только так можно было вычистить эту страну!
      Мейси орал. Глаза его налились кровью. Богиня Истины испуганно жалась к стенке, сжимая серебряными ручками топор. Я сказал:
      - Вы пьяны, Мейси. Езжайте домой.
      - Твари, - повторил Мейси.
      Вице-префект по-прежнему стоял на мощеном дворике. В дни, когда Президент воевал со своим дедом, этот человек с двумя своими товарищами был вожаком народа в городе Синие Ключи, а проще говоря, погромщиком, ибо в те дни в Синих Ключах чернь громила дома богатых и сильных не столько ради учреждения свободы, сколько в надежде на то, что изобилие преступлений превратит их, как это обычно бывает, в доблестные дела или, по крайней мере, обеспечит безопасность зачинщиков. Эти трое завладели городом и даже издали закон, по которому никто не смел отказывать бедняку в ссуде и принуждать его платить долги; но по прошествии двух месяцев Идар Хас, более прозорливый, чем его товарищи, договорился с проходившим мимо войском Президента и передал ему город. А тех двух глупцов постигла та же судьба, что и истребленных ими торговцев.
      Сейчас Идар Хас, вице-префект столичной полиции, стоял в мощеном мраморном дворике, грыз орешки в позолоченных скорлупках и кормил ими ручную белку. Он обрадовался, увидев меня.
      - Да, насчет Ирвинга Мелла... - начал он.
      - Оставьте этого человека, - сказал я по-асаисски, - ведь его племянница - моя золовка.
      Я как раз представлял ван Роширена старому князю, когда кто-то толкнул меня в бок.
      - А! Господин колонизатор и господин миссионер! Вы, кажется, возвращаетесь к методам шестнадцатого века: сначала отбираете нашу землю, а потом и наших богов?
      Я оглянулся и узнал в говорившем сына Идара Хаса. Земляне и туземцы прекрасно находят общий язык - все, кроме тех, кто побывал в Гарварде и выучился там словам "неоколониализм", "народное самосознание" и "национально-освободительная борьба". Обычно это сыновья крупных чиновников. Чуждые грабежу и прочим видам предпринимательства, они проводят жизнь, сочиняя националистические памфлеты на безупречном английском языке, так как это единственный язык, который согласны признать общим бесчисленные враждующие племена страны. Служить они не служат, считая ниже своего достоинства заниматься работой на благо марионеточного правительства; среди террористов их тоже нет, потому что там стреляют, а на приемах они время от времени попадаются.
      Впрочем, есть и другие люди, которые имеют на нас зуб. Терпеть не может землян майор Ишеддар, начальник охраны Президента, и говорят, что племянник полковника, Ласси Красивые Глаза, ненавидит "Анреко" больше, чем законное правительство.
      Я оставил ван Роширена спорить с молодым патриотом и прошмыгнул в соседнюю комнату. С золоченого потолка свисали гроздья мраморного винограда. Длинные шелковые флаги с надписями в честь господина Президента свисали до самого пола. Посреди комнаты бил вверх прозрачно-черный фонтан. От бурлящей жидкости пьяняще пахло смолой и медом. У фонтана, макая в него кружку, стоял человек с белой карточкой на груди - репортер с Земли.
      - Из чего это? - спросил он.
      - Местный напиток, - сказал я. - Очищают бананы, толкут их и ждут, пока они не начнут бродить. Потом добавляют меда и немного смолы и гвоздики для запаха и держат все в темном месте. Не пейте больше двух кружек.
      - Монополия, - сказал журналист, - это нехорошо. Почему здесь всем распоряжается одна компания?
      - Потому что, - сказал я, - об этом просило правительство. Потому что когда земляне впервые появились здесь век назад, это были либо разбойники, которые прилетали в деревню, вооруженные до зубов, забирали урожай вирилеи и меха и скрывались, либо полуразбойники, которые меняли меха и ягоды на оружие. А когда появлялись честные люди и просили патенты на торговлю в столице, их тут же прижимали чиновники. Только большие, хорошо организованные компании оказались достаточно могущественными, чтобы положить конец и пиратству землян, и вымогательству чиновников. В конце концов вышло так, что "Вестерн Линк" и "Анреко" слились в одну компанию.
      - Значит, - сказал он, - вы положили конец взяткам и грабежу?
      - Разумеется, - сказал я, - мы положили конец взяткам и грабежу.
      Я вернулся в центральную залу. Там рядом с ван Роширеном стоял Джон Бельяш, владелец популярного третьего канала телевидения, большой любитель брюха и того, что под брюхом. По правую руку Бельяша прыгала девица, которую он, очевидно, обещал сделать телезвездой.
      - Наши зрители, - говорил Бельяш, - имеют разносторонние духовные запросы, и мы неравнодушны к тайнам Вселенной. У нас каждый день есть минутка астролога, и в прошлую среду мы показывали передачу о горных целителях с Синей Гряды. Оказывается, они черпают энергию непосредственно из космической праны. Очень поучительно.
      Я вернулся к господину князю. Тот сидел в своем кресле и жевал кусочек пледа.
      - Мои друзья, - сказал князь, - чувствуют себя неуютно в своем новом доме. Они купили собаку. Не могли бы вы научить ее лаять?
      Он выпростал из-под пледа руку, в ней была толстая пачка кредиток. Я пересчитал их.
      - Ваши друзья? - спросил я.
      - У меня много друзей, - сказал старый туземец.
      - В прошлый раз от ваших друзей пахло "козьей головкой".
      "Козья головка" - благовоние, которое курят в храмах мятежников, Человек, от которого пахнет козьей головкой, всегда будет иметь неприятности, если попадется гвардейцам.
      Вице-префект столицы вздохнул и вытащил из-под пледа еще одну пачку. Я запихнул обе пачки в карман и сказал:
      - Завтра в три дня. Где обычно. Я вышел в сад - дивно благоухали травы, шелестела листва, и сквозь серебристое озеро пролегала лунная дорожка, прямая, как посадочная полоса. У мраморной кромки озера маялся Денис Лиммерти, раскаявшийся громила.
      - Ну что, нагляделись на здешнюю публику? - спросил я. - Неужели вы верите, что из вашей затеи что-нибудь выйдет?
      - Иисус пришел, - сказал Лиммерти, - чтобы спасти грешников, а не праведников. Уж наверное, господин Президент - великий грешник.
      Лиммерти ушел, а я остался сидеть у пруда с мраморной кромкой и лунной дорожкой.
      - Здравствуйте, господин Денисон!
      Я обернулся. Это был представитель "Харперс ЛТД".
      - Не собираетесь уезжать из Асаиссы?
      "Анреко" обвиняют в том, что она скупила половину Асаиссы. Никто не обвиняет "Харперс" в том, что она скупила половину всей Новой Андромеды. Просто за обвинения в адрес "Анреко" платит "Харперс". Три года назад "Харперс" хотела купить "Анреко", но старый Гарфилд выскочил из соковыжималки.
      У "Харперс" отличное лобби в Совете Федерации, и поэтому, когда подвернулась эта история с выборами, на которых, по мнению независимых наблюдателей, якобы выиграл полковник, "Харперс" поддержала апелляцию и добилась этого дикого решения арбитражного суда. Подумать только! Признать законченного террориста главой законного правительства только оттого, что грязные батраки голосовали за него, а не за Президента!
      Впрочем, "Харперс" не помогает террористам. Это слишком опасное и дорогое занятие. Им достаточно, если в стране воцарится хаос и "Анреко" не сможет быть их конкурентом в экспорте вирилеи.
      - Нет, - сказал я, - я не собираюсь уезжать.
      - У вас, я слышал, нелюбовь с Филиппом Деннером.
      Я помолчал.
      - Сколько бы вы хотели получать?
      - Не хотел бы обездоливать "Харперс", - сказал я, - вы столько денег тратите на поддержку террористов, что для приличных людей не останется.
      Мой собеседник выудил из кармана записную книжку, вырвал из нее листок, написал на нем сумму и протянул мне. Я запустил туда глаза.
      - Это вдвое больше, - сказал он, - чем вы получаете в "Анреко".
      - Главные деньги я получаю от своей фермы, - сказал я.
      - Мы тоже выращиваем вирилею.
      - Пытаетесь, - сказал я, - ваши кривые деревья не стоят ни гроша.
      - Через три месяца, - возразил мой собеседник, - наши кривые деревья будут стоить дороже ваших сожженных пеньков.
      - Идите к черту, - сказал я.
      Он встал и забрал у меня листок.
      - Когда-нибудь Деннер вам насолит так, что захочется отомстить. Мы всегда вам будем рады. Если вы захватите с собой разработки "Павиана" и кое-какие документы, то получите втрое больше.
      Он помахал листком и пропал среди деревьев.
      Вскоре после прибытия землян один придворный доложил царю: "Короли женаты на убийстве, князья - на непокорстве, судьи - на подкупе, шпионы на лживости, купцы женаты на мошенничестве, крестьяне - на невежестве, а земляне - на алчности". Как видите, мы с самого начала вполне вписались в существующее социальное устройство.
      Ван Роширен имел большой успех. Бельяш обещал показать его проповедь по телевидению, сразу вслед за передачей о парапсихологии и телекинезе, и сам Идар Хас вдруг пригласил его на обед. Я вел машину, а он раскрыл визитницу и аккуратно сажал в гнезда визитные карточки. Сзади копошился Джек Лиммерти. Ван Роширен покончил с визитками и спросил:
      - А вы не могли бы мне рассказать историю спора?
      - Что? - спросил я.
      - Ну, исторические корни конфликта, - застенчиво пояснил проповедник.
      Он явно не умел обращаться с такими словами, и это мне понравилось.
      - Исторические корни? - сказал я. - Представьте себе, что вы вошли пьяный в кабачок, а там сидит другой пьяный. Ему не понравилась ваша морда, и он дал вам по морде, которая ему не понравилась. После этого половина кабачка стала драться за .вас, а другая половина - за этого пьяного. Где тут исторические корни?
      - Думаю, - сказал осторожно ван Роширен, что когда борьбу, уносящую сотни жизней и имеющую тысячи мучеников-, сравнивают с пьяной дракой, это унижает достоинство народа.
      Я молча проглотил это и начал:
      - Как вы знаете, - сказал я, - Асаисса фактически изолирована от остальных стран Новой Андромеды. На западе она выходит к океану, а восток и юг занимают пустыня и горы, Пустыня эта понемногу наступает. Остается сорок тысяч квадратных километров, на которых сотни лет жили разные племена, разводили лошадей и резали друг Другу головы, а в долинах возделывали просо и вирилею. Климат в долинах уникальный, больше нигде на Андромеде вирилея не растет. Купцы из соседних стран всегда приплывали сюда за вирилеей, хотя, конечно, она стоила не так дорого, как сейчас.
      Триста лет назад один из местных царей объединил большинство племен под своей властью и основал династию Дассов. Он построил в стране дороги, чтобы быстрее рассылать войска и приказы, ввел единую монету, упорядочил налогообложение и прочее, и прочее, за что прогрессивные журналисты величают его деспотом.
      - Хотя, конечно, - прибавил я в раздумье, - если хорошие дороги есть признак деспотизма, то Земля до сих пор даст Асаиссе сто очков вперед.
      Впрочем, не все его реформы удались. Он, например, отнял у Бога право суда и передал его назначаемым из столицы чиновникам, но потом вынужден был отменить этот приказ. Население обиделось за Бога.
      Итак, Дасак основал свою династию и стал Великим Царем. В оригинале Великий Царь звучит не так громко, как в переводе, потому что Дасс был "великим царем", а правил он "малыми царями". Кажется, это называется феодализмом. Так вышло, что после смерти Дасака власть великого царя становилась все меньше, а власть малых царей - все большей, и вышеупомянутый централизованный деспотизм, то есть дороги, законы и единая монета, исчез совершенно.
      Лет сто назад седьмой по счету правнук Дасака решил исправить ситуацию и начал воевать с малыми царями. Сам он был скорее администратором, чем полководцем, но у него были хорошие военачальники, и лучшим из них Исинна, товарищ его детских игр, и сам, как вы понимаете, малый царь. Исинна завоевал для Дасака все отпавшие земли, и чем лучше он воевал, тем больше Дасак его боялся.
      - Дальнейшие события, - сказал я, - каждая из ныне враждующих сторон излагает по-разному. Несомненно следующее. Вскоре после того, как Исинна выиграл для Дасака битву Белых Облаков, в которой он использовал пятьдесят тысяч личных, своих воинов, Дасак вызвал его в столицу на новогоднее торжество и утопил в бочке с маслом.
      Теологические разногласия между сторонниками Президента и мятежниками заключаются в следующем. Официальная версия гласит, что после битвы Исинна сказал: "Кто сильней, тот и должен быть великим царем" и отправился в столицу, чтобы убить своего господина. Мятежники рассказывают следующее. Чем больше становилась слава Исинны, тем страшнее была зависть в сердце великого царя. Он думал: "Не для меня старается Исинна! Скоро он убьет всех моих врагов, и выйдет так, что некому будет оказать мне поддержку, когда он пойдет на меня войной. Что тогда спасет меня от смерти? Разве там, где речь идет о власти, есть место слову "преданность"?" На новогодний праздник великий царь позвал Исинну в столицу. "Не ходи", - сказали ему воины. "Я не могу проявить неуважение к государю", - возразил Исинна. "Тогда возьми нас с собой". "Нет, - ответил Исинна, - ибо если я возьму вас с собой, а царь убьет меня, вы поднимете бунт, а разве можно бунтовать против царя?"