– Погоди, Летисия, напротив, это гениально!
      – Ты находишь?
      – Вообрази! Чтобы сделать такое, нужно очень ее любить! На коленях! Расскажи еще раз. Ой, придвинь ноги, они у тебя совсем заледенели!
      – Тогда дай мне плед. А мне было стыдно! Все на нас глазели!
      – Да все завидовали маме!
      – Ты просто больная, бедная сестричка. Тебе бы это понравилось?
      – Если бы это был Альбер, то, наверное, нет, но вообще-то понравилось бы.
      – А я нахожу это недостойным!
      – Ты перестанешь кривить физиономию? Сколько тебе лет? Ты не понимаешь, что сейчас портишь жизнь своей матери?
      – О-о! Да ладно, хватит!
      – Она боится сделать тебя несчастной и потому рискует потерять Альбера.
      – Я считаю это нормальным.
      – Ты думаешь, что говоришь? Ты рассуждай не только с позиции своих четырнадцати лет, ты могла бы сделать небольшое усилие и постараться видеть чуть дальше своего носа.
      – Конечно, не тебе грозит постоянно жить с этим старым дураком.
      – На мой взгляд, отчимы бывают и похуже.
      – Да, бывают и хуже: этот не будет меня бить, не будет насиловать. Ты права, я, наверное, зря жалуюсь. Но он хочет, чтобы я ложилась спать в десять, не смотрела телевизор, пока не сделаю уроки, обращается со мной как с ребенком. Конечно, могло бы быть еще хуже…
      – Безусловно. Но тебя не радует мысль, что твоя мать счастлива?
      – Она не счастлива!
      – А кто виноват в этом?
      – Папа?
      – Не только.
      – Я?
      – Вот именно! Как мне кажется, ты ничего не делаешь для того, чтобы облегчить ей жизнь.
      – Тебя стесняет, когда я перебираюсь к тебе?
      – Да нет, глупышка. Но мама была бы счастливее, если б ты не сбегала каждый раз, когда она приглашает Альбера… И ешь над подносом, у тебя в посте пи уже полно крошек. А. если бы ты приложила немного усилий, чтобы найти у него хорошие качества?
      – Я не могу, он мне не нравится.
      – Спасибо, я поняла. Знаешь, он иногда приходит повидаться со мной, когда я выхожу с работы. И мы с ним неплохо ладим.
      – Тем лучше для тебя! А я его не люблю!
      – Это мне напоминает, как ты отказывалась попробовать какой-нибудь новый овощ, говорила: «Я это не люблю!» – «Но ведь ты его еще не попробовала!» – «Ну и что, я это не люблю!»
      – Хватит, я гашу свет!
      – Ты хуже ребенка, Летисия. Подумай, ты ненавидишь Альбера, потому что все еще надеешься, что папа и мама будут вместе. Но это ерунда! Они никогда не вернутся к совместной жизни. Папа не оправдал маминых надежд, он глубоко ранил ее. Она уже не может вернуться в прошлое.
      – Иногда мне кажется, что ты не любишь папу!
      – Нет, я его очень люблю, но я такого мужа не хотела бы. Я не очень доверяю ему. А ты хотела бы, чтобы папа был твоим мужем?
      – Не говори глупости. Я как ты: я не хочу выходить замуж.
      – Возможно, это у тебя пройдет.
      – У тебя же не проходит.
      – Может быть, и у меня пройдет…
      – Будем спать?
      – Да.
 
       Летисия: Они все против меня. Даже папа попросил меня быть полюбезней с маминым ухажером. Мерзость! Альбер, конечно, разбирается в моих уроках и вкусно готовит итальянские блюда, но вот в остальном… Он зануда! И потом, я, наверное, со стыда сгорела бы, если бы мои подружки увидели меня с ним. У него такой дурацкий вид! В киношке я не знала, куда бежать. Я ему никогда этого не прощу. Ведь он был красавчик, тот парень, который помог ему подняться… А я после такого удара смылась…
 
      – Летисия…
      – Да.
 
       Летисия: Даже Король на его стороне. Что они все в нем находят? Она вроде бы ничего и не говорит, что я прихожу к ней ночевать, но явно дает понять, что долго это длиться не может.
 
      – Обещай мне постараться изменить отношение к Альберу.
 
       Летисия: Что я говорила! Она рассказывает мне сказки, что это было бы приятно маме, если бы я подружилась с ее сладостным ухажером, но это очень устроило бы ее, Король. Ну почему я вечно цепляюсь за тех, кому не нужна?
 
      – Я сплю.
      – Обещай мне. Ради мамы.
      – Нет.
      – Да.
      – Я тебе ничего не обещаю.
      – Но ты постараешься?
      – Возможно. Спокойной ночи.
      – Спокойной ночи.
 
       Летисия: Я отлично знаю, чем все это кончится: мама нас бросит, это точно. Папа будет сверхнесчастный, ну а мне придется его утешать. Жизнь поломалась! Ну и ладно, как только кончу лицей, удеру в Пуатье. Да, невесело иметь родителей, которые не ладят друг с другом. Они все осточертели нам в газетах россказнями о соединившихся семьях, и – ах, какая радость! – восемь ребятишек вокруг воскресного стола, и никто не знает, кто чья дочь или чья сестра, и всем так хорошо! Хватит единственных детей, нудных уик-эндов! У тебя есть над чем подумать! Но нужно терпеть мачеху или отчима, который предпочитает чужим детям своих, который не любит нового мужа своей бывшей и каждый раз злится, когда ему подкидывают детишек. Какая пакость! Плохо в наши дни быть младшей!

      – Брижитт! Что ты делаешь на лестничной площадке? Давай, входи!
      – Так ты дома?
 
       Брижитт: Я совсем не в себе! Конечно же, она дома, а я так разволновалась! Думала, она умерла!
 
      – Так не стой же там, входи, говорю тебе.
      – Извини, что так вторгаюсь неожиданно. Я уже по меньшей мере две недели пытаюсь связаться с тобой!
      – Две недели! Не надо преувеличивать. Я отсутствовала всего одну недельку.
      – Ничего не сказав мне?
      – Да. Я не имела права?
 
       Женевьева: Умерь свои претензии, дорогая! Я не обязана оправдываться. Все прекрасно, расслабься.
 
      – Так нехорошо, Женевьева. Я очень переволновалась!
      – Снимай пальто. Я приготовлю тебе кофе.
      – А выпить у тебя не найдется немножко?
 
       Женевьева: О-ла-ла! Что-то с ней не так, с моей подругой!
 
      – Налей себе, а я поставлю вскипятить воду.
 
       Женевьева: Говорить ей или не говорить? Может быть, еще слишком рано?
 
       Брижитт: Я больше так не могу. Женевьева и еще теперь Пьер: да что они все сейчас исчезают?
 
      – Э-э, остановись! Спокойно! У меня все прекрасно и у тебя нет причины доводить себя до такого состояния.
      – Сначала я подумала, что у тебя нет моего телефона, у Альбера…
      – Так все в порядке, ты уже переехала? Вот почему ты такая взвинченная. Говорю тебе, жизнь вдвоем – ад.
      – Я не переехала, но много времени провожу у него. Я оставила тебе столько сообщений на автоответчике, а ты не откликалась. И я забеспокоилась, это нормально. Я позвонила тебе на работу, мне сказали, ты в отпуске.
      – Это должно было тебя успокоить. У тебя что-то не ладится, Брижитт? Мне кажется, твое беспокойство чрезмерно.
      – Пьер исчез.
      – Как так – исчез?
      – Уехал, адреса не оставил. Во вторник мы ждали весь вечер, а он так и не появился.
 
       Женевьева: Он и правда невыносим, этот Пьер.
 
      – Вы поссорились?
      – Да нет. Просто я потребовала от него развода.
 
       Женевьева: А-а, все же что-то было!
 
      – Он согласился?
      – Не совсем. Но я не настаивала, хотела дать ему время привыкнуть к этой мысли.
 
       Женевьева: Если он сам не потребовал его, когда жил с Хлоей, значит, это не входило в его планы. Она не получит развода.
 
      – Бедный старикан!
      – Почему это – бедный старикан?
 
       Брижитт: Вечно он доставляет мне одни неприятности, и еще сам же плачется. Это несправедливо!
 
      –…Ты позвонила его бывшей пассии?
      – Кароль звонила. Она ничего не знает.
      – А как Летисия относится к этому?
      – Она говорит, что желает ему околеть, но, я знаю, она переживает. К счастью, меньше, чем в первый раз, но, чувствую, она выбита из колеи. Она злится каждый раз, когда я веду ее к Альберу, предпочитает искать убежища у старшей сестры. Мне все это надоело, Женевьева, все надоело! Когда-нибудь я получу право быть счастливой?
      – Счастье – не право, дорогая. Это добыча!
      – Добыча! Как на войне? Женевьева, мне надоело сражаться.
      – Ты боишься за него?
      – Очень!
 
       Женевьева: Между прочим, у этого глупца уже были две попытки самоубийства!
 
      – Если бы с ним что-нибудь случилось, его бы обнаружили. У него были при себе документы?
      – Полагаю, да.
      – А вещи свои он увез?
      – Маленький чемоданчик.
      – А как его работа?
      – Он на больничном.
 
       Женевьева: Это его вечный трюк: отпуск под предлогом болезни.
 
      – Сядь на тахту, расслабься. Я сейчас принесу кофе.
 
       Женевьева: Как подумаю, что этот негодяй перед Рождеством пытался заигрывать со мной! Как я его отшила! Да он наверняка с какой-нибудь женщиной, он только об этом и думает!
 
      – По-моему, он скоро вернется.
      – Объявится, возможно. Но не вернется. Я выставляю квартиру на продажу.
      – О, моя девочка, ты режешь по живому! Отодвинь вазу, я поставлю поднос.
      – Так надо, Женевьева. Сейчас или никогда.
      – Никогда не говори так. Ты всегда будешь иметь выбор. Выбор жить с Альбером или бросить его, остаться одной или найти другого…
 
       Брижитт: Скажешь! Когда видишь, сколько энергии нужно, чтобы сделать выбор, и что за этим следует… И потом…
 
      – …Это так редко случается, Женевьева, когда встречаешь кого-нибудь.
      – Все зависит от того, на что надеешься. Я, например, жду мужчину, который взволнует меня и который не слишком много говорит глупостей.
      – Наверное, это легче!
      – Это более реалистично. Жан-Клод был мужчиной моей жизни. Он умер, это ужасно, мне никто никогда его не заменит. Но все же это не должно лишать человека права иногда радоваться жизни.
 
       Брижитт: Но где он может быть? Я, кажется, готова согласиться, чтобы он прятался здесь. Женевьева тогда выглядела бы предательницей, но он по крайней-мере был бы жив.
 
      – Если б ты была более требовательной…
      – С Марком, мне кажется, есть какой-то прогресс.
 
       Женевьева: Уф! Наконец сказала!
 
      – С Марком? С каким Марком?
 
       Брижитт: Марк! А ведь Альбер на этой неделе не получал никаких вестей от своего брата! Они невыносимы, все невыносимы, жечь мосты в такой момент! Марк… это все наверняка из-за меня…
 
      – Марк Пеншо. Это тебе о чем-нибудь говорит? Мы оба немного увлеклись друг другом. Вот из-за этого я и исчезла ненадолго. Мы не хотели говорить вам об этом, пока не убедились, что сможем пройти конец пути вместе.
      – Ты и Марк? Конечно! И почему мы с Альбером не подумали об этом раньше?
 
       Брижитт: Какие мы тупицы! Мы и вообразить себе не могли, что кто-то, кроме нас, может быть счастлив. Это правда, что все влюбленные – эгоисты. И все же, Марк! Она могла бы выбрать кого-нибудь другого, а не этого закоренелого холостяка. Честное слово, она торопится!
 
      – Он был, мы оба были взволнованы вашим таким очевидным счастьем, Альбера и твоим, что нам захотелось пойти по вашим следам.
      – И что же?
 
       Брижитт: А если он прячется у Анн? Он всегда любил ее больше всех. Поэтому, помимо всего, она уклоняется сейчас от разговоров со мной, чтобы не врать!
 
      – У нас не было всяких там ухаживаний. Ни неожиданной атаки. Во всяком случае, нельзя сказать, что жизнь вдвоем губит любовь.
      – Ты знаешь, что у меня все еще нет никаких вестей от Анн?
 
       Женевьева: Как приятно, когда тебя слушают!
 
      – Нет? До сих пор? Очаровательная малышка! И это после всего, что ты для нее делаешь! Это постыдно!
 
       Брижитт: Как всегда, ничегошеньки-то она не понимает!
 
      – Нет, это не постыдно. Ты уж слишком… Но все же тяжело глотать такую пилюлю.
      – Я тебя не понимаю…
      – Быть между Летисией, которая предпочитает матери сестру и Анн, которая не желает меня видеть…
 
       Брижитт: Черт! Мне никак не удается говорить об этом без слез.
 
      – Та-ак, за твоей спиной в ящике носовые платки.
      – Я была готова принять ее у себя, всем пожертвовать, отложить на время свою жизнь с Альбером. Если бы она захотела, я взяла бы ее к себе в дом, лелеяла, защищала…
      – Делала бы из нее ребенка?
 
       Брижитт: Я все-таки надеюсь, что Пьер не у нее. Они оба в таком состоянии, что это было бы катастрофой.
 
      – Что? Ах да, возможно. Но я могу тебе сказать, что она отказывается. Упорно отказывается!
 
       Женевьева: Подумать только, а я еще иногда жалею, что у меня нет детей!
 
      – Так ты из-за нее плачешь или из-за своего кретина мужа?
      – И сама уже не знаю, Женевьева. Мне достается, поверь.
 
       Женевьева: Я ей верю. Обычно мои маленькие похождения ее увлекали, это добавляло немного остроты в ее жизнь. Но сейчас это выглядит так: «Мне на тебя наплевать!» Даже если я буду кататься по земле от отчаяния, она этого не заметит.
 
      – Ты думаешь, Анн, справится с этим?
      – Я начинаю думать, что да. Ее лиможская подруга мне кое-что рассказала, кажется, Анн думает этим летом поехать за детьми.
      – Пожалуй, это достаточно смелый шаг для нее. Не думала, что она способна на такое.
 
       Женевъева: Да я и не очень-то думала об этом. Ну, будь там замешан какой-нибудь мужчина, это меня не удивило бы. Настоящий ребенок, эта Нану, слишком хрупкая, чтобы выдержать трудности, зовущая мать при первой царапине, падающая в обморок при каждом удобном случае. Размазня! Я всегда не выносила ее, что правда, то правда… Да и вообще я не питаю большой симпатии к дочерям Брижитт: Летисия была милашкой, а подросла и стала противная, что же до Каро, то эта очень черствая: чудовищная эгоистка! Но если Анн возьмется за дело, все может случиться и Каро превратится в социальную помощницу.
 
      – Знаешь, я тоже не думала. Я ее не узнаю! Она словно заново родилась. А тут еще Пьер…
 
       Женевъева: Опять возвращаемся к этому типу!
 
      – Да хватит о Пьере. Ты все еще влюблена в него?
      – Не будь дурой! Я не влюблена в него, но я его жена!
      – Нет, ты хоть понимаешь, что говоришь? Это значит быть женой типа, который постоянно ходит налево и которого больше не любят?
      – Я никогда не говорила, что не люблю его больше. Возможно, я вытянула не слишком удачную карту, но все же меня связывают с ним двадцать лет. Мы познакомились молодыми, мы вместе создавали себя. Этого нельзя отбросить.
      – Ты чувствуешь себя ответственной за него?
      – Даже если я получу развод, он не станет мне чужим. Он отец моих детей. Он поддерживал меня, когда умерли мои мама и папа… Но где он, этот дурак?
      – Хочешь, скажу тебе, что тут пахнет новым увлечением! Наверняка у него все в порядке. Полно, не будь ревнивой: он влюблен, ты влюблена, я тоже. Разве жизнь не прекрасна?
      – Думаешь, он еще способен закадрить женщину?
 
       Женевъева: Вот наивная!
 
      – Ну да, ну да!
      – А тебя он кадрил?
      – Ну да, ну да!
      – И ты ничего не сказала мне, ослица?
      – Это тебя обрадовало бы?
      – Не очень.
      – Вот видишь. Я требую извинения за «ослицу».
      – Беру свои слова обратно, беру… Слушай, ты изменила прическу?
      – А ты только сейчас заметила?
      – Ты очень красивая!
 
       Брижитт: Интересно, когда он ее кадрил?
 
      – Расскажи мне о Марке. Ты говорила о нем Пьере?
      – Чего ты допытываешься? Если твой нежный и дорогой, собрал чемодан, я здесь ни при чем!
 
       Брижитт: Что она знает о нем? В последние дни он был так плох! Черт возьми, где же он может быть?
 
      – Мне надо идти, Женевьева, Летисия будет беспокоиться.
 
       Женевьева: О, чудно! Ну что ж, мои признания остаются при мне. Вот уж, право, пропал день.

      – А это ты хочешь сохранить?
      – Покажи? Не знаю… Спроси у Кароль. Ведь это ее…
 
       Брижитт: Эта сортировка ужасна! Я не хочу ничего, ничего, но как им сказать. Сразу прослыву бессердечной. Главное, это всегда будет тянуться за мной, куда бы я ни поехала, пусть даже с пустыми руками.
 
      – Кароль, ваши школьные дневники… Положить в вашу кучку?
      – Покажите-ка. А-а, я знала, что была хорошей ученицей! Вы видели? Папа говорил, что после отличных результатов начальной школы я отдыхала до выпускного класса. И все же отметки приличные, не правда ли?
 
       Альбер: Он всегда и везде говорил неправду, дорогой папа!
 
      – Мадемуазель Кароль, поздравляю вас, вы прекрасно закончили триместр.
      – Я заслуживаю награду, господин преподаватель?
      – Перерыв пять минут. Брижитт, ты идешь? У нас перемена.
      – Сейчас, сейчас. Я кончаю укладывать простыни.
      – Пива?
      – Пива.
      – Уф, как приятно.
 
       Альбер: Утомительна эта суматоха! Двадцать лет у меня такого не было. Смотрю я на Брижитт, сколько у нее энергии! Интересно, сколько времени пройдет до той поры, когда она пожалеет, что связалась с таким старым хрычом, как я?
 
      – За пять лет я переезжала три раза. Теперь я первоклассный профессионал, но все-таки это утомительно.
 
       Альбер: О, теперь я чувствую себя не таким одиноким! Проблемы у меня точно те же, что приписывают моему возрасту: я и задыхаюсь, поднимаясь по лестнице, и забываю собственное имя, и уже не могу ложиться спать в два часа ночи. Правда, в сорок лет уже было нечто похожее, но тогда мы о возрасте не вспоминали. Казалось, это где-то далеко впереди.
 
      – Три раза за пять лет? Просто безумие!
      – Да что там, первые два были довольно легкие. Последнее потруднее, но мне не хочется говорить об этом.
      – Из-за Эрика?
      – Ах так, мама вам рассказала?
      – Она очень хотела, чтобы вы поженились.
      – Она ошибалась.
      – Почему вы такая суровая, Кароль?
      – Потому что на меня все время нападают. Чтобы защищаться.
      – Но от кого, Великий Боже?
      – От всех, не хочу быть такой, как они, хочу быть другой. Невероятно: мои родители двадцать лет губили свою жизнь и тем не менее упорно толкали своих потомков к повторению своих ошибок. Если бы вы видели их, расстроенных и восхищенных, на свадьбе своей дорогой малютки Нану! Гротеск!
      – Да, некоторые родители толкают своих детей на путь, по которому те не могут идти.
      – Это глупо!
      – Это свойственно человеку!
      – Не хочу повторять себя.
      – А я имею право выпить? Уф, ну и работка! Альбер, подвинься немного.
      – Иди, дорогая, садись. У тебя утомленный вид.
 
       Альбер: Подумать только, на ней те же ужасные брючки, что при первом свидании, узнаю их, но теперь они мне очень нравятся! Я бы даже сказал, что они мне уже дороги. Ужасно некрасивые, но дороги мне!
 
      – Кароль, ты знаешь, кого я недавно встретила? Эрика. Он тебе очень нравился, дорогая. Отличный парень, честный, умный.
      – Не мечтай, мама. Он уже полгода как женат. На девице Реноден.
      – Ах, какая жалость!
      – Как только представится случай, я передам ему свои поздравления.
      – Вы собираетесь повидаться?
 
       Брижитт: В этом вся Король. Ждет, когда ее чудо останется другой, чтобы возобновить связь.
 
      – Конечно, нет.
      – Ладно, пойду собираться дальше, ты действуешь мне на нервы.
      – Тем, что сказала тебе, что он женился, мама?
      – Вот еще!
 
       Альбер: Редко бывает, чтобы она так сердилась, тот переезд обнаружил, сколько в ней таится сноровки. Но она дошла до крайности.
 
      – Мама никогда не могла понять, что можно добровольно жить одной…
 
       Альбер: А если Брижитт выбрала меня, просто боясь остаться в одиночестве?
 
      – …однако она при каждом удобном случае твердила нам на все лады, что это все же лучше, чем жить в плохой компании.
      – И она была права!
 
       Альбер: Она воплощение здравомыслия, моя Брижитт. Конечно же, нет, она не выбрала меня лишь ради того, чтобы не идти одной к финалу. Тогда она нашла бы ого-нибудь попривлекательней. Она и вправду захотела быть со мной. Со мной, Альбером Пеншо! Пожалуй, я еще не вполне убежден в этом, настолько все кажется те невероятным…
 
      – Альбер, я хотела вас спросить… о Летисии. Вы не чувствуете некоторого улучшения?
      – Если быть оптимистом и кое на что закрывать глаза, то можно сказать, что, действительно, некоторое улучшение есть: она снизошла до того, что стала читать книгу, которую я ей порекомендовал, и она ей нравится.
      – Она прочла книгу? В самом деле?
      – Это хороший знак, не правда ли?
      – Неоспоримый. Браво!

       Брижитт: Надо же!
 
      – Альбер, прочти, эту открытку!
 
       Венеция – город влюбленных, и я – счастливейший из людей. Когда вернусь, познакомлю тебя с Катрин. Альбер ее уже знает. Мы ждем ребенка. Как ты думаешь, это огорчит Летисию? Я чувствую себя молодым папой, но храню в своей памяти все.
       Не переживай больше за меня, малышка. Я люблю вас всех четверых.
       Пьер.
 
      – Вот и прекрасно. А что я тебе говорил, не волнуйся за него.
      – Кто она, Катрин?
      – Хорошая женщина. Я часто встречал ее в архивах. Может, немножко ожесточенная…
      – Ты спал с ней?
      – О Боже, нет! Пожалуй, она пугала меня… Казалось, она так сердита на мужчин…
      – Мама, тебя к телефону. Это Лилиана.
      – Черт возьми, я давным-давно должна была быть в бутике! Скажи ей, что я иду. Ты мешаешь мне работать, Альбер. Обожаю наши бесконечные утренние завтраки.
      – Давай, жена, отправляйся на работу! Летисия, тебе помочь с латынью?
      – Ладно… Но дайте мне пять минут, я причесываюсь…
      – Поторопись, Летисия, мне надо принять ванну.
      – Она сказала, что пять минут. Еще немного чаю?
      – Спасибо, совсем капельку. Она показала тебе свою последнюю отметку по латыни?
      – Даже не без некоторой гордости.
      – Мне кажется, самое трудное с ней мы миновали.
      – Ты хочешь сказать, она и правда привыкает?
      – Да, верно. Я никогда не смогу в полной мере отблагодарить тебя за то, что ты сделал для нее.
      – Я сделал бы гораздо больше, лишь бы ты немного расслабилась. Впрочем, ты это знаешь.
      – Альбер, расскажи мне об этой женщине, о Катрин.
      – Она хотела иметь ребенка, любой ценой. Поэтому все это меня не слишком удивляет.
      – Она не бросит Пьера, когда родит, она не из таких?
      – Пожалуйста, не начинай сразу паниковать. Она мечтала о супружестве, о семье. Ты представляешь Пьера; волосы покрашены, спина прямая, на руках младенец. Это же настоящий курс омоложения! Кстати, ты обратила внимание, что открытка адресована «мадам будущей Пеншо»?
      – Что это означает, по-твоему?
      – Не строй из себя дурочку. Ты прекрасно поняла. Катрин получила то, чего желала. Они хотят пожениться. Мы получаем желанный развод!
      – Но что скажет Летисия?
      – Брижитт, прошу тебя, не начинай все сначала. Если ты не хочешь выходить за меня замуж, так и скажи, но не прикрывайся дочерьми. Летисия примет это очень хорошо, Нану только того и ждет, ну а Кароль вдоволь посмеется.
      – Альбер, а если бы нам было лет на десять поменьше, как ты думаешь, мы захотели бы иметь нашего ребенка?
      – Не знаю, но я рад, что эта проблема перед нами не стоит. Так мы можем посвятить себя друг другу. Это большая привилегия!
      – Золотой возраст, как ты говоришь.
      – А ты еще не знаешь самого прекрасного: валяться на диване, когда другие уходят трудиться. Давай-давай, отправляйся! На работу!
      – Грязный сутенер!
      – А что, я еще никогда не пробовал быть сводником… Возможно, мне это очень подошло бы! Ох, ничего не поделаешь, теперь уже слишком поздно!
      – Ты ошибаешься, ничто никогда не поздно!