Гитлеровцы стреляли в упор. Но в это самое время метрах в четырехстах от наблюдательного пункта передвигалась на новую позицию артиллерийская батарея младшего лейтенанта Н. Н. Савченко. Заметив танки противника, офицер быстро развернул батарею, и она немедленно открыла огонь. С прямой наводки четыре орудия буквально за несколько минут уничтожили семь танков противника. Никто из артиллеристов тогда не знал, что на НП в это время находились командир, комиссар, начальник штаба дивизии и другие офицеры. Успешные действия батареи позволили полковнику Колобутину вывести личный состав штаба, эвакуировать раненых и занять новый наблюдательный пункт.
      В течение дня батарейцы младшего лейтенанта Савченко подбили 12 танков. Кстати, в сорок третьем Н. Н. Савченко так же мужественно сражался на Курской дуге и при освобождении города Мерефы, уже в звании капитана, погиб смертью героя.
      В эти тяжелые дни генералы М. С. Шумилов и В. И. Чуйков особенно хорошо показали себя в руководстве войсками.
      Мне вспоминается такой случай. 23 августа В. И. Чуйков выехал на передовые позиции в район Абганерова. На одном из участков он заметил наших отходящих бойцов, которые оказались, как выяснилось, без руководства. Генерал остановил солдат и быстро организовал оборону.
      Вскоре на этом участке обозначилось наступление еще более крупных сил противника, чем раньше, и Василий Иванович решил непосредственно руководить боем. Обычно, когда он прибывал в часть, тут же его адъютант или он сам звонил в штаб армии и сообщал, где находится. Но в этот день не было ни одного звонка. Приближался вечер. Все руководство армии собралось на командном пункте, а генерала Чуйкова не было. Мы обзвонили все штабы дивизий, но никто толком ничего не мог сказать. Все были всерьез обеспокоены. Тогда член Военного совета армии генерал К. К. Абрамов направил на передовую заместителя начальника штаба армии по политчасти подполковника Б. И. Мутовина и работника политотдела подполковника Валиковского с задачей во что бы то ни стало найти Чуйкова.
      Мутовин потом рассказывал, что, пока они через офицеров и бойцов искали В. И. Чуйкова, стало совсем, темно. Жаркий бой затих, но совсем близко взлетали сигнальные и осветительные ракеты. Значит, линия фронта рядом. Наконец солдаты указали место, где стоял "виллис" Чуйкова. Василий Иванович спал на разостланной у машины шинели, а адъютант и водитель дремали в кабине. Когда Мутовин разбудил их, Чуйков по взлету ракет мгновенно понял, что они находятся неподалеку от линии фронта, и строго сказал адъютанту:
      - Я разрешил немного отдохнуть себе и водителю, а вам поручил смотреть за полем боя. А вы тоже спать? Похоже, что вы, товарищ адъютант, из тех, которые охраняли штаб Чапаева, да потеряли чувство ответственности, уснули и этим погубили народного героя... Обидно было бы из-за вашей безответственности попасть в лапы немцев. Правильно я говорю?..
      Адъютант стоял как вкопанный и не проронил ни одного слова. Стоял молча и водитель машины: тоже вроде бы чувствовал себя виноватым.
      Потом, обращаясь к Мутовину, Чуйков сказал:
      - Спасибо, что своевременно появились тут. Четверо суток, знаете, не спал. Измучился. Прилег на шинель, чтобы немного передохнуть, да вдруг задремал...
      Нужно сказать, что Василию Ивановичу ежедневно приходилось выезжать на самые опасные участки, и его хорошо знали в войсках. Известно, что каждый человек имеет свою особую натуру, свой особый нрав, свой характер, свой образ мыслей и действий. Наиболее полно личность человека проявляется в трудной, опасной обстановке. А генерал В. И. Чуйков уже не раз побывал в таких ситуациях, и все отмечали его боевые достоинства.
      Вместе с тем многие говорили, что в отношении штабных офицеров генерал Чуйков бывает несправедлив.
      Однажды он вошел ко мне в блиндаж, где кроме меня были начальник штаба артиллерии армии полковник А. Н. Янчинский, заместитель начштаба по политической части подполковник Б. И. Мутовин и старший офицер оперативного отдела майор А. Г. Полнер. Генерал Чуйков, всмотревшись в мою карту, сказал:
      - Вы, товарищ Ласкин, следите за своими штабистами, а то они могут подвести вас. Вот уже вижу их работку. - Взяв карандаш, Василий Иванович прочертил на карте красную линию, более точно, по его мнению, определяющую передний край на одном из участков.
      Стоявший у стола майор Полнер, отвечавший за своевременное нанесение на карту изменений в обстановке, растерянно смотрел то на Чуйкова, то на нас, то на карту. Чувствовалось, что он в памяти перепроверял свою работу. Я приказал Полнеру выяснить, не допущена ли ошибка.
      Через несколько минут Полнер доложил, что обозначение на карте переднего края полностью соответствует действительности.
      - Идите доложите об этом генералу Чуйкову, - сказал я.
      - Но генерал ведь мне все равно не поверит, - засомневался Полнер, однако пошел.
      Вскоре позвонил мне Василий Иванович.
      - Видно, что штаб стал работать лучше, - сказал он. - Но я допускаю, что там внизу с местностью не совсем разобрались.
      - Вот это упорство! - сказал Мутовин, а полковник Янчинский добавил:
      - Что штабных он недолюбливает, это верно. Зато ценит настоящих вояк. И сам первый из них...
      Тут все вспомнили случай, происшедший в конце июля на Дону.
      Противник сильно обстреливал и бомбил с воздуха наши позиции. Чуйков наблюдал за полем боя. Вместе с ним в неглубокой траншее находились и некоторые офицеры штаба. На наблюдательный пункт посыпались бомбы. Но ни один офицер не ушел в находившееся рядом укрытие, потому что не уходил Василий Иванович. Взрывной волной сбило с ног полковника П. М. Журавлева, который был всего метрах в пяти от Чуйкова, слегка засыпало землей полковника А. Н. Янчинского и других, а генерал будто ничего этого не замечал и спокойно продолжал стоять в окопчике.
      Когда бомбежка кончилась, подполковник Б. И. Мутовин, не обращаясь ни к кому конкретно, заметил:
      - Во время налета надо бы уходить в укрытие. В. И. Чуйков, услышав эту фразу, сказал резко:
      - Если старший начальник от каждой бомбы будет бегать по укрытиям и терять наблюдение, то он не заметит, как над его головой начнут ходить танки. И что за авторитет будет иметь такой начальник у подчиненных, как он сможет требовать от войск удержания позиции при бомбежках?
      В тот же день наши зенитчики сбили самолет и захватили в плен немецкого летчика с картой. Начальник разведки армии привез его на наблюдательный пункт и доложил генералу Чуйкову о том, что пленный является жителем Эльзас-Лотарингии.
      - Показал ли пленный, где находятся аэродромы и по каким дорогам сюда продвигаются танковые и моторизованные колонны немцев? - прервал Василий Иванович майора вопросом.
      Тот доложил, что пока он таких данных не дал, и почему-то опять повторил, что пленный из Эльзас-Лотарингии.
      - При чем тут Эльзас-Лотарингия?! - сердито спросил Чуйков. - Все они лезут бить нас. - Потом он взял карту пленного, на которой все названия населенных пунктов были обозначены на русском и немецком языках, быстро просмотрел ее и сказал: - Пустая карта. Но линия фронта есть. Только она совсем приближена к Дону. Торопятся, гады...
      Разведчик, видимо стремясь реабилитировать себя в глазах Чуйкова, спросил пленного:
      - Какова была ваша задача?
      Чуйков снова резко прервал его:
      - Их задача ясная - бить нас. А мы их должны бить. Но уничтожать надо прежде всего авиацию и танки. Они нам больше всего мешают. Вот и надо узнать, где они сейчас находятся.
      Генерал тут же сам допросил пленного. Не прошло и десяти минут, как на карте появились кружки - немецкие аэродромы, протянулись линии танковых и моторизованных колонн.
      - Ясно! Колонны идут на шестьдесят вторую, соседнюю, - сказал Василий Иванович и хмуро добавил: - Видно, что для разведывательной работы вы, майор, не годитесь.
      * * *
      ...Итак, события 24 августа.
      64-я продолжала вести ожесточенные бои. К исходу дня враг смог продвинуться на участке обороны 29-й и 204-й дивизий на глубину 3-4 километра. Своевременно подтянутыми и введенными в действие огневыми и ударными силами противнику был нанесен большой урон в танках и живой силе, и оборону армии удалось восстановить.
      Иначе развивались события на северо-западном участке фронта. Здесь тремя днями раньше Паулюс сосредоточил на плацдарме ударную группировку в составе 8-го, 51-го армейских и 14-го танкового корпусов, и 23 августа эти силы при мощной поддержке авиации перешли в наcтупление в направлении Вертячий, Бородин, северная окраина Сталинграда. 14-й танковый корпус, сломив сопротивление оборонявшихся частей, в высоком темпе двигался в стык наших танковой и 62-й армий и вскоре вышел на средний оборонительный обвод.
      Для парирования этого удара ни у командования армий, ни у фронтов на этом направлении готовых резервов не было. Поэтому танковой группировке противника вскоре удалось вонзить клин в оборону советских войск на глубину до 60 километров и в этот же день выйти к Волге севернее Сталинграда на участке Латышанка, Рынок.
      Упершись в Волгу, противник сразу же повернул острие удара на юг, непосредственно на Сталинград. Другая его группировка начала развивать наступление в юго-восточном направлении, угрожая левому флангу 62-й и тылу 64-й. А чтобы сломить организованное сопротивление Сталинградского гарнизона, парализовать управление, вызвать панику среди защитников и населения города, немецкое командование во второй половине этого же дня подвергло город массированному налету авиации, в котором участвовало до 600 тяжелых и легких бомбардировщиков 4-го воздушного флота под командованием опытнейшего генерала Рихтгофена, того самого, что вместе с Манштейном воевал в Крыму, наносил авиационные удары по войскам Крымского фронта, по защитникам Севастополя.
      Горели дома, нефтехранилища, суда на Волге. Вверх поднимались огромные огненные языки, тянулись длинные шлейфы темного дыма. Вскоре весь город потонул в зареве пожаров, окутался дымом.
      На подступах к Сталинграду, на северной его окраине и в воздухе шли непрерывные бои. Только нашими авиаторами в воздушных схватках и зенитной артиллерией 2-го корпусного района ПВО страны в этот день было сбито 90 немецких самолетов.
      С выходом противника к Волге Сталинградский фронт оказался расчлененным на две части. Нарушен был и волжский водный путь, по которому шло снабжение фронтов.
      Высшее гитлеровское командование стремилось расширить фронт наступления на Сталинград и требовало от Паулюса усилить удары с северо-запада, а от Гота - вбить в оборону глубокий танковый клин силами 4-й танковой армии с юга. Тогда войска 62-й и 64-й армий окаpались бы в клещах между двумя немецкими армиями, попали бы в большой оперативный мешок и были бы отрезаны от баз снабжения. Не надо быть крупным стратегом, чтобы понять особую роль 64-й армии в прочном удержании своих рубежей в этих условиях.
      Глубокий танковый прорыв противника к Сталинграду оказался неожиданным для нашего командования. И вот в такой сложной обстановке командование Юго-Восточного фронта сумело быстро собрать и в ночь на 24 августа выдвинуть на северную окраину города группу войск, состоявшую из полка 10-й дивизии НКВД, 124-й стрелковой бригады, 99-й танковой бригады, курсантов военно-политического училища и батальона морской пехоты. Руководство всеми этими силами было возложено на командира 124-й стрелковой бригады полковника Горохова.
      Одновременно по решению Сталинградского городского комитета обороны в заводских районах формировались рабочие батальоны для защиты города, охраны предприятий и наведения порядка в городе. Уже 24 августа около 2000 рабочих Тракторного завода с тридцатью танками под командованием генерал-майора Н. В. Фекленко вступили в бой с врагом в районе своего завода. Вскоре к ним присоединились батальоны, сформированные из рабочих заводов "Баррикады" и "Красный Октябрь".
      Таким образом, в критический для Сталинграда момент вместе с воинами Красной Армии на защиту города с оружием в руках выступили рабочие.
      24 августа Ставка дала своему представителю генерал-полковнику А. М. Василевскому и командованию фронта следующие указания:
      "У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запутать врага. Деритесь с противником не только днем, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эресовские силы... Самое главное - не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе"{56}.
      Одновременно было приказано выдвинуть 4-й и 16-й танковые корпуса и 64-ю стрелковую дивизию в район северо-западнее Сталинграда.
      Исполняя эти указания Ставки, командование Сталинградского фронта создало в районе станции Котлубань (20 километров северо-западнее Сталинграда) ударную группу в составе 298, 35, 27-й стрелковых дивизий, 28-го танкового корпуса, 169-й танковой бригады и поставило ей задачу нанести контрудар в юго-западном направлении по флангу прорвавшихся к Волге вражеских войск. Командование возлагалось на заместителя командующего фронтом генерал-майора К. А. Коваленко. Одновременно штаб Юго-Восточного фронта создал в районе северо-западнее станции Гумрак группу из остатков 2-го и 23-го танковых корпусов под командованием начальника бронетанковых и механизированных войск фронта генерал-лейтенанта А. Д. Штевнева и приказал ей нанести контрудар в северо-западном направлении, чтобы совместно с соединениями генерала Коваленко отрезать вражеские силы, прорвавшиеся к Волге, и восстановить положение на фронте 4-й танковой и 62-й армий по левому берегу Дона.
      Для отвлечения резервов противника и ослабления его натиска на Сталинград Ставка, кроме того, приказала командующему Сталинградским фронтом частью сил 63-й и 21-й армий провести наступление в направлении Еланское, Серафимович против глубокого северного фланга 6-й немецкой армии, форсировать Дон и выйти на ее тылы и коммуникации.
      Но проведенные фронтами контрудары успеха, к сожалению, не принесли.
      А между тем враг на всех направлениях рвался к Сталинграду. 24 августа вторая группировка армии Паулюса перешла в наступление в районе Калача, форсировала Дон и стала обходить левый фланг 62-й с юга. Положение этой армии, открытые фланги которой находились под ударами с севера и с юга, становилось очень тревожным. Открывался и правый фланг 64-й армии.
      Что касается наступления частью сил 63-й и 21-й армий на фронте Еланское, Серафимович, то четыре стрелковые дивизии этих армий форсировали Дон, отбросили части противника и к 27 августа отвоевали и удержали плацдарм шириной в 50 и глубиной до 25 километров. Это вынудило Паулюса перенацелить сюда часть своих резервов и этим несколько ослабить наращивание сил группировки, идущей непосредственно на Сталинград. Однако в 6-й немецкой армии было еще достаточно сил, чтобы продолжать развивать наступление.
      Верховное главное командование вермахта требовало от командующего 4-й танковой армией Гота нанесения новых и новых ударов, чтобы сломить оборону нашей 64-й и войти в Сталинград с юга. Этих ударов ждал и Паулюс.
      И генерал Гот делал все, чтобы войти в Сталинград первым. Используя внутренние коммуникации для перегруппировок, он создал новую танковую группировку и 25 августа нанес сильнейший удар по левому флангу 64-й армии (38-й стрелковой дивизии) и по правому флангу 57-й армии на красноармейском направлении.
      События там развивались быстро, и вскоре после трудных боев на участке 38-й стрелковой сложилась серьезная обстановка.
      В это время там находился заместитель командующего Юго-Восточным фронтом генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков.
      - На самом левом фланге армии и восточнее танки и пехота противника прорвали передний край, - сообщил он мне по телефону. - Разрозненные группы нашей пехоты отходят. Так как противник атакует весь участок этой дивизии, то Сафиулин не сможет что-либо направить на самый левый фланг. Знаю, что ваши резервы израсходованы, но требую изыскать и направить сюда все, что найдется под рукой. И в первую очередь артиллерию. На стыке армий надо непременно задержать противника...
      Мы быстро смогли перебросить туда две батареи противотанковой артиллерии. Генерал Голиков, приняв их, сам возглавил борьбу с прорвавшимися силами противника, и продвижение врага было остановлено.
      При очередной встрече с генералом Ф. И. Голиковым я спросил:
      - Как получилось, что вместо координации действий двух армий вам пришлось командовать полусотней стрелков и двумя батареями?
      - Вы, товарищ Ласкин, хорошо знаете, - ответил генерал, - что на фронте даже небольшое преимущество врага, если не принять мер, может развиться в крупный для него успех. А ведь в тот момент на опасном участке не оказалось наших сил. Вот и пришлось взяться за руководство боем малого масштаба. Ну а задача-то была решена большая, согласитесь...
      Откровенно скажу, что с этим человеком мне всегда было интересно беседовать. Из его скупых фраз, отдельных слов, а иногда только намеков можно было почерпнуть много важного и полезного. Во всем чувствовалась высокая эрудиция генерала Ф. И. Голикова. Имея непосредственный контакт с Военным советом фронта, находясь постоянно в курсе событий на всем сталинградском направлении, он при рассмотрении обстановки в полосе армии непременно увязывал ее с событиями на других участках. И как-то само собой получалось, что мы в штаарме могли осмысливать и оценивать положение дел не только на юге и юго-западе, но и на всем сталинградском направлении. А это было очень важно в то тяжелое время.
      Хочу отметить, что Филипп Иванович не спешил категорически излагать свои выводы и решения. В этом отношении он придерживался русской пословицы: "Семь раз отмерь, один раз отрежь". Каждую фразу генерал произносил тихо, не торопясь, как бы взвешивая слова. Эта привычка, видимо, осталась у генерала Голикова от того времени, когда он перед войной был начальником Главного разведывательного управления и не раз докладывал важные материалы лично И. В. Сталину. А там нужны были очень скупые, но самые веские слова.
      У Филиппа Ивановича была и еще одна особенность. Во время заслушивания докладов он всегда пристально всматривался в глаза собеседника. И вообще он всегда с каким-то особым вниманием следил за характерами людей и в течение очень короткого времени мог дать им совершенно точные оценки. Помню, когда зашел разговор об офицере штаба армии майоре А. Г. Полнере, генерал Голиков сказал:
      - Светлый, хороший ум у человека. И характер под стать - спокойный, но живой.
      Это было правдой.
      А о полковнике А. Н. Янчинском Филипп Иванович отозвался так:
      - Я видел его в бою. Дело знает, умеет быстро распорядиться, потребовать. Но он или не знал никогда чувства осторожности или утратил его. Нельзя работнику армейского масштаба бегать от батареи к батарее во время огневых налетов противника. Скажите, товарищ Ласкин, ему об этом...
      И еще - генерал Голиков никогда не стремился "накачивать" инструктажами подчиненных. Он верил в способности командиров, доверял их инициативе, понимал, что даже очень грамотный, опытный начальник не может точно предвидеть, как сложится обстановка на том или ином этапе боя. Подробный же, до мелочей инструктаж сковывал инициативу подчиненных. Филипп Иванович всегда умел увидеть главное, существенное и направить мысль командира в нужном направлении.
      Но продолжим повествование о событиях на фронте.
      На правом фланге 57-й армии, на красноармейском направлении, две танковые дивизии врага, в составе которых было до 250 танков, поддерживаемых авиацией, снова прорвали оборону 422-й и 15-й гвардейской дивизий и вышли непосредственно на подступы к Красноармейску. Командующий армией генерал Ф. И. Толбухин направил к участку прорыва свой резерв танковую бригаду, истребительные противотанковые полки и в полном составе 36-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Танкам противника был поставлен прочный заслон. Суровые бои здесь продолжались два дня. Враг нес большие потери в технике и живой силе. К концу дня 26 августа, он, убедившись в невозможности пробиться на север, вынужден был наступление приостановить.
      Десять суток, с 17 по 26 августа, немецкий генерал Гот бросал армию с одного направления на другое, стремясь прорваться к Сталинграду. Ценой значительных потерь ему удалось оттеснить левый фланг 64-й и правый фланг 57-й армий и овладеть станциями Абганерово и Тундутово, разъездом 74-й километр. Фронт обороны на стыке этих армий хотя и еще более растянулся, по оставался неодолимым.
      Таким образом, замысел врага - прорвать танковым клином оборону советских войск ударами с юга и вместе с 6-й армией Паулюса, наступавшей с северо-запада, взять в стальные клещи 62-ю и 64-ю армии, а затем и город Сталинград - был сорван.
      Но в эти дни возникла серьезная опасность на правом фланге нашей армии в районе Калача. Здесь противник отбросил левофланговые соединения 62-й в северном направлении и довольно глубоко продвинулся к Сталинграду. Между двумя армиями образовался более чем тридцатикилометровый разрыв. Для ликвидации его ни у фронта, ни у командования армий резервов не было. Таким образом, 64-я могла оказаться под ударами противника по открытому правому флангу и даже с тыла.
      Положение осложнялось еще и тем, что в ходе многодневных боев войска имели большие потери в людях, в танках и артиллерии, все резервы в соединениях и армии были полностью израсходованы.
      ...Уже полмесяца я был на сталинградской земле, но до сих пор ни разу мне не удалось переговорить по телефону с начальником штаба соседней 62-й армии генералом Н. И. Крыловым - моим "однополчанином" по Севастополю. Телефонный провод, связывающий два штаба, вырывало буквально целыми километрами, а концы обрывов просто невозможно было найти. Не удавалось установить связь и через штаб фронта по ВЧ.
      А в этой сложной обстановке особенно важно было знать положение наших частей и противника на стыке армий и согласовать действия.
      Наконец-то нам удалось связаться по телефону. Конечно, оба были рады, что еще живы и воюем опять вместе на самом активном фронте.
      - Как правый сосед, я должен был первым позвонить вам, - сказал Н. И. Крылов. - Но обстановка у нас изменяется каждый час. Управление войсками очень затруднено, и я боюсь, как бы не растерять дивизии. В одесском огневом кольце было горячо, в севастопольском еще жарче. И здесь не лучше. Огонь полыхает от самого переднего края и до Волги. И все же она, великая русская река, думается, в главном, то есть в достижении устойчивой обороны, будет работать на Красную Армию...
      Когда мы ознакомили друг друга с обстановкой, то обнаружили опасность, возникающую на стыке наших армий. И самое обидное - никто из нас в это время ничего не мог сделать, чтобы прочно заслонить открытый участок обороны. Ведь главные силы обеих армий увязли в боях на противоположных флангах, а резервов не было. И хотя у противника на этом направлении мы тоже не отмечали крупных сил для нанесения ударов в направлении Сталинграда и по флангам армий, но он, имея танковые и моторизованные части, мог быстро создать необходимую для этого группировку. И это нас тревожило.
      Безусловно, немецко-фашистское командование в эти дни допускало ошибку, не использовав для броска вперед открытый фронт на стыке двух армий.
      Всю сложность и опасность положения 64-й вместе с нами видел и заместитель командующего Юго-Восточным фронтом генерал-лейтенант Ф. И. Голиков. Он с небольшой группой офицеров фронта находился на вспомогательном пункте управления, координируя действия войск 64-й и 57-й армий.
      Перед вечером 26 августа, когда Военный совет 64-й обсуждал вопрос о том, как же дальше действовать нашей армии, Ф. И. Голиков принял самое живое участие в оценке складывающейся обстановки. Он прямо говорил, что армия, продолжая обороняться на занимаемом рубеже по реке Мышкова и вдоль железной дороги между станциями Абганерово и Тундутово, по существу уже находится в оперативном мешке, созданном двумя немецкими армиями. Если фашисты в ближайшие сутки смогут подвести резервы или перебросят некоторые силы с центрального участка к правому или левому флангу 64-й армии, они сразу же выйдут на ее тылы и завяжут узлом горловину мешка западнее Сталинграда. И тогда армия, отрезанная от тылов, не в состоянии будет выполнять главную задачу - оборонять Сталинград.
      - Противник держит нас в самом невыгодном оперативном положении, заключил генерал Ф. И. Голиков. - Надо лишить его условий, при которых он все еще вынашивает замысел окружения наших армий.
      Командарм М. С. Шумилов был точно такого же мнения в оценке складывающейся обстановки.
      Генералы были правы. Если возникла серьезная опасность окружения целой армии, а для ее предотвращения нет средств, то нельзя выжидать, пока враг сомкнет кольцо окружения, надо решительно выдвигать имеющиеся ресурсы на выгодные рубежи в тылу, организовать там оборону, а окружающим силам противопоставлять в первую очередь танковые части, чтобы не допустить их соединения, и всеми средствами бить врага, срывать его попытки расстреливать нас со всех сторон.
      Поэтому было признано необходимым отвести войска армии на заранее подготовленный рубеж по реке Червленая. Тогда протяженность фронта обороны армии сокращалась бы со 120 до 35-40 километров и был бы создан общий сплошной фронт обороны войск 62-й в 64-й армий по рекам Россошка и Червленая.
      Когда предлагаешь высшему начальству свой план наступления, это зачастую воспринимается с похвалой. Совсем по-другому чувствует себя командир, когда предлагает совершить отход, хотя он по обстановке и крайне необходим.
      В моей военной практике уже пригодилось встречаться с обстоятельствами, которые вынуждали командующего армией решать вопрос на отвод войск без указаний сверху. Генерал И. Е. Петров смело принял решение на отвод Приморской армии с севера Крыма на Севастополь и этим не только сохранил войска, но и организовал героическую оборону Севастополя. У командарма 64-й генерала М. С. Шумилова была связь с фронтом. Поэтому он и генерал Ф. И. Голиков звонили командующему фронтом, чтобы получить от него одобрение решения. Но в это время генерала А. И. Еременко не было на командном пункте. Тогда мне было поручено доложить начальнику штаба фронта генералу Г. Ф. Захарову обстановку и мнение Военного совета о дальнейших действиях армии. Перед вечером 26 августа я говорил по ВЧ с ним дважды, причем второй доклад делал в присутствии генералов М. С. Шумилова и Ф. И. Голикова.
      Содержание этого ответственного доклада забыть невозможно.
      Вот краткие его выводы:
      "1. Противник, располагая перед Юго-Восточным фронтом большим превосходством в танковых силах, моторизованных войсках и авиации, может в короткий срок осуществить перегруппировку и начать новое наступление против 64-й армии. А резервы армии израсходованы. Создать их вновь за счет вывода соединений с оборонительного рубежа армии не представляется возможным, так как откроем фронт.
      2. Фронт обороны соседней 62-й армии очень неустойчив. Ее войска продолжают отходить, все более открывая правый фланг и тыл 64-й армии. Обеспечить себя с севера против этой любой угрозы нам нечем.
      3. Складывается обстановка, при которой 64-я армия может оказаться в критическом положении и не будет способна выполнить задачу по защите Сталинграда на югозападном направлении. Поэтому Военный совет армии просит принять решение по создавшейся обстановке.
      Содержание доклада исходит из оценки обстановки, которую определил Военный совет армии и генерал Голиков Ф. И."{57}.
      Начальник штаба фронта Захаров с выводами доклада согласился и сказал, что обо всем этом доложит командующему фронтом по его прибытии на КП. Но в этот день ответа на свой доклад мы не получили.
      Понимая всю опасность обстановки и нависшую над армией угрозу, Военный совет армии, будучи уверенным, что приказ на отход армии непременно последует, поручил мне подготовить план отвода войск армии на рубеж по реке Червленая, не оглашая его перед работниками штаба армии. Заранее разработанный план позволил бы нам в более короткие сроки приступить к выполнению отвода войск после получения на это разрешения командующего фронтом. И он был нами подготовлен. В разработке плана принимали участие заместитель начальника оперативного отдела полковник П. М. Журавлев и начальник штаба артиллерии полковник А. Н. Янчинский. Командарм М. С. Шумилов и генерал Ф. И. Голиков очень внимательно рассмотрели его.
      По плану вначале отводились стрелковые соединения правого крыла армии - 66-я морская стрелковая бригада и 157-я стрелковая, поскольку они находились намного впереди других дивизий и их тылам в первую очередь грозил удар противника с севера. По достижении этими соединениями промежуточного рубежа начинали отходить 126-я и 29-я стрелковые дивизии и армейские артиллерийские части, находившиеся ближе к центру обороны. В третью ночь отход на рубеж реки Червленая должны были совершить все остальные силы армии.
      Что же касается организации обороны на новом рубеже, то суть ее выражена в следующих строках плана:
      "В первой линии обороны по реке Червленая иметь четыре стрелковые дивизии, одну морскую стрелковую бригаду и 118-й укрепленный район в составе восьми отдельных пулеметно-артиллерийских батальонов.
      В резерве армии - три стрелковые дивизии и одна морская стрелковая бригада"{58}.
      Из этого видно, что с выходом войск 62-й и 64-й армий на заранее подготовленный рубеж обороны по рекам Россошка, Червленая появлялась возможность организовать достаточно прочную оборону на среднем обводе и создать необходимые резервы.
      Однако этому плану не суждено было осуществиться. Командование фронта разрешения на отвод армии не дало. А противник к исходу 27 августа вышел на рубеж Малая Россошка, Карповка, к железной дороге Калач - Сталинград и навис над глубоким флангом и тылом нашей армии.
      Вечером этого дня командарм М. С. Шумилов в присутствии генерала Ф. И. Голикова снова докладывал по ВЧ командующему фронтом А. И. Еременко о серьезности обстановки. Он подчеркивал, что возникла опасность полного окружения армии, и поэтому считал необходимым своевременно отвести её с занимаемого рубежа на более выгодный. Генерал А. И. Еременко и на этот раз отводить армию не разрешил. Тогда Шумилов попросил разрешения переместить на промежуточный рубеж войска правого крыла 64-й, которые противник глубоко обошел с севера. Командующий не дал разрешения и на это, подчеркнув, что обстановка требует удерживать занимаемые армией рубежи обороны.