Ротой противотанковых ружей командовал лейтенант Макагонов. Несколько дней бойцы этого подразделения вели неравный бой с танками врага. Погиб командир роты лейтенант Макагонов, погибли почти все бойцы, по ни один танк не прорвался на участке их обороны.
      Несколько правее геролчески руководил отражением атак танков и пехоты храбрый начарт 514-го полка капитан П. А. Носырев. Отрезанный от своих, он все еще корректировал с хорошо замаскированного наблюдательного пункта огонь полковых артиллерийских батарей. Но вот немецкие танки подошли вплотную к его НП. Носырев немедленно вызвал огонь на себя. В ходе огневого боя ему удалось отойти и добраться к своим артиллеристам. Капитан Носырев продолжал сражаться до последних дней обороны и в бою пал смертью храбрых.
      А на 2-й батарее 134-го гаубичного артиллерийского полка, которой командовал старший лейтенант Г. С. Лукашев, возникли свои трудности. Находясь на наблюдательном пункте в районе высоты 57,8, командир с группой связистов и разведчиков был полуокружен немцами.
      Тогда Лукашев приказал батарее вести огонь правее наблюдательного пункта, а сам вступил в схватку с фашистами, наступающими левее и с фронта. Огонь батареи, выстрелы винтовок и гранаты этой небольшой группы артиллеристов целых полчаса сдерживали продвижение противника. Наконец их наблюдательный пункт был полностью окружен. Когда наступили сумерки, группа Лукашева внезапным ударом ошеломила гитлеровцев, и смельчаки прорвались из окружения.
      После гибели подполковника В. В. Шашло мы решили командование 747-м полком возложить на комиссара этого полка Василия Тимофеевича Швеца. Это был храбрый человек, спокойный, организованный, с ясным умом; он пользовался большим авторитетом у личного состава. И вот мы с комиссаром дивизии П. Е. Солонцовым направились на командный пункт этого полка, чтобы помочь новому командиру в решении тяжелых задач укрепления обороны.
      Пробираясь в полк, мы попали в зону сильного артобстрела. Теперь меня сопровождал вместо адъютанта Ляшенко, который был контужен, помощник командира взвода роты охраны Соловьев. Ему было уже за пятьдесят. Солдат еще первой мировой, он в боевой обстановке был очень смышлен и предусмотрителен. Едва закончился артиллерийский налет, как тут же появились бомбардировщики, летевшие на низких высотах. Кружась каруселью над полем боя, они выбирали подходящие для удара цели, один за другим бросались в пике, сбрасывая свой смертоносный груз. В зоне взрывов оказались и мы. Солонцов метнулся влево.
      - Товарищ комдив, за мной в укрытие! - крикнул Соловьев и побежал вправо. Я бросился за ним и увидел блиндаж. Не успел перешагнуть последнюю ступень земляной лестницы, как почти рядом грохнул сильнейший взрыв. Горячей взрывной волной меня бросило в блиндаж, и я упал к стене у входа. За первой бомбой последовала целая серия взрывов. Бомбы ложились, видимо, так близко от нас, что земляной пол блиндажа ходил ходуном, а сквозь щели наката бесконечными струями сыпался грунт. Иногда несколько бомб взрывались почти одновременно, и тогда казалось, что весь накат подпрыгивал над укрытием. Так продолжалось минут семь-восемь. Фронтовики знают, что режущий звук падающей бомбы действует на психику мучительнее, чем сам взрыв. Именно в те секунды, когда бомба приближается к земле, думаешь: "Ну, конец - летит на тебя". А когда раздается взрыв где-нибудь в стороне, облегченно вздыхаешь: "Пронесло, жив, эта была не твоя".
      Когда все стихло, я в полутьме разглядел на полу бойцов. А рядом со мной, прислонившись плотно к стенке, сидела девушка. Это была врач полка Раиса Гольдман.
      - Какой же страх наводят эти бомбы! - сказала она подавленным голосом. - Прямо душу раздирают. С ума можно сойти.
      Раисе было всего 19 лет. Она не успела окончить медицинский институт и ушла на фронт. Оказывается, мы попали в блиндаж, где Рая перевязывала раненых. Они, конечно, подбадривали молодого врача.
      ...Едва мы с Соловьевым появились на командном пункте 747-го полка, ко мне бросился Петр Ефимович Солонцов:
      - Иван Андреевич, жив! Я очень переживал за тебя. Ведь такая сильная и продолжительная бомбежка была. Всю душу вымотали, сволочи.
      А комиссар полка Василий Тимофеевич Швец, всегда серьезный и вроде скучноватый, сейчас выглядел просто суровым и очень обеспокоенным. Шутка ли - под такими ударами находится весь его полк! Тут без потерь не обойтись. А он всегда тяжело переживал и за людей и за выполнение боевой задачи.
      Когда мы ему объявили о назначении командиром полка, он долго думал, потом улыбнулся одними губами и как-то застенчиво произнес:
      - Никогда не думал, что придется выполнять эту роль в такой обстановке. Но буду с полком до конца...
      За два дня наступления противнику на направлении главного удара удалось вклиниться в оборону 79-й бригады и 172-й дивизии всего на глубину одного километра и окружить часть сил 747-го полка (около батальона). Прорывая кольцо окружения, они многократно вступали в тяжелые ближние бои. Значительная часть воинов полка пала в боях, но многие вышли из окружения и заняли новые позиции. Оборона дивизии, таким образом, сломлена не была.
      И досадно, что авторы труда "Героическая оборона Севастополя 1941-1942" утверждают: "К исходу 8 июня... на участке 172-й стрелковой дивизии немецким войскам удалось окружить 747-й и 514-й полки. Только часть их бойцов вырвалась из окружения, большинство же погибло в неравном бою"{35}.
      Выше мы говорили, что у 172-й дивизии не было никаких резервов. И если допустить, что противник действительно окружил эти полки (а из стрелковых частей только они и были в составе соединения), то задержать дальнейшее его продвижение было некому. Фронт был бы открыт, и враг мог буквально через час-другой выйти к бухте Северной. Но ведь этого не произошло и не могло произойти, поскольку гитлеровцам продолжали противостоять эти полки, хотя и сильно ослабленные. Их поддерживал огнем 134-й гаубичный артиллерийский полк. Более того, даже командование дивизии до утра 9 июня не уходило со своего наблюдательного пункта. А ведь мы находились на высоте 49,0, то есть в боевых порядках второго эшелона 514-го полка. И наконец, за два дня такой ожесточенной борьбы противник на участке дивизии смог продвинуться всего на глубину одного километра, тогда как глубина обороны полков достигала 2,5 километра.
      Но вернемся к повествованию.
      День тянулся как-то необыкновенно долго. Все мы хотели, чтобы скорее наступила темнота. Но, увы, подхлестнуть время человек не в силах. Каждый фронтовик знает, что после успешного боя бойцы и командиры испытывают на душе чувство радости, уверенности в себе. Как это ценно на войне! Но сегодня после огромного нервного напряжения, после того как мы потеряли столько боевых товарищей, не было видно улыбок, не было слышно шуток. Лица людей были скорбны и суровы.
      В полках из строя вышли многие командиры батальонов и рот. Поэтому вся ответственность за организацию обороны ложилась непосредственно на командование и штабы полков. И хоть опасно было оставаться нам на прежних наблюдательных пунктах, все же ни командиры полков В. Т. Швец и И. Ф. Устинов, ни мы, командование дивизии, не могли до утра следующего дня уйти со своих мест.
      Поздно вечером на передовом командном пункте армии мы докладывали командарму о тяжелом положении в дивизии, о больших потерях, о том, что нависла реальная угроза прорыва обороны и что только немедленное серьезное усиление этого направления может сдержать натиск крупной группировки врага.
      - На ваше направление, - сказал генерал И. Е. Петров, - за ночь выдвинется триста сорок пятая дивизия и к рассвету займет оборону на линии кордон Мекензия, полустанок Мекензиевы Горы. А до подхода ее вам надо непременно удержать занимаемые позиции. Мы поможем вам артиллерией.
      Всю короткую ночь командиры, офицеры штабов собирали людей, выясняли, где точно проходит линия нашей обороны. Они часто натыкались на немцев и слышали их резкую отрывистую речь. Санитары и просто бойцы вытаскивали из заваленных и разрушенных окопов раненых, тяжело контуженных, относили их в укрытия.
      Противник вел редкий огонь из орудий и минометов. Небо озарялось сигнальными и осветительными ракетами.
      В ходе дневного боя линия обороны изогнулась, и теперь казалось, что противник находится не только спереди, но и сзади или совсем близко в стороне.
      К рассвету 9 июня за счет наспех сформированных из специальных и тыловых частей подразделений и последнего небольшого резерва комдива дивизионной школы младших командиров - мы закрыли все бреши и создали сплошной фронт оборон ы. Помню, что с бойцами инженерно-саперного батальона прибыл лейтенант Павел Гаврилович Вавилов, которого я хорошо знал. Я приказал ему объединить подошедшие группы, взять над ними командование и занять оборону неподалеку от наблюдательного пункта.
      Да, наша оборона и раньше была неглуббокой, а теперь она представляла собой совсем узенькую ленточку, в которую почти вплелись и огневые позиции артиллерийских батарей. Позади нашей ослабленной дивизии же было никаких сил и огневых средств. Ясно, что судьба такой обороны могла быть очень тяжелой. И мы с надежной ожидали подхода армейского резерва - 345-й дивизии.
      А Манштейн решил завершить прорыв нашей обороны на направлении главного удара и длял этого за ночь подвел еще одну пехотную дивизию (22-ю) и пополнил ослабленные дивизии отдельными резервными пехотными и саперными частями.
      Враг наращивал силу удара там, где он уже добился некоторого успеха. В случае выхода противника на Мекензиевы горы и к бухте Северная вся 95-я дивизия оказалась бы отрезанной от основных сил СОРа, а 25-я Чапаевская дивизия, державшая оборону в центре фронта, была бы под угрозой удара с тыла. Кроме того, сам Севастополь подвергался бы обстрелу артиллерией с Мекензиевых гор. Поэтому в эти дни враг на других участках фронта не наступал. Все силы были брошены на 172-ю дивизию и 79-ю бригаду.
      Конечно, в штабах Приморской армии и СОРа еще в первый день наступления понимали, что противник именно сюда бросает основные силы и авиацию и что 172-я дивизия истекает кровью. Однако в течение двух суток не было принято никаких мер для упрочения обороны и усиления сражающихся здесь частей.
      Объяснить это можно только тем, что в армии был очень скромный резерв - одна дивизия и один стрелковый полк. Если израсходовать его в первый или второй день сражения, как же тогда воевать без всяких резервов дальше? Вот почему командарм стремился сохранить его в своих руках до последней возможности. И только когда с полной ясностью обнаружилось, что на северном участке наша оборона рушится, что она вот-вот будет прорвана, сюда в ночь на 9 июня направили 345-ю дивизию.
      Всю опасность, нависшую над Севастополем, сразу же заметила Москва. Генеральный штаб в ночь на 9 июня на имя командующего Северо-Кавказским, фронтом и адмирала Ф. С. Октябрьского направил директиву, в которой потребовал от них срочно оказать помощь Севастополю, и прежде всего: привлечь авиацию для нанесения ударов по аэродромам противника; оказать содействие кораблями; привлечь на направление главного удара 81-й отдельный танковый батальон и гвардейский минометный дивизион РС; максимально использовать инженерно-саперные части для устройства заграждений; занять тыловой рубеж обороны хотя бы минимальным количеством сил, особенно на направлении главного удара противника; обязательно обеспечить ежедневное снабжение боеприпасами и маршевым пополнением.
      Выполнение этих правильных и совершенно конкретных требований Генерального штаба могло бы коренным образом упрочить оборону там, где враг наносил главный удар. К сожалению, большинство пунктов директивы не было выполнено.
      Настало утро 9 июня - третий день штурма; В результате вчерашних длительных и сильных бомбежек и артиллерийско-минометных обстрелов пыль, поднявшаяся ввысь, за короткую июньскую ночь не успела осесть. Поэтому в воздухе висела серая пелена. Но все же можно было разглядеть множество вражеских трупов, лежавших перед обороной. Значит, ночью их или совсем не убирали, или не успели вынести всех.
      И вот с раннего утра враг обрушил на позиции наших частей всю силу своего огня. Новые массированные удары. Вновь задрожала, загорелась земля. Опять невообразимый грохот рвущихся снарядов и мин и раздирающий душу визг летящих бомб.
      Особенно злобствовала авиация. Самолеты-пикировщики, снабженные сиренами, израсходовав весь бомбовый запас, начинали обстреливать нас из пулеметов, а затем опять становились в круг и пикировали вхолостую, чтобы резкими звуками сирен, похожими на свист летящей бомбы, приковать к земле наши войска и обеспечить своей пехоте продвижение вперед.
      Наши смелые зенитчики и летчики храбро вступили в бой с авиацией врага. Мы видели, как на землю рухнуло несколько подбитых вражеских машин. Но предотвратить или серьезно ослабить действия огромной массы самолетов было невозможно. Слишком не равны были силы.
      После огневого налета три пехотные дивизии противника с танками перешли в наступление. Земля была настолько изуродована, что танки не могли обойти бесчисленные воронки; попадая в наиболее крупные, выбирались из них, становясь на дыбы. Автоматчики, стреляя на ходу, шли в полный рост, шли в психическую атаку. Враг просто давил нас огнем. Батальоны 79-й бригады и сохранившиеся силы 172-й дивизии снова вступили в смертельную схватку.
      Огневые позиции артиллерийских батарей были почти в боевых порядках пехоты, они стали как бы островками обороны, островками упорства и огневой мощи, вокруг которых собиралась и оборонялась пехота.
      С беспримерным мужеством и стойкостью пехотинцы и артиллеристы отбивали атаки врага и удерживали свои позиции. Сколько раз танки, громыхая гусеницами, угрожающе рыча моторами и стреляя, надвигались вплотную на солдат, а они, затаившись в окопе, в упор разили их бутылками с горючей смесью и гранатами. Сколько их расстреляли с самых коротких дистанций артиллеристы!
      В борьбе с танками и автоматчиками в эти дни особенно умело и храбро действовали младший политрук А. К. Канищев и лейтенант С. Н. Гонтарев.
      Все атаки врага на фронте дивизии отражались примерно до одиннадцати часов. И вдруг опасная неожиданность. На левом участке, где оборонялся 514-й полк, тоненькая ниточка обороны не смогла более сдержать натиск немцев. Танки и пехота прорвали ее и стали продвигаться в глубину. А 345-я дивизия все еще не подошла.
      Мы видели, что автоматчики приближаются к нашему наблюдательному пункту. Как мы ненавидели гитлеровцев! Ненавидели их бегущие сгорбленные фигуры, одетые в мундиры мышино-зеленого цвета, ненавидели их руки с завернутыми по локоть рукавами, их лающие окрики. Ненавидели в них все. Бить и только бить их надо! Но плетью, как говорится, обуха не перешибешь.
      Вот автоматчики уже совсем близко от нас. Мы с комиссаром Солонцовым начали быстро отходить, а адъютант Ляшенко и человек пять бойцов пустили в ход автоматы, прикрывая нас. У нас же были только пистолеты. Пришлось и перебегать, и переползать. Как нещадно я костил себя тогда за то, что слишком близко от противника держал свой наблюдательный пункт и сегодня слишком поздно оставил его, потому теперь не смог оказать никакого влияния на ход боя. Более чем на час полностью потерял управление людьми в самое критическое время. Это была серьезная моя ошибка.
      Хорошую поддержку нам в это время оказал бронепоезд "Железняков". Он отлично взаимодействовал с нашей артиллерией, а для противника был неуязвим. Появляясь неожиданно для врага то на одном, то на другом участке обороны, он стрельбой из орудий и пулеметов, расположенных на бронеплощадках, расстреливал гитлеровцев, а затем быстро уходил в туннель. Так было и сегодня.
      Комиссаром этого героического бронепоезда был старший батальонный комиссар П. А. Прозоров. А личный состав его составляли сплошь коммунисты и комсомольцы. В последние дни обороны комиссар обратился к ним с такой речью: "Товарищи, помните, дело наше непобедимо и бессмертно! И мы должны до последнего дыхания продолжать уничтожать фашистов". И железняковцы честно выполнили свой долг, но в последних боях погибли вместе со своим комиссаром.
      Противник, имея неограниченное количество боеприпасов, непрерывно наращивал огневые налеты. Взрывы снарядов и мин то перемещались в глубину, расчищая путь пехоте, то сосредоточивались на какой-то высотке, уничтожая там все живое. Силы дивизии быстро таяли, один за другим выходили из строя бойцы, командиры и политработники. Часто два-три бойца воевали за целый взвод, а восемь-десять - за целую роту. Стойкость и упорство царили в наших рядах. Но сдержать натиск сильного врага здесь уже было невозможно.
      Как только мы добрались до своего нового наблюдательного пункта, то сразу увидели, что танки и пехота противника вдавливаются в нашу оборону.
      Комиссар дивизии П. Е. Солонцов побежал к артиллерийской батарее, находившейся неподалеку от нас, но вскоре был тяжело ранен и отправлен в медсанбат. А примерно через час попало в окружение командование 514-го полка - подполковник И. Ф. Устинов и комиссар полка О. А. Караев. С небольшой группой автоматчиков они пытались прорваться. Завязалась перестрелка. Устинов и Караев были ранены. Врач Раиса Гольдман бросилась к Устинову, чтобы сделать перевязку, но он приказал ей отходить, а сам снова стал отстреливаться.
      В этом бою командир полка Устинов, комиссар Караев, адъютант командира полка Можайский и большинство автоматчиков погибли. В командование полком вступил начальник штаба полка капитан П. М. Островский.
      ...Несколько вражеских танков приближалось к нашему наблюдательному пункту. Жерла их пушек были направлены в нашу сторону, по стреляли они несколько правее и куда-то вдаль. На каждом танке был десант автоматчиков. По танкам открыли огонь находившиеся неподалеку от нас противотанковая и зенитная батареи. Немецкие автоматчики стали спрыгивать с танков. Они залегали метрах в шестидесяти от нас. Под огнем нашей артиллерии танки стали маневрировать. А гитлеровские автоматчики своим огнем обрушились на нас. Находившиеся на наблюдательном пункте офицеры и бойцы вступили с ними в бой.
      Вот как о том, что происходило здесь, рассказывает непосредственный участник этого боевого эпизода офицер управления дивизии Андрей Иванович Позигун, проживающий ныне в Одессе:
      "Танки противника с посаженными на них автоматчиками, прорвав оборону, рванулись вперед и быстро вышли в район наблюдательного пункта командира дивизии. На наблюдательном пункте кроме комдива Ласкина были начальник штаба дивизии подполковник Лернер, четыре работника штаба, в том числе я, и человек двенадцать бойцов.
      Вскоре мы все оказались в полуокружении врага. Комдив разделил нас на две группы. Первая, которую он возглавил сам, оставалась на НП, а вторая под командованием начальника штаба выдвигалась вправо. Он приказал нам уничтожать автоматчиков, а артиллерии - бить только по танкам. Однако немцам удалось подойти к нам еще ближе. Комдив был ранен, но продолжал стрелять из винтовки и руководить боем".
      Да, так и было. А потом вдруг слева и сзади нас затрещали автоматы, и мы увидели наших людей, перебегающих вперед. Это были бойцы дивизионной разведроты во главе со своим командиром старшим лейтенантом Ермаковым.
      Узнав, что нага наблюдательный пункт полуокружен, старший лейтенант Ермаков решил силами своих бойцов уничтожить прорвавшихся автоматчиков и вступить в схватку с танками. Все разведчики были вооружены автоматами, имели ручные гранаты и бутылки с горючей смесью, а некоторые и противотанковые мины. Мы наблюдали схватку этих героев с танками и автоматчиками противника. Только один ефрейтор Павел Линник, известный в дивизии разведчик, за 15-20 минут боя уничтожил три танка.
      Когда группа продвигалась вперед к наблюдательному пункту, слева на нее пошли танки. Павел Линник положил на пути одной машины противотанковую мину и мгновенно укрылся в воронке, держа в руке конец шнура от мины. Когда танк стал совсем близко подходить к нему, он уловил момент и подтянул мину под гусеницу. Взрыв. Танк развернулся и замер. Разведчик перебежал на другое место, спрятался в щель и приготовил бутылку с горючей смесью. Второй танк, стреляя, медленно проходил мимо него. Павел угодил бутылкой точно в топливный бак, и машина мгновенно запылала.
      А Павла уже охватил азарт борьбы. Он собрал гранаты у своих товарищей и решил подстеречь третью машину. Улучил мгновение и бросил бутылку, но неудачно. Тогда он вскочил на броню танка и несколько минут ехал на нем, держа в руке гранаты. Известно, что экипажу при действиях на незнакомом участке нужно ориентироваться на местности. Расчет Линника был верным. Как только приоткрылся люк, он одну за другой бросил в него две гранаты. Громыхнул взрыв, и весь экипаж танка был уничтожен.
      Остальные бойцы разведроты успешно вели бой с автоматчиками. Многие фашисты были уничтожены, а оставшиеся в живых откатились назад. Разведчики блестяще справились с задачей - выручили своих командиров.
      Павел Линник - худенький паренек среднего роста, очень живой и смышленый, как я говорил, уже прославился своей отвагой и мужеством во время неоднократных разведывательных поисков. И мы были очень рады, когда узнали, что 20 июня 1942 года ефрейтору Павлу Дмитриевичу Линнику было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Павел Дмитриевич воевал до самых последних дней обороны Севастополя, затем попал в плен, но на пути в Германию бежал. В 1944 году, уже на другом фронте, он погиб смертью храбрых.
      Но закончим рассказ о боевом эпизоде в районе наблюдательного пункта.
      В то время, когда наша группа вела борьбу с автоматчиками и танками у НП, группа начальника штаба дивизии подполковника М. Ю. Лернера сражалась правее нас. И в этой схватке он погиб, погиб большой мой друг и первый помощник. Мы потеряли умного, подготовленного офицера, прекрасно знавшего штабную работу и организацию боя. Этот человек многое сделал для обеспечения устойчивой обороны дивизии.
      Теперь бои шли уже внутри самой обороны. Нашим ослабленным подразделениям пришлось сдерживать натиск врага не только со стороны фронта, но и с флангов, и даже с тыла.
      Всюду были гитлеровцы. В 172-й дивизии теперь, конечно, уже не было полков и батальонов! Люди перемешались. В результате трехдневных ожесточенных боев погибли многие прекрасные боевые говарищи, в том числе все командиры полков, командиры и военкомы батальонов, почти все командиры и политруки рот, ответственные секретари партбюро полков. Погибло и большинство рядового состава частей дивизии. Ясно, что управление сохранившимися подразделениями нарушилось и положение наших воинов было крайне тяжелым. И все же они не оставляли своих позиций и дрались до последнего.
      Есть армейские должности, которые не подходят под разряд таких, где проявляются особые командирские качества и героизм. Это офицеры штабов полков и дивизий. Именно им больше всех приходится быть под огнем вне окопов и блиндажей, так как за день многократно ползком и перебежками пробираются они в окопы передовых подразделений и к наблюдательным пунктам командиров, выполняя различные поручения и задания своего командира и начальника штаба. Они оказывали огромную помощь командованию дивизии в вопросах управления в эти дни, когда у нас совсем не стало технической связи. Умные, храбрые и мужественные офицеры Борис Андреев, Иван Федорович Литвинов, Федор Иванович Мойса, Андрей Иванович Позигун часто под ожесточенным огнем противника собирали группы бойцов, объединяли их и вели снова в бой. Все болели за выполнение задачи и стремились принимать любые меры к восстановлению обороны, чтобы устоять против сильного врага.
      Какая же невероятно трудная задача легла на долю воинов 79-й бригады и 172-й дивизи! Непревзойденная стойкость людей сдерживала противника, и потому он, имея громадное превосходство в силах, так медленно, всего по нескольку сотен метров в день, продвигался вперед. Это признавали и сами гитлеровцы. В немецких донесениях тех дней говорилось:
      "Наступление наталкивается на планомерно оборудованную, сильно минированную и с большевистским упорством защищаемую систему позиций. Непрерывный губительный огонь артиллерии ведется по всем немецким позициям. Уже первые дни боев показывают, что под этим адским огнем наступление дальше вести невозможно"{36}.
      Да, уже после трехдневных боев главная ударная группировка врага потеряла свою наступательную силу, Преодолев первые наши позиции, она снова наткнулась на организованную, хотя и ослабленную оборону на следующих позициях и не могла ни устремиться в глубину, ни расширить прорыв.
      И все же, вводя в бой свежие силы, противник шаг за шагом теснил нас.
      Двое с половиной суток 172-я дивизия и 79-я бригада удерживали сильного врага, не получив за это время ни одного солдата в подкрепление. Только к полудню 9 июня на участок правее нас стали прибывать полки 345-й дивизии, которые тут же вводились в бой в направлении полустанка Мекензиевы Горы. Несмотря на то, что враг перебросил весь огонь на 345-ю дивизию, она разгромила передовые части гитлеровцев и сразу продвинулась вперед. Наступление противника на северном направлении было остановлено.
      С прибытием 345-й дивизии мы сразу почувствовали ослабление огня на нашем участке, и оборона здесь стала устойчивее.
      После тяжелых и кровопролитных боев мы свели сохранившийся состав дивизии в двухбатальонный полк и заняли оборону на нешироком, но самом опасном участке фронта вблизи полустанка Мекензиевы Горы. И еще одну досадную ошибку допускают авторы книги "Героическая оборона Севастополя 1941-1942", когда пишут, что "во второй половине дня 9 июня по приказанию генерал-майора И. Е. Петрова 345-я стрелковая дивизия сменила понесшую большие потери 172-ю стрелковую дивизию"{37}. Ни один боец нашей дивизии не был снят с фронта и отведен в тыл. Наоборот, мы из тыла подтягивали все на передовую.
      После обработки ран я с утра 10 июня вновь стал командовать дивизией. А в течение полусуток батальонами руководил начальник артиллерии И. М. Рупасов в начальник политотдела Г. А. Шафранский. Это благодаря их энергии и личному мужеству в непосредственной близости от врага собирались в боевые группы люди и вновь занимали позиции. За ночь они провели огромную работу по укреплению обороны. Георгий Андреевич Шафранский всегда легко переносил фронтовые тяготы. Но сегодня было заметно, как он устал. Голова его была перевязана, небритое лицо как-то осунулось, глаза и веки воспалились. Но начподив оставался боевым руководителем коммунистов. В какой-то момент на участке одного ослабленного батальона полка создалась критическая обстановка. И сразу же здесь оказался батальонный комиссар Г. А. Шафранский.
      - Коммунисты, ко мне! - крикнул он. Когда несколько человек подползли к начальнику политотдела, он сказал: - Ваша ответственность за удержание позиций сейчас удесятеряется, товарищи. Будьте героями боя!
      И этого было достаточно, чтобы остановить врага.
      С утра следующего дня немцы возобновили атаки, направляя огонь и основные усилия в сторону бухты Северная. Наиболее ожесточенные бои развернулись в районе полустанка Мекензиевы Горы, где действовали полки 345-й дивизии. Здесь противник имел до 50 танков. В ходе суровых боев полустанок трижды переходил из рук в руки. К исходу дня немцы все же овладели им.
      10 июня армейская газета "За Родину" в передовой статье "Товарищ, будь героем Севастополя!" писала: "Севастополь - город, овеянный славой русского оружия, много раз был свидетелем героизма и мужества нашего народа. Он помнит 11 месяцев бессмертной обороны 1854-1855 годов, декабрьские дни 1941 года. И он навсегда сохранит потомству имена и подвиги тех, кто в июне 1942 года сражался у стен исторического города, кто беззаветно отдает свою кровь и жизнь за честь и независимость любимой Отчизны.
      Будь героем Великой Отечественной войны! К этому зовут тебя жена, дети, мать, сестры. К этому зовут тебя Отчизна и святой долг защиты родной земли".
      И защитники всем своим существом откликнулись на этот призыв.
      11 июня гитлеровцы возобновили наступление из района полустанка Мекензиевы Горы в направлении Сухарной балки, где оборонялись полк 345-й и остатки нашей 172-й дивизии. И снова на этом участке завязались кровавые схватки.
      11 июня мы ввели в бой последние свои людские резервы - 57-ю разведывательную роту, в которой оставалось 10-12 человек. И эта горстка бойцов вместе с другими группами и подразделениями отбила несколько атак немцев. А командир роты старший лейтенант Ермаков, который погиб в этом бою, и разведчик Миронов подбили по одному танку.
      А левее разведчиков действовала другая группа, которой командовал старший политрук А. Я, Кульбак.
      В окопе с Кульбаком было только девять бойцов, которые подготовили связки ручных гранат и бутылки с горючей смесью.
      И вот на них двинулось десять танков с автоматчиками на броне. Когда машины подошли совсем близко к окопу, Кульбак скомандовал:
      - Огонь по автоматчикам!
      Три ручных пулемета и винтовки ударили по гитлеровцам, находившимся на броне, и почти все они были уничтожены. Оказавшись без пехоты, танки стали медленнее продвигаться вперед, растянулись и по одному наползали на окоп.
      - Уничтожай танки! - крикнул старший политрук и сам, выбрав момент, метнул в первую машину бутылку с горючей смесью. Она вспыхнула и остановилась. Под второй танк бойцы бросили связку гранат, но неудачно. Тогда Кульбак догнал его, сунул под гусеницу противотанковую мину, а сам метнулся в сторону и припал к земле. Мощный взрыв обдал его волной горячего воздуха. Но танк продолжал двигаться. Тогда старший политрук вскочил на танк и бросил в люк три гранаты. Уничтожив экипаж, Кульбак проник в танк, забрал два пистолета, один автомат, две сумки с обоймами патронов, сумку-планшет с картой и едва выбрался обратно: он был ранен в голову и в обе ноги. Когда Кульбака оставили силы и он рухнул на землю, к нему быстро подползли командир радиовзвода 514-го полка И. А. Стоянов и медсестра. Они унесли героя в укрытие и оказали ему первую медицинскую помощь.