На первый взгляд кажется, будто идет чисто религиозное действо. Эксперты-текстологи разъясняют желающим чудеса из Ветхого завета. Демонстрируются кинокартины, в цвете и стереозвуке прославляющие "святую землю" с неизбежными экскурсами в библейскую историю. В титрах фильмов, как правило, стоит уже знакомое "сделано в США".
      По-прежнему приносит немалые сборы лента "Его земля", съемки которой финансировал небезызвестный американский евангелист Билли Грехэм. Этот деятель сколотил огромное состояние за счет подобных сборищ "прозрения", устраиваемых им в разных частях земного/Шара. На постоянной службе у бизнесмена от религии состоят одиннадцать секретарей. Они-то и -пишут за своего "пророка" проповеди, низвергающие громы и молнии на иноверцев. Не покидают здешнюю киноафишу и "Сухие мощи", созданные Ш. Линдсеем - другим видным западным специалистом стричь купоны с библии.
      Но вот в тоге религии вползает официальная пропаганда. Быстро начинаешь понимать, что истинная цель вечерних "собраний прозрения" в Яффе - укрепить у новых иммигрантов веру в принципы сионизма. Эта миссия возложена на так называемых свидетелей. Фамилии свидетелей замалчиваются. Они для присутствующих лишь братья и сестры, которых господь спас от ада для счастья и блаженства на "святой земле",
      На трибуне - брат Михай:
      - Я перенес в своем сердце тяжелую борьбу, прежде чем решился прибыть в Израиль, - напевно причитает он. - Ветхий завет открыл мне истину. В городе, где я родился, преследовали евреев и убили их там 15 тысяч душ. Господь спас меня. Теперь мне удалось покинуть Советский Союз, и я могу засвидетельствовать перед вами свою веру...
      Ни сам брат Михай, ни местная газета, охотно опубликовавшая его "исповедь", ни словом не обмолвились о том, кто же конкретно виновен в расправе над евреями. Так для братьев и сестер создают видимость, будто геноцид следует отнести за счет советских властей. Председательствующий, разумеется, не счел нужным напомнить, что на массовых убийствах евреев в Советском Союзе в 1941-1944 гг. набили руку немецкие нацисты, тоже, между прочим, причислявшие себя к "избранной расе".
      Около семи десятков лет назад отец сионизма Теодор Герцль изрек: "Наши чернорабочие... двинутся прежде всего из большого русского и румынского резервуаров". Выполняя этот завет, сионисты берут на вооружение догмы расовой исключительности, заманивая ими в Израиль евреев из всех стран мира. Чтобы удержать обманутых, в ход, как видим, идет ложь, выдаваемая за "прозрение".
      А удерживать приходится. Иначе иммигрант, забредший в сегодняшние израильские кущи, частенько испытывает неодолимое желание повернуть назад. Вербовщики обычно сулят переселенцам хорошо оплачиваемую работу, квартиры со всеми удобствами, всевозможные социальные льготы. Только в тель-авивском аэропорту Лод вновь прибывшие узнают: страна охвачена острым жилищным кризисом.
      - Можем предложить барак, к сожалению, неблизко, - жестко сообщает чиновник иммигранту. Последний потрясен, но, к счастью для своего здоровья, пока еще не знает, что это "неблизко" может означать: где-то в пустыне Негев.
      На виду и другие проблемы. Вспоминаю речь, которую держал во время визита в Швецию министр иностранных дел Израиля Абба Эбан. "Израиль, заявил он с присущей ему скромностью, - единственное государство в ООН, где язык сохранился таким же, каким он был 3000 лет назад". Но позвольте, г-н министр, мне показалось, что значительная часть населения Израиля говорит на так называемом идише, пестрой смеси немецкого диалекта с ивритом и славянизмами. Разве этот язык был в ходу 3000 лет тому назад? Ясно, что многим переселенцам, прежде чем они приспособятся к трудовой жизни, придется заняться изучением официального языка страны.
      На аэродроме в Тель-Авиве мы разговорились с молодым шведом еврейского происхождения, который проработал в Израиле восемь месяцев.
      - Почему возвращаешься на родину? - спросил я. Юноша провел рукой по мягкой, как пух, бороде, Ответил серьезно, сосредоточенно:
      - Разочарован. Не согласен жить черт знает где, работать в киббуцах бесплатно, только за пропитание. Не хочу, чтобы правительство доило из меня средства для продолжения войны. Лучше домой. Как-никак у родителей мастерская по обивке мебели...
      Чтобы остановить отток даровой рабочей силы, по-воровски выкачанной из европейских "резервуаров", и снаряжают читать лживые проповеди "свидетелей" вроде брата Михая. Тем же целям служат мемориальные комплексы, где отражена трагическая статистика массовых убийств евреев во время второй мировой войны. На мраморных досках выбито: столько-то тысяч евреев было уничтожено в различных районах Советского Союза. Кто убийцы - догадайся сам. И так во всем - подтасовываются или замалчиваются факты, чтобы создать представление, будто в Советском Союзе царил и продолжает царить антисемитизм.
      Благодаря даровой рабочей силе Израиль может поставлять на мировой рынок сочные, сравнительно дешевые апельсины сорта "Яффа". Но дешевые апельсины стоят дорого. Они оплачены искалеченными судьбами легковерных, погнавшихся за химерой сионистского "рая". Они политы потом тех же иммигрантов, вынужденных работать в киббуцах только за пропитание, а также местных арабов.
      После массового изгнания арабов подавляющую часть трехмиллионного населения страны или 2 300 000 человек составляют евреи. Но самую тяжелую и грязную работу выполняют арабы, христиане или евреи-переселенцы, не знающие иврита. Теоретическую подоплеку точно раскрывает вот эта ироническая реплика нашего гида:
      - Тысячи лет тому назад господь запретил народу-избраннику заниматься земледелием, освободил его от грязных и тяжелых работ. А у наших властей, видать, прямая телефонная связь с небесами.
      Конечно, и среди израильтян немало тех, кто трудом добывает хлеб насущный. Но право на сколько-нибудь сносное существование им приходится отстаивать в повседневной борьбе. Забастовки сотрясают Израиль. Однако израильские толстосумы глухи к тяготам бедняков. Еще в начале века сионисты не сеяли иллюзий насчет природы своего государства. Упомянутый Теодор Герцль с беззастенчивой откровенностью предсказывал: "Богатым евреям, вынужденным сейчас прятать свои сокровища и пировать при опущенных шторах, там можно будет свободно наслаждаться жизнью".
      Прогрессивные силы страны сдергивают пропагандистские покрывала с этих замыслов. Они выступают против любой дискриминации и национального угнетения, за единство народных масс - еврейских и арабских. Шагая по улицам израильских городов, я спрашивал себя: сумеет ли здравый рассудок народа преодолеть нависшую над страной угрозу и обеспечить ей достойное будущее. Оно, это будущее, - в содружестве с народами мира, а не в тщетных потугах возвыситься над ними.
      3. Господин Леви, сменивший имя
      Без спутников, с картой в руке я отправился побродить по трущобам Яффы. Солнце жгло немилосердно. Узкие извилистые улочки были забиты грязью, мусором и ребятишками-попрошайками. Раздав восемь израильских фунтов, я смекнул, что мне не по карману обеспечить всех обездоленных. В конце концов, турист не в силах сделать того, что входит в обязанности государства. Стоило большого труда избавиться от преследовавших меня нищих. Помог молодой полицейский, отвесивший им несколько оплеух.
      Проблуждав около часа, я остановился возле небольшого кафе, где несколько столиков было вынесено прямо на тротуар. Чуть поодаль, метрах в пяти, дымилась куча свежего навоза, напоминая, что у "рая" есть задворки.
      Подошел официант- юноша в переломном возрасте, бойко говоривший по-английски. Он начал декламировать меню, предлагая блюда, звучавшие весьма заманчиво. Из бдительности я ограничился бутылкой апельсинового сока, Так и есть - она стоила полтора фунта.
      Мимо моего столика сновали женщины с тяжелой поклажей. Их мужья шагали рядом, засунув руки в карманы. Равноправие мужчин и женщин, как видно, осталось в Эдеме, а израильским Евам была отведена роль вьючных животных и родильных машин.
      На столик упала тень человека. Ко мне присматривался мужчина средних лет в запыленной спецовке и кепке, измазанной известкой.
      - Англичанин? - спросил он на ломаном английском,
      - Нет, я из Северных стран.
      - Говорите по-французски?
      - Немножко.
      Незнакомец сразу как-то сбросил с себя скованность и перешел на сносный французский, сообщив, что у него как раз обеденный перерыв.
      - А где вы работаете? - поинтересовался я.
      Он неопределенно махнул рукой в направлении конца улочки.
      - Вон там ремонтируется старый дом, вожу туда на тачке кирпич и известку. Работа не мед: таскать-то приходится за двести метров.
      - А что, о грузовиках здесь не слышали?
      Собеседник вяло усмехнулся:
      - По таким лабиринтам грузовая не пройдет. Остаются ослы да тачки. Не привычен я к такой работе. Совсем выдыхаюсь.
      - Так вы не строитель?
      - Нет. Занимался точной механикой. Но поскольку не знаю иврита, не могу получить и работу по специальности.
      - Значит, вы приезжий? - ! Он промолчал.
      - Случайно, не из числа новых переселенцев? - настаивал я.
      - К сожалению, да...
      - Отчего же к сожалению?
      Мужчина спохватился, будто поведал мне государственную тайну. И в свою очередь перешел в атаку,
      - А вы откуда?
      - Из столицы Финляндии - Хельсинки. Как турист знакомлюсь с этой страной, о которой много говорят и мало знают. Я не христианин, не иудей, не мусульманин. Признаю только одну веру - в человечность...
      Мой собеседник пододвинул стул поближе и, словно вспоминая, повел рассказ о своей жизни. Он прибыл с женой в Израиль ранней весной. Надеялся на обещанное: хорошее место, двухкомнатную квартиру. Ни того, ни другого получить не удалось. Можно было поселиться в бывшем лагере палестинских беженцев недалеко от Иерихона. Но он предпочел трущобы Яффы жалким баракам.
      - Вот и живу пока у кузена. Жалко, что у него только одна комната. Тесно, все-таки шестеро взрослых. Не привык я к такой тесноте. Как-никак раньше была квартира из двух комнат с кухней, красивым балконом и свой сад...
      - Какую же страну вы покинули?
      - Какое это теперь имеет значение. Возврата к старому нет...
      - А если уехать обратно? Мужчина мрачно развел руками:
      - Куда уедешь с пустыми карманами? Сейчас я ничто... У меня нет родины... Никогда не прощу кузену, что он сманил меня с женой сюда... Никогда...
      - А где, кстати, жена?
      - Там, - кивнул тот "в сторону распахнутой двери.
      - Не познакомите меня с ней?
      Мужчина равнодушно пожал плечами. Мы встали и перешли в кафе. За длинной стойкой маячили хозяин и его сын официант - тот самый юноша в переломном возрасте. Стоя на коленях, молодая женщина подтирала растрескавшийся каменный пол. Увидев меня, она стремительно поднялась, схватила тряпку, таз и скрылась в дымной кухне.
      - Не хочет ни с кем встречаться, - смущенно обронил муж.
      - У нее нет никакой профессии? - поинтересовался я, когда мы вернулись к столику.
      - Как же, есть. Она учительница. Могла бы преподавать испанский язык, да кому он здесь нужен. Вот и гнет спину над тазом и тряпкой. Хозяин-то вообще симпатичный человек, платит ей по шестьдесят фунтов в неделю...
      Мужчина продолжал скрывать свое бывшее гражданство. Вспомнив репортерские навыки, я без обиняков спросил:
      - Простите, как вас зовут?
      - Местным жителям было трудно произносить мое имя, поэтому сменил. Теперь меня зовут Леви. А жену здесь называют Дебора...
      Леви вдруг смерил меня пристальным взглядом. Его вопрос прозвучал неожиданно:
      - А вы бывали в Советском Союзе?
      - Много раз.
      - Ав Грузии были?
      - Ну, разумеется. Чудесная страна, где у меня столько друзей. А Тбилиси, это же маленький Париж!
      На Леви было больно смотреть: его губы дрожали. Он поднялся, было пошел, но вернулся.
      - Простите, не найдется у вас сигареты?
      Я достал пачку. Леви сжал ладонями мою руку и заглянул в глаза.
      - Большое спасибо... Я не забуду...
      Не оглядываясь, он покатил свою тачку к стройке. Я допил апельсиновый сок и пошел в другую сторону - к центру города.
      Шагая, я вспоминал поговорку, что одна ласточка весны не делает. Судьба моего собеседника не могла дать мне полного представления о проблемах переселенцев в Израиле. Некоторые из приезжих нашли работу по специальности. Однако и судьба Леви не исключение. Западная пресса пишет, что ежегодно в Израиль прибывает около 40 000 иммигрантов. Но одновременно идет и обратный процесс. С 1948 года страну покинуло свыше 300 000 человек.
      Когда-то и они казались себе искателями счастья, летящими на звуки "гуслей Сиона". Но поняли: можно сменить гражданство, имя. Нельзя менять родину.
      4. Лимузин марки "Верблюд"
      Ветер или чья-то опытная рука забросили в окно моего гостиничного номера в Иерихоне листовку. Текст гласил: "Мировая история не знает случая, когда бы для жителей оккупированной страны - как прежних, так и новых - были созданы столь блестящие условия, какими располагает население земель, воссоединенных с Израилем в ходе шестидневной войны 1967 г."
      Сказано броско, но мысль для меня не нова. Нечто подобное я уже занес в свой блокнот со слов нашего местного гида, в прошлом лютеранского священника, обращенного в иудаизм.
      - Бедуины, оставшиеся в Израиле, не прогадали - достаток, наконец, пришел в их дом, - просвещал он нас. - У каждой семьи своя машина, современное жилье, стада овец. Спросите у арабов с оккупированных земель: хотят ли они воссоединиться с Иорданией? В ответ вы услышите "нет". Эти люди предпочитают жить не в лагерях для беженцев, а в свободном Израиле...
      Все это было чрезвычайно увлекательно для меня именно потому, что прямо противоречило моим прежним представлениям. До сих пор, основываясь на кое-какой статистике и фактах из газет, я полагал, что, если ты не еврей, то в Израиле тебя ждет участь человека без прав. У арабов же, помнилось мне, положение самое тяжелое. Израильские власти относят их к особой касте, которая стоит ниже гоев, то есть неевреев. Годовой заработок арабского рабочего составляет лишь три четверти заработка еврея. Араб отстранен от воинской службы, если же его заподозрят в оппозиции к правительству, итог один: тюрьма, пепелище там, где был его дом. Хранения огнестрельного оружия достаточно, чтобы араба арестовали как сообщника партизан. В стране действует 159 законов и декретов антиарабского толка.
      А, быть может, и не 159? Я всегда гордился, что наделен от рождения склонностью к скептицизму. Листовка, пламенные речи гида порождали сомнения. Но израильская действительность здесь, под рукой. Ее можно пощупать, попробовать на зуб, рассмотреть с пристрастием. Итак, в путь!
      После недолгих поисков мне удалось встретить молодого араба, который знал английский и согласился быть моим спутником. До "шестидневной войны" неподалеку от Иерихона размещались лагеря палестинских беженцев, насчитывавшие несколько тысяч человек. Почему бы не отправиться туда, предложил юноша. Но оказалось, что в октябре 1972 года интервью у обитателей лагеря взять невозможно - в лачугах гулял ветер. Лагерь беженцев опустел в июне 1967 года. Куда же девались палестинцы?
      - Бежали в Иорданию, - пояснил мой новый гид. - Осталось лишь несколько стариков да больных. Сейчас сюда стараются заполучить новых переселенцев...
      Неудача не обескураживает истинного исследователя. Мне не терпелось познакомиться теперь с жизнью бедуинов. Любопытно было бы взглянуть на их личные автомашины, которым так завидовал лютеранский поп-расстрига. Поколесив по знойной пустыне, разлинованной следами танковых гусениц, мы набрели, наконец, на этакую берлогу, сооруженную из старых ящиков, кусков жести и верблюжьих шкур. Рядом стояли еще два таких же шалаша, а невдалеке на открытом месте верблюды жевали сухие колючки. Жизнь поводила меня по трущобам, я видел лачуги бедных и отверженных, но такого человеческого жилья, пожалуй, не встречал никогда.
      Бедуины отнеслись к нам холодно. Не ответили на мое приветствие, не хотели сперва вступать в разговор. Один из них подозрительно спросил:
      - Ты не из этих... не из наблюдателей ООН?
      - Нет, я журналист. Прибыл из северной страны, хотел бы для начала познакомиться с марками ваших автомашин.
      Моему спутнику пришлось нелегко, пока он растолковывал вопрос хозяину лачуги. Наконец, тот захохотал и показал на лежавшего рядом верблюда.
      - Вот она, наша любимая автомобильная марка. Других марок не знаю.
      С разрешения бедуина я заглянул внутрь шалаша. Подумалось трафаретной фразой: "убого, но чисто". У стены лежали сложенные друг на друга матрацы, их к ночи расстилали на полу. ,Этим и ограничивались все удобства жилища. Хозяин хотел было вскипятить чай, но я вежливо отклонил гостеприимное предложение и попросил рассказать о жизни племени.
      - А чего о ней рассказывать. Для них, - собеседник показал куда-то вверх, - мы, бедуины, люди третьего сорта. Наш дом пустыня. Здесь мы рождаемся, пасем овец и умираем...
      - Но живется, конечно, лучше, чем до 1967 года?
      - Все шутите, - усмехнулся бедуин. - Раз приехали - смотрите сами.
      Я смотрел во все глаза, но как ни напрягал зрение, не мог разглядеть на шкуре верблюда никелированного значка автофирмы "мерседес-бенц", а в первобытной архитектуре лачуги - обещанных листовкой дворцовых аркад и колонн.
      5. Пророки есть, а будущее?..
      Читатель помнит, что эту хронику своего паломничества в Израиль я начал с рассказа о царящем там "библейском буме". Выдранные из Ветхого завета и размноженные в миллионах экземпляров карты, которыми торгуют на каждом углу, иллюстрируют "первую в истории супердержаву". Они воспроизводят библейский Ханаан, который занимал - это-то и приводит в восторг тель-авивских географов - практически весь Ближний Восток и большую часть Египта.
      Мифологические карты и статьи на темы из священной истории призваны освятить недавний и вполне реальный захват арабских территорий. Израиль-де только вернул себе земли, которых его лишили древние вавилоняне, ассирийцы и прочие, не отмеченные милостью божьей "варвары".
      По подсказке властей над библейской темой здесь бьется и научный мир. Даже собственные фельетоны не веселили меня так, как диалог с местным сионистом - он же хозяин отеля и двух ресторанов, - всерьез утверждавшим, что израильтяне в свое время взяли Иерихон, трубя в трубы.
      - Вы своими глазами можете увидеть развалины этих стен, - горячился он.
      - Уже видел, - ответил я. - Меня лишь удивляет разрушительная сила труб.
      - Что тут удивительного? Наши ученые исследовали вопрос и пришли к заключению, что народ, избранный господом богом, уже тогда владел силами расщепленного атома.
      Моя скептическая улыбка словно подхлестнула хозяина одного отеля и двух ресторанов. Неожиданно он спросил:
      - Симон Визенталь вам знаком?
      - Слышал это имя. Не он ли заправляет австрийским филиалом израильской разведки?
      - Может быть, но он занимается кое-чем еще. Это исследователь, историк и писатель. Рекомендую вам обязательно прочесть его "Паруса надежды".
      - Роман или путевые заметки?
      - Напротив, это достоверный исторический труд об открытии Америки. Визенталь доказывает, что крещеный еврей Христофор Колумб отправился за океаны исключительно на поиск новых земель для тех же евреев. Пионерами американских прерий были, таким образом, евреи... Они-то и отвоевали страну у варваров.
      - Значит у вас две "святые земли"? - заметил я. Собеседник заговорил о погоде. На этом встреча закончилась.
      Мифы - стержень духовной жизни израильтян. Об этом заботятся раввины, которые частенько ходят здесь в погонах. В октябре 1972 года, например, главным раввином Израиля был избран генерал-майор Шолом Горен. Циники острили тогда, что между богом и Шоломом Горе-ном остался только Моше Даян. Горен во всех отношениях больше солдат, чем раввин. Военное руководство глубоко чтит центральный принцип его учения - "огнем и кровью".
      В то же время религиозные секты евреев бесконечно ссорятся по вопросу о том, как отправлять те или иные обряды. Ортодоксальные иудеи следуют букве законов Моисея, по которым, в частности, пост обязателен. Но полное соблюдение поста порой затруднительно.
      Характерный пример: на окраине Хайфы построена на американские деньги современная мельница с огромными элеваторами. Во время поста в зернохранилищах не должно быть зерна - по поверью, оно может закиснуть. Но опорожнить элеваторы просто так, одной веры ради, дорого и сложно. И хозяин нашел поистине гениальный выход. Вся мельница с зернохранилищами продается до окончания поста неевреям, а затем покупается обратно.
      Атомный век и тысячелетние суеверия - таким предстал передо мной сегодняшний Израиль. Правда, молодое поколение израильтян пробует идти своим путем и пытается строить то, что модно здесь называть "государством равноправия". Однако это лишь голубые мечты.
      Ну, а как в наши дни представляют рядовые израильтяне будущее своей страны? В поисках ответа на этот вопрос я провел серию интервью с "человеком с улицы".
      - Будущее? - мрачно переспросил швейцар ресторана в Иерусалиме. - Оно во мраке неизвестности. Обстановка немыслимо запутанная. Ближний Восток, словно адская машина с часовым механизмом, - взрыв может произойти в любой момент...
      -Молодой фотограф, только что сменивший военное обмундирование на штатский костюм, отвечал на мои вопросы скептически посмеиваясь:
      - Я вам не пророк. Отправляйтесь туда, в старую часть Иерусалима, там и найдете ясновидцев.
      - Кто они? - не понял я.
      - Те одержимые, кто проводит дни у Стены плача. Они верят, что чтением Торы можно решить все проблемы. Но плачем тут не поможешь. Мы живем в огнеопасной зоне. Как уверяет правительство, война закончена, но нашу армию держат в состоянии боевой готовности, налеты на соседей продолжаются. На прошлой неделе убит в бою мой друг детства... Да что там говорить, лучше купите-ка у меня почтовых открыток...
      Торговец резьбой по дереву, араб, отвечал на мои вопросы неохотно, то и дело поглядывая по сторонам.
      - О будущем лучше помалкивать, - отрезал он. - Сам-то я не жалуюсь. У отца маленькая мастерская, где мы вырезаем эти игрушки. Ждем не дождемся мира. Но миру не быть, пока миллион палестинцев без родины... Кстати, вам, случайно, платит не ООН?
      В Израиле меня спрашивали об этом не впервые. Я покачал головой: "нет". Резчик опять оглянулся и шепнул:
      - Наши сионисты плевать хотели на ООН. Боюсь, как бы война не охватила всю страну. Слышали: на Fo-ланских высотах вчера опять грохотало? Вот так. Возьмите эту безделушку. Она стоит шестнадцать фунтов, но вам отдам за четырнадцать.
      Я купил верблюда, вырезанного из дерева. Было бы неосмотрительно продолжать дебаты, когда за спиной у меня уже маячил израильский военный патруль. Солдаты внимательно прислушивались к нашему торгу.
      Где святые земли, там, понятно, нет недостатка в ясновидцах. Но кто из них может сегодня предсказать будущее израильского государства, собирающегося скоро праздновать свое 25-летие? Простой трудовой люд - будь то иудеи, мусульмане или христиане - жаждет мира и лучшей жизни. А эти дали им застилает сейчас туман сионистских идей и гарь бомбовых взрывов.
      Когда Мартти Ларни смеется
      (Послесловие)
      Трудно точно определить, когда человек обнаружил, что смех (а некоторые толковые словари скромно определяют его как "короткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровождающиеся характерными прерывистыми звуками"), что этот обыкновенный смех - тоже оружие, что он может разить наповал не хуже меча или секиры. Уже Гомеру было известно выражение "сардонический смех". Оно обязано своим происхождением названию ядовитого растения Sardonia herba, произраставшего на острове Сардиния, ядом которого древние пропитывали наконечники стрел и поражали своих врагов. Отравленный умирал в страшных судорогах с лицом, обезображенным гримасой, напоминающей смех.
      Иными словами, уже в те далекие времена люди знали опасную силу смеха. Знали и умели ею пользоваться.
      С тех пор прошло не одно тысячелетие. Боевые топоры и мечи давно уже сданы в музей, стали музейными экспонатами и целые поколения огнестрельного оружия. Но общественное воздействие "сардонического смеха" или, что все равно, политической сатиры, осталось неизменным. Даже в наш атомный век это древнейшее оружие применяется столь же успешно, как в век бронзовый или железный.
      Одну из причин столь завидного долголетия верно подметил в своих лекциях по эстетике Гегель. Благородный дух, добродетельное сердце, писал великий немецкий философ, которым отказано в осуществлении своего сознания в мире порока и глупости, обращают то более страстное возмущение, то более тонкое остроумие, то более холодную горечь против противостоящей им действительности, негодуют или издеваются над миром, прямо противоречащим их абстрактной идее добродетели и правды.
      Если сделать поправку на то, что нет абстрактных идей добродетели и правды - любая такая идея носит классовый характер, то станет ясно: сатира, как правило, была оружием безоружных, угнетенных в их вековой борьбе с угнетателями.
      Так это было во времена Гомера. Так это остается и по сей день.
      Но есть еще одна причина того, что сатира не заржавела и не сдана в музей.
      Изобретательный человеческий ум в конечном счете находил защиту против любых материальных средств уничтожения. Против меча и топора человек выдвинул щит, от снарядов и пуль он сначала укрылся за толстыми крепостными стенами, а затем зарылся в землю, против ракет с ядерными боеголовками он конструирует противоракеты. Но за какими щитами, крепостными стенами, в каких подземных убежищах, за какими системами противоракет может он укрыться от невидимых стрел, наконечники которых пропитаны Sardonia herba? "Это оружие очень сильное, - писал великий русский сатирик Салтыков-Щедрин, - ибо ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан, и что по его поводу уже раздался смех".
      Финский писатель Мартти Пханнес Ларни принадлежит именно к той плеяде прогрессивных литераторов Запада, которые одинаково легко владеют всеми видами этого древнего оружия - от добродушного юмора и тонкой иронии до убийственного сарказма и испепеляющей сатиры. Широкую известность в Финляндии Ларни получил еще в довоенные годы как поэт, прозаик, журналист. Настоящая слава пришла к нему после 1957 года, когда появился его роман-памфлет "Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле".
      В 1948-1949 и в 1951-1954 годах Ларни жил в США, и в основу романа легли его личные наблюдения над "свободным миром" американского образца. Столь злой и беспощадной сатиры на этот хваленый образец давно уже не видывал видавший виды цех мировой сатиры. "Четвертый позвонок" был переведен на многие языки (в том числе в 1959 году на русский) и завоевал широкую популярность среди читателей. Написанный Ларни несколькими годами позднее другой роман-памфлет "Прекрасная свинарка, или Воспоминания экономической советницы Минны Карлссон-Каннанен" предал мучительной казни осмеяния финских поклонников американского образа жизни, ханжество и лицемерие предпринимательства. Этот роман окончательно закрепил за Мартти Ларни звание одного из гроссмейстеров сатиры.
      Работу над крупными сатирическими полотнами Ларни всегда успешно сочетал и продолжает сочетать с беспокойным трудом газетного фельетониста, вторгающегося в самую гущу политических событий. И здесь его (чаще всего сардонический) смех также слышен далеко за пределами Финляндии. Фельетоны и памфлеты Ларни широко печатаются в ряде европейских стран. Уже много лет он активно сотрудничает и с Агентством печати Новости.
      Конечно, ничто так не украшает газетную полосу, как остроумный фельетон. Но мне кажется, что печатные органы не жалеют места для произведений Ларни не только потому, что его фельетоны остроумны. В западном мире есть немало людей, умеющих писать фельетоны, Но при прочих равных условиях произведения Ларни привлекают своей четкой и бескомпромиссной политической позицией.
      На Западе частенько бывает так, что оказаться в героях фельетона - это значит получить своеобразную рекламу, если хотите, популярность. Продолжая традиции средневековых феодалов, иные герцоги доллара содержат при своих дворах шутов, даже позволяют им говорить дерзости. Больше того. Доподлинно известно, что некоторые сиятельные особы коллекционируют фельетоны и карикатуры, посвященные их персонам. Считается, что объем такой коллекции прямо пропорционален политической значимости данного лица.
      В этих коллекциях вы не найдете фельетонов Мартти Ларни. В отличие от большинства своих западных коллег он понимает, что на укоренившиеся социальные и политические язвы капитализма лекарственный смех производит эффект не больший, чем звуки военной трубы на глухого пацифиста. Здесь из своего богатого арсенала Ларни выбирает единственно действенное оружие разящую сатиру.
      Почти каждая политическая миниатюра Мартти Ларни создана в связи с вполне конкретным политическим событием или посвящена какой-либо совершенно конкретной персоне. Но вот что удивительно: проходят годы, уходит за кулисы истории повод, послуживший толчком к выступлению Ларни, а фельетон его продолжает жить и действовать в изменившихся обстоятельствах.
      Это заключение - не комплимент , а констатация конкретных фактов.
      Мне, в частности, вспоминаются некоторые события, разыгравшиеся в Московском пресс-центре во время официального визита президента США Ричарда Никсона в СССР. Для освещения этого визита в советскую столицу съехалось несколько сот журналистов, представлявших самые различные органы прессы. У подавляющего большинства собравшихся внимание было целиком занято 'важнейшими событиями, происходившими в Москве. И лишь несколько человек слонялись по обширному помещению пресс-центра с индифферентным видом обритых наголо мужчин в шикарной дамской парикмахерской. Их ничто не интересовало, кроме пресловутого "еврейского вопроса" в СССР. И какой бы теме ни были посвящены пресс-конференции, будь то совместные советско-американские шаги в области ограничения стратегического оружия или перспективы развития Москвы, они задавали один и тот же вопрос: "А как это отразится на судьбе советских евреев?..".