Обвинение

      Мы провозились до вечера. Грог к нам не подходил ? значит, у него дело не клеилось. Феврие был даже доволен, что так подучилось: это было и хорошей практикой для нашего юнца, и назидательным уроком Убез излишнего менторстваФ, как выразился Полубояринов. Когда мы, направляясь к УМолинелюФ, прошли мимо вездехода, Грог сделал вид, что нас не заметил. Краги скафандра были отстегнуты, рукава засучены выше локтя, шлем снят ? только возле губ подрагивала розовая вороночка кислородного аппарата.
      Феврие усмехнулся и ничего не сказал. Я знал своего командира и подумал, что не дай бог нашему младшему пилоту теперь не починить вездехода... Ксеркс шел рядом. Как всегда. Но не прошли мы и восьмидесяти метров, как наш добровольный провожатый вдруг замедлил шаг. Лицо его приобрело характерный лиловатый оттенок, непослушные руки вздрагивали и цеплялись за каждую лиану ? так ребенок, слушая страшную сказку, невольно хватается за подол матери.
      Через десять шагов он остановился.
      ? Не могу, ? пробормотал он, ? сегодня не могу... Он поднял лицо ? жалкое личико карлика, и посмотрел на нас виновато, как слабейший смотрит на сильного, если этот сильный поступил так, как не следовало бы поступать.
      Странно все это было.
      Он перевел глаза на меня, потом на Скотта, потом оглянулся и посмотрел куда-то назад, на оставленный сзади вездеход и, разлепив, наконец, почерневшие губы, прошептал:
      ? Не надо было так...
      Мы ничего не поняли, а он уже бежал от нас, нелепо взмахивая руками, как это было в самый первый раз. Мы ошеломленно глядели ему вслед.
      А со ступеньки вездехода, вытирая руки тряпкой, смотрел на него Грог.
      Мы побрели дальше, и я ? хоть убейте! ? не мог понять, что же на восьмом десятке метров заставило нашего спутника так перепугаться и в чем он нас упрекнул. Когда мы подошли к кораблю, Феврие задержался, пропуская нас вперед. Я поднялся на несколько ступенек, потом наклонился к нему:
      ? УНе надо было такФ, ? повторил я слова Ксеркса. ? А что, собственно говоря, УтакФ?
      ? А то, ? сказал Феврие. ? УНе надо было так плохо думать о всех насФ. Вот что. Они научились принимать от нас это треклятое Упси-теплоФ. Вот что позволяло Ксерксу каждый день все дальше и дальше уходить от своего очага. Мы его грели. Но сегодня он почувствовал, что кто-то относится к нему недружелюбно.
      Я вспомнил Грога, медленно вытиравшего руки на ступеньке своей машины. Что он нам говорил неделю назад?
      ? Если о ком-нибудь плохо думают, то он замерзает... Так?
      ? Да, ? сказал Феврие. ? Холод равнодушия. Холод недоверия. Холод презрения. Мы на это плюем, а вот они ? замерзают.
      Я удивленно посмотрел на командира. А он, выходит, верил! Верил всем этим сказкам про Упси-теплоФ! И, похоже, с самого начала...
      ? Ладно, ? Феврие махнул мне рукой, чтобы я поднимался. ? На сегодня хватит. Сейчас я его верну.
      Я быстро забрался наверх и подошел к экрану. Сейчас Феврие прикажет младшему пилоту прервать ремонт и вернуться на корабль. Жаль этого желторотого, мог так себя показать... Но что же он думал, глядя, как мы уходим вместе с Ксерксом? Хотя понятно, что он думал: ему-де влетело за невинный эксперимент со скафандром, а сам Феврие спокойно ставит опыты по удалению темирянина от источника воображаемой Упси-помощиФ. Несправедливо и неосторожно!
      И тут я увидел, что вездеход уже двигается по краю поля. Сперва медленно, потом рывками, пробуя переключение с одной скорости на другую. Один круг, другой...
      ? Командир! ? крикнул я. ? А вундеркинд-то справился!
      Феврие сухо кивнул.
      Вездеход осторожной черепашкой вполз в узкое устье просеки, и мы все, успокоенные, занялись своими делами. Минут через двадцать мы улышали лязг, доносившийся извне ? это вездеход забирался в клеть грузоподъемника. Я включил звуковой канал фона, чтобы поздравить Грога с удачей, и в тот же миг в рубку ворвался срывающийся, неузнаваемо исказившийся голос:
      ?...смей замерзать! Не смей! Встань, тебе говорят!
      И это был голос Грога.
      Феврие, уже снявший скафандр, метнулся к выходному люку, потом обратно ? к пульту, но голос умолк, доносилось только свистящее прерывистое дыхание. Внезапно фон выбросил целый веер звуков ? что-то скрежетало, лязгало и хрустело, словно выдиралось из металлической пасти, в тот же миг мы увидели ? на экране слежения и в иллюминаторы одновременно ? как вездеход вывалился обратно из камеры подъемника и ринулся прочь от корабля.
      ? Стой! ? не своим голосом закричал Феврие. ? Приказываю остановиться!
      Связь работала ? из сетчатой плошки явственно доносилось дыхание Грога и натужный рев моторов.
      ? Остановить вездеход!
      Никакого ответа.
      Машина уже исчезла из поля непосредственной видимости, но на экране ее металлический корпус обрисовывался совершенно отчетливо, и мы видели, что вездеход мотает из стороны в сторону ?Грога не слушались руки.
      Где-то на полпути двигатели сорвались на визг ? и умолкли. Пятно на экране дернулось и застыло на месте.
      ? Врезался, сукин сын, ? проговорил Реджи.
      Мы и сами видели, что он врезался. ? Жги! ? крикнул Скотт в микрофон. ? Жги плазмой, кретин!
      Вероятно, Грог нас просто не слышал. Связь работала, но он был не в состоянии что-либо воспринимать. Да и жечь заросли десинтором было бессмысленно ? двигатель уже заглох.
      Грог это понял, потому что от контура вездехода на экране отделилось маленькое пятнышко и медленно двинулось дальше. Медленно ? это значило, что Грог несет на руках что-то тяжелое.
      Мы, не сговариваясь, бросились к люку. Никто не надел скафандра ? было некогда. Это было невиданным нарушением всех правил, равно как и то, что мы покидали корабль, не оставляя в нем никого. Выводить запасной вездеход из грузового трюма УМолянеляФ было бессмысленно?на это ушел бы час.
      Мы бежали так. Бежали с той предельной скоростью, на какую был способен хорошо тренированный человек в этом разреженном воздухе ? то есть едва передвигались. Мимо вездехода, запутавшегося в зеленой чаще, мы проскочили не глядя. Мы должны были догнать Грога, но так и не догнали его.
      Он-то шел в скафандре.
      Когда, наконец, просека осталась позади и мы выбрались на поле. Грог уже вошел в пещеру. И внес то, что он держал на руках. Теперь мы не бежали. Мы тащились из последних сил, заглатывая воздух, в котором, как мне казалось, не было ни атома кислорода. Я покосился на Реджи ? он был просто синий. Феврие шел впереди, и его лица я видеть не мог. Ветер в спину ? вот что нас спасло.
      Мы добрались. И последнее, что я успел подумать: хорошо, что Грог был в скафандре. А то бы ему не дойти от вездехода до пещеры, да еще со своей ношей.
      Хотя что толку, что он дошел?
      На самом пороге у меня перехватило дыхание, и в пещеру я вполз последним. Все стояли ? семья Икси, Феврие. Скотт и этот тип ? Гроннингсаетер. Стояли неподвижно, и такая мучительная тишина царила в пещере, что я просто не мог, не смел двинуться дальше порога.
      А потом мои глаза привыкли к чуть мерцающему свету фосфорических камней, и я понял, что стоят все они над телом Икси, а он лежит в своем пестром арлекиньем наряде, словно ярмарочный плясун, сорвавшийся с каната.
      Феврие очнулся первый. Я с ужасом подумал, что вот сейчас он станет что-то говорить, объяснять ? но он просто круто повернулся, подошел к двери и остановился, чуть подавшись в сторону, словно пропуская кого-то мимо себя. Он даже не взглянул на Грога, по тот понял и медленно прошел между мной и Феврие, покидая пещеру. Мы вышли следом.
      Грог шел к кораблю, шел быстро ? он-то был в скафандре. Мы снова не смогли его догнать, и когда мы поднялись на борт, он уже был в своей каюте.
      Феврие прямо прошел к пульту и врубил прогрев стартовых двигателей. По авральному расписанию я должен был проверять герметизацию шлюзов, но у меня в голове не укладывалось, что мы вот так и улетим, не попытавшись воспользоваться всемогуществом земной медицины и техники.
      Командир вопросительно глянул на меня.
      ? А если квантовый реаниматор?... ? пробормотал я.
      Феврие покачал головой:
      ? Поздно. Прошло больше сорока минут. И потом, мы даже представления не имеем об их анатомии...
      ? Да, ? подал голос Реджи, ? сорок минут ? это слишком поздно. Уж можете мне поверить. Я был на Нии-Наа, когда там разыскивали группу Абакумовой. Все перемерзли. Никого не удалось отходить.
      ? И все-таки замерзание ? это только аналогия, ? устало возразил Феврие. ? Здесь что-то пострашнее. Организм выключается, разом и бесповоротно, и главное ? без всяких видимых причин...
      Никогда это не будет для нас видимой причиной.
      Худо, конечно, когда возле тебя нет друзей, нет близких, которые постоянно думали бы о тебе, думали заботливо и главное ? бесконечно доброжелательно. От этого может стать тоскливо и неуютно, но умереть or этого ? уже выше человеческого понимания. Мы знали, как свято верят в это темиряне, мы сами начинали понемногу верить в это ? но вот на наших глазах от этого умер Икси ? и наш разум не мог с этим примириться.
      Малыш замерз еще до того, как вездеход подошел к кораблю. Он замерз сразу же, как остался один на один с этим сукиным сыном, у которого за душой не было ничего, кроме холодного любопытства.
      ? Старт! ? сказал командир.
      Около двух часов мы шли на планетарных двигателях, удаляясь от Земли Темира Кузюмова. Потом заработали генераторы космической тяги, и киберштурман качнул корабль, направляя курс на Землю. Командир сидел, не поднимая головы ? он ждал связи с караваном встречных кораблей, уже подходивших к системе Темиры. Он махнул нам рукой, и мы бесшумно разошлись по своим каютам. Спать? Посмотрел бы я на того, кто смог бы заснуть после всего, что произошло этим вечером.
      Глупо, конечно, было винить во всей одного Грога. Но в эту ночь мы иначе не могли. Надо думать, что ему самому было хуже, чем всем нам, вместе взятым, но мы его не жалели. Мы кляли его самого, и тот день, когда он получил назначение на УМолинельФ, и тот час, когда он ступил на Темиру.
      А ведь Грогу действительно было несладко в ту ночь. Через пару недель корабль должен был приземлиться, и тогда ? тогда его ждало нечто пострашнее, чем наше презрение и наша ненависть. С УМолинеляФ, в конце концов, он просто ушел бы. Может быть, уволился бы из космического флота.
      Но он все равно бы остался младшим пилотом Гроннингсаетером, которому надлежит явиться на Ланку и перед Советом по разбору чрезвычайных поступков объявить себя убийцей. Десятки людей будут защищать его от собственной совести, никто не станет обвинять его ? этого уже давным-давно не делают; все будут искать ему оправдания, но ? вдруг не найдут?
      И тогда ему останется всю свою жизнь пронести на душе древний, как мир, ужас убийства. Может быть, убийство это было нечаянным ? юркий, как белочка, Икси мог незаметно проскользнуть в просторную кабину вездехода и спрятаться там, чтобы повторить опыт, который каждый день проделывал его отец. Грог действительно мог не заметить мальчика, но разве невольное убийство не несет такую же смерть, как и умышленное?
      В шесть утра мы потянулись в рубку ? я, а вскоре и Реджи. Феврие оттуда не выходил. Связи с Землей еще не было ? плотный листок с донесением о случившемся лежал на пульте дальнего фона. Он оглядел нас.
      ? Сейчас я буду докладывать, ? сказал командир. ? Я хотел бы, чтобы при этом присутствовали все.
      Заставить Грога присутствовать при этом сообщении было, конечно, жестокостью, но у меня не появилось никакого отзвука, кроме: ну и поделом ему, сукину сыну.
      Феврие щелкнул тумблером короткого фона:
      ? Гроннингсаетер, в рубку!
      Привычною Услушаюсь!Ф не последовало.
      По фону обычно хорошо слышны все звуки внутри каюты, и мы ждали скрипа койки и хлопка раздвижной переборки.
      У Грога стояла тишина.
      Феврие повторил приказ. И сноза безрезультатно. Он вопросительно глянул на Скотта, и тот вышел из рубки. Мы слышали по фону, как раздвинулась переборка, слышали шаги Реджи по каюте, потом наступила тишина, из которой, наконец, возник голос Скотта:
      ? Идите сюда, капитан. Он замерз.
      Я тоже видел замерзших ? правда, не на астероиде Нии-Наа, а на двадцать шестом аварийном буе. Я знал, что это такое. Мы остановились над койкой Гроннингсаетера, и потребовалось немного времени, чтобы понять, что нам тут делать нечего. Все было кончено несколько часов назад. Он лежал лицом вверх, такой спокойный, как человек, сбросивший с себя какую-то тяжесть. И мы знали, что не найдем никаких видимых причин, которые объяснили бы, почему жизнь его остановилась.
      ? Человек не может жить, если все вокруг думают о нем плохо, ? тихо проговорил Феврие, и никто из нас не посмел возразить, что это правило справедливо только для жителей Темиры.
      Мы смотрели на спокойное лицо Грога и все больше и больше чувствовали тяжесть своей вины. Что бы он сам ни натворил, все равно его-то ведь убили мы.
      Вот, собственно говоря, и все о нашей первой экспедиции на Землю Темира Кузюмова.