- Понятно. А цвета?
      - Белый - дневной свет, черный - темнота бессолнечности, желтый - тепло, откуда бы оно ни исходило, и красный - кровь всего живого.
      - Это прекрасно, что вы не отделяете человека от всех других тварей... Но знамя, даже развевающееся на ветру, трудно разглядеть сверху.
      Бывший лекарь раздумывал не долее двух секунд.
      - Я велю сделать его таким, чтобы каждая часть была не менее восьми раз по восемь шагов, и расстилать полотнище на земле возле каждой своей стоянки.
      Мона Сэниа горестно покачала головой, глядя на сидящего на пне чернолицего великана, руки которого привычно плели травяную косицу.
      - Я не перестаю удивляться проницательности этой девочки, выбравшей именно тебя...
      - А я не перестаю думать о том, все ли я сделал из того, что могла бы совершить она. И прежде всего я вспомнил о Чернавке.
      - Нашли ее?
      - Да, и вовремя. Сейчас она в моей новой столице, под надежной охраной.
      Мона Сэниа поняла, что чего-то он недоговаривает - вероятно, не хочет занимать ее мысли своими заботами.
      - Если я в чем могу помочь - скажи, Лронг! И почему ей потребовалась охрана? Разве недостает твоего княжеского повеления?
      Он пожевал губами и взялся за новый плетышок. Сейчас, когда гостья неведомого мира вернулась сюда, освобожденная от черной тени проклятия и исполненная величавой женской красоты, он не смел поднять на нее глаза и только дивился тому, как спокоен и бесцветен его собственный голос. Нет, не ту женщину ждал несчастный Оцмар, не ту... И если бы ему, Лронгу, был дан мучительный дар предвидения, он рисовал бы вот этот светлый лик, изображая его рядом с солнцем. Равносветящая... Сестра Негасимого Светила...
      - Лро-онг! Теперь ты задумался?
      - Прости, - пробормотал он, теряясь, как мальчик. - Это было не по-рыцарски - забыть о своей даме...
      Забыть! И она поверила...
      - Но ты же думал о Чернавке - это естественно. Так почему ее нужно охранять? От кого?
      - От моих солнцезаконников. Они требуют ее казни, - он отвечал только потому, что не в силах был ни солгать, ни промолчать, когда та, что с первого взгляда стала повелительницей его дум и сердца, требовала ответа.
      - Но ведь это ты приказал спасти ее!
      - Да. И на то была моя княжеская власть и воля. Но она была Чернавкой, принявшей пожизненный обет, и ее долг - умереть, но не позволить увезти себя из Анделисовой пустыни.
      - Это кто так сказал?
      - Закон, моя госпожа, который выше княжеской воли.
      - Ну так стань князем, который выше закона, разгони своих дармоедов, издай указ, чтобы последний караван забирал каждую Чернавку, отслужившую свой срок...
      - Но кто тогда будет блюсти законы, разрешать тяжбы, отпускать содержание стражникам и воинам, возжигать Невозможные Огни? Кто будет разводить и обучать молвь-стрелы... Прости, о увенчанная короной морозного утра, но меня, по-видимому, ожидает неотложное дело.
      Принцесса вытянула шею и скосила глаза вправо, следуя за досадливым взглядом Лронга, - там, преклонив колени на красную подушку, терпеливо замер обладатель алого балахона. Что-то уж очень бесшумно он подобрался всего на каких-нибудь пятнадцать шагов. Если у него тонкий слух, то сколько из того, что было сказано совсем не для посторонних ушей, вынесет он из подслушанной беседы?
      Как не кстати оказалось решение оставить Гуен на Джаспере! Но в поспешных сборах было решено, что и белой стражнице, и верному Кукушонку, и натерпевшемуся всяких бед крошечному Шоео нечего делать в ледяном Аду. Да и задерживаться здесь надолго они никак не собирались. Юрг обещал, что все возможные осложнения растянут экспедицию от силы на два-три дня - ведь на Тихри так легко одерживать победы! Но сейчас с каждой минутой тревога моны Сэниа росла, и даже появление смиренно потупившегося солнцезаконника, всем своим видом говорившего, что он готов простоять в привычной, по-видимому, позе хоть до самого Невозможного Огня, вызывало у нее недобрые предчувствия.
      Лронг размашистым шагом подошел к солнечному жрецу и молча протянул руку - это был царственный жест, и мона Сэниа подивилась, как немного времени нужно, чтобы вот такие повелительные движения стали естественными. Замелькало красное - оказывается, балахон был многослойным, как кочешок капусты; наконец появилось искомое: плетеная клетка-корзинка. Так же, не проронив ни слова, Лронг взмахом руки отослал гонца прочь, и принцесса вдруг подумала, что на его месте она постаралась бы ограничить контакты этого красноризца - где-то неподалеку, говорят, имеются вполне комфортабельные подземные отели с номерами на одного, правда, лишенные естественного освещения и туалетов.
      Лронг подошел, прижимая корзиночку к груди - в его громадных лапах она была почти не видна.
      - Прости меня, госпожа моя, но я полон смутных предощущений - мне чудится, что весть, принесенная княжеской молвью, касается тебя, а не меня. Открывать ли?..
      - Если это действительно касается меня - открывай, добрый Лронг. Ты ведь рядом.
      Он покачал головой, польщенный, но не успокоенный ее словами. Неуклюжие на вид пальцы нажали какой-то неприметный замочек, и крышка корзинки поднялась, позванивая бубенчиком, прикрепленным к ней изнутри. Цыплячьего цвета птичка с розовым воротничком, который она тут же кокетливо нахохлила, вскочила на краешек корзины и, наклонив головку, подождала, пока утихнет серебряный перезвон. Затем она прощебетала, почти не отделяя одно слово от другого:
      - Один амулет - беда одна, два амулета - две тысячи бед; на Тихри задача тебе задана, но в мире каком ты найдешь ответ?
      Мона Сэниа подняла изумленные глаза на Лронга:
      - Ты что-нибудь понял, благородный рыцарь?
      - Пока только то, что эта весть предназначена не для моих ушей. Она обращена к тому, кто способен смотреть на Тихри как на один из многих других миров.
      Да, девочка выбрала мудрого правителя, но повторять это в очередной раз было бы банальностью, и потому мона Сэниа только сказала:
      - Значит, к кому-то из нас... Но для моей дружины загадка только одна: где... Светлячок? - она нарочно назвала Таиру именно этим милым прозвищем, данным ей на Тихри, чтобы подчеркнуть, насколько равновелика была эта утрата как для нее, так и для Лронга. - Хотя нет, вот и другая: кто послал эту весть?
      - Не знаю, - медленно проговорил повелитель этой земли, - и, что хуже того, у меня нет способа это проверить. Ни одно пернатое создание не летит так быстро, как княжий посланец, но они не приучены следить друг за другом. Если бы ты взяла с собой одну из твоих диковинных птиц...
      - Еще не поздно... - начала мона Сэниа, но договорить она не успела: красногрудая вестница чирикнула: "один-амулет-один-амулет!" - и, взвившись над головами растерянных слушателей, исчезла в зеленой кроне орехового дерева, раскидистого, как баобаб.
      - Может быть, сибилло? - предположил Лронг. - Он умеет так же ладно сопрягать слова в соразмерные строки.
      - А где он сейчас?
      - В Куличике, где же еще. Нежит старые кости.
      Принцесса нервно хрустнула пальцами. Нет, от сибиллы непрошенной помощи не дождешься. Он бы сперва поторговался и лишь потом соблаговолил изречь подобное предсказание. Какой-то другой мир... А не проделка ли это порфироносных, пытающихся избавиться от непрошенных гостей, каждый раз оказывающихся в опасной для них близости к княжескому трону?
      Нет, не похоже - никто из солнечных жрецов не знает об амулете, дарующем невидимость. Он - из мира Шоео, и если не с его планеты, то во всяком случае с того созвездия, где побывал предыдущий экипаж джасперянского корабля. Тем более они и понятия не должны были иметь о каком-то втором магическом талисмане, который обещал две тысячи несчастий.
      Она поглядела на Лронга и увидела, что тот, в свою очередь, вопросительно смотрит на нее.
      - Нет, - покачала она головой, - по-видимому, вдвоем нам ни одной тайны не открыть. Подождем возвращения наших кораблей.
      Она проговорила это с подчеркнутым спокойствием, но в ее голосе отчетливо читалось: "возвращения ни с чем". Печальное предчувствие коснулось ее, и в нем не было ничего магического: это была лишь естественная чуткость любящей женщины.
      Где-то вдали прозвучал дисгармоничный всхрип сигнального рога: видимо, подходила смена стражи.
      - Я отвлекаю тебя от дел правления, - встрепенулась принцесса. - Боюсь, что мое ожидание затянется. Ты можешь...
      Он поднял руку, останавливая ее на полуслове:
      - Нет у меня дел важнее, чем находиться ежеминутно в твоем распоряжении. Не надобно ли тебе еды или питья?
      - Спасибо, добрый Лронг. Так о чем мы говорили перед тем, как нам доставили молвь-стрелу? О Чернавке? Если опасность для нее так велика, хочешь, я возьму ее с собой на Джаспер? Преданная нянька мне не помешает...
      Травяной рыцарь не успел ответить - сильный порыв ветра смел в сторону все сплетенные им перевязки, и под орешниковыми ветвями вырос еще один нездешний корабль.
      - Слава древним богам! - невольно вырвалось у моны Сэниа. - Юрг... Юрг?
      Но она уже видела, что это не он. Сорк выпрыгнул из незакрытого люка и теперь озирался, явно отыскивая глазами командора.
      "Беда! - застучало у нее в висках. - Беда! А я не с ним..."
      - Где?..
      - Не знаю. Корабли действовали раздельно, - четко доложил Сорк; мы находились в степи, когда получили приказ вернуться сюда.
      - Чей приказ?
      - Приказ командора. Но его передал Флейж.
      - Понятно, - голос совершенно спокоен, как всегда перед решительными действиями. Один миг на то, чтобы прикрыть глаза и представить себе теплый полумрак командорского кораблика.
      - Юрг! - позвала она. - Юрг, ты слышишь меня?
      Тишина. Либо там, в неведомом Аду, произошло что-то непоправимое, либо кораблик попросту пуст.
      - Сорк! Быстро сюда! Ты видел, где они, ты перенесешь нас...
      - Ты хочешь взять принца в ледяную ночь?
      "О, древние боги, как же теперь им жить, как научиться не расставаться ни на миг, не подвергая опасности малыша? С собой его брать недопустимо, по невозможно и оставить, даже на такого человека, как Лронг. Значит, снова ждать?"
      Из люка неуклюже выбрался Харр; очутившись там, где, по его твердому убеждению, могли обитать только мертвые, он начисто забыл обо всем на свете, кроме героических усилий, с которыми он преодолевал собственный ужас - и небезуспешно. Но теперь, очутившись снова под солнечными лучами, пробивающимися сквозь еще не тронутую осенней ржавчиной листву, он сразу же почувствовал себя крайне неловко в чужом облегающем костюме, словно его выставили напоказ в шутовском наряде или, того хуже, в бабьей юбке.
      Видя, как он мнется, Сорк подошел и снял с него шлем.
      - Собственно говоря, наш помощник свое дело сделал, - резюмировал дружинник. - С ним следует расплатиться и отпустить.
      Мону Сэниа слегка покоробило это сухое замечание; разумеется, сейчас, в ожидании неведомой беды, Сорку было не до первого встречного тихрианина, но она почувствовала, что, если сейчас она одарит странствующего певца пригорошней перлов, одолженных у Лронга, она попросту оскорбит его.
      Она подошла к тихрианину, чьи непомерно длинные ноги и куцые руки делали его похожим на какую-то замороженную тушку громадной птицы, втиснутую в серебристо-белый скафандр, и каким-то чисто женским краешком летучей мысли поблагодарила здешнюю моду за бесформенность и мешковатость одежд, скрывающих нелепость пропорций этих кочевых аборигенов, для которых, естественно, главным достоинством были именно такие неутомимые ходули. Если бы не смятение, в котором она пребывала, ей сейчас доставило бы большого труда скрыть улыбку. Но Сэниа положила ладонь на скрипучий синтериклон и проговорила с неожиданной даже для нее самой теплотой:
      - Останься с нами подальше, Харр по-Харрада, и вовсе не потому, что ты нам нужен, а... да просто нелепо потерять друга, которого только что нашел!
      Лронг вдруг почувствовал, как тоненькая иголочка прошла у него между ребер - в голосе принцессы не было ничего от ее прежних королевских интонаций.
      - Назови обещанную тебе плату, храбрый менестрель, - невольно вырвалось у него, - и я ее удвою!
      А вот это прозвучало уже по-княжески.
      - Ты что-то раскомандовался, оружейник, - небрежно бросил певец тихрианских дорог, - то фирман тебе подавай, то перлы сулишь... Тот, кто меня нанял, обещал в уплату свой меч. Его не удвоишь.
      Мона Сэниа тихонько опустила голову и слегка приподняла брови. Ну и ну. Нашли время. Нет, все мужчины одинаковы, какой мир ни возьми. А жаль, что этого Харра нельзя пригласить в свою дружину - неспособный перемещаться в пространстве, как это умеют одни лишь джасперяне, он будет только обузой.
      - Ты получишь свой меч, как только вернется мой супруг, - сказала она примирительно. - Но если ты торопишься, я попрошу Эрромиорга, сенешаля моих ленных владений, переслать мне сюда самый драгоценный клинок, какой только найдется в оружейной палате моего замка.
      Он отступил на шаг и, уперев руки в бока, оглядел ее с ног до головы.
      - Слушай, и что вы все передо мной выпендриваетесь - и ленные, понимаешь, владения, и замки-хоромки, и только что голубого золота под ноги не мечете! А ты, я смотрю, баба нездешняя, но зело смазливая с лица, даром что ноги только подкачали - куцые, что у ежихи; да простит меня свет вешний, безгрешный, что таким, как ты, врать не обучен... Вот и пригласила бы меня на свою дорогу, а то я до нее, может, и в жисть не доберусь - и попировали бы, и песен, ко столу пристойных, сердце тешащих, наслушались, а то уж больно ты неулыбчива, а потом...
      К счастью, и для растерявшейся впервые в жизни принцессы, и для схватившегося за голову Сорка, и для грозно выпрямившегося князя Лроногирэхихауда это "потом" повисло в воздухе, потому что между кораблями пронеслась невидимая вибрирующая волна, предшествующая появлению голоса, и раздался звучный, хорошо знакомый баритон:
      - Принцесса Сэниа! Ты слышишь меня?
      Но это не был голос Юрга - всего лишь Флейжа.
      - Мы на Земле, принцесса. Так получилось. Если слышишь, ответь, и тогда я перешлю тебе голос командора Юрга.
      Земля - это берег озера, и яркий желтый квадрат среди зеленой травы, и чистая раковина бассейна со светящимся дном...
      - Я слышу тебя, Флейж! Говори!
      - Сэнни! С тобой... с вами все в порядке? - а это уже был ее Юрг, ее звездный эрл.
      - Да, да! Мы под крылом у Лронга, за нас не беспокойся. Но почему вы на твоей Земле?
      - Полный провал, Сэнни, - голос то усиливался, то затухал, как всегда бывает, когда его пересылает кто-то другой; но слова долетали отчетливо. Стамена покалечило, я не связывался с тобой, пока не прилетели врачи и не сказали, что жить он будет. Ребра переломаны, левую руку раздробило. Точно под танком побывал. Хорошо, шлем выдержал...
      - Крэги?
      - Нет. Дэв взбесился.
      - А... ты?
      - Ни царапинки. Непостижимо! И еще невероятнее то, что все наши приборы прекрасно работают в степи, у строфионов, но в Аду, черт бы его побрал, мертвы, как сосульки. Спроси у сибиллы... О, меня зовут. Лечу со Стаменом, пока он не очухается. Ты пойми меня, любимая, я иначе не могу. Оставайся на Тихри сколько хочешь...
      - Нет. Я - домой.
      - Тогда усиль охрану. Флейжа отсылаю. Ких на нашей озерной площадке, что на Барсучьем, буду держать с ним связь по радио... Бегу, бегу! Ну все. Будь!
      Мона Сэниа вздохнула. Вздох получился таким протяжным, словно она вбирала в себя весь воздух, прилетевший с Земли вместе с голосом.
      - Вот так, - обернулась она к Лронгу, детским беспомощным жестом поднимая кверху раскрытые ладони. - Я опять одна...
      Ну и Харр по-Харрада, естественно, не выдержал:
      - То есть как это - одна? А я?
      Флейж, уже успевший вернуться под родные джасперианские небеса, почтительно подал руку принцессе, выходившей из только что появившегося кораблика. Кукушонок, истосковавшийся в этой пустынной каменной чаше, где только изредка возникал Эрромиорг, заботливо переправлявший из замка все необходимое, ринулся навстречу и, опустившись на подставленный локоть, от счастья засвистел по-птичьи, подняв изящный серый клюв к вечереющему небу. Гуен, восседавшая на куполе большого корабля, ставшего по совместительству здешним замком, напротив, только захлопала крыльями, приподнимаясь, но не взлетая; взгляд ее немигающих глаз был устремлен на отверстие люка. Когда в нем показалась голова Харра, птица резко взмыла в воздух и заложила крутой вираж, готовая в любой момент сорваться в смертельно опасное пике.
      - Гуен, охранять! - успела крикнуть принцесса, подымая правую руку. - Это свой.
      Что-то в незваном госте, уже облачившемся в свое привычное одеяние, не удовлетворило придирчивую стражницу; она пронеслась над самой его головой и увесистой известковой каплей осквернила щегольской кафтан.
      - Ах ты, кура безмозглая! - завопил Харр своим прекрасно поставленным голосом. - Яйца несет?
      - Нет, - пробормотал Флейж, давясь от хохота, но еще не зная, как отреагирует принцесса на оскорбление, нанесенное ее гостю.
      - Тогда - на вертел ее, сволочугу!
      - Достойный странник, - сурово проговорил Сорк, появившийся из второго вновь прибывшего корабля, - негоже сотрясать здешний воздух словесами, уместными в придорожных кабаках, ибо тебя слышит юный принц.
      - А ты не волнуйся, служивый, принцы таковым словам в первую очередь научаются - и от стражников, и от мамок. Дело житейское. Но при даме воздержусь и извинения приношу наинижайшие.
      Повернувшись к даме задом, он принялся стаскивать с себя единственное свое одеяние, обнажив при этом спину, густо курчавившуюся черным лоснящимся волосом.
      - Эрромиорг! - торопливо крикнула принцесса, посылая свой голос одновременно по всем покоям просторного замка Асмура. - Я вернулась на Джаспер. Благодарю тебя за все, что ты тут для меня приготовил, но вот весьма спешная просьба: разыщи в гардеробе покойного лорда несколько камзолов и плащей, пошире в плечах и подлиннее. И что-нибудь совсем уж до пят, халат, что ли...
      - Это отнимет всего несколько минут, моя принцесса, - донесся ответ.
      - Ну вот, дело улажено, - бросила мона Сэниа через плечо, чтобы нечаянным взглядом не смутить гостя.
      Но что-то не похоже было, чтобы Харр по-Харрада вообще был способен смущаться. Он нагнулся, набрал полные пригоршни голубых колокольчиков, уже наполненных вечерней росой, и принялся этой цветочной кашей умащивать свой ворсистый, как кошма, торс. В воздухе поплыл земляничный аромат, смешанный с запахом мужского пота.
      - А может, я его окуну, - неуверенно предложил Флейж, - море совсем рядом, только через стенку перелететь...
      - Опасно, - покачала головой мона Сэниа. - Хотя наши птицы не замечали никого постороннего. Нет, рисковать гостем не стоит.
      Только сейчас она всей кожей почувствовала, как сама истосковалась по прозрачной, вольной воде - не в ванне, не в бассейне, а хотя бы в озере. А тут - море... - Нет, - сказала она скорее себе, чем Флейжу.
      И тут возле группы кораблей, которые, переставленные Эрромиоргом, образовывали в центре каменной чаши что-то вроде крошечного, почти игрушечного замка с одним шатровым залом и четырьмя башнями по бокам начали с шелестом появляться темные, изредка поблескивающие драгоценными камнями, свертки. Да, эрл Асмур не любил пестроты, и если богатство тканей и изысканный подбор черных и серых камней без слов говорили любому джасперянину о несомненной роскоши такого наряда, то бродячему менестрелю с варварской планеты такие одежды могли бы показаться едва ли не убогими.
      Не дожидаясь приглашения, Харр по-Харрада с радостным криком: "Ага! Посмотрим, посмотрим!" - устремился к вороху одежды, потирая ладони.
      И мона Сэниа вдруг подумала, что в его голосе не сквозит ни тени жадности - скорее восторг ребенка, слишком редко получающего подарки.
      - Флейж, займись, - велела она, снова ныряя в свой кораблик, чтобы достать оттуда засопевшего после долгого сна Ю-ю. Заснуть на одной планете, проснуться на другой... И вдруг впервые в жизни ее охватил страх: а сможет ли ее сын совершать эти перелеты, как все джасперяне? Унаследует ли он этот природный дар от матери или таинственное НИЧТО будет закрыто для него, как и для всех остальных обитателей Вселенной?
      Она стерла со лба мгновенно выступившую испарину. Не думать об этом, приказала она себе. Не думать четыре года - до того возраста, когда ребенка впервые сажают на крылатого коня, дают в руки легкий меч и объясняют, что такое мгновенный полет. Сейчас гадать бессмысленно.
      Она быстро прошла в шатровый корабль через единственный люк, открытый в промежутке между малыми корабликами-башенками. Да, и здесь Эрм был на высоте: четыре приоткрытые двери в боковые помещения, а между ними богатые диваны, крытые коврами, и столики с висящими над ними светильниками. Место для сбора всей дружины. Слева и справа от входа - обставленные без лишней роскоши, по вполне удобные комнаты для тех, кто будет делить с принцессой дни - или годы - ее изгнания, нечто среднее между кордегардией и покоями для гостей. Оружие, оружие, оружие. Эрм рассчитывал на худшее.
      Мона Сэниа в который уже раз мысленно поблагодарила своего сенешаля и прошла через весь шатер к двум отдаленным, только чуть приоткрытым люкам. О, вот здесь, наоборот, все наводило на мысли о счастливых временах. Левый дальний кораблик, превращенный в гнездышко для влюбленных, словно говорил о том, что это - изысканная форма поклонения ей как прекраснейшей из женщин: сдержанный в своих поступках и воспитанный в беззаветном почитании королевской семьи, Эрромиорг никогда не позволял себе ничего большего, чем почтительное повиновение; но эта комната была убрана так, как если бы он сам мог провести в ней остаток жизни вместе с той, которая была мечтой всех настоящих мужчин Джаспера.
      Мона Сэниа это поняла.
      А правый кораблик, стоящий вплотную к левому, был чистенькой, но без фантазии убранной детской. Отделанная перламутром колыбель - дар деда-короля; насест для Кукушонка. Удобное, но простое кресло для нее.
      Она перекрыла отверстие, ведущее в общий шатер, и наложила на него нерасторжимое заклятие. Теперь в детскую можно было пройти только через ее собственную комнату. Она тихонечко вздохнула и покачала головой: если все время вот так прятать сына, то ведь можно воспитать из него труса... Нет. Вернется Юрг, они вместе что-нибудь придумают. И хватит тревог и сомнений: недаром говорят, что они передаются младенцу с молоком матери. Чудо еще, что он так спокоен и солнечно-приветлив... Она покормила малыша, уложила в колыбель и кликнула Кукушонка. Вместе с легкокрылой птицей в шатер влетел голос: "Владетельная принцесса! Твой супруг, командор Юрг только что передал мне через магический амулет весть для тебя: "все самое страшное позади, остаюсь при Стамене на эту ночь - возможно, потребуется моя кровь". Это все, принцесса". - "Как это понять - потребуется кровь? Что, вся?" - "Не знаю, но могу через мой амулет переслать командору твои слова..." - "Нет, нет, Кродрих, не стоит - мы можем помешать ему. Благодарю".
      Она впервые назвала его полным именем, и это вырвалось у нее совершенно естественно: ведь они больше не были в походе. В этом тесном, так далеком от королевской роскоши жилище мона Сэниа была наконец дома.
      Она скинула тесную походную одежду и выбрала скромное, просторное платье. Оно скорее подошло бы пожилой домоправительнице, чем молодой и счастливой женщине. А ведь совсем недавно ее все называли "юная принцесса"... Наверное, чтобы вернуться к этому ощущению юности, надо прежде всего снова почувствовать себя любимой. А это опять отодвигалось еще на один день. Сэниа досадливо тряхнула головой, и черные волосы рассыпались по плечам, сдерживаемые только драгоценным аметистовым обручем. Какая бы она ни была, а прежде всего она хозяйка дома. Легко и стремительно, как прежде, она покинула свой шатер. Под ногами захрупали стебли по-вечернему полиловевших соцветий; солнце уже коснулось кромки каменных стен, окружавших пологую чашу их маленькой уютной долины.
      - Стены растут! - вдруг заорал диким голосом Харр по-Харрада. Спасайтесь, пока они не закрыли все солнце!
      - Успокойся, гость мой, - стараясь скрыть усмешку, проговорила принцесса. - У нас солнце прячется каждый раз, когда мы собираемся отойти ко сну и...
      Она осеклась и едва по-детски не прыснула: чернокожий певец выбрал-таки себе наряд по вкусу. Вероятно, этот малиновый халат с нежнейшей опушкой персикового цвета когда-то принадлежал Тарите-Мур, и сейчас он едва-едва сходился у тихрианина на пупе, оставляя обнаженной могучую грудь, на которой лишь изредка поблескивали бусинки хрустального транслейтора, прячась в угольно-черных завитках волос. Харр зябко ежился, стараясь стянуть отвороты не вполне уместного здесь пеньюара - розовый пух жалкими клочками выпархивал из-под пугливо подрагивающих пальцев.
      - Снег! - снова заорал он. - Разводите костры, сейчас пойдет снег, если исчезнет солнце...
      Он бросился к куче одежд и принялся судорожно разбрасывать камзолы и штаны, прежде чем нашел подходящий плащ; к чести его будет сказано, что прежде всего он вернулся к принцессе и бесцеремонно, даже несколько грубовато закутал ее с ног до головы - сделал это он подозрительно умело.
      - Ступай в дом и сиди там, пока я огня не спроворю, - велел он безапелляционным топом. - Эй, где тут разжиться дровишками?
      Флейж помирал от беззвучного хохота, благо дамский капот с торчащими из-под него громадными сапожищами очень к тому располагали; Сорк хмурился, но молчал, ибо первое слово принадлежало принцессе, которая была растрогана до такой степени, что не находила ни нужных слов, ни подходящего топа. С ней обращались как с девочкой...
      - Слушай, ты, гусь, - не выдержал наконец Флейж, - умерь свой пыл. Снег тут выпадет не раньше чем через половину преджизни, если по-вашему. Так что угомонись, пока ты меня заикой не сделал.
      Харр недоверчиво поглядел на него, потом на принцессу; все еще сомневаясь, он запрокинул голову, всматриваясь в быстро темнеющее небо. Первая вечерняя луна между тем всплыла над восточной стеной и теперь, положив свой голубоватый округлый подбородок на каменную кромку, заглядывала в долину, словно дивясь нежданным гостям.
      Лицо Харра побледнело - то ли от лунного отсвета, то ли от смертельного ужаса. Он вскинул руки, заслоняя собой принцессу от лунного света.
      - Призрак солнца... - прошептал он, и этот шепот был страшнее давешнего крика. - Если его мертвый взор упадет на тебя, то все тепло твоей души...
      - Милый Харр, - сказала мона Сэниа, легким прикосновением опуская его воздетые руки. - Это всего лишь первая луна, и мы видим ее ежевечерне. Не сомневаюсь, что твои сказания о призраках солнца весьма поэтичны, но сейчас настало время вечерней трапезы.
      - Милостивая моя госпожа, - живо откликнулся Флейж, - пока мы не обзавелись тут кухонными сервами и всеми причиндалами для стряпни, не позволишь ли обратиться к Эрму, чтобы он прислал чего-нибудь, что сыщется в замковой поварне?
      - Позволю, позволю. Мог бы и сам догадаться.
      Флейж исчез с быстротой падающей молнии, и через секунду его голос уже доносился из шатрового корабля. Да, кстати о молниях, подумала мона Сэниа.
      - Гуен! - крикнула она. - Ты тоже можешь позаботиться об ужине.
      Громадная сова беззвучно сорвалась с места, которое она выбрала себе в качестве сторожевого поста, и умчалась вдогонку за солнцем. Харр было шарахнулся от нее, но потом оглядел с ног до головы Сорка, задумчиво почесал в затылке и с невыразимым сожалением скинул свой неподражаемый капот. Порывшись в груде одежды, он отыскал светло-серый камзол, весьма похожий на тот, что был надет на Сорке; натянул со вздохом.
      - На столы подано! - донесся из корабля голос, воодушевление которого свидетельствовало о том, что подано обильно.
      - Идем, Харр, - просто сказала принцесса. - Тебе как путешественнику будет любопытно.
      Они ступили в шатер, освещенный всеми лампами и фонариками, которые нашлись на корабле. Харр по-Харрада застыл на пороге, и лицо его против воли приняло неодобрительное выражение.
      - Что-нибудь не так? - любезно осведомилась мона Сэниа. - Ты - мой гость, так что скажи, что тебе не по нраву.
      Гость замялся.
      - Давай, телись! - подошедший Флейж легонечко хлопнул его по спине. - Еда стынет.
      Гость еще раз окинул взором роскошное убранство помещения, золоченые - от сглаза - блюда, драгоценные кубки. Пошевелил валиками бровей:
      - Я почитал тебя прекраснейшей и мудрейшей из женщин... во всяком случае, из оставшихся в живых. Но я никогда не заподозрил бы тебя в жадности...
      - В жадности?! - воскликнули хором трое джасперян - так велико было их изумление.
      - Ты несметно богата, - пояснил он, плавным движением разводя четырехпалые ладони, словно лаская ими колышащийся ворс бесценных ковров, несравнимо богаче любой стоялой караванницы. Так зачем же тебе понадобилось нанимать меня, отправлять своего супруга и преданных ему воинов на погибель в самый Ад - чтобы добыть еще один клад, не так ли?
      Наступило неловкое молчание, прерванное печальным вздохом принцессы:
      - Ах, вот оно что. Проследуй к столу, Харр по-Харрада. Ужин стоит того. А потом ты услышишь, может быть, самую грустную из всех историй, какие тебе приходилось узнавать... Прошу.
      Все уселись. Однако гость не торопился приступать к еде - он внимательно и неоскорбительно всматривался в то, как едят джасперяне, затем по их примеру вооружился ножом и вилкой и принялся за сайгачий бифштекс с таким изяществом, словно с пеленок был приучен пользоваться столовыми приборами. Флейж округлил глаза, но, поймав предостерегающий взгляд принцессы, от шуточек воздержался.
      Острые коготки царапнули локоть моны Сэниа - на скамье рядом с ней распластался Шоео. Она принялась кормить его спелым гранатом, мысленно отмечая, что фаза наиболее интенсивного поглощения пищи, пожалуй, уже миновала.
      - А вот теперь, Флейж, ты без лишней торопливости можешь поведать нашему гостю, какая беда привела нас обратно на Тихри и заставила искать дорогу в ледяной Ад, - проговорила принцесса, слегка откидываясь назад и прикрывая ресницы, словно исключая себя из вечерней беседы.