И она быстрым шагом направилась к остывающему Гротуну. Задний люк развернул свои лопасти, и горбун соскочил на землю. Надо было успеть поговорить с ним если не без посторонних глаз, то хотя бы без чужих ушей.

— А ты ведь мог не возвращаться, — надменно проговорила она. — Почему ты вернулся, Кадьян? Отвечай, только без всяких придворных изворотов. Попросту.

Он оглянулся на горящий город, и не без растерянности. Было видно, что подобной постановки вопроса он не ожидал.

— Я смотрел сверху на горящее Пятилучье, повелительница, — проговорил он наконец. — Значит, ты будешь строить новый город. Такой город, какие стоят на твоей земле. Если они столь же чудесны, как и корабль, на котором ты прилетела…

— Одним словом, тебе стало интересно, — закончила она за него. — Ведь так?

Он молча поклонился.

— А когда тебе станет неинтересно, ты просто покинешь меня, даже не предупредив?

— Я скажу тебе об этом, повелительница.

— Значит, ты не сможешь мне солгать? А если придется? Есть такое выражение: ложь во спасение. А?

— Тогда я просто промолчу.

— Прелестно! Тогда ответь мне, верный слуга Кадьян: а ты сам не отмечен поцелуем анделиса?

Он изумился так искренне, что она поверила ему прежде, чем услыхала ответ:

— Нет, конечно. Иначе я был бы князем…

— Ты и сейчас мог бы им стать. Отобрать у меня, пока не поздно, знак власти, сослаться на завещание Оцмара — что проще?

— Это неинтересно — повелевать людьми.

И тут она поверила ему сразу и безоговорочно.

— Тогда еще вопрос: а если бы ты был… как у вас тут называют проклятым, ты почувствовал бы, если бы кто-то из нас тоже был таким… завороженным?

— Сибиллы утверждают, что — да. Разгадал же Полуденный Князь ту… ту, которую…

— Ты чуть не отправил в огонь? Не беспокойся, она жива и здорова.

На это сообщение он только повел густыми, как сапожная щетка, бровями:

— Тебе и это удалось, повелительница?

Ей почему-то тоже не захотелось кривить перед ним душой. Опускаться ниже этого выродка, убийцы, средневекового палача? «А ты сама что, лучше?» — не удержался внутренний голос. Платье зашелестело, тихонько касаясь ее ног. Да, вышло по-твоему, Полуденный Князь, только ты не подумал, что это останется с твоей деллой-уэллой на всю ее жизнь…

— Ее спасла не я, — сухо проговорила она. — И мне очень не хотелось бы, чтобы вы столкнулись тут нос к носу. Убьет.

— Ослушаться моего повелителя я не мог, — проговорил он с прежним полнейшим равнодушием.

— Интересно, а если бы я приказала тебе убить… меня? Тоже послушался бы?

— Я служу честно.

— Ой, ты доведешь меня до заикания. И Сэнни может проснуться. Поэтому самый главный вопрос: скажи, тебе попадалась Солнечная Книга?

— Книга Заклятий? Разумеется.

— И там был способ, ну рецепт, как избавиться от этого анделисова наваждения?

— Да, повелительница.

— Так что же ты не спас своего князя?

— Слова туманны…

— Все-то вы ссылаетесь на туман! Надеюсь, книгу эту вы догадались хранить, как величайшее сокровище, в каменной башне?

— Покойный князь любил читать ее. Она всегда лежала в его спальне.

Таира схватилась за голову и прямо-таки замычала от досады:

— Хранить какие-то побрякушки, жемчуг, а книги…

Он опять посмотрел на нее с уважением, и это взбесило ее окончательно дались ей его симпатии!

— У тебя что, не хватило ума забрать ее с собой?

— Зачем, повелительница? Я помню ее от корки до корки. В какой-то миг ей захотелось даже встряхнуть его за плечи, по тут же она почувствовала, что прикоснуться к нему ей противно.

— Читай! — приказала она. — Медленно. Я буду запоминать.

Он опустился на колени, поднял на уровне груди ладони, словно держал открытую книгу, и размеренно, без всякого выражения процитировал:

"Когда стрела стрелу догонит на лету,

Когда гора в траве вернет себе свободу,

Пусть тот, кто за тебя готов гореть в аду,

Из ада принесет тебе живую воду".

Она изумленно раскрыла глаза:

— И всего-то? А я думала… Ну, насчет живой воды сибилло сообразит, а что касается ада — разве он у вас имеется?

— Есть такое место на земле Строфионов. Гротун знает туда дорогу.

— Чудно! Теперь только бы успеть. Ты пока иди, тебе тут дольше оставаться небезопасно. Что ты говорил о возмещении ущерба? Вот и займись. От моего имени. И завтра будь вон за тем валуном в это же самое время. Только еще одно: ты можешь исчезнуть без традиционного грохота?

— Да, повелительница.

Она, не попрощавшись, повернулась и побежала к своим аксакалам, то и дело наступая босыми ногами на опавшие орехи. Надо было велеть Кадьяну… Она оглянулась — на том месте, где только что стоял коленопреклоненный горбун, уже никого не было. Исчез, как и было ведено, бесшумно.

Шоео, завороженный заклинаниями сибиллы, тихонечко дремал на коленях шамана, и его живая золотящаяся шерстка едва заметно колыхалась в такт дыханию. Но не было времени даже спросить, все ли в порядке, — приходилось торопиться, пока не было рядом никого из джасперян.

— Я узнала, — чуточку задыхаясь от быстрого бега, проговорила она, опускаясь перед шаманом на траву. — Слушайте внимательно, это, правда, не заклинание, но что-то вроде пророчества…

Без выражения, чеканя каждое слово, она прочла им четыре строки, заученные ею с одного раза.

— Да, — прошептал изумленный шаман, — сибилло вспомнило… Истинно есть. Вспомянуто, дабы была уяснена суть — но коловращение словес…

— Стоп, — прервала она его, хлопнув себя ладонью по коленке. — Времени в обрез. Если кто что-нибудь понял, пусть говорит вразумительно.

Шаман пристыженно потупился. Старый рыцарь откашлялся, отчего Шоео испуганно вытаращил на него сонные глазки.

— Если позволишь сказать, то я вижу в сих заветных строках не менее четырех загадок. Во-первых, на нашей Дороге давно уже не пускают стрел — это оружие разбойников и грабителей, да вот на Дороге Свиньи оно еще в ходу. Но соорудить нехитро, из одного лука я пущу стрелу со своей слабой рукой, а из другого — сын мой, рукой несоразмерно мощной. Догонит. Но не слишком ли просто?

— Иносказанны слова сии! — запальчиво выкрикнул шаман.

— Тише! Не привлекайте внимания. Что во-вторых?

— Гора. Нет на нашей дороге ни горы, ни бугра поросшего, чтоб был он кем-то захвачен.

— Может, о сопредельных землях речь? — неуверенно вставил Лронг.

— Тогда это не освобождение, а захват, — резонно заметила Таира. — Так, гора тоже под вопросом. Что в-третьих?

— Живая вода. Сомнительно…

— Пивало сибилло живую воду! — Шаман каждый раз бросался отстаивать свою точку зрения, точно наседка на кошку. — Отпаивали сибиллу, отхаживали. Как раз после заточения. Много было дадено…

— Так, принимаем на веру, что живая вода существует. Но где?

— Это четвертый вопрос. Адом величают царство ночи, а она покрывает половину Тихри.

— А вот и опять не знаешь! — прямо-таки ликовал сибилло. — На Строфионовой Дороге, чуть поодаль от нее, четыре горы — Стеклянными зовутся, ибо пронзают прозрачными вершинами даже самые высокие облака. Посеред них пятая, пониже, смрадный дым источает, а когда увидит пролетающих анделисов огнем в них плюется. Так вот. За то Адовой и прозвана. Там, в ложбине меж Адовой и самой высокой из Стеклянных гор, источники бьют, и лишь один из них — живой. Сибилле многие истицы…

— Понятно, — кивнула Таира. — Благодарю. Я бы на месте Оцмара всегда держала тебя при себе. Но остался пятый вопрос, не затронутый вами, — кто пойдет?..

— Я, — просто сказал Лронг. Шаман вытянул губы трубочкой:

— У-у, герой какой! На рогате, что ль, поскачешь? А о том ты подумал, что Стеклянные горы уже за чертою ночи, и не менее чем трижды три преджизни? Даже если и долетишь туда на строфионе крылатом, вмиг в хрустальный столб обратишься.

— Минуточку, минуточку. Строфионы — это народ?

— Птицы это бескрылые, — ответил помрачневший Лронг. — По Дороге Свиньи на кабанах ездят, у Аннихитры Полуглавой — на горбатых котах, а у Лэла — на строфионах бескрылых. Правда, говорят, в княжеских стойлах один крылатый содержится — тамошний сибилло опахала ему приживил.

— Ладно, легенды мы сейчас оставим. Тем более что лететь за живой водой должен… Нет, не сейчас. И помните: мы говорили только о Шоео.

Замечание было кстати: из орешниковой молодой поросли с медвежьим треском выламывался Флейж.

— Воду нашел! — заорал он, прижимая к груди полные горсти орехов, Умываться, друга мои!

Покрытые копотью дружинники, хмуро глядевшие на пылающий город, разом оживились. Как и на каждом корабле, чистота тут стояла на втором месте после доблести.

— Родничок небольшой, но чистый. — Флейж присел на корточки перед сибиллой, сунул орех за щеку, щелкнул. — Держи, зверюга, и помни мою доброту. Тира, Скюз уже там, у воды…

У нее отлегло от сердца — только сейчас почувствовала, как все это время непроизвольно прислушивалась к доносящимся из глубины рощи звукам.

— Подождет, — с капризным небрежением бросила она. — Мне с Эрмом перемолвиться надо.

Эрм слегка удивился, по потом махнул рукой товарищам — идите, мол, я вас догоню, тут детские секреты.

— Поосторожней — там эти гуки прыгучие шастают! — крикнул Флейж и как ни в чем не бывало продолжал лущить орешки. Таира почесала себе кончик носа нет, в сыщики она определенно не годилась! — и, взяв Эрма за пуговицу, потащила его к кораблю. Тихриане с опаской поглядывали ей вслед, но она-то была уверена, что Эрм — единственный, на кого она могла положиться. Потому что тот, второй проклятый, уже знал, что в крытых носилках на склоне горы она, а не принцесса. И на кой черт ему было возвращаться за ней во второй раз? Какая-то тень подозрения мелькнула у нее — ведь если бы это был Эрм, то он мог пойти и на такую уловку: явиться как ни в чем не бывало вслед за Гуен, «спасти» заблудившуюся девочку…

Но она тут же отбросила это предположение. Во-первых, в адовом кострище, где метались джасперяне в поисках своего командора, не очень-то напридумываешь всяких уловок. А во-вторых, она держала Эрма за пуговицу камзола, и нужно было не мешкая на что-то решаться.

— Сядем-ка на порожке, — сказала она, подводя своего невольного спутника к отверстию, ведущему в один из малых корабликов. — А дальше ты будешь слушать меня и не требовать доказательств, потому что у меня нет на это времени. Сейчас нужно спасать принцессу… и одного из вас. Нет, не тебя. Скажи, ты можешь нарушить приказ, которого не было?

Если до этого он слушал ее с удивлением, то теперь оно перешло все границы.

— Ты хочешь сказать, что этот приказ только подразумевался?

— Вот именно. Я имею в виду отца маленького Юхани.

Лицо бывалого воина словно окаменело — он молча глядел на девушку, хотя уже догадался о том, что она скажет.

— Вы не раз хвалились, что можете перенести через свое ничто не только человека, но даже всадника с лошадью. Скажи, ты можешь прямо сейчас сейчас, не откладывая ни на минуту, — отправиться на Землю и притащить с собой сюда Юрия Брагина?

— Принцесса не желает его не только видеть, но даже слышать о нем. — В его голосе зазвенели льдинки.

— Вот именно поэтому я и спросила, готов ли ты для ее спасения пойти против ее воли? Тем более что она не увидит его и не услышит о нем, пока сама этого не захочет?

Он глядел на нее во все глаза и не узнавал. Куда подевалась юная причудница, у которой и всех забот-то было — посоперничать в своенравии с самой принцессой? Собственно говоря, он знал только то, что владелец этого города-дворца умер, а женщины по чьему-то приказу были разлучены. Да, еще кто-то напал на стражников, окружавших носилки, и сотворил с ними такое, что показалось ему чудовищным даже в этой варварской земле. И тогда она была еще дрожащей девочкой, повторявшей только: «Домой, домой…»

— Сейчас мы пойдем к ручью, — продолжала она, и в ее тоне была непререкаемая властность, удивительно сочетающаяся с царственным нарядом, где-нибудь за ним мы выберем укромное место, где будет ждать вас Лронг. Ты ведь помнишь берег озера, где стоял на Земле ваш корабль? Помнишь настолько отчетливо, что сможешь очутиться там в любой миг и тебе не понадобится для этого даже малый кораблик?

Он только кивнул.

— Сейчас никому ничего не объясняй. Я уж тут как-нибудь… отоврусь.

— Но как я найду командора Юрга?

— А тебе не потребуется его искать — как только станет известно, что кто-то из джасперян появился на острове, это прогремит по всему миру. И он будет первым, кто примчится к тебе.

— И что я должен сказать ему?

— Только одно: чтобы прихватил с собой скафандр высокой защиты. Остальное — здесь. Идем. И по дороге — ни слова, нас могут услышать.

Она поднялась и с сомнением поглядела на свои босые ноги.

— Ой, еще секундочку — лес все-таки чужой…

Она впорхнула в отверстие люка, сразу превратившись в прежнюю легкокрылую девочку, которую тихриане так безошибочно окрестили «светлячком». Пробралась, стараясь ступать бесшумно, в командорский шатер.

Мона Сэниа была там же, где она ее уложила, — на пушистых шкурах, забывшаяся тяжелым сном.

На прежнем месте был и узелок с вещами, переброшенный сюда из чертогов Оцмара.

Только теперь сверху, на потертой замшевой куртке, отчетливо поблескивал мерцающий узкий флакончик — амулет.

Она совершенно не способна была ориентироваться во времени, как, впрочем, это частенько бывает с капризными людьми, для которых самое наиглавнейшее их минутная прихоть, независимо от возможности исполнения ее в пространстве и времени. И свои часы она оставила, кажется, на бортике бассейна — там, на острове. Так что трудно было мысленно прикидывать: вот сейчас береговая охрана заметила человека на заповедном берегу. Посылают вертолет. Выясняют кто. Ого, какой радиотелебум! Юрий Михайлович мчится — вот только откуда? Может, уже и примчался. Достает где-то и через кого-то требуемый скафандр. Похоже на истину, ведь прошло часов пять. На острове, вероятно, ночь, а на пепелище Пятилучья — непонятно что, потому как сигнальный огонь зажигать и негде, и глупо. Да, похоже, что и здесь припозднилось, вон оба старика носами клюют, покачиваются, точно напевают про себя: «Когда стрела стрелу-у догонит на лету-у…»

У нее самой это коротенькое пророчество-заклятие не выходит из головы. Простота предельная. И решение где-то совсем на поверхности…

Она замотала головой, словно пыталась вытрясти из нее навязчивые мысли, как сосновые иголки — из волос. Она знала, что это надежный способ: заставить себя забыть, а потом разом вспомнить — как в жару да под ледяной душ. И — осеняет. Сейчас не получалось главного: забыть.

Она перевела взгляд со своих аксакалов, так и не согласившихся отправиться на покой в какую-нибудь каюту, на молчаливых дружинников, сгрудившихся вокруг костерка, за который сейчас под гаревой пеленой неутихающего пожара можно было не опасаться. Они долго и хмуро перебрасывались скупыми, неслышными отсюда, от корабля, словами, потом и вовсе замкнулись в своих думах. Первое время ее восхищала их слепая преданность и безоговорочное повиновение своему командору. Потом безграничность этих качеств стала приводить ее в некоторое недоумение. Сейчас она ее попросту бесила. Вот проснется принцесса, сориентируется в обстановке, отдаст приказ — и они пойдут куда угодно, хоть в огонь, хоть в черную дыру. Но ни один не скажет: мы тут подумали и можем предложить тебе встречный вариант действий…

Да. Если на Тихри самое раннее средневековье, то на их хваленом Джаспере — не более чем позднее. Она закусила губу, чтобы не фыркнуть: вот уж никогда не думала, что ей впервые в жизни придется целоваться со средневековым рыцарем. Да еще инопланетным. Хотя… Говорят, рыцари только в романах были образцом благородства. А на самом деле — хам на хаме… Так что Скюз на реального рыцаря не тянул. Особенно после того, как упустил крэгов. До той злополучной поры он был самым метким стрелком, а потом стал последним растяпой. Во всяком случае, он так сам считал. Если бы сейчас, на пожаре, он отыскал принцессу и спас ее, плюс и минус компенсировались бы. Тоже рыцарская арифметика. А сейчас он с самой разнесчастной миной таскает валежник и даже не смеет поглядеть в сторону девушки. Ну, ничего. Вот доставят сюда Юрга, наведет он здесь полный порядок — тогда можно будет подумать, а не вернуть ли синеглазому Лелю прежний счастливый вид.

В том, что это исключительно в ее власти, она даже не сомневалась.

Теперь ей оставалось самое неприятное — ждать. Она зябко повела плечами и поерзала, устраиваясь поудобнее на своем порожке. Надо бы пробраться в Скюзову каюту за чем-нибудь тепленьким, по Сэнни должна была вот-вот проснуться, да и Лронг уже давно караулит за ледяным ключом, бьющим прямо из-под кустов орешника. Этому ничего не пришлось объяснять, ни кто такой Юрг, ни зачем ему необходимо появиться здесь незамеченным. Как хорошо, что он с ними — огромный черный джинн из прабабушкиных сказок. Как хорошо, что теперь он свободен от своих обетов… Травяной Рыцарь! И где-то теперь его смешная юбочка, сплетенная из стебельков?..

В глубине груди, куда опускается дыхание, булькнул серебряный пузырек. Догадка поднялась из глубин подсознания. «Когда гора в траве вернет себе свободу…» И уже совершенно четко, не затеняемая ни малейшим сомнением, встала перед глазами другая картина: стремительная, как белая молния, Гуен в погоне за канареечной тихрианской вестницей. И этот тоже — «Когда стрела стрелу догонит на лету».

Условия выполнены. Уже.

Она упруго оттолкнулась от нагревшегося порога, где промаялась в догадках столько времени, — и в тот же миг властная рука легла на ее плечо.

— Я думаю, сейчас не время для маскарада, — холодно проговорила принцесса. — Оденься по-походному.

Таира медленно повернулась и спокойно поглядела на нее снизу вверх, что нимало не создавало у нее ощущения подчиненности.

— Здесь мне повинуются. Я сниму его, когда в повиновении не будет нужды.

Надменные губы дрогнули, но, по-видимому, мона Сэниа достаточно быстро оценила обоснованность этого возражения.

— Все в сборе? — Ее глаза обежали кружок джасперян, как бы пересчитывая их, в какой-то неуловимый миг уголки губ чуть приподнялись, голова с легким вздохом запрокинулась — так подсчитывают свои силы перед новым боем. Похоже, подсчет был удовлетворительным.

Таира тоже повторила ее мимику, и совершенно невольно: она теперь знала, что не ошиблась — принцесса нашла глазами кого-то, и это был не Эрм. Она рассчитала правильно.

— Нет Эрма, — будничным тоном доложила девушка. — Я по… просила его последить за Кадьяном.

Этот вопрос у нее был продуман — только вот с языка чуть было не сорвалось неуместное «послала», что могло бы обернуться очередной кошкой, коих и без того достаточно пробегало между ними.

Но эта секундная заминка не ускользнула от чуткого внимания принцессы:

— Ты? По какому праву?

Девушка выпрямилась. Платье Оцмара поддерживало ее властными шелковистыми ладонями.

— Да черт побери, Сэнни, — по праву человека, который один раз качал на руках твоего Юхани! — Она старалась сдерживать свой голос, чтобы хоть дружинники, замершие у костерка, не услыхали их перепалки. — Кадьяну я не доверяю, сама понимаешь. А без него пока не обойтись.

Но эта реплика словно и не коснулась слуха принцессы — она решительно направилась к костру.

— Все на корабль, — скомандовала она. — Не будем терять ни минуты. Хватит осматривать достопримечательности — мы будем просто жечь города, один за другим, как вот этот. На Оцмаровой дороге и на сопредельных — тоже. Когда вернется Кадьян? — бросила она через плечо.

— Ориентировочно — здешним утром, — неопределенно ответила Таира.

— До этого времени мы многое успеем.

— Я остаюсь.

— Что?!

— Я остаюсь на этом месте. Ждать Кадьяна, — кротко проговорила девушка, пряча руки за спиной.

— Скюз, на корабль ее! А вы, — принцесса резко обернулась к тихрианам, даже не замечая отсутствия Лронга, — вы, если хотите, пока можете остаться. А когда…

Слова замерли на ее губах — снеговой омут вихрился на том месте, где только что стояла Таира. А вот уже и ничего там не было.

— Найти ее! — вне себя от бешенства крикнула женщина.

— И не пытайся, — тихонечко прозвучало у самого корабля.

Независимо от того, слышали дружинники эту последнюю реплику или нет, они гурьбой ринулись выполнять этот вполне бессмысленный приказ. Таира, беззлобно усмехаясь, двинулась им навстречу, уже намечая себе промежуток между степенным, уверенно двигающимся по Прямой Борбом и круто забирающим вправо к тихрианам ссутулившимся Флейжем.

Неощутимо проскользнув между ними, она заняла место у самого костра, прекрасно понимая, что уж тут-то ее искать никто не додумается.

Не додумались. Флейж, наклонившись над стариками, о чем-то тихо их расспрашивал. Они качали головами, едва заметно улыбались. Таиру вдруг осенило: да ведь они уже принимают ее за свою, она стала частицей их мира маленькая повелительница, против которой бессильны могучие воины. Сказка продолжалась, только теперь у нее была новая роль, и пока с этой ролью она как минимум справлялась. А не справиться она просто не имела права — ведь все ниточки происходящего были в ее руках, она одна располагала полной информацией о том, что произошло и как все поправить. Теперь только бы никто не помешал…

Она подождала, пока Флейж отойдет, и, едва ступая, чтобы никто не заметил пригибающуюся под ее босыми ступнями траву, на цыпочках подобралась к старикам сзади. Наклонилась. Шоео лежал на коленях шамана кверху сытым округлившимся животиком, и ей страшно захотелось погладить его по этой лоснящейся лайковой кожице, но мерцающая ограда, видимая сейчас только ей самой, не позволяла дотронуться ни до чего. Счастье еще, что голос она пропускала.

— Ш-ш-ш, — тихонечко прошептала она, невольно прикладывая палец к губам, словно старцы могли увидеть этот жест. — Не подавайте вида, что вы меня слышите. Оставайтесь здесь во что бы то ни стало. Если, конечно, лес не загорится. Ждите. Рано или поздно вернется Лронг, он принесет ту воду, которая требуется. Да, да, живую. Скажи, мудрый сибилло, ты сможешь придумать предлог, который заставит принцессу выпить эту воду?

— Сибилло сделает как надо, — не шевельнув губами, каким-то нутряным голосом возвестил шаман. — Но разве…

— Никаких «но». Дадите ей воду — и все. И тогда тебя, досточтимый сибилло, никто не посмеет изгнать из княжеского каравана. Только оставайтесь здесь и ждите. Ждите.

Сибилло так низко наклонил голову в знак повиновения, что сивые прядочки усов и бровей упали Шоео на животик. Тот подпрыгнул на спине и тут же свернулся калачиком, защищая брюшко.

Таира хихикнула и отступила назад. Шоео выпростал нос из пушистого хвоста и принюхался. Потом уставился на то место, где, согласно запаху, должен был находиться человек. Чуткие ушки с шоколадной оторочкой напряглись. И Таира поняла, что, глядя сквозь нее, он заметил то, что пока не видно остальным.

Она обернулась — из-за замшелого валуна выглядывал Лронг и старался объяснить что-то своему отцу при помощи жестов, которые абсолютно не поддавались расшифровке.