– А вот и я! – пробасил кто-то за спиной и пихнул парочку в помещение.

– Шнырь, – обрадовался Саша и троекратно расцеловался с мужиком, похожим на давно не бритого колобка.

«Сейчас я проснусь, и ничего этого не будет!» – закрыла глаза Катя, ощущая дурноту и жгучие слезы.

Все оказалось не так плохо, как могло бы быть. Хорошее познается в сравнении. Не начнись переселение со столь сильного потрясения, дальнейшее не вызвало бы столь бурной радости.

В «куске коридора» жил Шнырь. Он был лучшим другом, бывшим одноклассником и почти родным человеком для Саши. Величали Шныря тоже Александром, но население коммуналки, дабы не путать фигурантов, с давних пор именовало одного Шнырем, а другого Ползуном.

– А почему Ползун? – расстроилась Катя. Слово ей не понравилось категорически.

– Ползал тут… когда маленький был, – туманно пояснил Саша. – Не помню, если честно. Прицепилось как-то, все и называют.

Скудость обстановки в комнате Шныря объяснялась просто: от него недавно ушла жена, прихватив все имущество. А соседи, утром с интересом наблюдавшие за выносом мебели, вечером дружно сочувствовали вернувшемуся со смены супругу.

У Саши комната была большой, светлой, но выглядела как-то бедно и по-деревенски. Возможно, это ощущение поддерживал огромный обшарпанный холодильник, урчавший у дверей, или больнично-белые занавесочки, висевшие на веревке поперек двух покрашенных голубой краской окон. При этом сверху свисали тяжелые шторы, обильно украшенные блестящими полосками цвета рыбьей чешуи. Единственное, что радовало, – здесь не чувствовалось женской руки.

Оглядев помещение, Катерина поняла: в ближайшее время она медленно, но верно будет формировать в Сашином сознании мысль о том, что надо переехать к родителям.

После первого же утра в новом жилище Катя еще больше укрепилась в своем мнении: надо съезжать, причем срочно. И если Сашин потрясающий темперамент, не шедший ни в какое сравнение с сонным Борюсиком, позволял закрывать глаза на пожелтевшие обои, потрескавшуюся штукатурку и искусственные цветы, щедро развешанные по всему периметру комнаты, то первая же кухонная стычка показала, что Катя – чужая на этом празднике жизни и своей здесь никогда не станет.

Вечером Саша устроил ей ужин при свечах. Все было вполне романтично, и даже Шнырь, периодически вламывавшийся в комнату со всякими второстепенными вопросами, не испортил общего настроя. А утром Катя, начитавшаяся в своей библиотеке разных умных и не очень книг, решила сделать ответный шаг и приготовить любимому завтрак. Ей не хотелось напрягать любимого человека с самого начала, хотя Кротова и доказывала всегда с пеной у рта, что «строить» мужиков надо с первого мгновения, и если просить по максимуму, то есть шанс получить с них хоть что-нибудь, иначе самым щедрым подарком в семье будет считаться вынос мусора Восьмого марта. Катя хотела понравиться, показать свою неизбалованность и приспособленность к нормальным человеческим условиям. Тем более что накануне в Сашиной речи проскользнула пара слов о том, что она-де выросла под крылышком у родителей и хозяйским премудростям ей еще учиться и учиться.

Выйти в люди было не в чем, поэтому пришлось надеть свою повседневную одежду и Сашины огромные тапки, похожие на лыжи.

«Какой у него размер большой», – с гордостью и уважением подумала Катерина, потоптавшись внутри обувки и с нежностью посмотрев на сладко спящего жениха.

Из коридора доносилась ругань, стук и бормотание телевизора. Обитатели квартиры, несмотря на ранний час и выходной день, уже вовсю общались.

Посетить удобства оказалось делом весьма затруднительным. Перед туалетом стоял огромный смурной мужик и деловито пинал косяк, оглашая округу нецензурной лексикой, без особого, впрочем, энтузиазма. Он вяло выговаривал все известные слова ровным равнодушным голосом. Так диктор пересказывает программу передач.

В просторной кухне толкалось человек десять. У плиты ругались несколько женщин, в углу лениво чистил картошку полный подросток, за столиком пили двое мужчин, и, судя по невнятности речи, пили они уже давно. У раковины вообще назревала дамская драка. На Катеринино вежливое «Доброе утро» все как по команде вскинули головы, осмотрели ее и вернулись к своим делам. До нее донеслись лишь нечленораздельное «и тебе не хворать», «доброе» и «здрасьте-здрасьте». Голосов в нестройном хоре ответивших было явно меньше, чем людей в кухне.

Совершенно бессмысленные со стороны действия обретают четкий смысл, если начать в них участвовать. Скандал у плиты объяснялся очень просто – конфорок было меньше, чем желающих их занять. Таким образом утренний кофе отпадал, так как электрического чайника у Саши не было: накануне он приносил в комнату воду для чая в алюминиевой кастрюльке. Попытка выяснить, где находится Сашин стол, провалилась. Едва только Катерина открыла рот, намереваясь обратиться к ближайшей женщине, как та выпятила и без того объемный живот, обтянутый блеклым застиранным фартуком, и заорала, обильно перемежая крик непечатными конструкциями. Суть речи сводилась к тому, что тут и своим-то места мало, а если еще и чужие «будут гадить в местах общественного пользования, то эти самые чужие огребут по самое не горюй». Еще больше Катю расстроила реакция остальных. Судя по всему, народ единодушно поддерживал выступавшую. Скандал был прерван круглой бабулькой, которая, пока соседи одобрительно поджимали губы и отвлекались на стыдливо красневшую гостью, быстро убрала с огня чей-то чайник и поставила свой. Бдительные дамы тут же переключились на пенсионерку, а Катя трусливо бежала, по пути получив увесистый шлепок от сидевшего у дверей мужика.

– Годится, – одобрительно промычал он ей вслед.

Жаловаться Саше она не рискнула, решив пересидеть утро в комнате, а удобства посетить, когда рассосется толпа в коридоре. Но даже при всей своей сильной любви и желании стать наконец женой и матерью Катя не могла не понимать, что долго она так не выдержит. На предложение Саши заняться переездом немедленно и за выходной перевезти все необходимые вещи к нему она уже более уверенно ответила, что это слишком ответственный шаг и ей надо подумать. Получив неделю отсрочки, Катя стала суммировать плюсы и минусы грядущих перемен. Как ни странно, плюсов оказалось много, а минусы были больше похожи на капризы избалованной фифы, чем на обоснованные доводы. Ведь жили же как-то в этой квартире остальные, так почему она не сможет?

Но чем ближе была суббота, тем неспокойнее становилось у Катерины на душе. С таким настроением идут к зубному, а никак не начинают новую жизнь.

В четверг она не выдержала и решила сдаваться Лизе в надежде, что умная Кротова придумает какой– нибудь выход.

– А, без пяти минут жена! – обрадовалась Елизавета и язвительно поинтересовалась: – Как счастливая жизнь на новом месте? Что-то, я смотрю, ты мне с домашнего звонишь.

– Как догадалась? – вяло спросила Катя. Ей очень не хотелось признаваться в своей слабости, но обсуждать проблему с мамой после того, как уже гордо сообщила, что выходит замуж и переезжает жить к жениху, не было моральных сил.

– Шерлока Холмса смотрела? Так вот, у меня на кончиках ушей есть такие чувствительные точки… – заржала Кротова и добавила: – У тебя на почве сильных чувств всю память отшибло. А ОН у меня стоит, Джульетта!

– А, ясно.

Но Лиза не дала ей собраться с мыслями, не заметив и не прочувствовав трагической паузы, предшествовавшей монологу.

– Я-то своего как проверила! – горделиво начала Кротова и примолкла, ожидая нетерпеливых вопросов.

– Как? – покорно выдавила из себя Катя.

– Предложила в июне съездить на курорт!

– Ну и?

– Он согласился. Сразу!

– Знаешь, если бы это сказала я, – рассудительно заметила Катя, – то ты бы сразу начала веселиться и учить меня, что пообещать и сделать – разные вещи. То, что он сразу согласился, еще ни о чем не говорит. Может, твой Толик такое трепло, что даже не утруждает себя размышлениями.

– Умнеешь на глазах, – одобрила Кротова. – Только тут один момент – мы уже съездили и купили билеты, потом-то не купить будет. Вот так вот.

– Тогда здорово. А что, его с работы отпустят?

– Так он начальник, сам себя отпускает. Выпишет командировку – и вперед.

– Поздравляю.

– Судя по тону, тебя поздравить не с чем, – констатировала наконец Елизавета.

– Да не то чтобы не с чем, но как-то все не совсем так, – печально забормотала Катя.

Выслушав ее сбивчивый рассказ, обильно сдобренный воспеванием Сашиных неоспоримых достоинств, изумительных перспектив и собственной дефективности, Лиза вздохнула:

– И как он видит вашу совместную жизнь в этом муравейнике? Его что, твое отношение к этому всему не интересует? Или с самого начала вы собираетесь жить по принципу «молчи, женщина»?

– Нет, – призналась Катя. – Я ему не сказала.

– Дело не в том, что ты не сказала, а в том, что он не спросил. Как, мол, тебе, любимая, наше гнездышко? Хороши ли прутья, не воняет ли пух?

– Лизка, он спросил! В том-то и дело!

– Ну?

– А я наврала. Сказала, что все замечательно и просто лучше быть не может.

– Тогда ты дура. Клиническая. И тебя надо лечить. Это если родная бабушка спрашивает, хорошо ли она еще выглядит, можно разводить сантименты и так глупо врать! А мужику надо говорить все и сразу, не ожидая, что он своей тонкой душевной конструкцией ощутит твои вибрации. Даже если тебя будет колбасить, как отбойный молоток, он и то вряд ли заметит. Если только борщ расплещешь.

– Так я же и говорю – ситуация тупиковая!

– Тупиковых ситуаций не бывает. Бывают тупые люди, не умеющие искать выход!

– Ладно. Я тупая, а ты умная, – покладисто кивнула Катя. – Научи, что сделать.

– Научи, – проворчала польщенная комплиментом Кротова. – Если бы все было так просто. То есть я-то помидориться не стала бы, а взяла и сказала мужику, что его модель совместного существования для меня неприемлема. Проще говоря, пусть решает жилищный вопрос. Но ты же у нас особа рафинированная, тонкая и лепить правду в глаза не способна. Что он вообще говорит? Из конкретики, а не банальных мужских обещаний, что у тебя будет все: и вилла на Канарах, и луна с неба. Только надо подождать. Как правило, ожидание затягивается, и выясняется, что все будет, но в следующей жизни.

– Саша не такой.

– Какой «не такой»? – захохотала Лиза. – Не мужик, в смысле?

– Перестань, он ничего нереального не обещает. Мы купим квартиру, как только у него наладится бизнес.

– Ага. То есть это, по-твоему, нечто реальное. Прямо вот так вот возьмете и купите квартиру. В другой жизни, – разозлилась Кротова. – А он хоть копить на нее начал?

– И что, по-твоему? Я должна вот так прямо у него спросить, сколько он накопил и где прячет?

– Не вижу в этом ничего зазорного. Я бы спросила. Все лучше, чем гадать и портить себе нервы.

– Лиза, мне такой выход не подходит.

– Да кто бы сомневался!

– Придумай что-нибудь менее радикальное!

– А что такого радикального в вопросе про деньги? Что за дикая щепетильность? Вы же собираетесь жить вместе! Интересно, а когда вы поженитесь, если это все-таки случится, ты до самой старости будешь стесняться спрашивать его про зарплату? И вообще, если он сделал предложение, то на какие шиши вы будете свадьбу отмечать?

– Да кому нужна эта пьянка?! Мы любим друг друга, а толпа пьяных гостей, которые и помнить не будут, зачем пришли, нам не нужна!

– Это ваше общее мнение? – осторожно поинтересовалась Лиза. – Или ты работаешь эхом? Не забывай, что в этой толпе пьяных буду и я! Или ты меня приглашать не планировала? Тогда прошу прощения за самонадеянность!

– Мы вообще просто распишемся. А ты – моя свидетельница, так что не волнуйся – без тебя событие не состоится.

– Спасибо, утешила. А что, праздника действительно не будет?

– У Саши сейчас проблемы с бизнесом…

– Это я уже слышала. Прониклась сочувствием и даже готова пустить слезу, – оборвала ее Елизавета. – А не правильнее ли будет жениться, когда проблемы будут решены? По крайней мере, мне кажется, что это было бы честнее по отношению к тебе. Или ты ему нужна в роли костыля, чтобы было на кого опереться в тяжелые дни?

– Любовь не имеет отношения к деньгам. А ты говоришь так, как будто это взаимосвязанные понятия. Я его приму любого…

– Ага. Голого, босого… На амбразуру захотелось? А про детей ты подумала?

– Дети, рожденные в любви, будут намного счастливее, чем отпрыски какого-нибудь олигарха, живущие в собственном особняке! – Катя уже почти кричала. Она не ожидала от Лизы такого отношения, и самое обидное было в том, что сама она не чувствовала непоколебимой уверенности в том, что говорила. Отсутствие практики и статистики напрягало и не давало возможности задавить оппонентку аргументами.

– А что мешает отпрыскам олигарха родиться в любви? – резонно возразила Кротова. – Неплохо было бы поинтересоваться у самих отпрысков, где им охота родиться. Может, Саша – не твой принц?

– Мой! И вообще, может, он еще станет олигархом.

– Поздновато для старта, – подумав, изрекла Лиза. – Хотя, может, я еще буду локти кусать, что не отбила его у тебя. Ладно, раз любовь, люби на здоровье. Я же не против. Просто, когда выбираешь в магазине платье, хочется купить не первое попавшееся, а то, которое получше.

– Он не первый попавшийся, – вспыхнула Катя.

– Ну хорошо, второй, – не уступала Лиза.

– И не второй. Я выбирала!

– Значит, я пропустила кастинг. Что-то не припомню, чтобы было из кого выбирать. Как-то все отсеивались сразу, на подступах. И не особо боролись за право быть избранными.

– Мне попадались не те мужчины. Не надо развивать во мне комплексы.

– А чего их развивать. Они у тебя и так, как чертополох на задворках – выше головы. Ладно, мы отклонились от темы консультации. Я бы, учитывая твои особенности, предложила ему снять квартиру. Пусть самую плохонькую, однушку, на окраине, но отдельную, чтобы для начала посмотреть, как он вообще в быту. Мужик не пылесос, на него гарантии никто не даст, поэтому надо проверять в деле. В его коммуналке ты будешь занята борьбой за выживание и, возможно, даже втянешься, а когда бой на сковородках с соседками станет для тебя будничным мероприятием, то разбираться, кого ты взяла в мужья, будет уже поздно. Только не говори, что денег на аренду квартиры у него тоже нет. Можно вполне найти вариант, который впишется в твою зарплату. На продукты-то он в состоянии заработать? Или планировал пока жировать на зарплату библиотекарши? Скажи своему Александру, что хочешь счастья вдвоем, а не армейской идиллии, когда все топчутся друг у друга на голове и ждут дембеля. У многих, кстати, дембель так и не наступает. Если спросить твоих будущих соседок, какие планы они строили лет десять-двадцать назад, то не исключено, что услышишь все то, о чем сама сейчас говоришь. Еще можешь наврать, что стесняешься посторонних.

– Почему наврать? Я правда стесняюсь. Представляешь, у них там полквартиры мужиков!

– Ах-ах-ах! – хохотнула Лиза. – Скажите, пожалуйста! Это не мужики, а твои соседи. Тоже будущие, если ты немедленно не возьмешься за ум и не займешься вправлением мозгов своему кавалеру. В общем, наше счастье – в наших руках.

Наверное, если бы на Катином месте была Кротова, разговор с Сашей был бы более плодотворным. Но когда Катерина начала сбивчиво спрашивать будущего мужа, а не снять ли им квартиру, при этом отчаянно краснея, заикаясь и оправдываясь, он очень быстро и аргументированно объяснил, почему на данном этапе это сделать никак нельзя. Во-первых, это нерациональная трата денег, лучше откладывать их на покупку квартиры, во-вторых, в комнате у них полный тет-а-тет, и если замок на дверях кажется ей недостаточной защитой от постороннего вмешательства, то он готов потратиться на другой, более внушительный и надежный, в-третьих, если снять квартиру на окраине, то придется больше тратить на дорогу. Было еще в-четвертых, в-пятых и даже в-десятых, но это уже не имело решающего значения. Поворотной стала фраза Саши о том, что, если бы Катя зарабатывала прилично, то только в этом случае можно было бы думать об аренде какого-нибудь жилья.

– Если бы мне такое сказали, то я бы как дала в лоб! – рявкнула Кротова, когда Катя поделилась с ней новостями. – Чтобы извилины распутались и мозги вправились! А сам-то что? Герой умственного труда! Тоже мне, будущая звезда российского бизнеса!

– Лиза! Ну почему ты видишь только плохое? Из тебя так и лезет махровый феминизм. Как при таком отношении к противоположному полу можно рассчитывать на лояльное отношение к себе?!

– Наверное, жутко тебя удивлю, но лояльного отношения мне от них не нужно. Мне нужна любовь. Но достойная, а не имитация с корыстными целями.

– Лизка, да какая от тебя корысть?

– Обладание моим молодым телом и светлой душой, – мечтательно промычала Кротова. – И достанется все это богатство лишь достойному. Тому, кто в состоянии оценить сей подарок судьбы.

– У тебя какой-то потребительский взгляд на вещи, – озадаченно констатировала Катерина.

– Золотые слова! На вещи взгляд и должен быть потребительским. А мужик – это вещь, иногда нужная в хозяйстве, а иногда так – для красоты, в сервант поставить. А иногда вообще – китайская подделка безобразного качества. Возьмешь, переплатишь, а потом страдаешь!

– Кротова, почему ты всегда смотришь на ситуацию с изнанки?!

– Потому что я умная. Я смотрю там, где могут быть спрятаны изъяны, а не покупаюсь на яркий фантик! – Елизавета гордо выпятила грудь, проиллюстрировав свой недюжинный ум и проницательность.

– Но он же прав! Я сижу, жду у моря погоды. А если бы я зарабатывала, то и проблем бы не было, я бы вообще могла снять квартиру сама, сделать ему сюрприз!

– А если бы он зарабатывал, то получилось бы еще лучше: это твой Александр должен делать тебе сюрпризы, а не ты ему!

Жизнь – это река, по которой несется лодка фортуны, не имея возможности ни вернуться, чтобы исправить ошибки, ни изменить маршрут. Если вас несет к водопаду, то можно либо смириться со своей участью, либо срочно искать весла. Кротова всю жизнь была занята тем, что искала весла и боролась с течением.

Мужчины относились к ней совсем не так, как Елизавете мечталось. Она ждала трепетного и чистого чувства, а немногочисленные кавалеры настороженно ходили вокруг да около, словно дрессировщики вокруг бегемота, и в результате предпочитали исчезнуть из поля зрения знойной девицы.

Ее первая любовь, Коля Сметанкин, был на голову ниже своей подруги и весил раза в три меньше. То, что ей нравится Сметанкин, Лиза поняла в десятом классе. Но неприятность заключалась в том, что Елизавета не нравилась ни ему, ни кому-то другому. Ухаживать было модно за красивыми и перспективными в плане развития отношений, вплоть до кульминационного момента, который был интересен всем своей таинственностью и являлся предметом гордости. Лиза была девушкой строгих правил и крупных габаритов. Единственным привлекательным моментом в ней для повзрослевших одноклассников был бюст. Но невозможность его практического применения на деле и Лизины консервативные взгляды на взаимоотношения полов быстро погасили этот интерес. Сметанкиным тоже не интересовались девушки. Он был субтильным робким отличником, вечно стоявшим на переменках в обнимку с книгой. Поэтому Елизавета, почувствовав в нем родственную душу, пошла на сближение. Чтобы не испугать его сразу и бесповоротно, она для начала просто молча стояла рядом, а когда Коля привык к ее присутствию, пригласила его в кино. Вообще-то Кротова сначала планировала просто поговорить, потом попросить почитать книгу, а потом уже приглашать в кино, но, когда она уже открыла рот, Коля вдруг поднял глаза, покраснел, и Лиза выпалила:

– Пойдешь со мной в кино.

Это был не вопрос, не предложение, а констатация факта. Сметанкин не сопротивлялся. Свидание состоялось по всем правилам: Коля принес заморенную гвоздичку со слегка измочаленным стеблем, взял Елизавету под руку и поволокся за ней в кассу. Сметанкин не сопротивлялся даже тогда, когда Кротова потребовала билеты в последний ряд. Он хорохорился изо всех сил и старался выглядеть по-взрослому. Получалось плохо.

Тщетно прождав весь сеанс, когда он положит руку ей хоть куда-нибудь, Лиза решила проявить инициативу. Сметанкину не было позволено распрощаться с ней у подъезда.

– Тут холодно, – сурово сказала Кротова и затащила жертву внутрь. В подъезде было тихо, сумрачно и романтично.

– Ну?! – Лиза убрала руки за спину и с интересом начала рассматривать оплавленный плафон на потолке.

– Было очень весело, – неуверенно проблеял Коля. – Спасибо за приятный вечер.

– Пожалуйста, – с угрозой процедила Елизавета.

Сметанкин неуверенно приподнялся на цыпочках и чмокнул девушку куда-то в подбородок.

– Ты что, я не такая, – удовлетворенно покраснела Кротова и со слоновьей грацией ломанулась вверх по лестнице. Сметанкин выскользнул из подъезда и с облегчением побежал домой. С тех пор он старательно избегал Кротову.

Потом был толстяк Юра, любивший повеселиться и погулять. При расставании Елизавета, пытавшаяся удержать кавалера, узнала, что была облагодетельствована лишь из интереса к ее крупным формам, для пополнения коллекции.

– Мужик все в жизни должен попробовать, чтобы иметь возможность сравнивать, – пояснил Юра свою глубокую мысль. За которую получил мощный удар в челюсть. Оскорбленная подобным подходом и почувствовавшая себя надкушенным фруктом, Кротова потом долго доказывала участковому, что это было не избиение, как трактовал ситуацию Юра, а пощечина, на которую имела право любая уважающая себя девушка. Участковый откровенно веселился и строил глазки. Елизавета подумала и ответила взаимностью. Отчасти потому, что мужчина ей нравился, отчасти, чтобы замять неприятную ситуацию с требовавшим сатисфакции Юрой.

Звали стража порядка Василием, и был он мужчиной крупным, солидным и обстоятельным. Единственным недостатком была любовь к горячительным напиткам. Кротова не выдержала прозы жизни и рассталась с очередным возлюбленным.

Одиночество затянулось на несколько лет и было прервано встречей с обаятельным ремонтником. Рукастый красавец Владик был найден по объявлению и должен был поклеить обои в кротовской квартире. Маме он нравился ровно до того момента, пока не выяснилось, что ему чрезвычайно симпатична Елизавета. Сама же Елизавета, наоборот, не интересовалась парнем, пока не обнаружила, что она ему не безразлична. Расплатившись за сделанную работу, она внезапно получила крохотный букет, подозрительно напоминавший герань и пахший так же, и поймала туманно-застенчивый взгляд красивых глаз. Кротова растаяла, и Владик остался жить в ее квартире. Кроме того, что он жил, он еще ел, пил и пачкал. Хотя, вернее было бы сказать, что пил Владик не только с Катиными домочадцами, но и без них. С новоявленными родственниками он уже доходил до кондиции, что не устраивало ни устававшую после рабочей смены маму, ни тяжелую на руку Елизавету. Выгнать кавалера оказалось делом непростым: Владик валился в ноги, пускал слезу и проявлял недюжинную фантазию в давящих на жалость рассказах и клятвенных обещаниях «больше никогда ни за что ни капли». После Владика были еще краткосрочные знакомства, но ничего серьезного в жизни Лизы так и не случилось. Двадцать шесть лет казались цифрой критической. Уверенность в своих силах медленно, но верно пропадала, хотя Елизавета продолжала держать марку и громогласно заявлять о равенстве прав мужчины и женщины, распугивая тем самым последних возможных женихов.

И тут появился Толик.

Он вполне соответствовал идеалу мужа и мужчины, что уже настораживало недоверчивую Кротову. Но подвох никак не находился, несмотря на кропотливую разведдеятельность.

– Не хочу в очередной раз остаться в дураках, – поясняла она маме.

– Ты так не в дураках, а в девках останешься, – морщилась Яна Игнатьевна – Лизина мама – и молча страдала. Спорить с дочерью было бесполезно. Лиза считала, что неудачи в любви дают ей право считать себя тертым калачом межполовых баталий и психологом семейных отношений. Она училась на своих и чужих ошибках, впитывая информацию по крохам и систематизируя ее. В результате собирательный образ отдельного представителя сильной половины человечества выглядел крайне неприятно, поскольку, как известно, сколько людей, столько недостатков, а собранные в некое подобие даже не букета, а целого снопа, они обезображивали девичью мечту до неузнаваемости. Среднестатистический мужчина, доставшийся подругам, знакомым и малознакомым дамам, был ленив, неопрятен, груб, пьющ, гулящ, недалек и слаб. Зато Кротова знала, как с ним бороться и какого искать, чтобы потом не сожалеть о поставленном в паспорте штампе.

Толик от всей этой некондиции весьма выгодно отличался. Но многократно обманувшаяся в своих надеждах Лиза зареклась строить планы заранее. Она ждала инициативы от кавалера, а он хоть и медленно, но стабильно взбирался по лестнице новых отношений, ступенька за ступенькой преодолевая все дамские капризы. На Елизавету он смотрел с восторгом пятилетнего мальчишки, которому вместо одной порции эскимо достался килограмм мороженого.

– Лизка, ты такая… – восхищенно закатывал он глаза.

– Какая? – тут же уточняла Кротова. Одним из немногочисленных недостатков Толика было его неумение облекать мысли в словесную оболочку. Промежутки в речевых конструкциях он заполнял нечленораздельными междометиями и нецензурными словами. Но после любого непечатного возгласа он тут же краснел и галантно бормотал «извиняюсь». Лиза, хотя и знала, что переделать под себя взрослого состоявшегося мужчину задача невыполнимая, тем не менее упорно пыталась научить любимого изъясняться более внятно.

– Ну, такая! – Толик чертил в воздухе какие-то фигуры и цокал языком. – Ого-го! Ух! Вообще!

Если пару месяцев назад Лиза и мечтать не могла о столь искренних комплиментах, то теперь ей было недостаточно тарзаньих воплей. Аппетит приходит во время еды. Кротовой мечталось о красивых словах и утонченных серенадах, хотя в душе она готова была обойтись и безо всей этой ерунды. Лишь бы неласковый ветер перемен не сдул любимого, как сухой кленовый лист.

Дорогу осилит идущий. Эта простенькая истина поддерживала Катю в нелегком поиске нового рабочего места. Она заполняла анкеты, штудировала справочники по делопроизводству, компьютерам и даже Интернету. Она изучала рынок труда, присматривалась к требованиям работодателей и училась на чужом опыте, жадно впитывая обрывки разговоров в очередях соискательниц, обивавших пороги фирм по трудоустройству. Она узнала, что идти на биржу труда бессмысленно, что работодатели бывают нечисты на руку, что просить надо больше, чем хочешь, что соглашаться надо на все, а разбираться уже на месте, что про опыт работы надо врать, ссылаясь на то, что работала не по трудовой книжке. В голове ворочалась тяжелая информационная масса, день ото дня пополнявшаяся новыми сведениями. Оказывается, жизнь за пределами библиотеки была совсем другой. Люди оперировали совершенно иными суммами, жили другими ценностями, и даже совсем юные создания обладали куда большим опытом, чем Катерина. Она чувствовала себя графом Монте-Кристо, рывшим подкоп в новую жизнь. Оказалось, что она совсем не так одевается, что запросто может оттолкнуть не только работодателя, но и сотрудника, принимавшего анкету. Как выяснилось, они по итогам собеседования делали какие-то пометки на анкете, давая ей ход или скидывая в папку невостребованных. Наивные бредни про то, что встречают по одежке, а провожают по уму, Кате предложили забыть, поскольку при устройстве на работу была важна именно встреча, а вот как раз до проводов по уму дело могло и не дойти. Она старалась следовать всем советам, но тем не менее работодатели почему-то не замечали ее анкету, и еще ни в одну фирму на собеседование ее так и не вызвали.

Целый месяц Катя жила в настоящем аду, не имея ни моральных, ни физических сил противостоять своим новым соседям. Никто не задавался целью довести ее до нервного срыва, люди жили так, как привыкли, а рафинированная интеллигентка, случайно затесавшаяся в их теплую компанию, была инородным телом, претендовавшим непонятно на что.

– Ты должна уметь себя поставить, – разводил руками Саша. – Они чувствуют твою слабину. За жизнь надо цепляться зубами, грызть и рвать, только тогда есть шанс подняться над ней и плюнуть вниз на толпу, которую победила.

Александр любил рассуждать красиво и непонятно. Его философские эссе, озвучиваемые в ночной темноте, скрадывавшей убожество обстановки, не имели никакой практической ценности, ибо их применение на общей кухне было не только невозможно, но и крайне опасно. Катерина не желала бороться с толпой и тем более возвеличиваться и плевать на кого-то вниз. Больше всего после работы и долгих поисков нового места на рынке труда хотелось покоя и уединения, а не грызть, рвать и бороться.

На ее робкие жалобы о том, что ничего не получается, Саша резонно замечал, что странно было бы надеяться на что-то с дипломом библиотекаря. Самым разумным выходом ему казалось получение второго образования.

– Иди на экономический или хотя бы на бухгалтерские курсы. Будешь у нас бухгалтером. Своя фирма, деньги никому на сторону платить не придется.

– Я не смогу, – испугалась Катя, у которой о школьной программе по математике остались самые гадкие воспоминания. Тройку ей всегда натягивали из жалости и за хорошее поведение.

– В чем-то он прав, – задумчиво нахмурилась Елизавета, пришедшая к подруге на работу попить чайку и поболтать. – Почему бы и нет? Можно еще в журналистику или вообще в писатели податься. Главное – нишу свою найди!

– Лизка, а почему тебе не попробовать в балет? Говорят, у них там больше платят, чем в школе! – раздраженно парировала Катя, ждавшая поддержки, а получившая новое предложение.

– В балет не могу – я им сцену проломлю, – печально оттопырила губу Лиза и расхохоталась. – А почему выдавать книжки ты можешь, а писать – нет?

– А почему ты на концерты ходишь, а сама не поешь?

– Ну дак, мать моя, кто ж меня слушать-то будет?! Меня даже мама с кухни выгоняет, когда я ей классику исполняю.

– Вот-вот. Как тебя будут слушать, так меня будут читать. Ерунду говоришь!

– Не ерунду, – просветленно заморгала Елизавета. – Зато на фоне всей этой болтовни стало ясно, что бухгалтерские курсы – вполне реальная цель. Тем более что работать будешь в Сашиной фирме. Может, им только бухгалтера там не хватает, чтобы начать нормально функционировать и зарабатывать денежки!