Денежные подачки, которых он удостаивался, вызывали у них зависть: "Только окрестился, а уже лезет вверх! Наверное, собирается всех нас прижать!" Они прозвали его Глазастым и при каждом удобном случае нашептывали о нем пастору. Однако пастор, действуя по принципу "разделяй и властвуй!", не отвернулся от Глазастого и не проявил к нему холодного равнодушия. И все же Глазастый До заметил, что после бесед об "Откровениях" он стал получать от пастора лишь одни чох, хотя он как-то попытался намекнуть, что на его куртке, как и на библейских тварях, изображены глаза [Здесь имеются в виду круги на куртке или халате]. Что делать? Надо извлечь из новой веры хоть какую-то пользу. Не зря же он ее принял! Пожалуй, надо начать с чего-то небольшого...
      Еще до обращения в лоно христианской церкви Глазастый пользовался услугами лавки "Торговая удача", где брал, подобно другим знаменным людям, товары в долг. Из месяца в месяц его долг записывался на особый счет, который потом он вынужден был оплачивать. Теперь он решил долг не отдавать. "Интересно, что сделает лавочник Ван?" - подумал он. Раньше он за один раз брал продуктов совсем немного: свежего мяса монет на 200, пучок овощей на 160 монет. Теперь Глазастый решил взять в лавке Вана курицу под соей. Но Глазастый не учел, что за это время лавочник успел от его брата кое-что о нем узнать, и то, что сказал господин До-второй, совпадало с тем, что когда-то говорил Шичэн, в правоте которого старый Ван теперь нисколько не сомневался. Если Глазастый способен на такие пакости в Пекине, можно представить, что он станет вытворять в деревне?! Видно, не случайно Шичэн так их всех ненавидит!
      - Хозяин Ван!- В голосе господина До чувствовалось некоторое смущение. - Почтенный Ван! За сколько месяцев вам задолжал старший брат?
      - Больше чем за три! И ни гроша не вернул!
      - Я... я за него расплачусь! Только постепенно! Ведь он все же мне брат! - Голос господина До дрожал от волнения.
      - С какой стати вам тратиться? Вы же с ним живете порознь. К тому же вы не богач!
      - Живем-то мы порознь... да предки у нас одни! - Господин До с усилием проглотил скопившуюся во рту слюну.
      - Не стоит из-за него переживать!.. Я сам с ним поговорю по душам!
      - Эх, почтенный! Все эти пакости он творит потому, что чувствует поддержку иностранцев! А нам не перебороть!.. Одним словом, с его долгом я расплачусь сам. Правда, нелегко будет, но расплачусь!
      Лавочник Ван долго думал, как ему лучше поступить, и в конце концов решил, что с долгом Глазастого надо пока повременить. Как бы тот и вправду не приплел чужеземцев! Дело у него с этим Глазастым, конечно, мелкое, и они вряд ли в него станут ввязываться, а впрочем, кто их знает?..
      В это время Глазастый принял свое решение: "Точно! Ход неплохой, а главное, сулит выгоду! Если же случится какая накладка, я прибегну к имени пастора. Он мне, возможно, прямо и не поможет (а хорошо бы, если бы он постращал этого лавочника!), но я думаю, что этот Ван сам все поймет и присмиреет... Преподнесет он мне курочку, как самый почтительный сын своему родителю!.. Точно!"
      Его мысль летела уже дальше, а желания росли. "Коли подул попутный ветер, надо поднять парус выше!" - подумал он, но вдруг появились сомнения: а поддержит ли его пастор?.. "Выпью-ка я пару чарок для храбрости!" Он выпил сразу четыре ляна вина. Лицо его зарделось и стало походить на лепешку - шаомай. Сейчас Глазастый был готов взять в долг пару свиных ножек и потребовать, чтобы к ним присовокупили четыре чоха монет. Глазастый перешагнул порог лавки.
      При виде гостя в сердце старого Вана заклокотал гнев. Сколько он от него натерпелся! Хватит! Как всякий шаньдунец, он был человеком вспыльчивым и прямолинейным. Ван в упор посмотрел на гостя и минуты две не отводил от него глаз, надеясь, что тот его поймет и, смутившись, исчезнет. Не тут-то было! Глазастый не только не двинулся с места, но даже дважды презрительно хмыкнул.
      - Господин До! - не выдержал лавочник. - Свиные ножки мы в долг не даем! И деньги тоже! Вы не вернули свой старый долг, потому просить не имеете права! Сначала расплатитесь!
      - Так-так, лавочник! Только учти, у меня есть друзья! Среди иностранцев! Ты скоро почувствуешь, чем это пахнет! - Глазастый До вынужден был напомнить о существовании пастора, иначе ему пришлось бы ретироваться, испытав горечь поражения. - Если ты все это уразумел своей головой, свиные ножки и деньги принесешь мне домой!.. Почтительно жду твоего визита! - И вышел.
      Старый Ван давно привык к спорам из-за долгов - такое уж у него занятие! Во время споров он мог на кого-то накричать, пошуметь, но чтобы по-настоящему осерчать - такого не было никогда. В канун Нового года между ним и его клиентами - знаменными людьми происходили ожесточенные перепалки, однако в первый день нового года недавние враги шли друг к другу в гости, чинно кланялись и желали процветания в делах. Они забыли, что еще накануне они отчаянно спорили и ругались с багровыми от ярости лицами. Но сейчас лавочник рассердился не на шутку. Этот мошенник, прикрывшись своими новыми друзьями, смеет его шантажировать! Старый Ван стерпеть этого не мог. И тут он снова с уважением вспомнил своего сына.
      "А что, если все-таки Глазастый в самом деле приплетет иностранцев? Что тогда?" Как и многие другие, лавочник побаивался их, не слишком хорошо представляя, какая сила за ними стоит. Он решил поговорить с братом Глазастого.
      Когда Ван обо всем рассказал господину До, тот долго молчал, что-то обдумывая.
      - Хозяин Ван! - проговорил он, еле сдерживая возмущение. В его голосе звучала решимость. - Возвращайся к себе, а я пойду к брату! Чувствовалось, что он готов приступить к действиям немедленно.
      - Вы...
      - Иди, иди! Я попробую его найти. Жди меня у себя в лавке!
      Господин До по своей натуре был человеком мягким и простодушным, однако в минуты гнева мог проявить большую твердость и настойчивость. Он отправился на поиски старшего брата с настроением самым воинственным...
      - А-а, братец! Каким это ветром тебя занесло ко мне? - шутливо встретил его Глазастый, а сам подумал: "Кажется, совсем недавно ты проявлял свое недовольство из-за того, что я принял чужую веру. А ну, раскрой-ка пошире глаза, взгляни на меня сейчас! Разве я такой же, как был прежде? Нет! Я теперь в силе! Туфа с перцем и соленые крабы, головизна и даже курочка в сое - теперь всем этим нас не удивишь. И водочка "Эрготоу", извините, нам сейчас не подойдет! Приглядись-ка ко мне, разве я не поправился?"
      - Послушай, брат! - серьезный тон и волнение До второго согнали с лица Глазастого улыбку. - Послушай меня! Я обещал Вану расплатиться с твоим долгом и дал ему расписку, сказав, что верну все до единого медяка. Но только брать у Вана продукты ты больше не будешь!
      Глазастого будто что-то кольнуло. Он никак не предполагал, что проклятый лавочник так быстро расскажет обо всем брату. А может быть, Ван струхнул? Вполне возможно. Ведь он же не знает, обещал ли помочь Глазастому пастор Ньюшэн. Но если он так перепугался, стоит попросить пастора припугнуть лавочника на самом деле! Только бы пастор согласился! Ах, господин старший До, до чего же хороша будет ваша жизнь!
      - Покорно благодарю за услугу!.. Только прошу тебя мне не мешать! Все равно в заморских делах ты ничего не смыслишь!
      - Брат! - Господин До вдруг упал на колени и стукнул головой об пол. - Во имя наших предков, прошу тебя, не стращай людей своими иностранцами! Стыдно это! Срам! - Руки у него тряслись, в лице - ни кровинки. Он с трудом поднялся, решив сейчас же уйти, но не мог двинуться с места. Глазастый опешил, а потом вдруг громко расхохотался:
      - Эх, братец!.. Братец!
      - Ну как? - с надеждой спросил господин До, думая, что тот одумался. - Ну как?
      - Как? - Глазастый снова расхохотался. - Пошел прочь! Катись! бросил он со злостью.
      Господин До посмотрел на брата и, еле сдерживая гнев, медленно двинулся к двери. Он вышел за ворота и остановился, не зная, куда идти дальше. Человек по природе мягкий, он не мог раздавить даже букашку или бросить бранное слово собаке. Он никогда не сердился на брата и прощал ему все его причуды. Но разве мог он предположить, что тот осмелится на постыдную связь с чужеземцами?! Так всех опозорить! В сердце господина До клокотал гнев. "Как же все это произошло? - подумал он. - Почему это случилось именно со мной? Почему в приличном обществе знаменных людей произошла такая мерзость? Неужели мы, сегодняшние люди, превратились в низких тварей, которые должны расплачиваться за грехи своих предков - за то, что те лет двести назад вели войны на севере и юге и совершали своп карательные походы?" Не в состоянии ответить на эти вопросы, он, совершенно убитый, направился домой, а когда пришел и сел па кан, заплакал. После разговора с братом Глазастый как будто сначала немного растерялся, не зная, что ему предпринять. "Все же идти мне к пастору или нет?.. Пойду! А если выйдет осечка?.. А может быть, лучше пока не ходить?.. Тогда как я покажу свою силу?.. Эх, была не была, пойду! Если же случится какая-то неприятность, я откажусь от новой веры - вот и все! Любопытно, что тогда пастор скажет всевышнему?.. Точно! Так я и сделаю!.. "
      - Учитель! - Его. голос звучал как-то особенно сладко. Язык послушно двигался во рту. Он с удовольствием повторил: - Учитель!
      - Если у вас ко мне дело, выкладывайте быстрей, а то я очень занят! Пастор куда-то торопился, и сейчас ему было не до утешения агнца. Ему хотелось вздуть Глазастого.
      - Если вам недосуг... я зайду в другой раз! - Лицо гостя выражало нерешительность.
      - Ну выкладывайте, выкладывайте! - подбодрил его Ньюшэн, поняв, что Глазастый хочет сообщить нечто важное.
      Глазастый До сначала издалека и весьма осторожно стал рассказывать последние новости о бунтах против иностранных церковников.
      - Очень я беспокоюсь за священнослужителей! Очень болею за них душой! - проговорил он.
      - Вы истинный сын святой церкви! И весьма добропорядочный! одобрительно кивнул головой пастор.
      - Самому мне трудно сказать, лучше я других или нет, но порядочность во мне есть - это точно! - Глазастому очень понравилась мысль, которую он только что высказал. В ней не было ни сомнения, ни самовосхваления. Она отражала самую суть.
      От дел в Поднебесной они перешли к Пекину.
      - А что творится в Пекине? - спросил пастор.
      Ньюшэн, зная о мятежах, которые вспыхивали здесь и там, очень интересовался слухами. Его церковь повсюду одерживала победы, чему он, разумеется, весьма радовался, но в то же время его мучило беспокойство. Он боялся за свою голову, которую мог в любой момент потерять. Что ему тогда от всех этих побед?! Он написал письмо дяде и попросил у него совета, как у самого крупного знатока Китая, который лучше самого всевышнего разбирается в китайских душах. В письме он старался намекнуть, что закусывать жирной пуляркой, конечно, неплохо, но вот как быть с головой, которую можно потерять в любой момент? Дядя ответил кратко и ясно: "Ты похож на ту кошку, которая боится мышей! Зачем их бояться? Если заварится каша, мы пошлем солдат. В дикой стране любая неразбериха нам только на пользу! Спроси у всевышнего, прав я или нет? И еще одно, самое главное: что бы там ни происходило, тебе следует приобщать души к лону церкви. А ты вроде как собираешься от этого увильнуть! Разве угас в тебе пыл проповедника? Словом, хочу, чтобы жизнь твоя была беспокойной и чтоб в местах, где ты живешь, никогда не было мира!"
      Пастор Ньюшэн прозрел. Все, что писал дядя, - сущая правда. Недаром он разбогател. Уверенность пастора сразу окрепла. Он подумал, что эти китайцы вряд ли отважутся на бунт, но на всякий случай решил посоветовать своему посольству держать под рукой солдат, чтобы пустить их в дело, не дожидаясь событий. Надо, мол, держать ухо востро!
      - Что творится в Пекине? Наверное, повсюду грязь и смрад! Каково место, таковы и люди! Кха-кха-кха! - закудахтал пастор.
      Доверительные и задушевные слова, рассчитанные на полное понимание собеседника, доставили Глазастому До большое удовольствие, которое отразилось в улыбке, расплывшейся на его лице. Если пастор разговаривает с ним по-простому, без всяких церемоний, значит, они стали друзьями. А коли так, надо, как говорится, ковать железо, пока горячо! Он перешел к главному вопросу.
      - Л вы знаете, святой отец, лавочник Ван, хозяин "Торговой удачи", мятежник! Он поносит вашу паству и клевещет на церковь!
      - Значит, надо на него заявить! Непременно! - Пастор подумал о дяде. Сейчас его родственник не посмел бы сказать, что племянник похож на трусливую кошку. В голове проносились разные мысли. "До нынешнего дня все судебные дела, связанные с религией, затевали католики. А теперь поднимет голос пастор Ньюшэн и сделает это в защиту своей церкви... Раньше религиозные суды начинались в сельской местности, а сейчас поднимется буча в самом Пекине! И он, конечно, сразу же прославится! А там - и почет и деньги! Посольство находится в Пекине. Если у пего под носом готовится бунт, можно заранее послать солдат для подавления. Кроме того... " Ход мыслей все больше приводил его к заключению, что лавочник Ван - мятежник. Он непременно должен быть мятежником!
      Глазастый До чувствовал некоторую неуверенность. Чтобы заявить на лавочника, надо иметь доказательства. А где они? Конечно, ему мог бы помочь младший брат, однако в этом случае Глазастый должен признать свою ошибку. Что же делать? А что, если попросить пастора, чтобы он заставил лавочника принести свои извинения? Пусть тот устраивает стол с выпивкой! Правда, Ван может отказаться. Вот тогда он и донесет на него властям!
      Пастор также пребывал в нерешительности. Как же все-таки обстряпать это дело? И вдруг ему пришла в голову хорошая мысль:
      - Помолимся! - Он склонил голову и закрыл глаза.
      Глазастый До немедленно последовал его примеру и тоже закрыл глаза. "Куда же лавочник нас пригласит? - подумал он. - Можно пойти выпить в Шаньдунский ресторан, что за Передними воротами - Цяньмынь. Но неплохо посидеть в какой-нибудь известной харчевне, где готовят отличное белое мясо! И там. и здесь есть свои достоинства". Мечтая о застолье, он забыл о том, что надо сказать всевышнему.
      - Аминь! - Пастор открыл глаза, а Глазастый До закрыл их еще крепче. Его душа, переполненная самыми чистыми чувствами к богу, словно освободилась от земного бремени.
      - Итак, сначала заставим его попросить прощения! - сказал Ньюшэн. Он уже смекнул, что прежде всего надо сытно поесть за счет лавочника. Это будет самым разумным!
      9
      Глазастый До, как и всякий другой невежда, презирал знания. Не любил он также людей с "твердой косточкой", потому что сам такой твердостью не обладал. Что он любил? Пожалуй, больше всего - мясо под соей. Но кое-что он все-таки знал. В его голове, например, хранились всякие пустяшные и малоправдоподобные истории, из которых одну он рассказывал особенно охотно, потому что в ней шла речь о мясе под соусом. "В лавке "Торговая удача", - говорил он, - есть здоровенный пень от какого-то огромного дерева, на нем хозяин разделывает вареное мясо. Как вы думаете, отчего этот пень такой высокий? Ведь в древности, как известно, стол для разделки мяса делали низким, чтобы нашим знаменным братьям было поваднее брать с него куски мяса: один тянет кус пожирнее, другой попостнее словом, кому что правилось. Понятно, что во время трапезы одна рука натыкалась па другую, один нож - на второй. В любой момент могла возникнуть перебранка и пролиться кровь. А где кровь, там и суд! Вот тогда пень стали делать все выше и выше, чтобы ни рука, ни тем более нож не могли столкнуться. Так-то!"
      Рассказывая эту преглупую историю, он тем не менее своего мнения не высказывал, но зато с охотой делился своими предположениями, извлекая на свет другой рассказ, в котором слушатель мог обнаружить особый смысл. "Как известно, многие знаменные люди весьма любят нюхать табак. Придет один из них в табачную лавку, вынет свою табакерку, а перед ним уже суетится приказчик. Кладет па прилавок горсточку табака и предлагает гостю попробовать. Нюхайте, мол, на здоровье и набивайте свою табакерку. Так вот, неплохо, чтобы такой порядок завели во всех пекинских лавках тогда не будет ни произвола, ни мошенничества... В свое время некоторые приказчики такого правила о понюшке табака не знали, и покупатель часто томился возле прилавка, не зная, что ему делать. И тогда одному знаменному пришла в голову светлая мысль. Если он видит, что на прилавке нет кучки табака, то подзывает к себе приказчика и хвать его по физиономии. Раз, другой - и что же вы думаете? Помогло! "Понюшка с почтением" стала в табачных лавках обычным явлением".
      Если вдуматься в истории о пне и понюшке табака и сопоставить их вместе, нетрудно заметить, что Глазастый рассказывал их не случайно. Тот, кто их слушал, должен был сообразить, что лавочнику следует вспомнить некоторые старые обычаи и подавать клиентам "мясо с почтением".
      Глазастому было совершенно безразлично, знаменный он или нет и следует ли ему защищать свое маньчжурское достоинство. Но вспоминая обычай "о понюшке табака", он невольно задумывался о преимуществах, которыми когда-то пользовались знаменные собратья. Вот именно! Ведь что не говори, а этот обычай (сколько еще было других!) изобрели именно они, маньчжуры! После обращения в новую веру он пришел к такому интересному выводу: бог вначале создал пекинского человека, а уже этот знаменный пекинец изобрел все хорошие правила и обычаи.
      Именно так было в жизни, а потому созидательную деятельность стоит продолжать дальше. Что из того, что лавочник ему отказал в свиных ножках и деньгах? Ха-ха! Потом он раскошелится на выпивку, а заодно принесет и свои извинения! И это только начало. А сколько нового последует после этого! Лицо Глазастого озарила довольная улыбка. С этого момента она не исчезала ни днем, ни ночью. Его лицо походило сейчас уже не на обычную лепешку - шаомай, а на шаомай с тройной начинкой.
      Но случилось так, что лавочник Ван извиняться не пожелал, отчего Глазастого чуть было не хватил удар. По правде говоря, все это время лавочнику было как-то не по себе. И все же к брату Глазастого он не пошел. Зачем понапрасну тревожить хорошего человека?! К тому же сейчас он был твердо убежден, что все неприятности идут от чужеземцев, а вот как этому противостоять, не знал, так как не имел опыта, и потому нуждался в поддержке. Старик невольно вспомнил Фухая - не потому, что тот был маньчжуром, а потому, что Фухай мог ему помочь как друг.
      С тех пор как ушел Шичэн, Фухай старого Вана избегал. И вдруг лавочник пожаловал к нему сам. "Неужели Шичэн вернулся в Пекин?" - с беспокойством подумал молодой человек. - А может быть, что-то случилось?" Когда лавочник рассказал, Фухай немного успокоился, но ненадолго, потому что скоро понял: дело Вана совсем не простое. Оно связано с тем, о чем в свое время рассказывал Шичэн. В такие дела лучше не вмешиваться. Их избегают даже правители уезда и области, которые боятся этого пуще огня. А он, Фухай, всего-навсего простой знаменный солдат и служит не где-то в глуши, а в столице. Но отказать старику, небрежно отмахнувшись от его просьбы, тоже как-то неудобно. Надо что-то придумать. После того как ушел Шичэн, Фухаю все время казалось, что он будто бы что-то потерял. Нет, отмахнуться от старика никак нельзя, хотя бы уже потому, что он отец хорошего парня. К тому же нельзя забывать, что Глазастый хоть и приписан к знамени, однако потерянный для своих людей человек, поэтому его следует ненавидеть - ненавидеть всем нутром! В общем, как ни гадай, оставаться в стороне никак нельзя!
      - Дядюшка Ван! А что, если нам пойти к господину Дин Лу? Что скажете?
      - Удобно ли? - В авторитете богача лавочник нисколько не сомневался. Его смущало сейчас лишь то, что в конце каждого года, а иногда и квартала, он посылал господину Дин Лу счет.
      - Сделаем так. Сам я просить не могу из-за своего низкого положения и по молодости лет - вон, видишь, даже усов у меня порядочных нет. Поэтому попросим отца и Чжэнчэня. У отца чин цаньлина, а у того - цзолина. К Дин Лу надобно идти всем вместе. Может быть, сообща найдем какой-нибудь выход! Посмотрим, что из этого получится! Идите, дядюшка, домой и ждите моего ответа!
      Мой дядя Юньтин, узнав, что его соплеменник, презрев свою родословную, обратился к чужой вере, высказал резкое недовольство.
      - Если в чужую веру обратился маньчжур, что тогда говорить о китайцах? - воскликнул он, хотя в обычной жизни маньчжуров и китайцев он не разделял. Да и в самом деле, кто из знаменных откажется пойти в харчевню закусить или выпить чаю только потому, что ее хозяин и слуги китайцы? Однако в крупных делах, по его мнению, все должно быть иначе. К ним дядя относил свадьбу между маньчжурами и китайцами или обращение к чужой вере. В подобных случаях знаменному мужу должно проявлять разумную дальновидность и прежде, чем что-то предпринять, хорошенько все взвесить, дабы не промахнуться. Какой бы ни был этот До, глазастый или носастый, он вызывал в душе дяди отвращение. Однако, услышав, что дело касается иностранцев, дядя энергично замотал головой.
      - Пустая затея! Лучше в это дело не встревать! - Он любил повторять эту фразу. Ему казалось, что в ней заключен не только его богатый опыт и глубокое знание жизни, но и многолетняя служба на чиновничьем поприще.
      Фухай ничего не ответил. Внешне сохранив друг к другу уважение, отец и сын остались каждый при своем мнении. Юноша отправился к Чжэнчэню.
      Стоял конец августа, и приближался сентябрь - самый приятный месяц в Пекине. В эту пору ветры бывают редко, а если и дуют, то легкие, приносящие прохладу в жаркие часы дня, что доставляет пекинцам удовольствие. Изменились цвета и оттенки одежды. Они стали более яркие и броские по сравнению с летом, когда все люди стараются одеть платье попроще и поскромнее. Фрукты уже созрели. На прилавках и небольших лотках, которыми забиты сейчас улицы, навалены груды фруктов, привезенных с разных концов страны. Своим многоцветием и сочностью оттенков они украшают город в пору ранней осени. В лучах солнца сияют глазурованная черепица императорского дворца и позолоченная верхушка Байтасы. Оттого что ветры стихли, пыли на улицах мало, поэтому осень хорошее время, чтобы навести глянец на фасады домов. Лавки разбогатевших купцов украсились новыми вывесками, а двери покрылись свежим слоем лака. У певчих птиц, которых хозяева все лето кормили саранчой и прочими насекомыми, оперенье сейчас особенно яркое и блестящее. В лучах солнца перышки переливаются как самый дорогой атлас.
      Во дворе, где жил Фухай, росло несколько финиковых деревьев, на ветвях которых сейчас висят созревшие плоды. Фухай сбил несколько фиников и, завернув их в тряпицу, понес в подарок Чжэнчэню и его жене. Надо сказать, что в ту пору жизнь у знаменных людей была довольно беззаботной, поэтому взаимные визиты друзей и родственников принадлежали к числу событий чрезвычайной важности. Навещая друг друга, люди многое узнавали и цепко держали полученные сведения в своей памяти. Скажем, у такого-то во дворе растет большое дерево абрикоса, которое согнулось, будто горбун. А у другого возле дальних дверей дома есть две яблони "тигровки", которые хотя и цветут, однако же не плодоносят. Каждый не забывал, что в положенное время кто-то непременно должен принести ему фрукты в подарок, и с нетерпением ждал этого момента, потому что считал такой дар выражением дружеской близости и добросердечия, не говоря уже о том, что в нем заключалась известная выгода.
      Но вот свекровь моей сестры никому фруктов не дарила, потому что в свое время поклялась фруктовых деревьев у себя во дворе не сажать. Давным-давно росло у нее несколько белых фиников и медовых персиков, но, охраняя их, она чуть было не проглядела свои глаза. Это обстоятельство, однако, ничуть не мешало ей проявлять большое внимание к тем, у кого фрукты росли. И если кто-то из родни забывал подарить ей персик, или яблоко, или какой-то другой плод, она видела в этом неуважение к себе: непочтительность и бунт! Вот почему Фухай захватил с собой несколько фиников. Без них идти не имело смысла.
      Мой зять Дофу, как всегда, гонял во дворе голубей. Задрав голову кверху, он неотрывно следил за "летающим серебром" и крутил головой вслед за каждым поворотом птичьей стаи. Его шея от непрестанного верчения немного побаливала, но - как говорится, "без печалей не может быть радостей" - душу переполняло безмерное блаженство. Голуби поднимались ввысь, отчего казалось, что небо нынче необычайно ясное и синее, и с каждым мгновением становится будто еще выше и глубже. В его лучезарной синеве особенно отчетливо выделяются белые и черные голуби, на крыльях которых поблескивают маленькие золотистые звездочки. Рот у Дофу полуоткрыт и на губах застыла счастливая улыбка.
      Люди, голуби, небо - все вокруг напоено духом радости, веселья и счастья.
      Сегодня Дофу выпустил всего два десятка своих красавцев, из которых половина чистых, белокрылых с черной головой - черноголовых фениксов и чернохвостых с пятнами, которых еще зовут черно-крапчатыми. Остальные сизые крапчатые и два голубя железнокрылых: черная голова, черный хвост и крылья. Стая не бог весть какая крупная, но голуби в ней все, как на подбор, - куплены со знанием дела. В эти дни начала осени небо удивительно высокое, а ветерок слабый, немного прохладный. Если сейчас выпустить одних чистых или белохвостых, они своим легким полетом, пожалуй, не смогут оттенить красоту окрестного пейзажа и дуновение осеннего ветра. А взгляните на этих чернохвостых! Какая сила заключена в каждом взмахе их крыльев и коротких хвостов! А вон те несколько сизарей! Конечно, видом своим они немного поскромнее, но зато как ярко переливается их лиловое перо при каждом наклоне и повороте птицы! Поначалу кажется, что чистых больше, чем нужно. Но приглядитесь к паре железнокрылых, которые дополняют ансамбль. Грудка у них белая, а все остальное тело - черное. Будто два диковинных цветка, они украшают всю стаю. Словом, голубиная стая подобрана мастерски. Вот почему Дофу, выпустив своих любимцев, в душе посмеивался над голубятниками-богачами, которым по карману держать сотню, а то и больше голубей. Каких только мастей нет в их стае! Однако досадно, что все у них как-то бестолково перемешано! Посмотришь на такую стаю и невольно на ум приходит давнее изречение: "Истинная ценность заключена не в количестве, но в утонченности!" Дофу не знал, кто из древних сказал эту фразу, однако проникся к своим познаниям еще большим уважением, потому что еще в старину говорили: "Ищи доказательство в стихе".
      Однако, упиваясь радостью в минуты забавы, не следует забывать о бдительности. Надо все время сохранять осторожность. Хотя западный ветер [Осенний ветер] еще не выжелтил листьев на деревьях, Дофу отказался прикреплять к голубиным перьям свистульки. Он боялся, что пронзительные звуки услышит давний голубиный враг "вороний тигр" - ястреб, который осенью появляется в пекинском небе. Надо держать ухо востро! Вороний тигр мог прилететь на несколько дней раньше обычного. Тогда беда! Дофу внимательно следил за стаей. Если в ней появятся признаки беспокойства или смятения, значит, враг где-то поблизости. Надо немедленно звать голубей обратно - не испытывать судьбу. Сегодня голуби летают как будто спокойно, но Дофу не рискнул поднимать их слишком высоко в небо, потому что воздушный разбойник любит нападать в вышине. Дофу открыл клетку и выпустил несколько старых птиц - ветеранов, которые тут же сели на крышу. Летающие голуби, сложив крылья, устремились к земле. Сердце Дофу вместе с ними опустилось вниз и заняло место в груди.
      Фухай стоял посредине двора и ждал. Он знал, что в минуты голубиной забавы Дофу ни на что больше не способен, потому что ничего не слышит и не видит. Он терпеть не может, когда кто-то мешает любимому делу. Но вот голуби сели на крышу, и теперь Фухай может с ним поговорить.
      - Эй, Дофу! Здорово у тебя получается!
      - А, Фухай! - Дофу только сейчас заметил гостя. Он хотел было извиниться, но, поскольку его мысли все еще витали вокруг голубей, забыл это сделать и с удовольствием ухватился за фразу, брошенную Фухаем.
      - Что? Только "здорово"? Нет, это настоящее искусство! Ты видел, как я их посадил? А теперь внимательно к ним присмотрись! Каждым из них можно любоваться целый день. А ты говоришь здорово!
      Дофу высыпал в клетку горсть гаоляна, и голуби слетели с крыши.
      - Взгляни, где ты еще найдешь такого сизаря или вон того крапчатого? А вот этот - Фениксова голова! Обрати внимание, какой крупный! Великолепный экземпляр! А как взлетает, как садится! Одно слово прекрасно!.. Вот это и есть истинное удовольствие!
      Фухай как следует не успел полюбоваться фениксом, а хозяин уже показывал ему других птиц: пару лиловых "тигров"-гривачей.
      _ Эй, Фухай, посмотри-ка вот на эту пару! Ну разве не драгоценность? Взгляни, воротник у них спускается до самой грудки! А какие размеры! И обрати внимание: ни одного лишнего перышка! Откровенно тебе скажу, нигде больше таких птиц не найдешь! - Дофу вдруг понизил голос, будто испугался, что их кто-то может услышать: - Они из поместья князя Цинвана... Служит там некий Сю Цюань - мастер Сю, как его еще кличут. Так вот он умудрился стащить пару голубиных яиц. Перед тобой, можно сказать, княжеская игрушка! Не голуби - фениксы!
      - Угу, красавцы! Видно, тебе пришлось хорошо заплатить этому Сю? Глядишь, лян, а может, и побольше?
      - Ты что, рехнулся? Да на лян он даже не взглянул бы! Нет, Фухай, я выложил целых три ляна, да и то только по знакомству!.. А ты знаешь, сколько на самом деле стоят эти птицы? Целое состояние! Не веришь? Хочешь, выкладывай сейчас десять лянов!.. Только я еще подумаю, отдавать или нет!
      - Нет, деньги я пока приберегу... Они мне понадобятся для свадьбы!
      - Ну можно не все... - Дофу заговорил еще тише: - Ты помнишь Бо сына Бо Шэна? Так вот он умудрился обменять свою жену на пару синеголовых!
      Дофу вдруг заметил в руках гостя узелок.
      - Никак у вас финики созрели? Ах! До чего же я их люблю, эти ваши "лотосовые"! Косточки махонькие, кожица нежная, а мякоть какая-то необычная - кисло-сладкая! Вкуснотища! Спасибо тебе! - Он поклонился и взял узелок.
      Фухай вошел в гостевую комнату и, поклонившись обоим старикам, проговорил:
      - Вы уж извините, нечем вас особым попотчевать! Вот только немного фиников с нашего двора! - Он показал на гостинец.