Моя сестра принесла чай. Она что-то сказала (а может быть, всем это только показалось) и, встав в положенном ей месте, застыла, опустив руки.
      Дофу не терпелось полакомиться плодами. Его рука старалась проникнуть в узелок, но под бдительным оком матери сделать это ему так и не удалось.
      - Невестка! - послышался приказ свекрови. - Снеси фрукты ко мне и положи в коробку.
      Сестра удалилась. Дофу сильно сконфузился. В присутствии свекрови Фухай не решался говорить о деле лавочника Вана, опасаясь, что старуха его непременно осадит. Дочь титулованного чиновника, она всегда напоминала о своем происхождении. Старая женщина на все имела свой собственный взгляд и знала, что надо делать в любых делах, даже в тех, в которых ничего не понимала. Стоило ей сказать: "Нечего в это дело встревать!", и ее супруг, господин Чжэнчэнь, ни за что не осмелился бы нарушить приказ. Это не означало, что Чжэньчэнь до смерти боялся жену, просто он придерживался в жизни одного правила: ни во что не вмешиваться! По его мнению, так жить гораздо спокойней. Фухай решил набраться терпения и ждать, когда старуха покинет комнату. Если надо, он будет ждать хоть целый день. О деле он, разумеется, не говорил, а болтал о всяких пустяках.
      Вдруг откуда-то послышалось еле слышное покашливание сестры. Так кашлять умела только она, и в этом заключалось большое искусство. Для одних ее покашливание таило в себе особый смысл, другим оно ни о чем не говорило, но было приятно на слух. Словом, каждый понимал его по-своему. Услышав покашливание, свекровь встрепенулась, и глаза ее округлились. Заметив беспокойство старухи, Фухай улыбнулся.
      - У вас есть какие-то дела? Пожалуйста! Пожалуйста!
      Старуха с важным видом удалилась. Теперь Фухай мог изложить мужчинам свое дело. Дофу, толком не разобравшись, что к чему, пришел в страшное возбуждение. Как говорилось раньше: злость его поднялась из самого сердца, ярость заполнила печень!
      - Что? - заорал он, - Какие еще иностранцы! Да что в них такого. Да я их!.. Им следует знать, что Дайцинская империя - великая держава и все заморские страны должны нести нам дань, как это положено вассалам! - У него тут же созрел план действий. - Фухай, ты сам не вмешивайся, а положись во всем на меня! У меня есть знакомые в войсках: наставники по борьбе и охранники складов. Не скажу чтобы их было очень много, но человек тридцать - сорок наберется. Пусть у этого Глазастого хоть тысяча глаз, как у Будды, выбьем их все до единого!
      - Что, руки чешутся подраться? - Фухай засмеялся.
      - Точно, будем драться! И положим их на обе лопатки, чтобы запросили пощады, а не попросят, забьем до смерти! - Дофу в сердцах сплюнул и, вскочив со своего места, принялся размахивать кулаками.
      - Дофу! - Отец назвал сына не по имени, а по прозванию. Сразу видно, что культура знаменных людей стала очень высокой. - Сядь на место!
      Когда сын сел, отец прокашлялся громко и размеренно. Вообще говоря, он кашлять не хотел, но сейчас такая необходимость возникла.
      - А как относится к этому господин Дин Лу? - спросил он.
      - Не знаю, я пока обратился только к вам!
      - Мне кажется, что, если в чем-то нет уверенности, лучше этого не делать! - медленно проговорил он, показывая всем своим видом, что, прежде чем сказать эту фразу, он все трезво обдумал.
      - Причем здесь уверенность? Вздуть его надо, а потом разговаривать! Дофу стоял на своем. - Я хоть сейчас могу позвать двух знакомых с желтым поясом. Проучим его хорошенько, и ничего не случится!
      - Дофу! - Отец достал ассигнацию в четыре чоха. - Иди пройдись! Посмотри, не продают ли на улице белые груши! Купи несколько. Что-то у меня эти дни жжет в груди!
      Дофу, взяв деньги, направился к выходу. Своей сыновьей почтительностью, которая сочеталась с решительностью, он напоминал Цзылу - ученика Конфуция.
      - Фухай! - сказал он. - Ты пока посиди, а я схожу куплю батюшке фруктов! Что до драки, то ты только мне намекни!.. За мной дело не станет!
      - Чжэнчэнь!.. Так вы...
      - Фухай! - Голос хозяина дома звучал проникновенно. - В мутную воду лучше не залезать!
      Надо сказать, что в подобных ситуациях Чжэнчэнь сильно отличался от моего дяди Юньтина. Тот, отказывая кому-то в поддержке, старался подчеркнуть свое положение, которое заставляло его воздерживаться от поспешных и опрометчивых действий. А вот любитель птиц и заядлый театрал Чжэнчэнь, отказывая в помощи, пытался соблюсти интересы обеих сторон, а потому тон его голоса отличался большой задушевностью.
      - Фухай!... Мы с Дофу собрались послушать сказителей: Шуан Хоупина и Хэн Юнтуна... Оба рассказывают "Путешествие на Запад" [Известный средневековый роман о паломничестве тайского монаха Сюаньцзана и его учеников в Индию]. Заслушаешься! Пойдем с нами!
      - Нет, не могу! Может быть, в другой раз схожу, а нынче... - Он улыбнулся, но улыбка получилась неестественной, потому что он расстроился, хотя и не показывал виду. Напыщенность и позерство Дофу ему не понравилось сразу. Наговорил невесть что, только все это одна, пустая болтовня. Сам знает, что не пошевелит и пальцем. А если на самом деле хотел подраться, значит, просто дурак! Неужели не понимает, что у знаменных уже нет прежней силы?.. А Чжэнчэнь - этот еще похлеще! Умыл руки, и все! Видите ли, ему надо послушать "Путешествие на Запад"!..
      В комнату вошла старуха, а вслед за ней моя сестра. Сестра возвратила Фухаю тряпицу, в которой было что-то завернуто: по тогдашним правилам гость не должен уходить с пустыми руками. Вот почему свекровь и невестка так долго отсутствовали. Старая женщина, как известно, любила сладко поесть, поэтому в доме обычно ничего из съестного не хранилось. Женщинам пришлось все перерыть, прежде чем кто-то из них случайно не наткнулся на коробочку с абрикосовыми ядрышками. На коробке была надпись: "16-й год Гуаясюя" [1891 год].
      - Сойдет! - успокоила старуху сестра. - Главное, чтобы в узелке что-то лежало.
      Фухай поблагодарил женщин поклоном за редкий подарок и попрощался. Выйдя за ворота, он развернул узелок, и коробка с орешками тут же отправилась в кучу мусора. В те годы такие кучи возвышались на каждом шагу, что было весьма удобно.
      10
      Фухай - парень настойчивый и деятельный. Прослышав, например, что в лавке, скажем, в заведении "Небесная добродетель", вот уже несколько дней нет какого-то снадобья, он непременно пойдет туда сам, чтобы убедиться в этом собственными глазами, потому что слухам не верил. Вот и сейчас он решил действовать на свой страх и риск. Он не был уверен в том, что господин Дин Лу примет простого знаменного солдата, но почему бы ему не попытать счастья? Если примет - считай, что ему повезло, а если от ворот поворот - придется что-то придумать еще! Но прежде всего надо задобрить управляющего подарком, иначе об аудиенции и не мечтай. В лавке он купил две жареные курицы, но цель покупки от лавочника скрыл. К чему доставлять старику лишние беспокойства. Помогать так помогать! Свой подарок он положил в красный пакет, на который приклеил этикетку с черными иероглифами. Подарок выглядел нарядно. Фухай невольно в душе засмеялся, подумав: "И зачем только все это придумали?" Подношений, походивших на обычную взятку, он не терпел, считая такой обычай ненужным и докучливым, и все же порой находил в нем нечто забавное. К тому же он маньчжур, а потому вряд ли ему удастся вырваться из этого круга "куриных подношений". Выхода нет!
      Вручая подарок управляющему, он сказал, что пришел по просьбе лавочника Вана. Дельце, мол, совсем ничтожное, ну прямо с булавочную головку; никаких трудностей оно для вашего господина не составит. Лавочник Ван очень надеется, что господин Дин Лу ему не откажет в поддержке. Сам он прийти не решился, поскольку он всего лишь мелкий торговец, поэтому и поручил свое дело ему, Фухаю. Молодой человек тонким намеком дал управляющему понять, что его отец не простой смертный, а цаньлин, имеющий чин третьей степени. Он сказал это с умыслом, так как знал, что сам господин Дин Лу, хотя и богат, но чиновничьего звания не имеет. Фухай также намекнул, что во время беседы с хозяином он ничего опрометчивого не скажет. Например, и словом не обмолвится о том, сколько сейчас медяков дают за лян серебра или почем продается жареная курица. Он уже смекнул, что деньгами здесь, как и всеми покупками, ведает управляющий. Поэтому, если господин Дин Лу вдруг поинтересуется насчет жареных курочек, Фухай ему ответит, что сейчас, мол, они очень сильно поднялись в цене. В конце концов, не на суде же ему все это объяснять!
      Фухай говорил витиевато, сопровождая свою речь неожиданными поворотами, чтобы управляющий лишь уловил суть дела, после чего делал новый крюк в рассуждениях или возвращался к прежней теме. Он готов ждать хоть несколько дней! Куры остались лежать на столе, и управляющий его не выгнал. Это добрый знак! Но управляющему, как видно, в конце концов надоело слушать гостя. Лениво поднявшись с места, он проговорил:
      - Ладно! Жди ответа здесь!
      К счастью, хозяин дома находился в добром расположении духа, и юноше ждать почти не пришлось.
      Господин Дин Лу принадлежал к числу просвещенных маньчжуров. Его дед и батюшка за долгие годы службы в далеких провинциях собрали несметные богатства, которых и сейчас оставалось довольно много. Господин Дин Лу охотно запускал в них руку, потому что нигде никогда не служил и к службе не рвался. В год реформы он немного сочувствовал реформаторам и этим, конечно, отличался от таких людей, как Юньтин или Чжэнчэнь, которые очень беспокоились, что в результате нововведений они потеряют свои знаменные привилегии. Господина Дин Лу эти мелочи нисколько не волновали, так как недалеко от его поместья проходила улица, на которой половина домов принадлежала ему. На аренду от этих построек он мог жить припеваючи чуть ли не до конца своих дней. Господин Дин Лу считал себя мужем возвышенным, потому иногда позволял себе думать, что когда-нибудь в будущем он, как герой Цзя Баоюй [Герой известного романа Цао Сюэциня "Сон в Красном тереме" (XVIII в.), который ушел из семьи, приняв постриг], примет постриг. Он свысока относился к деловому предпринимательству - "реальному делу", как тогда говорили, - и всякий раз, когда друзья просили его помочь деньгами, он отрицательно качал головой. Однако своего мнения о Ли Хунчжане и других чиновниках, которые ратовали за развитие делового предпринимательства, он старался не высказывать, поскольку сам не слишком хорошо понимал, что оно означало. Однако отвергать его он тоже не решался, так как эти слова сейчас звучали модно.
      Да! Вокруг происходили бурные события. Они коснулись даже таких богачей, как Дин Лу. Не в состоянии отгородиться от жизни, они были вынуждены как-то изменить или подправить наиболее заскорузлые взгляды знаменных людей, хотя смысла происходящего толком не понимали. Из-за своих громадных богатств они порой даже не замечали, что творится у них перед глазами. Вот, скажем, сам Дин Лу. Иногда он вел себя как настоящий мальчишка, который бывает порой понятливым, а порой бестолковым и дурашливым.
      Из многочисленных прожектов молодого Дин Лу, пожалуй, лишь один имел долю здравого смысла - план развития просвещения, чтобы с помощью знаний укрепить Дайцинскую империю. Как Дин себе это представлял? А вот как. По его мнению, чем больше в стране людей, способных понимать иероглифические письмена, тем утонченнее и изысканнее делается общество. Ах! Как было бы мило, если бы в праздники Лета и Середины осени или с наступлением дня Двух девяток все вокруг слагали бы стихи, вкушая желтое шаосинское вино! Тогда наверняка в Поднебесной воцарилось бы благоденствие! По правде говоря, господин Дин Лу мог без труда осуществить свои проекты, согласись он, к примеру, отдать под школу один из своих домов - не большой и не маленький, а самый что ни на есть обыкновенный. А если бы он еще продал одно строение, то на эти деньги можно было бы оборудовать школу всем необходимым имуществом. А если бы он принес такую небольшую жертву, то сразу же прославился бы как человек, готовый ради просвещения пойти на любые лишения.
      Хозяин дома слушал рассказ Фухая с вниманием, о чем свидетельствовали многочисленные восклицания вроде "Ах!", "Хе-хе!", которые раздавались в подходящих местах. Фухай, поначалу чувствовавший некоторую скованность, обрадовался. На лице юноши появилась улыбка. "Эх, правильно говорят: если сам не сходишь в лекарню, не узнаешь, какие там снадобья!" удовлетворенно подумал он. Однако приукрашивать события, чтобы пробудить у богача интерес, он не решался: "Кто знает, что у него на уме? Все они с норовом!"
      Когда Фухай закончил свой рассказ, Дин Лу закрыл глаза и задумался, но скоро снова открыл глаза и, встрепенувшись, хлопнул по своей ляжке пухлой белой рукой, украшенной кольцом из прозрачного бирюзового нефрита. За громким хлопком последовали восклицания "Э!" и "А!", предварявшие мысль, которую он хотел выразить.
      - Я вижу, что ты дельный парень!.. Поможешь мне наладить школу!
      - Что?! - Фухай от неожиданности чуть было не подскочил на месте.
      - Что ты кричишь? Сначала послушай, что я тебе скажу!.. Ты думаешь, почему наша Дайцинская империя... А? - Его слова прозвучали тихо и как-то торопливо. Когда Дин Лу хотел сказать что-то туманное, он издавал звук "А?", заставлявший собеседника гадать, что он означает. - Вот ты говоришь, что сейчас многие знаменные люди подлаживаются к иностранцам. А отчего это происходит? А?! Оттого, что люди сызмальства не учатся и потому не понимают великих истин! Нет, без школ нам не обойтись! Никак не обойтись! Вот ты этим и займись. Мне кажется, ты для этого вполне подходишь. Ты дельный парень. Ха-ха-ха!
      - Мне? Заниматься школой? Так ведь я даже не знаю, какая она, школа! - Фухай растерялся, хотя трудности его не пугали.
      Господин Дин Лу продолжал смеяться. Ему впервые приходилось разговаривать с таким человеком, как Фухай. До сего времени он встречался с людьми, которые лишь поддакивали ему и во всем соглашались, что бы он ни сказал, даже если бы потребовал от них разрыть могилу предков. Правда, этим людям было известно, что гробокопательством заниматься все равно не придется, так как через минуту господин Дин Лу уже позабудет о сказанном. Но Фухай, несмотря на свою сметливость, сдержать своих чувств не смог, так как не привык общаться с такими вельможами, как Дин Лу. Между тем хозяина разговор заинтересовал наверное, своей необычностью, какую богач иногда замечал и во вкусе пресной лепешки - вовотоу.
      - Мне кажется, ты из тех, на кого можно положиться. А если на человека можно положиться, значит, с ним все нипочем. А?! Я не один день ищу такого человека, как ты. Всяких видел, а таких надежных не встречал! Вот, скажем, мой управляющий... А?.. Я как-то велел ему купить маленького кролика, а он истратил столько денег, что их хватило бы на целого верблюда! Ха-ха-ха!
      Фухаю очень хотелось спросить, почему Дин Лу до сих пор не уволил управляющего, но задавать этого вопроса не стал, чтобы не вызвать у Дина нового приступа хохота.
      - А?! Я догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь! Да, я хотел его уволить, еще лет пять назад, но потом раздумал. Допустим, я его прогоню и найму другого. А где гарантия, что этот новый, купив кролика, не предъявит мне счет за трех верблюдов? Фухай хотел засмеяться, но сдержался.
      - Господин Дин Лу! - Он попытался вернуться к прежней теме. - Так как же все-таки с делом лавочника? Можно ему чем-то помочь? Как вы думаете?
      - Э! Так ведь он всего-навсего шаньдунец!
      Эти слова кольнули Фухая в самое сердце. Он низко опустил голову и надолго замолчал.
      - Ты что? - участливо спросил хозяин. В своем доме Дин Лу был царьком, поэтому иногда испытывал тоску и одиночество. Ему порой казалось, что он принимает очень близко к сердцу жизнь людей и судьбы страны. Он мечтал, подобно Чжугэ Ляну, в нужный момент выйти из своей хижины и представить всему миру свои прожекты. Однако, взращенный в холе и окруженный о детства вниманием, он редко покидал свои хоромы с цветниками, а поэтому искренне верил, что рис и мука, как и всякие продукты из птицы, рыбы или мяса, производятся только на кухне, а белые дольки свежего лотоса или кисловатый напиток суаньмэйтаи - в его погребах. Ему никогда не приходилось сталкиваться с трудностями, какие испытывают обычные люди, и он не понимал их жизненных тревог. У себя в доме он имел все. Каждая его прихоть мгновенно исполнялась. А когда шел в гости, он сразу же оказывался в центре внимания, как ясный месяц в окружении звезд. Может быть, поэтому ему иногда было тоскливо и немного одиноко. Каждый день одни и те же лица и угодливые речи! Ему хотелось увидеть перед собой хотя бы одно, но живое лицо, познакомиться с человеком, который мог бы стать его настоящим другом. Вот почему он с легкостью необыкновенной вдруг принимался восхвалять первого встречного, теша себя надеждой, что через эту встречу у него завяжутся новые знакомства и он тем самым расширит свое познание жизни. Его новым любимцем мог стать цветовод, только что назначенный на эту должность, или мастер по разведению золотых рыбок. Дня три или четыре он мог с утра до вечера находиться в их обществе, расспрашивая о том, как разводить цветы или рыб. Однако, как и управляющий, они держались с хозяином слишком церемонно и с нарочитой почтительностью, отчего он испытывал огорчение и даже тоску. Новая забота быстро приедалась, и его больше не интересовали ни садовник, ни мастер по разведению рыбок. Каждый из них по-прежнему занимался своим делом, но только без его участия, не обращая на хозяина никакого внимания.
      Сегодня в числе любимцев богача оказался Фухай. Парень видный и ладный, Фухай к тому же умел вовремя сказать что надо. Он хотя и знаменный, но какой-то не такой, как все, совсем не похож, например, на управляющего. Ох уж этот управляющий! Зимой и летом в одном и том же халате, который спускается у него чуть ли не до пят. А как ходит! Бесшумно - прямо двуногий кот! "Что же делать? - думал в это время Фухай, не зная, как выйти из затруднительного положения. - Эх, была не была! Дин Лу мне не начальник! Может, задену его, но скажу, что думаю!"
      - Господин! Шаньдунец он или нет - это неважно! Главное, что он наш соплеменник и что над ним измываются иностранцы! Неужели вы к ним не испытываете ненависти? Ведь они же сидят на нашей шее! - Высказавшись, юноша почувствовал, что у него как будто полегчало на душе, но тут же он с тревогой подумал: "Главное, чтобы его не спугнуть! Как говорится, когда толчешь чеснок в глиняной ступе, помни про пест!"
      Слова юноши задели богача за живое. "Этот молокосос вздумал меня учить! Да как он смеет!" Однако Дин Лу сдержал свой гнев. Прогонять парня пока не стоит - он ему приглянулся.
      - Ненавидеть? Какой смысл? А?! Главное, надо сделаться сильными! Высказав эту мысль, Дин Лу подумал про себя, что он как раз и есть такой "сильный человек". Он не курит опиума и знает, кто такой Линь Цзэсюй [Цинский чиновник-патриот, живший в середине XIX в. и прославившийся своей борьбой против торговли опиумом], он нигде не служит, поэтому он честный и лишен всякой корысти. Конечно, он любит широко пожить, но ведь деньги ему достались от предков, поэтому никого не касается, как он их тратит.
      - Господин, вы, наверное, слышали, что вокруг шумят Ихэтуани!
      Упоминание о мятежниках озадачило молодого барина. Палец, украшенный зеленоватым перстнем, стал теребить пушок над верхней губой (брился барин через два дня на третий). Дин Лу считал, что только он один способен понять важные проблемы страны и порассуждать о делах Поднебесной. Среди его приятелей было немало людей с положением, у которых всегда можно что-то узнать. Словом, важные слухи никогда не ускользали от его ушей, и когда он находился в хорошем настроении, то прислушивался к новостям, проявляя интерес к делам страны. Но если он был не в духе, он пропускал новости мимо ушей, не придавая им никакого значения... Что до этого парня, Фухая, то простому маньчжурскому солдату не положено рассуждать о серьезных делах. Нет у него никакого права!
      Дин Лу, конечно, давно уже слышал о бунтах против иностранцев, происходивших в разных местах страны, но не придавал разговорам большого значения, потому что мятежи происходили где-то далеко от Пекина. Обсуждая события со своими приятелями, маньчжурскими чиновниками, он, как и другие, не скрывал своего негодования по поводу того, что творили иностранцы, но в душе поддерживал мнение других господ, более знатных и богатых, которые полагали, что лучше пока потерпеть и попридержать язык, тогда целей останутся богатства! Здравый смысл подсказывал Дин Лу, что они правы, но открыто он этого не говорил. В самом деле, что надобно чужестранцам? Всего-навсего немного выгод для себя. Так надо их дать, и дело с концом! Все очень просто! Что до Ихэтуаней, то еще неизвестно, к каким бедам приведут их бунты. Вот почему парня следует осадить!
      - Слышал, слышал! Только бунтовать нельзя! Представь себе, что вся эта деревенщина полезет с дрекольем против иностранцев! Разве сможет она их одолеть?! А?! - Дин Лу подошел к молодому человеку вплотную и, приблизив свой рот к его лицу, повторил: - А?! - и довольно засмеялся.
      Фухай стремительно поднялся. Юноша не слишком хорошо представлял себе силу Цинской империи и мощь иностранных держав. Сейчас его беспокоило и удручало другое: он стал сомневаться в своих собственных силах. Чем ему ответить собеседнику?
      - Господин! - Юноша решил подойти с другой стороны. - В нашей округе все знают вас как человека не только влиятельного, но и доброго. Только вы один и можете нам помочь! Если не заступитесь вы, к кому тогда мелкий люд обратится за помощью?
      Дин Лу изобразил смех, который на этот раз был искренним, но почти не слышным.
      - Хлопотно! Очень хлопотно! - Он покачал головой. Фухай расценил это как позерство и проявил настойчивость.
      - Прошу вас, заступитесь! Пожалуйста!
      - Каким образом?
      Фухай опешил. Вот тебе на! Он думал, что стоит этому богатому барину немного поднажать и он сразу же сомнет всех миссионеров. Но по всей видимости, господин Дин Лу этого делать не собирался. Фухай снова вспомнил Шичэна. Да! Парень знает, что делает! Этим барам совершенно наплевать на беды простых людей! А если так, то народ должен действовать самостоятельно! Вот какие дела!
      - Кажется мне... - Дин Лу пришла в голову какая-то мысль. - Я смог бы пригласить этого попа (как его там зовут?) к себе на обед. И за столом мы с ним обо всем договоримся! А?!
      Фухаю предложение барина не слишком понравилось, но он промолчал, потому что понял, что большего все равно не добьется.
      - Пожалуйста, постарайтесь! - Юноша поблагодарил Дина низким поклоном. Ему не терпелось уйти отсюда, хотя все, что его здесь окружало, поражало своим великолепием и красотой: и эта мебель красного дерева; и картины на стенах, писанные кистью знаменитых художников; и хрупкие фарфоровые чашечки из Цзиндэчжэня [Город в провинции Цзянси, славившийся своими изделиями из фарфора ], наполненные жасминным чаем самого высшего качества. В комнате то и дело появлялся мальчик-слуга, который подливал кипяток или менял заварку. Но Фухай чувствовал себя здесь неуютно. Он не знал, отчего у него такое состояние, может быть, оттого, что он никак не мог понять хозяина: что он за человек и как с ним надо себя вести. Юноша решил сейчас же уйти, несмотря ни на что, хотя представлял, что на улице грязно, в воздухе вьются тучи пыли и вокруг разносится запах лошадиной мочи. Но зато там, снаружи, чувствуешь себя как-то свободно. Все там тебе милее и ближе. Однако Дин Лу его не отпустил. Юноша собрался было встать, когда его остановил вопрос хозяина:
      - Скажи, а что ты делаешь, когда не занят? Сажаешь цветы? Или разводишь рыб? А может, цикад? - Не дожидаясь ответа, богач принялся рассказывать гостю о цветах и рыбах. Рассказывал долго, потом, переменив тему, вдруг поведал Фухаю о своей голубоглазой кошке по кличке Белый Лев. Молодой человек давно понял, что Дин Лу прямо-таки начинен разными сведениями, но знает всего понемногу и очень поверхностно. Юноша молча слушал, не решаясь перебивать рассказчика, чтобы не испортить дело, и ждал случая, чтобы уйти. Фухая удивляла манера Дина говорить. Сам он в своей речи обычно использовал как бы два языка, имеющих свои особые слова. Одни, употреблявшиеся в повседневном разговоре, представляли собой просторечия, недоговорки, всякие замысловатые выражения из словаря ремесленников-краснодеревщиков, а также маньчжурские слова, хорошо понятные на слух китайцам. Он любил такой язык за его живость и образность, говорить на нем было очень легко. Но в разговоре с начальством или при встрече гостей нередко приходилось использовать другой язык - этикетный. Юноша никогда не бывал на аудиенции у императора, но представлял, что, если бы владыка вызвал его к себе, чтобы обсудить какое-то важное дело страны, он, Фухай, отвечал бы именно на таком языке. Лучше всего на нем изъяснялся его отец, витиеватая речь которого могла бы послужить образцом. В ней ты услышишь такие изысканные речения, как "Ваше степенство" и "Ваши уважаемые хоромы", а также замысловатые маньчжурские словеса вроде "драгоценный нюлу" или "цзишалар", и многие другие. Когда говоришь на таком языке, надо, чтобы каждое слово звучало отчетливо и имело бы определенную тональность и чтобы слова разделялись звуками, выражающими почтение и внимание. Фухай не любил этот манерный и вычурный язык. Ему казалось, что, говоря на нем, сам он тоже делается напыщенным и манерным. Далекий и чужой язык. Но может быть, именно посредством его можно кое-что понять в речи чиновников!
      К удовольствию юноши, господин Дин Лу не злоупотреблял высокопарными оборотами, возможно, потому, что ни третья, ни даже четвертая чиновничья степень ему так и не улыбнулась. Но Фухая неприятно удивило то, что во время разговора у богача то и дело проскальзывают разные грубые словечки, находившиеся в обиходе несколько лет назад и сейчас уже почти вышедшие из употребления. Юноше иногда казалось, что эти просторечные слова произносит вовсе не Дин Лу, а какой-то другой, пожилой человек. Он внимательно поглядел на хозяина, словно сомневался в его возрасте. И еще одно, не менее странное обстоятельство озадачило Фухая. В речи аристократа часто слышались выражения, которые, может быть, деревенскими и не назовешь, но которые, безусловно, весьма далеки от изящества. Фухай подумал, что грубые просторечия у Дин Лу, наверное, оттого, что он редко встречается с людьми из средних и низких сословий, а если и встречается, то в какое-то очень неподходящее время. Непонятно, почему у этого отпрыска знатного рода, получившего прекрасное домашнее воспитание, такая грязная речь? Может быть, на правильном языке говорят лишь обычные знаменные и люди среднего сословия, а настоящая знать изъясняется вот на таком упрощенном и довольно вульгарном наречии? Фухаю это было непонятно.
      Но больше всего юноше не понравилась путаность речи хозяина. Только что он рассказывал о золотых рыбках и вдруг:
      - Как ты думаешь, если я завтра приглашу иностранного попа на обед, через какие двери мне его впускать: через парадные или через черный ход?
      Озадаченный Фухай молчал. Дин Лу ответил сам:
      - Точно! Пусть идет через задние ворота! С первого же хода его ждет в игре неудача!.. Скажу откровенно: главное, надо проявить во всем решимость! Эти рыжеволосые дьяволы не годятся нам в подметки!.. А?!
      После нескольких подобных поворотов в разговоре Фухай понял, что Дин - большой мастер размешивать любое дело во всяких пустяках. Он будто бы намекал собеседнику, что способен решить все походя, во время веселой пустой болтовни. Молодой человек чувствовал, что в подобной манере, внешне вполне естественной и непринужденной, дает о себе знать большой опыт, почерпнутый Дин Лу из повседневного общения с лицами влиятельными и богатыми. На первый взгляд кажется, что есть в нем как будто здравый смысл, однако на самом деле это совершеннейшая чушь. Фухаю очень не нравились эти повороты и выкрутасы, потому что ему самому было решительно все равно, через какую дверь должен войти в дом иностранный пастор. "Только бы поскорее уйти!" - думал он с тоской. Больше всего юноша боялся сейчас, что Дин Лу снова заговорит с ним о школах.
      11
      Получив приглашение на обед, пастор сразу же навел справки о хозяине дома и очень обрадовался, узнав, кто его приглашает. Пастор приехал из Америки, где богатых людей боготворят, поэтому Ньюшэн, как и все его соплеменники, испытывал благоговение перед теми, у кого есть деньги, не задумываясь, каким путем эти деньги добыты. После того как его дядя нажил целое состояние, некоторые знакомые намекали Ньюшэну, что его родственник проходимец. С таким выводом, однако, Ньюшэн решительно не соглашался. "А почему бы не разбогатеть и вам? - парировал он удар. Значит, вы хуже его!"
      Пастор долго вертел в руках пригласительную карточку, не желая с нею расстаться. О том, что приглашение послано китайцем, он, конечно, забыл. Вообще-то он презирал китайцев, но сейчас его охватил дух демократизма. Почему бы желтолицему богачу не подружиться с бледнолицым человеком? Он подумал, что с помощью этого Дина ему, возможно, удастся познакомиться с влиятельными людьми, а через тех добыть важные сведения, которые он сможет передать в посольство или прямо отправить домой. Этим самым он поднимет свой авторитет!
      Пастор приказал слуге вычистить туфли и отутюжить одежду, после чего принести Библию. Он решил подарить книгу Дин Лу.
      Ньюшэн не догадывался, зачем богач пригласил его на обед; впрочем, он не слишком об этом и задумывался. Но Глазастый До, кажется, уже кое-что смекнул, однако свои предположения пастору высказывать не стал. "Ах, пастор, пастор! - думал он и душа его трепетала от возбуждения. - Ведь ты идешь на акульи плавники. Ну конечно, плавники там будут. Это точно!" Глазастый ощущал своим носом волнующие запахи изысканной кухни и проглотил слюну. Вдруг его озарило. А почему бы пастору не захватить его в качестве сопровождающего? Тогда он одел бы чиновничью шляпу с красной лентой и сел на гордого (а лучше покладистого) белого коня. Он - верхом на коне, и в руках у него пасторские подарки, а сам пастор, как положено, едет в экипаже! Точно!
      - Господин пастор! Я схожу найму паланкин, чтобы ваш выход выглядел достойно!.. Да, вот еще что, не забудьте, когда мы подъедем к особняку, я крикну: "Есть дело!" [Слова, предупреждающие о приходе гостя] Вы не подумайте, будто что-то случилось!