На мотив вступления к «Лиловому цветку»:

На мотив «Листья пальмы золотой»:

На мотив «Алеет персик»:

На мотив «Плешивый малый»:

На мотив «Властитель эликсира бессмертия»:

Заключительная ария:

Гостьи на радостях прикололи Юэнян, госпоже Цяо и Пинъэр цветы и, угощая вином, поздравили их. Снова накрыли столы, и повара подали фруктовые пирожные в виде снежинок со знаками долголетия и бульон с двуглавыми лотосами, которые плавали на его поверхности, словно на пруду. Потом появилась искусно нарезанная ветчина.

Восседавшая на почетном месте довольная Юэнян позвала Дайаня и одарила поваров куском красного шелка, по куску получили и обе певицы. Все они земными поклонами благодарили Юэнян.

Госпожа Цяо никак не хотела, чтобы гостьи расходились, и еще задержала их в задней зале, где угостила всевозможными сладостями и фруктами. Только с наступлением первой ночной стражи Юэнян удалось откланяться.

– Прошу вас, дорогая свашенька, завтра пожаловать к нам, – приглашала Юэнян госпожу Цяо. – Смею надеяться, вы не побрезгаете снизойти к нашему скромному жилью.

– Очень вам признательна, свашенька, – отвечала госпожа Цяо.

– Хозяин говорил о приглашении. Только, может, лучше уж в другой раз прийти, а то неудобно будет…

– Ну что вы, свашенька! У нас завтра будут только свои, – уговаривала ее Юэнян, а потом, обернувшись к старшей невестке У, продолжала: – Останьтесь, а завтра вместе со свашенькой и придете.

– Насчет завтрашнего приема решайте сами, свашенька Цяо, – заметила госпожа У, – но пятнадцатого будет день рождения вашей свашеньки, и тогда вы уж должны непременно ее навестить.

– Вот в день рождения дорогой свашеньки я не посмею отказаться, – поддержала ее госпожа Цяо.

– Одним словом, свашеньку я на вас оставляю, – сказала Юэнян.

Настояв на том, чтобы старшая невестка У заночевала у госпожи Цяо, Юэнян откланялась и взошла в паланкин. Двое солдат шли перед паланкином с большими красными фонарями, его сопровождали двое слуг, тоже несших фонари. За паланкином Юэнян вытянулись гуськом носилки Ли Цзяоэр, потом Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь и Ли Пинъэр. В отдельных носилках расположились Хуэйсю и кормилица Жуи с закутанным в красное шелковое одеяльце Гуаньгэ на руках. Чтобы младенец не простудился, в носилках топилась жаровня. Их сопровождали несколько слуг.

Когда жены прибыли из гостей, Симэнь Цин пил вино в покоях Юэнян. Они приветствовали хозяина сложенными руками, а служанки отвесили земные поклоны. Когда жены расселись, Юэнян рассказала Симэню о помолвке.

– А кто да кто пировал? – выслушав ее, спросил Симэнь.

– Жена ученого Шана, жена церемониймейстера Чжу, сватьюшка Цуй и две племянницы, – отвечала Юэнян.

– Помолвка – дело неплохое, – заметил Симэнь. – Только не чета нам теперь эти Цяо.

– Это моя невестушка постаралась, – объясняла Юэнян. – Увидала, как их дочка с нашим Гуаньгэ под одним одеяльцем друг с дружкой играют, нас позвала. Чем, говорит, не пара. Потом за стол сели и не успели как следует обговорить. Так и состоялась помолвка. Тут я слугу-то и послала, чтоб тебе сказал и цветы с фруктами принес.

– Породнились так породнились, – продолжал Симэнь. – Только не больно они нам подходят, вот в чем дело. Цяо – человек богатый, я ничего не говорю. Но ведь он всего-навсего торговец, хотя и именитый, но простолюдин. А мы с вами теперь особы знатные… Я в управе служу. Ну, как он к нам явится в своем мужичьем рубище? Хорошо ли его принимать, когда кругом знать? Как я буду с ним рядом сидеть? На днях вон Цзин Наньцзян своего свата ко мне присылал. Тоже помолвки добивался. Дочка у него пяти месяцев, ровесница нашему Гуаньгэ. Но у нее мать умерла, да и была не первой женой. Я так и не дал согласия. А тут, извольте, уж и устроили…

– Тебе не по душе, что она не у старшей родилась, – вставила вышедшая вперед Цзиньлянь. – Что ж теперь собираешься делать? У Цяо ведь тоже не от старшей. Нашла коса на камень. Одна другого стоит. И хватит, по-моему, судить да рядить.

– А тебя кто спрашивает, потаскуха проклятая? – закричал на нее разгневанный Симэнь. – Только тебя тут не хватало! Люди о деле говорят, а она со своим языком вылезает.

Цзиньлянь вся вспыхнула и поспешила к двери.

– Нет у меня, оказывается, тут никакого права слово вымолвить, – говорила она. – А еще упрекают, будто только одна я и говорю.

Надобно сказать, дорогой читатель, что Цзиньлянь стало не по себе еще на пиру, когда при ней заговорили о помолвке, а потом украсили Юэнян, госпожу Цяо и Пинъэр цветами. Когда же ее урезонил Симэнь, она и вовсе из терпенья вышла, убежала в комнату Юэнян и расплакалась.

– А где же госпожа У? – спросил Симэнь.

– Свашенька Цяо завтра не хотела приходить, – объясняла Юэнян. – У вас, говорит, будут знатные дамы. Вот я невестку и попросила у нее остаться – чтоб они вместе пожаловали.

– А я тебе о чем говорил! – опять начал Симэнь. – И куда мы ее завтра посадим? Вот неловко будет!

Пока они это обсуждали, Юйлоу вошла в комнату, где сидела заплаканная Цзиньлянь.

– Ну, чем ты недовольна? – спрашивала Юйлоу. – Не обращай внимания. Пусть болтает.

– Ты ж сама свидетельница, – начала Цзиньлянь. – Что я такого сказала? Ту, говорит, младшая жена родила. А дочку Цяо, спрашиваю, которая родила? Тоже ведь младшая. И чего тут притворяться? Кого он обманывать собирается, насильник проклятый? Чтоб ему ни дна ни покрышки! Глазищи свои выпучил и давай меня обзывать. А спроси – за что? Почему это он мне слова сказать не даст? Ей он отдался, изменник! Ну, посмотрим, чем она ему отплатит. У невесты хоть кровь самого Цяо течет. Хотела бы я знать, чей наш женишок. Совсем приблудный. А ведь сколько разговору. Как же! Как бы не прогадать, какую бы познатнее заполучить! Еще на мне зло срывают. Какое, дескать, мое собачье дело. Подумаешь, сокровище выродила! От горшка два вершка, ссаные пеленки! И тоже про женитьбу толкуют. Деньги им девать некуда, вот они и бесятся. Радуйтесь! Чтоб ему все пеленки сгноить, чтоб его собаки загрызли! Ликуйте! Хорошо помолвки устраивать. Посмотрим, что будет, когда срок придет. Не угас бы светильник! Как глаза не три, все равно вперед не заглянешь. Пока довольны. Что годов через пять скажете?

– Народ теперь хитрый пошел, – поддержала ее Юйлоу. – Так опрометчиво никто не поступает. Рано ведь еще о женитьбе-то речь заводить. Не успел родиться, а уж и полы отрезать, помолвку затевать. А может они все ради шутки устроили?

– Если бы! – возразила Цзиньлянь. – Зачем же тогда этот насильник на меня набросился? Нет, рыба воды не испугается.

– Ты говоришь, да не договариваешь, – заметила Юйлоу. – Вот тебе и достается.

– Да могла ли я сказать все, что думаю? – оправдывалась Цзиньлянь. – Хоть она у младшей жены родилась, в жилах у нее течет кровь самого Цяо. А у нашего приблудного выродка чья кровь?

Юйлоу молча села. Немного погодя Цзиньлянь пошла к себе.

Когда Симэнь вышел, Пинъэр, изогнувшись как ветка под тяжестью цветов, отвесила Юэнян земной поклон.

– Как я вам благодарна, сестрица, за то, что вы сделали для сына, – сказала она.

Улыбающаяся Юэнян поклонилась ей в ответ.

– Это твое счастье, – заметила хозяйка.

– И ваше тоже, сестрица! – ответила Пинъэр, и, присев рядом с Юэнян и Цзяоэр, продолжала беседу.

Появились Сюээ и дочь Симэня. Они земным поклоном поздравили Юэнян, а Цзяоэр и Пинъэр приветствовали обыкновенным складыванием рук.

Сяоюй подала чай. Только они принялись за чай, вошла горничная Пинъэр, Сючунь.

– Вас ищет сынок, сударыня, – сказала она. – Батюшка за вами прислал.

– Ну вот! – возмутилась Пинъэр. – Взяла да отнесла ребенка. До чего ж суматошная эта кормилица! Подождала бы немного, вместе пошли. Там и свету, наверно, нет.

– Это я ей велела отнести ребенка, – заметила Юэнян. – А то уж поздно было.

– Я видела, как Жуи шла с ним впереди, а Лайань нес фонарь, – вставила Сяоюй.

– Ну тогда ничего, – успокоилась Пинъэр и, простившись с Юэнян, пошла к себе в спальню.

Там она застала Симэня. На руках у Жуи спал Гуаньгэ.

– Что ж ты не сказавшись унесла ребенка? – спросила Пинъэр кормилицу.

– Матушка Старшая увидала Лайаня с фонарем и велела проводить нас с Гуаньгэ, – объяснила Жуи. – Гуаньгэ всплакнул было. Только что убаюкала.

– Все тебя искал, – говорил Симэнь. – Вот только успокоился.

– По случаю нынешней помолвки хочу поблагодарить тебя земным поклоном, – обратившись к Симэню, сказала Пинъэр и грациозно склонилась пред ним.

Довольный Симэнь расплылся в улыбке и, приподнимая Пинъэр, посадил рядом с собой. Инчунь было велено накрыть стол, и они начали пировать.

А пока расскажем о Цзиньлянь. Зная, что Симэнь остался у Пинъэр, она шла к себе в самом дурном расположении духа. Постучалась. Цюцзюй открыла не сразу.

– Негодяйка, рабское отродье! – закричала Цзиньлянь и угостила служанку пощечиной. – Сколько тебя ждать! Что ты тут только делаешь? Зачем приставлена?

Цзиньлянь прошла в спальню и села. Вышла Чуньмэй и, земным поклоном приветствуя ее, подала чай.

– Что делала эта негодница, рабское отродье? – спросила горничную Цзиньлянь.

– Да во дворе сидела, – отвечала Чуньмэй. – Открой, говорю, а она и ухом не ведет.

– Все верно! Вы, мол, деритесь, а я буду себе семечки грызть, тебе досаждать.

Она уж хотела было тут же избить Цюцзюй, да побоялась, как бы не услыхал Симэнь, понизила голос и, озлобленная, стала раздеваться. Чуньмэй расстелила ей постель, и она легла.

На другое утро Симэнь отправился в управу. Цзиньлянь поставила Цюцзюй на колени посреди двора и велела держать большой камень на голове, а сама занялась утренним туалетом. Потом она велела Чуньмэй снять с Цюцзюй штаны.

– У, рабское твое отродье! – ругалась на нее Чуньмэй. – Чтоб я стала снимать с тебя штаны, срамная грязнуха, руки пачкать!

Она позвала из передней Хуатуна и велела ему раздеть Цюцзюй.

– Потаскуха проклятая! – избивая служанку, приговаривала Цзиньлянь. – И с каких это пор так осмелела, рабское твое отродье? Потакают тебе здесь, только от меня спуску не жди. Знаю, куда ты гнешь, дорогая! Ничего, немножко припухнет, потом заживет. Что ты всюду суешься, кого из себя строишь? А заступниц лучше у меня не ищи. Глаза промою, за каждым твоим шагом следить буду. Смотри у меня!

Так она била Цюцзюй и приговаривала. Служанка кричала, будто ее режут.

Ли Пинъэр только встала. Гуаньгэ, как ни убаюкивала его Жуи, все время просыпался, пугаемый криком Цюцзюй. Пинъэр сразу поняла, для чего Цзиньлянь бьет служанку и кому адресована ее ругань, но молчала, стараясь закрыть младенцу уши.

– Ступай, попроси матушку Пятую, чтобы она прекратила бить Цюцзюй, – сказала она Сючунь. – Ребенка, скажи, только покормили и уложили спать.

Услыхала это Цзиньлянь и пуще прежнего начала бить служанку.

– Ишь разоралась, рабское твое отродье, – ругалась Цзиньлянь, – будто тебя ножами проткнули. Чем больше орать будешь, тем больше всыплю. Такая уж у меня натура. Уж неужели даже посторонние замедлят шаги, встанут тебя пожалеть? Или как бьют не видывали? Так нашему хозяину и скажи: пусть мне не изменяет.

Ли Пинъэр было ясно, кого ругает Цзиньлянь. У нее руки онемели, но она крепилась и не проронила ни звука. Не коснувшись утреннего чая, она обняла Гуаньгэ и легла вместе с ним.

Возвратясь из управы, Симэнь пошел навестить сына. Пинъэр лежала с набухшими от слез красными газами.

– Что с тобой? – спросил Симэнь. – Почему до сих пор не причесана? Тебя Старшая зовет. А отчего глаза красные?

– Что-то нездоровится мне, – протянула Пинъэр, умолчав о ругани Цзиньлянь.

– Свашенька Цяо тебе на день рождения подарки прислала, – сказал Симэнь. – Кусок шелку, два жбана южного вина, поднос персиков долголетия, поднос лапши долголетия и четыре блюда яств. И гостинцы для Гуаньгэ: два блюда сладких рисовых пирожков, четыре блюда медового печенья, четыре блюда отборных фруктов, два фонарика с жемчужными бусами и два под абажурами из золотых нитей, два куска ярко-красного атласа казенной выработки, черную атласную шапочку с расшитыми пожеланиями всяческих благ, две пары туфелек для мальчика и шесть пар для девочек. А мы до сих пор ничего им не подарили. Вот Старшая и зовет тебя посоветоваться. Они со свахой, тетушкой Кун, и Цяо Туном прислали. Госпожа У вернулась. Свашенька Цяо, говорит, завтра не сможет прийти. В другой раз пожалует. У нее, говорит, в гостях почтенная госпожа Цяо Пятая, из императорской родни. Как узнала она, что они с нами породнились, очень была довольна. Пятнадцатого тоже собирается нас навестить. Надо будет не забыть и ей приглашение написать.

Выслушала его Пинъэр, встала не спеша и стала одеваться, потом направилась в дальние покои. Юэнян угощала чаем невестку У и сваху Кун. Пинъэр поклонилась им, осмотрела лежавшие в большой комнате подарки. Подарочные коробки возвратили хозяевам, а тетушке Кун и Цяо Туну вручили по два платка и по пять цяней серебром. Им велели передать благодарственное письмо. Слуга был послан вручить приглашения для почтенной госпожи Цяо Пятой.

Да,

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.