- на дорогу Тьмы... Только вижу я - от вас мало проку, а город этот силен, как Звезда, слишком многое нам на горе тут создано по законам Красоты... - Дива схватила со стола зеленый бокал и запросто, точно бумажный стаканчик, измяла его своими тонкими пальцами, нимало при этом не поранившись. Хрусталь в ее руке точно расплавился и пролился на скатерть зеленым пятнышком. Ор тотчас услужливо дунул, и пятнышко мигом исчезло...
      Расправившись с бокалом, Дива немного успокоилась и уменьшилась до прежних размеров. Она небрежно стряхнула паутину, которую только что зацепила своей прической, и, сжав зубы, прошипела свистящим шепотом:
      - Ах, как ненавижу я эту Личинку! В ней таится наша погибель. Или она - или мы, а другого пути у нас нет: вы вот тут прохлаждаетесь, а что сделано вами хотя бы сегодня, чтобы погубить Свет и, ну, хоть малюсенькую радость в этом проклятом городе? От каждого нашего шага на этой земле зависит, будем ли мы вечны или растаем бесследно, как это стекло...
      - Мы все сделаем, Дива, ты знаешь, на что мы способны! - принялся уверять ее Зур. Его пальцы царапали скатерть. - Я сегодня устроил премиленькую аварию в самом центре, там теперь ремонта - на месяц, да и много людей пострадало... А Ор так отделал сопливого юнца... впрочем, все это мелочи... Вот вчера была настоящая работа...
      - Довольно, Зур, не оправдывайся, - перебил старик. - Мы ни в чем не провинились, Дива, и не обязаны отдавать тебе отчет. Мы подвластны лишь Тени, будто не знаешь. Брось свои женские штучки, истериками нас не возьмешь! И не вздумай учить... - Глухо и жутко звучал голос Ора. Остановившимся взглядом белесых глаз, от которого цепенело все живое, в упор глядел он прямо в переносицу Диве. - Мы не меньше твоего стремимся к победе над Светом. А что дурачимся тут, на Земле, так то до поры. И не завидую я тем, с кем мы схлестнемся всерьез... - Тяжко падали его слова во мраке. - Зажги-ка лучше свечи, хозяйка, оставим пустые споры, скоро полночь, пора нам ответ держать перед Тенью... Давайте всерьез все обсудим. Я выведал вот что: в одном месте, за городом, есть магический Лес, и Дух его таинственным образом связан с Москвой и даже с самой Личинкой: именно он даст ей силы в час будущего преображения...
      Зур и Дива склонились над столом, внимательно слушая Ора. Тот говорил все медленней и тише, наконец, перешел на хрипловатый шепот, а потом и вовсе забыл о человеческом языке, и все трое вернулись к привычному способу общения - к телепатии, пока где-то в дальних комнатах не пробило полночь на старинных напольных часах. Тогда заговорщики поднялись со своих мест, прошли лабиринтом комнат и высоких дверей, занавешенных шторами с ламбрекеном**, к небольшой стеклянной балконной двери.
      Хозяйка открыла дверь - ив затхлую квартиру ворвались дуновения летней ночи... Все трое вышли на балкон. Успокоившийся Арбат дышал свежим и легким ночным воздухом, кое-где все еще слышались гитарные переборы, чьи-то возгласы, разговоры и смех. Иссиня-черное небо над затихшей Москвой было все в звездах. Уже нарождался чудесный светлый месяц, как вдруг... И месяц, и звезды, и всю необъятную ширь темного неба заволокло что-то, что было чернее черного...
      Громадная Тень протянулась над поникшим Арбатом, заслонив собой небеса. Тень понемногу снижалась, то и дело меняя очертания. Вот она нависла над домом, где на едва различимом во тьме балкончике застыли три неясных силуэта. Тень мигом обволокла дом, заглушив в нем все звуки, потом проскользнула через раскрытую балконную дверь в квартиру. А там уж ее заждались! Съежившись до размеров дверного проема, Тень двигалась по коридору. За нею на почтительном расстоянии следовали Ор, Зур и Дива - силы Тьмы, воплощенные в людском обличье.
      Вошли в столовую. Встали в молчаньи вокруг стола. Тень опустилась на кресло. Дива торжественно разлила по бокалам густое кроваво-красное вино. Вспенившись, оно зашипело, и дурманящий, приторный аромат разлился по комнате. Подняв бокалы и обратившись к Тени, трое ее вассалов*** воскликнули: "Да здравствует Совет Четырех!"
      И Совет начался.
      * Эгретка - драгоценная заколка, скрепляющая перья в женской прическе. ** Ламбрекен - полоска ткани, украшающая верхнюю часть дверного проема. *** Вассал - подданный.
      Глава IV
      Садовый участок №20 встречал гостей. Елена Петровна сняла с калитки замок, широко распахнула ее, и Ксюн первая ступила на обрамленную цветами дорожку.
      Вереница друзей промелькнула в саду, и вот уже расположились на веранде они: посиживают, поглядывают, ждут... Тревожатся: что-то будет?
      А самовар уж кипит, булькает, и чашечки белые с золотым окаемом расселись на скатерти, уютные такие, нарядные... И ситечко как гамачок серебряный покачивается слегка под носом у заварного чайника... И занавеска тюлевая жеманничает с ветерком в дверном проеме: то обоймет косяк, то ластится к порогу... Веранда нежится, над скатертью витает самоварный дым, сгущается и опрокидывается в сад и угасает там, запутавшись в кустах пионов. Покойно тут... и мух нет. Хорошо!
      А все же, что-то будет?
      Кукой с Куторою глаза таращат: он - на нее, а она - в сад. Кутора глазищи круглые широко раскрыла, замерла, помалкивает: вся эта привычная людям жизнь для нее - нечто необыкновенное... Кукой на краешке стула все ерзает, мнется: так хочется ему сказать всем (а главное Куторе, которая нравится ему все больше) что-нибудь очень умное и значительное. Ксюн уплетает варенье, Скучун задумчиво помешивает ложечкой в тонкой чашке. А Урч? Тот весь - немое восхищенье! Он ведь тоже впервые узнал, что такое земное цветущее лето... Перегнулся через перила веранды, над жасмином навис и нюхает. Читать про все это в книжках там, в Нижнем городе, - одно, а вот открыть для себя на старости лет, что такое дыханье июньского сада - совсем другое...
      - Ну-ка, попробуйте мое алычовое варенье! Оно нравится даже тем, кто не любит сладкого... - Елена Петровна, чуть улыбаясь по обыкновению, разливала чай по второму кругу. - Мне бы хотелось еще кое-что уточнить. Скажите, Кукой, если я правильно поняла, кто-то передал вам записку от Урча, поручив отыскать здесь, в дачном поселке, девочку по имени Ксюн и отдать ей послание. Так?
      - Совершенно верно! - подтвердил Кукой.
      - Но ведь самое главное как раз и неясно. Кто отправил вас на поиски? Выходит, кто-то в нашем лесу знает про мою внучку, Скучуна и Личинку, хотя в городе об этой истории не ведает ни одна живая душа...
      - Видите ли... - Кукой распушился, чтобы придать своим словам побольше значительности. - У нас в лесу живут не только белочки и зайчики. А, к примеру, ваш покорный слуга... - И он для форсу закатил глаза, но пошатнулся от головокружения и вернул их в прежнее положение. - И еще множество других существ, о которых вы, люди, даже не подозреваете. Мой друг, Лопатоног... К слову сказать, много ли вы о нем слышали? - Он с победоносным видом оглядел сидящих за столом. - Вот именно! Лес - это не только деревья, звери и всякие там жучки... Лес - это прежде всего существа! Вот я, например, - существо... - Кукой оперся передними лапами о край стола и, встав задними на стул, приподнялся как можно выше. Гордо вытянув шею, он продолжал: - У нас есть свои верховные силы. Правда, об этом нельзя никому говорить, но вам я скажу. Так вот, среди них - чудесная Дева-птица. Она-то и велела мне передать записку Ксюну. А чем все обернулось - вы и сами видите: сижу тут с вами, чаи распиваю. Давно бы пора домой, а я ни-ни... ни в какую! Сижу, как пришитый. Кошмар!..
      При этих словах Кукой, стоявший на цыпочках на своем стуле, чтобы казаться посолиднее, оступился и, задев подбородком свою чашечку, опрокинул ее. По скатерти растеклась коричневатая чайная лужица. Кукой попытался было затереть ее пушистыми лапками, не смея взглянуть на своих друзей... Но все же отважился, поднял голову и увидел беззвучно трясущуюся от смеха Кутору. Кукой глухо застонал и бахнулся в обморок. Обмякшее тельце тут же снесли на диван и укрыли.
      Теснее сдвинулись сидящие за столом. Сердце у всех дрогнуло. Конечно, не история с Кукоем была тому виною, нет, - показалось, будто что-то невидимое и таящее угрозу опустилось над чайным столом, заволокло веранду... Возникшее напряжение почувствовали все одновременно. Молчали. И только Урч, как видно, пытаясь рассеять нервозность, принялся толковать о чудесной птице Сирин, которая прилетает на Землю, к людям, чтобы своими песнями поддерживать в них веру и надежду. Она поет о том, как несказанно прекрасен ее высший, горний чертог, о том, что любое живое существо, которое здесь, на Земле, устремится туда душою, узреет эту высшую Красоту и никогда уже не расстанется с нею...
      Наконец и Урч замолчал. В обступающей тишине время горячими каплями падало с самоварного крана на медный поднос.
      - Ну, что ж... - Скучун со вздохом покосился в сторону темнеющей чащи. - Пора нам в дорогу, Вещий Лес искать.
      - Вещий Лес, Вещий Лес!.. - Елена Петровна еле сдерживалась от волнения. Миленькие мои, да вы его в жизни не найдете! Это же не просто елки, что растут за воротами, это место магическое...
      - Но вы же обещали нам помочь... - Скучун страшно насупился.
      - Я всего лишь пожилая женщина и, хоть известно мне обо всем на свете не так уж мало, однако быть посвященной в тайное знание покуда не довелось!
      - Но как же, бабушка?.. Ты же ведь обещала! - Ксюн побледнела от растерянности.
      - Не подумайте, что я отступилась... славные вы мои... - бабушка Елена отвернулась, ее подбородок дрожал. Но ни за что нельзя было выдавать свою слабость, свою нежность и страх за этих беззащитных существ, которые так доверились ей. Она быстро справилась с собой, и повернулась к сидящим за столом уже совсем другая женщина.
      - Я просто хотела испытать вас: насколько намерения ваши серьезны, а воля тверда. Ведь вы даже не представляете себе, на какое опасное дело решились, ребятки мои! - Елена Петровна провела рукой по волосам, вынула гребень, чуть прищурившись, вгляделась в его рисунок и воткнула обратно. - Мы сделаем так. Сейчас же отправимся в лес: мне нужно кое-что там отыскать, а что именно скажу чуть позже... Кукой, я надеюсь, придет в себя и приведет нас к своей необыкновенной птице. Каюсь, но я видела ее только на картинках в очень редких и старых книжках. А в жизни что-то пока не встречала...
      - Какое же это чудесное слово: "ПОКА"! - воскликнула Ксюн и метеором кинулась убирать со стола.
      - Оставь все как есть, - остановила ее бабушка. - Нельзя терять время: скоро закат.
      И, растолкав Кукоя, который долго тер глаза и чихал, друзья двинулись по направлению к еловой чаще.
      А невидимое и таящее угрозу НЕЧТО, опустившееся было над чайным столом, уже обволакивало незримо поникший сад и вырастало над калиткой, явно преследуя идущих к лесу...
      ****
      Ельник встретил гостей смолистым запахом и тишиной. Изредка потрескивал он. Шли в молчании, впереди бабушка Елена, позади Старый Урч. Птиц не видно, кукушки не слышно... Где-то над городом царствовала жара, а здесь, в лесу, было зябковато и знобко.
      - А куда мы идем, бабушка?
      - Сейчас кончится ельник, за ним будет поле, потом другой лес - постарше. А после - увидим.
      И правда, вышли к полю. Зеленое! Сладкое, наверно - пахнуло клевером, чабрецом и травами какими-то незнакомыми... Одинокий и нервный жаворонок испуганно метнулся над канавкой.
      Поле миновали, дальше снова пошел лес. Молоденькие березки на опушке, закачавшись, сомкнулись строем за спинами. И не заметили путники малюсенького старичка с ехиднейшей физиономией, который притаился за пнем, когда мимо проходили они. Полевик похохатывал, теребя жидкую бороденку: "Идите, идите, мои сладенькие, все глубже и глубже в лес! Ужо дожидаются вас, ужо будет вам на орехи..." - и премерзко так притоптывал, подтанцовывая на кочке.
      Это был Ор, которому ничего не стоило съежиться до размеров зайца.
      Совет Четырех начал свою охоту.
      Не успел старикашка дотюкать свою чечетку, как что-то на миг заслонило Солнце... Шелест сильных невидимых крыльев заставил его пригнуться, втянуть головенку в плечи и быстро зарыться в землю. Повеяло свежестью, травы потянулись вслед сокрытому от глаз полету, цветы встрепенулись, воспрянули, полюшко засветилось, очнувшись от дремотной жары, и дурман цветущих трав полетел за неведомой птицей.
      Глава V
      - Ну вот и полянка, а справа - видите? - кормушка для лосей. Ее наш лесничий, Иван Степанович, поставил. - Елена Петровна то и дело смахивала с ресниц паутинки, которые, казалось, так и норовили угодить прямо в лицо. - Еще немножко пройдем орешником, и начнется спуск к болоту.
      - А мы идем на болото? - Ксюн запыхалась. Босоножки были ей чуточку великоваты, нога в них болталась, то и дело подворачивалась на сучьях и шишках, которые заодно с ямками и буграми делали путешествие не слишком похожим на идиллическую прогулку.
      - Болото - только ориентир. А нужен нам один небольшой ручеек, который течет поблизости от этого болота. Ох, пожалуй, уж должен начаться спуск...
      - Бабушка! - Ксюн остановилась. - А вот еще одна кормушка для лосей...
      - Да? Странно... - Бабушка Елена направилась к густому клоку сена, закинутому на высокие козлы. Она потрогала большой кусок соли, гладко вылизанный лосями. - И соль здесь. Странно... - Елена Петровна обернулась к своим спутникам, которые, кажется, уже успели от усталости несколько похудеть... - Нет, кормушка в этом лесу одна. Была, по крайней мере. - Она вытащила из корзинки термос. - Глотните-ка понемножку и пойдем.
      Выпив по глотку обжигающего настоя шиповника, друзья тронулись дальше. Огромная зловещая Тень показалась над лесом и двинулась следом за нашими путешественниками. Нет, это не были те невидимые крылья, чей шум вспугнул Ора. Это было что-то совсем другое. Косматый, неровный силуэт жуткой Тени то и дело менялся, подчиняясь какому-то дикому, рваному ритму. Листы на березах дрожали пред нею, грибы укрывались валежником.
      А наши странники, бодрясь, шагали по лесной тропинке, уверенные в своей провожатой, которая шла, все так же расправив плечи и высоко подняв голову.
      Уж близились сумерки. Еще немного - и покажется пологий склон к болотцу... Шагали упрямо, уставясь под ноги, не обращая внимания на разогретый солнышком, свежий июньский лес. Только Кутора вертела головкой по сторонам, дивясь резвым сиреневым колокольчикам, разбегавшимся по траве во все стороны...
      - Ой, батюшки, опять кормушка! - вдруг пискнула она.
      Друзья остановились перед уже знакомой кучей сена, приподнятого на козлах. И гладко вылизанный лосями большой кусок соли по-прежнему белел среди лесной зелени...
      - Но это значит... - Елена Петровна осеклась.
      - Да. Мы кружим на месте. - Старый Урч как-то сразу осунулся. - Похоже, мы заблудились.
      - Ну, что вы, Урч! Я просто немного сбилась с прямого пути... Это бывает. Нам надо держаться по солнцу и мшистым наростам на деревьях, они всегда с северной стороны. Вот, видите? Теперь-то уж мы не собьемся! Что же вы стоите, идем... - И Елена Петровна поспешила вперед - укрыться среди густой листвы от доверчивых и полных надежды глаз своих маленьких спутников, чтобы они не заметили ее смятения.
      - Не расстраивайтесь, бабушка Лена... - Кукой догнал ее и потихоньку дернул за ситцевый подол. - Я же все-таки здешний житель! Мы сейчас мигом найдем болото... А я уж молчал, думал, что лес наш вы знаете наизусть... В здешних краях три болотца есть: Красное, Лягушачий стан и Ведьмин колодец. Вам какое нужно?
      - Такое, знаешь ли, круглое, будто чаша, там еще кругом черника растет, а по берегу камыш, да ручеек чуть подальше течет... а в нем, прямо в воде, цветы белые.
      - Так это Ведьмин колодец!
      - Ой, какое название нехорошее, - подоспевшая Ксюн и не пыталась скрыть, что ей не по себе.
      - Болото как болото! И название обыкновенное, - хорохорился вовсю Кукой: Кутора теперь глаз с него не сводила... А Скучун час от часу становился все мрачней и мрачней.
      - Ну что ж, Сусанин, веди! - Старый Урч ободряюще подмигнул бабушке Елене, и друзья снова тронулись в путь теперь уже вслед за Кукоем. Но как ни рыскал Кукой - все было тщетно! Каждый раз они возвращались к лосиной кормушке, которая, как видно, не собиралась их отпускать...
      ****
      А неподалеку, посреди бурелома, на душной глухой полянке, которую тяжкие, густые еловые лапы, свисая до самой земли, заслоняли от света, в это время творилось престранное действо.
      Дедок, похожий на Ора, только покрепче и позеленей лицом, сидел на вывороченной с корнем сосенке и, хихикая, погонял прутиком навозного жука: жук был привязан за ниточку к ветке, воткнутой в землю, средь засохшей хвои. Спотыкаясь и торопясь, бедолага полз что было сил, но нитка не отпускала - на ветку наматывалась, с каждым витком, притягивая жертву все ближе и ближе.
      Чрезвычайно довольный дедок ухмылялся, бормотал что-то себе под нос и потирал когтистые неопрятные руки. Ор (а это был он), здесь, в лесу, обернулся Лешим и теперь поджидал терпеливо, когда свершится его лешачье злодейство.
      Конечно, то была не простая игра с навозником: сама Тень велела помешать незваным лесным гостям, закружить и запутать спешащих на выручку Духу Леса. Злые чары, по замыслу Ора, столкнули бы их в болото в тот самый момент, когда заговоренный жучок упрется в прутик! И вот, то и дело почесываясь, Ор злорадно глядел на его безнадежное ковылянье, предвкушая для всех скорый и неминучий конец...
      Хоть зловредный дедок в те минуты и не видал своих жертв, знал он, что колдовство его верное, и вот сейчас, обессиленные, в который раз возвращаются они к кормушке, окончательно заплутавшись в лесу.
      Вдруг на поляну слетел крупный дятел. Сел на ветку, внимательно посмотрел на жука, ползущего по кругу, спорхнул, тюкнул его железным клювом - и улетел... Лешак аж завертелся во все стороны, ногами затопал, взрывая залежалую рыжую хвою.
      "Ах, он дурень, красная шапка! Я ж этого жука с самой утренней зорьки весь день заговаривал... Ведь уйдут теперь эти-то, как пить дать уйдут! Что со мною содеет Совет Четырех - и подумать страшно... Укрыться бы надо на время."
      И Ор, обернувшись волком, стал пробираться по бурелому в потайное убежище.
      Глава VI
      Сумерки обняли лес, смутными обволокли тенями... Взбудоражились шорохи, а деревья будто еще подросли и, покачиваясь под легким ветром, скрыли травы от соглядатаев-облаков.
      Вот и пришли наши путники к болоту. Чья-то невидимая сила, кружившая по лесу, внезапно отпустила их. Все были сильно напуганы, страшно устали и с облегчением повалились на траву у самой воды, затянутой светлой ряской. Глянцевые кубышки сидели на воде аккуратными желтыми кофейными чашечками.
      - Ну, мои милые, пора и подкрепиться. - Елена Петровна разложила на небольшой зеленой полянке съестные припасы и потихоньку от всех приняла сердечное. Ей было нехорошо. Не замечая этого, все накинулись на еду и, жуя, озирались по сторонам.
      Место было странное: на первый взгляд, вроде приветливое, но в то же время тревожное какое-то... Круглое, как блюдо, болотце обрамлял густой ельник, поросший черничником. Кустики были усыпаны зелеными, еще неспелыми ягодами. Ряска, яркая, свежеумытая и приятная на вид, кое-где расступалась на воде, и в разрывах виднелась иссиня-черная, блестящая как мазут вода. Лягушек не видать было, слабо пошевеливались камыши, а неподалеку от бережка застыла в воде полузатонувшая, облепленная засохшей ряской отвратительная коряга.
      - Кукой, а почему это место называется "Ведьмин колодец"? - спросила Ксюн.
      - Говорят, ведьмы, да и сам водяной, любят здесь воду пить. Вкусная для них, говорят, водица!
      - Надо попробовать! - заявила Кутора и бочком стала спускаться к болоту.
      Скучун с криком "Куда ты, стой!" в два прыжка догнал ее, схватил в охапку и водворил на берег.
      - Тут надо быть настороже. Не нравится мне это место. - Скучун все время напряженно думал о чем-то. - Бабушка Елена, вы нашли то, что хотели? Ведь, если я правильно понял, мы шли сюда, чтобы отыскать что-то очень важное...
      - Да-да... - рассеянно пробормотала Елена Петровна, пристально вглядываясь в болотную зелень. - Пока что-то не вижу... Ах нет, вон там есть одна! - и она, как-то сразу помолодев, рассмеялась, указывая рукою на противоположный бережок. - Вон, вон, смотрите... Да какая крупная!
      - Кто? - в один голос воскликнули все.
      - Кувшинка! Белая кувшинка - водяная лилия. Я ни за что не отпустила бы вас без этого цветка. Мало кто знает, что кувшинка - это "одолень-трава", которая одолевает все злые чары и козни недобрых сил...
      Елена Петровна поднялась и пошла по берегу вокруг болота туда, где красовался на воде единственный белый цветок.
      - Зачем вы туда идете? - в тревоге крикнул Скучун.
      - Чтобы сорвать ее, конечно! - бабушка была уже на том берегу. Что-то плеснуло в воде: то ли рыба, то ли ком земли сорвался с берега, ряска заколыхалась, а темное бревно сдвинулось с места.
      - Стойте, не подходите к краю воды! Я сейчас... - Скучун изо всех сил бросился бежать к бабушке Елене, но поспевал он не слишком быстро из-за своих коротеньких мохнатых лапок. - Ох, еле успел! - Он вцепился в руку бабушки Елены и, бормоча еле слышно какое-то заклинание, увлек ее обратно к полянке.
      - В чем дело, чудак, чего ты испугался?
      - Сейчас... - Скучун глубоко вздохнул и вытер мокрый от волнения нос. Все в изумлении уставились на него - все произошло так быстро, что никто ничего не понял...
      - Я расскажу вам одну легенду, и вы сразу поймете. Ну, слушайте... - Скучун уселся на травку и, глядя на золотисто-розовую гряду закатных облаков, начал.
      ****
      Давным-давно, в далеких краях жил водяной. Он был страшен, как смертный грех: грязный, пропахший болотной тиной, с глазами, похожими на тусклые гнилушки, с лягушачьими лапами вместо ног. Никто не хотел идти за него замуж: ни феи лесные, ни земные девушки. А ему того уж больно хотелось! Вот и задумал водяной добыть жену хитростью. И решил он завлечь в свое болото прелестную девушку - графскую дочь, золотоволосую Мелинду, которая жила в замке на высокой горе.
      Как-то раз служанка Мелинды заметила на болоте невиданные цветы - желтые кубышки - и сразу рассказала о них своей госпоже, которая больше всего на свете любила цветы. Та, конечно, захотела взглянуть на них и отправилась на болото.
      Цветы так понравились Мелинде, что она решила нарвать их. Но как это сделать? Росли-то они на самой середине трясины. И тут девушка заметила лежащий у самой воды черный пень и прыгнула на него, чтобы легче было дотянуться до желанного цветка... а пень ожил, схватил ее и утащил в воду. Это был сам водяной, который прикинулся пнем!
      Служанка Мелинды все видела, страшно перепугалась и побежала скорей к графине - матери Мелинды, чтобы рассказать о несчастье... Невозможно и представить себе горе графини. С тех пор каждый день ходила она на болото и в слезах призывала Мелинду...
      И вот однажды осенью подошел к ней аист и сказал человечьим голосом: "Жива твоя дочь, графинюшка! Ее похитил сам водяной. Но не отчаивайся. Быть может, старый колдун, что живет за болотом, поможет тебе... Ступай к нему".
      Графиня отыскала колдуна и, осыпав его золотом, молила помочь ей. Взяв золото, тот сказал: "Зови свою дочь девять утренних и девять вечерних зорь на том месте, где пропала она. И если не стала она еще женой водяного, вернется к тебе..."
      Так и сделала мать-графиня, и на последней, девятой зорьке вдруг услышала голос из болота:
      "Поздно, родная матушка, поздно ты зовешь меня... Ведь я стала женой водяного и теперь навеки ему подвластна. Он только один разочек позволил мне увидеть тебя. Скоро зима, улетят птицы в жаркие страны, и мы с мужем уснем на ложе из тины до самой весны. Летом я, милая матушка, пошлю тебе весточку, что жива и здорова... А теперь - прощай!"
      И вот весна сменила зиму, и наступило лето.
      А старая графиня все ходила на болото, сердце ее разрывалось от боли, душа застыла, будто завороженная. Вот стоит она как-то теплым, солнечным днем у болота, и вдруг сердце ее дрогнуло: посреди чистого, словно посвежевшего болотца увидала она чудный белый цветок на длинном стебле - кувшинку. Разглядывая белоснежные атласные лепестки с розоватым отливом и золотые тычинки, узнала она цвет лица и волос любимой доченьки... А узнав, поняла, что цветок этот - ее внучка, дитя золотовласой Мелинды и водяного.
      И с тех пор каждый год покрывала Мелинда воды болота живым ковром из белых цветов, посылая на волю весточку, что жива, что все там у них хорошо, и родную землю любит она по-прежнему... А графиня все никак не могла наглядеться на прекрасные цветы - на внучат своих, плакала оттого, что не увидит больше белого света ее милая доченька, и радовалась, что жива она все же и где-то там, под водою, протекает ее новая и неведомая людям жизнь...
      ****
      - Вот такая история.
      Скучун замолк и швырнул в болотце камушек. Тот плюхнулся, разогнав ряску, которая тут же сомкнулась снова.
      - Ужасно грустная история! - всхлипнула Ксюн, глотая слезы, которые двумя неровными полосочками, блестевшими на закатном солнце, стекали по ее щекам.
      Кутора лежала ничком, уткнувшись в траву. Кукой все никак не решался погладить ее по головке и мыкался рядом...
      - Да-а-а... - покачал головой Старый Урч. - Ты хочешь сказать, Скучун, что эта коряга, лежащая перед нами, и есть водяной?
      - Не исключено... А испытывать, он ли на самом деле, пожалуй, не стоит.
      - Скучуша! - Елена Петровна обняла его и, прижав к груди, слегка покачивала как младенца. - Защитник ты мой! - Она поцеловала его в зеленую макушку и, слегка отстранив, заглянула в глаза. - Ты ведь и Ксюна моего защитишь так же, как меня сейчас, правда?
      - Правда, - очень серьезно и твердо произнес Скучун.
      Ксюн взглянула на него с удивлением: никогда раньше она не слыхала в его голосе таких решительных интонаций...
      Глава VII
      - Скуч, - спросила Ксюн, в первый раз называя его так, по-домашнему, - а откуда ты знаешь эту легенду?
      - Все очень просто - книгохранилище. Я ведь там зачитывался взахлеб и прочел массу старинных легенд и сказаний.
      - И ты все их запомнил?
      - Ты ведь знаешь: когда я болел, то все накопленное в памяти мучило меня, мешалось и путалось. А после того таинственного особняка с орхидеями, где ты нашла меня, все ожило вновь, но каждая книжка, легенда или история легла на свое место, будто на полочку...
      - Скучун, а по-честному, ты никого в этом особняке не встретил?
      - М-м-м... - Мы после об этом поговорим, ладно? У нас ведь сейчас очень важное дело, правда, бабушка Лена?
      - Ты о кувшинке?
      - Ну да. Нам надо умудриться сорвать ее так, чтобы водяной в воду не утащил...- При этих словах Скучун деланно рассмеялся, однако вид у него был не самый веселый. - Погодите-ка! - оживился он, - неужели эти цветы растут только здесь, в Ведьмином колодце?.. Название-то какое дурацкое! Что скажешь, Кукой?
      - Лично я, - отозвался Кукой, - на такие бирюльки вообще не обращаю внимания: цветочки там, звездочки всякие! - Он страшно воображал перед Куторой. - Вот у меня в лесу есть приятель, Лопатоног, эдакий сентиментальный хлюпик - так ему только такое и подавай, а меня уж увольте... ой! Легок на помине...
      Мимо честной компании с диким топотом пронеслось какое-то невообразимое создание и сгинуло сию минуту в кустах ежевики.
      - Эй, Лопатоног, стой, да вернись, тебе говорю, это я, Кукой!
      Кусты, чей покой был нарушен так бесцеремонно, просто тряслись от возмущения. Однако тут же их вновь смяли чьи-то лапы, затем в зарослях показалась совершенно гладкая напуганная физиономия с ушами, торчащими точно окаменевшие блинчики!
      На вновь явившемся существе не было ни шерстинки, ни волосиночки, - только кожа да кости: на голове преглупо топырились уже упомянутые желтые уши, но самыми интересными оказались даже не уши, а лапы. Совершеннейшие две лопаты в натуральную величину - ну просто мечта огородника! И это при весьма хиловатом туловище размером не больше кролика...
      Прыжок, второй - и Лопатоног присоединился к нашим друзьям.
      - Вы, кажется, отдыхаете? Ой, а я и не поздоровался, - сконфузился он и покраснел с головы до пят. Лопатоног, надо заметить, был жертвой собственной душевной раздвоенности. Он носился по лесу, томимый вечно неутоленной жаждой общения, но едва найдя собеседника, немедленно тушевался, краснел и улепетывал от него со всех ног, страшно топая и утирая безутешные слезы. И все это из-за глупой его неуверенности в себе, боязни показаться смешным и нелепым...
      - Ничего, мы тебя прощаем. Знакомьтесь, это Лопатоног, мой приятель, милейшее существо! - Кукой выступал, будто пава, красуясь перед Куторой. - Послушай, ты случайно не знаешь, тут поблизости белые кувшинки нигде не растут?
      - Ах, эти феи! Вам надо обойти болото, там сразу за черничником будет ручей, а в нем их - тьма-тьмущая...
      - Как же я позабыла! - сокрушалась Елена Петровна. - Ведь я же и вела вас к ручью... Надо же, с головой что-то, совсем: расклеилась...
      Голова у бабушки Елены кружилась, сердце будто сжимали и дергали чьи-то невидимые ледяные коготки, ей с трудом удавалось делать вид, что она бодра и все хорошо по-прежнему...
      - Не беда, бабуля, теперь они от нас никуда не денутся! - Ксюн помогла бабушке подняться, и все поспешили в черничник. А Лопатоног, почему-то снова смутившись, немедленно улизнул. Только его и видели...
      За черничником ельник внезапно обрывался, и открывалось широкое, пахучее разнотравье. По траве, между кочек, путаясь в зарослях дикого чеснока, пробирался ручей. Чеснок склонял над водою свои цветы, качавшиеся под ветром сиреневыми звездочками. Ручей был так невелик, что даже Ксюн могла бы его перепрыгнуть, что она немедленно и сделала! Восторгам ее не было предела, ибо петлявшее русло ручья все заросло белоснежными водяными лилиями, от которых невозможно было глаз отвести!
      - Ну вот и слава Богу! - Бабушка Елена попросила всех отойти чуточку подальше, а сама склонилась над цветами и принялась им что-то нашептывать. Потом, боясь повредить корень, осторожно нарвала целую охапку и поманила своих спутников. - Солнце скоро сядет. Возвращаться на дачу нельзя - мы ушли далеко, а цветы уже сорваны. Мы должны поспешить, пока они не завянут, ведь магическая сила - только в свежих кувшинках. У нас совсем немного времени: пока живы цветы, мы должны проникнуть в Вещий Лес.