Глава 5

Утром 8 января Гарик ушёл на работу, а я помчалась в 50-ю больницу.

Разделась, вошла в лифт, но чьи-то сильные, враждебные руки бесцеремонно выволокли меня из лифта, втиснули в шубу, нахлобучили шапку. Я рыдала, вырывалась, кричала: «Хочу видеть Дау!». Ничего не помогало. Их было много, они были сильнее, они втолкнули меня в машину и велели шофёру отвезти меня домой! Почему меня не пустили к Дау? Как смели не пустить к Дау?

И я была обречена сидеть у телефона и ждать звонка из больницы. Было это невыносимо. Телефон молчал, молчал, молчал! Не выдержала, пошла в институт, дали телефон дежурных физиков в больнице. Позвонила. Телефон ответил: «У телефона дежурный физик Зинаида Горобец». От неожиданности и удивления трубка упала на рычаг. Что это? Дежурный физик Горобец? С каких пор Женькина любовница стала физиком? Горобец, о которой Дау говорил, что она ходит не ногами, а грудью. Этим Женьку и соблазнила. Ведь у бедного Женьки все девушки до Зиночки были досковаты! Телефон зазвонил только в восемь часов вечера.

— С вами говорит профессор Гращенков. Мы должны поставить вас в известность как жену, что сейчас по решению консилиума мы приступаем к мозговой операции. Результаты после операции я вам лично сообщу. Вы спать не будете?

— О нет, что вы! Я от телефона не отойду до вашего звонка! Но вы непременно позвоните?

— Да, конечно, как может быть иначе?

Напряжённо, не сводя глаз с телефона, я ждала. Шли часы. Звонка не было. С каждой минутой уходила надежда.

В пять часов утра потеряла сознание. Гарик вызвал «скорую». Очнулась в постели, «скорая» уехала, возле меня был Гарик. — Гарик, у меня просто слабость, телефон не звонил? — Нет.

— Гарик, поставь мне телефон на подушку.

9 января утром пришла Леля, Женькина жена. Я стала рыдать, говоря:

— Вы пришли мне сказать, что Дау уже нет! Мне вчера умышленно не позвонили о результатах мозговой операции!

— Кора, вы что спятили? Какая мозговая операция? Просто пропилили узкую щель в черепе и увидели, что гематомы нет. Кора чистая. Это всех медиков очень обрадовало. Вся операция продолжалась 20 минут. Вам просто забыли позвонить. Это нельзя назвать мозговой операцией.

— Боже, как я счастлива! Лелечка, милая, спасибо!

— Можете меня не благодарить. Я на вас очень сердита. Зачем вы на Женю так кричали да ещё при физиках? Женя из больницы вернулся в плохом состоянии, на нервной почве возник понос. Он всю ночь просидел на унитазе, рыдая: «Теперь я творчески погиб! Сам Дау всегда говорил, что творческая смерть хуже физической!».

— Так что Женя в большей опасности, чем Дау? Вы это хотите сказать?

— Бросьте, Кора, придираться к словам. Мы просто все в отчаянии! Я пришла к вам за деньгами. Комитету физиков при больнице нужны деньги, и немалые.

— У меня есть только тысяча рублей. Это все, что осталось после покупки новой «Волги».

— И ещё, Кора, мне следует вас отругать. Вы не должны были всовывать своего врача в консилиум, да ещё через самого министра Курашова. Что вы понимаете во врачах? Вы поставили меня в нелепое положение, ведь в консилиуме я представляла вашего врача.

— Леля, но ведь вы — патологоанатом. Что вам делать в консилиуме? Скажите, почему меня не пустили к Дау в больнице?

— А вы ездили?

— Ездила вчера утром, но меня просто взашей вытолкали вон!

— Кора, я этого не знаю.

Я была так счастлива, что это не была серьёзная мозговая операция. В мозг, тем более в мозг Дау, не должна лезть рука человека. Кроме того, в мозговой коре нет гематомы! Но ещё и сознания нет, опасность не миновала. Она надо мной висит и в любой момент может обрушиться и меня раздавить!

А в это время в больнице врач Фёдоров не отходил от Дау в течение уже 96 часов, днём и ночью один на один со смертью, как в бою, без сна. Это был настоящий подвиг настоящего врача. Как могла Леля сравнивать себя с таким блестящим врачом, как С.Н.Фёдоров? Он один стоил всего консилиума. Как часто профессора медицины не умеют врачевать! Консилиум заседал, а врачевал только С.Н.Фёдоров.

Между тем консилиум уже сообщил дежурным физикам: наступила клиническая смерть! (Это когда, введя мочевину, не дали внутрь воды). На самом деле была смертельная агония. Прилёт Кунца отодвинул агонию и спас от настоящей смерти. Моя благодарность Зденеку Кунцу безгранична.

В институте у входа через каждые два часа на большом щите вывешивалась сводка состояния здоровья Ландау. Я все время бегала её смотреть. Вдруг увидела — на белом плакате появились беспощадные три слова, написанные чёрной жирной краской: «Наступила клиническая смерть». Все головы повернулись ко мне, все взгляды впились в меня, все это вытолкнуло меня из института. В мозгу одна мысль: сейчас Гарик придёт обедать, он увидит страшные чёрные слова.

Подавая Гарику обед, спросила:

— Ты шёл мимо доски, что там написано о папе?

— Мама, я не читаю. Все так смотрят на меня, я стараюсь поскорее уйти.

В ночь на 10 января разорванные лёгкие отказались снабжать кислородом организм больного.

Фёдоров мгновенно произвёл трахеотомию, машина взяла на себя функцию дыхания. Это произошло в три часа ночи, а утром в 11 часов пришёл в палату к Ландау Н.И.Гращенков на заседание консилиума «акамедиков». Увидев, что Ландау уже подключили дыхательную машину, он начал кричать на С.Н.Фёдорова:

— Как вы осмелились подключить больному дыхательную машину без разрешения консилиума?

— Если бы я этого не сделал ночью, консилиуму уже не пришлось бы заседать сегодня! — ответил Фёдоров. Что ж, речью владеют все, а ум дан не многим.

Глава 6

Свою теорию «как надо правильно строить мужчине свою личную жизнь» Дау считал выдающейся теорией. Он всегда сожалел, что его лучшая теория никогда не будет напечатана. Как мне хочется эту теорию жизни «опубликовать». Ведь будучи морально чистым (девственником), он её тщательно разработал и как результат появился «Брачный пакт о ненападении». Неправда ли, звучит почти анекдотически, но у Дау было очень чистое, пламенное сердце, его теоретические выводы о любви человеческой опирались на классическую литературу.

Когда я пыталась ему доказать, как необходима верность до гроба в браке, он слушал с тихой, доброй улыбкой.

— Милая моя Коруша, а ведь ещё мудрецы древности говорили: нам дозволено судьбой счастье с женщиной любой!

Опять забежала Женькина жена:

— Кора, комитету физиков нужны ещё деньги! Открыла ящик письменного стола, где Дау хранил свои деньги.

Все деньги перекочевали из стола Дау в большую Лелину сумку, которую она даже не смогла закрыть.

Согласно «Брачному пакту о ненападении» все денежные доходы нашей семьи делились так: 60 процентов жене на все потребности семьи, включая и мужа, 40 — мужу в личное пользование.

— Коруша, ты должна знать: свои 40 процентов я буду тратить на филантропию, помощь ближнему и, естественно, на тех девушек, с которыми буду встречаться. Любовь чиста и бескорыстна. Покупать любовь — смертельный грех, так что на девушек пойдёт самая малость: цветы, шоколад, театр. Конечно, Корочка, сейчас я так влюблён в тебя, даже не могу смотреть ни на одну женщину. В сравнении с тобой проигрывают все! Но в конце концов любовницы у меня обязательно будут!

Его филантропия в основном заключалась в том, что он материально содержал семьи пяти физиков, умерших в тюрьме в эпоху сталинизма.

— Знаешь, Корочка, я очень люблю дарить хорошим людям деньги. Они очень радуются, когда вдруг просто из симпатии получают приличную сумму денег.

Сам тратить деньги не умел: это очень большая канитель. Куда как проще их раздаривать! Был такой случай. Сразу после войны он получил Сталинскую премию. Взяв в сумку 20 тысяч, я решила обновить мебель. Поехала в центр осуществлять свою затею. Жулики, разрезав мою сумку, вытащили все деньги. Вернувшись домой, я разрыдалась. Даунька слетел ко мне вниз.

— Корочка, что случилось?

— У меня из сумки в троллейбусе вытащили 20 тысяч рублей.

— Ты из-за такого пустяка плачешь! Как тебе не стыдно! Ты лучше подумай о том несчастном воришке, который лез к тебе в сумку, рассчитывая на сотни две, и вдруг ему неожиданно такая сумма! Может быть, у этого человека сегодня самый счастливый день! Подумай лучше о той большой радости, которую ты доставила этому человеку. Нам ведь совсем не нужна новая роскошная мебель, вполне обойдёмся.

На сберегательной книжке он свои деньги не держал. Они хранились в среднем ящике письменного стола: а вдруг кто-нибудь попросит?

— Но ты теряешь проценты! — восклицал Женька.

— Женька, ты забываешь: в стране строящегося социализма ренты нам не нужны.

Дау называл средний ящик своего стола «Фондом помощи подкаблучным мужчинам». Однажды он влетел в кухню каким-то замысловатым танцем, в восторге прошёлся по ней и сказал:

— Угадай, кто у меня сейчас был?

— Ну, конечно, Женька.

— Вот и нет! Был один из благороднейших академиков, сам Лев Андреевич Арцимович! Меня привело в восторг, что этот закабалённый подкаблучник вылез из-под каблука жены и едет на курорт с любовницей. Я из своего фонда одолжил ему две тысячи: он так просил.

Когда летом я купила новую «Волгу», то истратила все свои сбережения. Старую «Победу» умудрилась продать за расписку. Этот позорный для меня факт от Дау я скрыла.

— Даунька, деньги за проданную «Победу» я раздарила своим родственникам. Ты ведь не против?

— Ну, что ты, Коруша. Буду очень рад, если ты найдёшь вкус в филантропии.

— Даунька, меня немного пугает тот факт, что у нас нет никаких сбережений.

— Коруша, неужели ты захотела копить деньги?

— Конечно, не так, как копит деньги твой Женька! Но какую-то сумму надо иметь на книжке.

— Ты боишься, что я подохну? Так ты получишь приличную пенсию, потом мне обязательно присудят Ленинскую премию посмертно. Многим учёным я стою поперёк горла, многие лжеучёные просто жаждут выпускать липовые работы, но очень боятся меня. За посмертное вручение мне Ленинской премии проголосуют все сто процентов. И у тебя будет сразу крупная сумма денег. Так что, Корочка, копить деньги нам нет никакого смысла. Я был бы очень счастлив, если бы ты вместо каких-то люстр, хрусталя, дорогих сервизов и других совершенно бесполезных вещей научилась дарить деньги хорошим людям. Вот, представь, живёт очень симпатичный человек. Он мечтает купить мотоцикл, скопить деньги ему трудно: семья, дети и т. д. И вдруг в один прекрасный день он получает сумму стоимости самого лучшего мотоцикла от какого-нибудь Гарун-Аль-Рашида!

Говорил это Дау не без оснований. Он умел красиво дарить деньги, а это совсем не так просто.

Глава 7

Наступило 12 января. С большим усилием встаю готовить завтрак Гарику. Холодильник оказался пуст, все продукты кончились.

— Гарик, сегодня на завтрак только чай, варенье, сухари. На обед то же самое. В школу не ходи, пока я не раздобуду денег.

Позже зашла Валя Щорс, жена Халатникова:

— Кора, почему вы не приходите в больницу?

— Валя, я была, но меня не допустили к Дау, вероятно, жалеючи, но очень грубо. Просто выбросили вон из больницы. — Кора, я не понимаю вас. Да знаете ли вы, что там с этой Зинаидой Горобец, штатной любовницей Лившица, все время находится одна из девиц Дау, какая-то Ирина Рыбникова. Её Лившиц всем врачам представляет как жену Ландау, говорит, что с Корой он не успел развестись. Вы вообще страшно распустили своего Дау! На вашем месте я бы немедленно вышвырнула вон эту девицу. (Так вот почему физики меня не пустили к Дау!) Кора, вы должны взять себя в руки, вставайте, одевайтесь и сейчас же со мной поедете в больницу. Там надо навести порядок! Эту Горобец тоже надо вышвырнуть вон из больницы. Попробовал бы кто-нибудь привести девицу к моему Исааку!

— Милая Валя, Дау — не Исаак. Если там Женька с девицами, то мне места нет. Когда Даунька придёт в сознание, он сам меня позовёт. Тогда порядок восстановится сам собою. Мне никому не нужно доказывать, что я жена Ландау. Валечка, скажите, ведь вы врач, есть ли надежда, будет ли он жить?

— Кора, в своём ли вы уме? Так вы не поедете выгонять эту девицу?

— Нет, Валя, я не имею права её выгнать. Только скажите, есть ли надежда на жизнь? Будет Дау жить?

— Надежды нет никакой. Но, Кора, очень нужны деньги. Лившицы очень нецелесообразно тратят ваши деньги, они устраивают несколько раз в сутки банкеты для консилиума и физиков. Все едят зернистую икру ложками. Но ведь там ещё очень многие дежурят: шофёры, медсёстры и разные добровольные дежурные. Все голодны. У больницы нет на это средств. Я решила, что необходимо организовать бутерброды для всех. Денег на это надо немало.

— Валя, я все отдала Леле. У меня нет больше денег.

— Как нет? Тогда возьмите с книжки.

— Да нет, у меня даже сберкнижки нет. Вот 25-го получу за звание и 17-го будет зарплата.

— Кора, в больнице нужны деньги, чтобы кормить людей сегодня, а не завтра. Валя ушла, окинув меня презрительным взглядом, не поверив, что у меня нет денег. А ведь, когда она вошла, я надеялась у неё одолжить денег на обед моему Гарику. Вот какие уроки иногда преподносит жизнь! Надо расплачиваться за те необдуманные поступки, на которые я так легко шла. Все хотела подавить в себе необузданную ревность.

Года два назад у Дау была возлюбленная, некая Гера. Она дружила с Мариной, женой Алиханова. Дау с Герой очень часто заходили к Алихановым (меня поставили в известность друзья). Как-то мне позвонила Марина:

— Кора, моей знакомой надо срочно продать дорогие бриллиантовые серьги. Вы не хотели бы их приобрести? Им цена 60 тысяч.

— Спасибо, Марина. Я как раз ищу такие серьги.

Записав координаты, я обещала съездить посмотреть. Серьги меня не интересовали, но я горела желанием чем угодно насолить этой Гере. Мой замысел удался. С очередного свидания Дау вернулся слишком рано, зашёл ко мне. О, как я ликовала, глядя на не свойственное ему мрачное выражение лица.

— Коруша, какие это бриллианты ты купила?

— Я?

— Да, ты. Причём очень дорогие.

— Так это по звонку Марины. Понимаешь, Дау, я никогда не видела чёрных бриллиантов (это я уже врала), просто хотела съездить посмотреть, а потом решила не беспокоить зря людей. Но почему тебя коснулась пустая телефонная болтовня?

— Всякая ложь мне отвратительна. Гера устроила мне омерзительную сцену. — Гера? А причём здесь Гера?

— Она дружит с Мариной. Вот теперь попробуй доказать, что ты не верблюд. Сейчас я себе была отвратительна. Все это было так мелко. Я была недостойна великодушия моего Дауньки. Вскоре после Вали забежал Шальников:

— Кора, я пришёл по поручению комитета физиков при больнице. Возле Дау дежурят восемь медсестёр. Им ежемесячно надо доплачивать по 50 рублей. Комитету нужны деньги.

— Шурочка, все свои деньги и все деньги из ящика Дау я отдала Лившицам на больницу. У меня просто уже нет денег. Моё состояние ухудшается. Я с трудом встаю. Пожалуйста, оформите через институт на себя доверенность в получении денег за звание. Эти 500 рублей ежемесячно передавайте в больницу доплачивать медсёстрам, тем более вы там же ежемесячно получаете свои деньги за звание.

Шальников оформил доверенность. Зарплата медсёстрам при Дау была обеспечена, но надо что-то продавать. Продавать есть что, но нет сил встать!

14 января 1962 года позвонили из больницы: «Приезжайте с семьёй прощаться. Эту ночь ваш муж не переживёт». Ландау умирает. Я уже не кричала, не рыдала. Только помню полное опустошение и отупение. Все мысли голову покинули, все опустошилось. Вбегает Леля:

— Кора, комитету физиков опять нужны деньги!

Я собрала все свои силы и тихо, не своим голосом ответила так:

— Леля, мне только что сообщили: Дау умирает. Денег у меня больше нет. Есть только Гарик.

Леля выскочила, побежала в институт, всех оповестила:

— Кора сказала: денег комитету физиков она больше не даст, потому что Дау все равно умрёт, а у неё есть Гарик.

Вот какие бывают интеллигентные люди. А я ведь была в дружбе с ней! Вот так, друзья по чёрный день!

Я слышала, как вошёл Гарик, что-то спросил, а на меня навалилась всепоглощающая, невыносимая тяжесть моего существования. Я не могла открыть глаза и пошевельнуться, сказать моему мальчику, что я жива. Не хватало сил. Гарик вызвал «скорую». Меня начали колоть, потом врач сказал, что меня надо немедленно забрать в больницу: давление 60 на 40, и сердце сдаёт.

В моем опустошённом мозгу возникла мысль: «Это они мне в больнице хотят сообщить об уже состоявшейся смерти Дау». «Больница» — это слово наводило ужас:

— Нет, нет. В больницу ни за что! Я не хочу в больницу, у меня нет сил! Умоляю насильно не везите в больницу!

Я беспомощно цеплялась сама не знаю за что. Хотелось верить в надежду на жизнь Дау. Кто-то подошёл и сказал: «Пожалейте сына. Ему будет очень тяжело ухаживать за вами. Вас необходимо госпитализировать».

Приехала моя племянница Майя. Она сказала:

— Кора, ведь Гарик все ночи напролёт проводит у твоей двери.

Бедный мой мальчик. Я этого не знала. Согласилась ехать в больницу.

— Майя, а ты останешься с Гариком?

— Да, останусь.

— Ты только сразу что-нибудь продай. Все деньги из дома у меня забрали Лившицы. Корми Гарика.

— Хорошо. Я все сделаю.

В больнице Академии наук меня уже три дня ждала отдельная комфортабельная палата. Но в ней нет телефона, и я не знаю, что там в больнице № 50. Наступила ночь. В сердце вполз щемящий страх. Все ещё звенят слова: «Надежды больше нет. Ландау умирает». Что-то мешает лежать. Это оказались радионаушники. Я положила их на тумбочку. Вдруг в тишине ночи раздались тихие траурные мелодии. Они неслись с тумбочки из невключенных наушников. Я тщательно завернула их в толстое мохнатое полотенце, запрятала в тумбочку. Но траурные мелодии нарастали. Звуки шли из розетки радиосети. К этой душераздирающей музыке ещё добавился странный шелест бумаги. Открываю глаза: на меня сыпятся газеты, в которых некрологи, некрологи, некрологи! Газеты издают удушливый запах свежей краски. Я начинаю задыхаться, с трудом надеваю халат, цепляясь за стены, открываю дверь в коридор. Там приглушённый свет, запах краски и музыка исчезли. Навстречу идёт медсестра.

— Почему вы не спите?

— Сестричка, милая, где-нибудь на этаже есть городской телефон? — Сейчас глухая ночь. Куда вы будете звонить?

— В больницу № 50. Там дежурный физик снимет трубку. Медсестра привела меня к телефону. Набрав номер, я спросила о состоянии Ландау. Ответили сейчас же: «Улучшений нет». Видно, им там не до сна.

— А Фёдоров у него?

— Да! Фёдоров не отходит от Ландау. Если бы не он, мы давно уже потеряли бы Дау. Кора, я узнал вас. С вами говорит Семён. Как вы себя чувствуете? Говорят, что вы в больнице?

— Да, Семён, я звоню из больницы. Спасибо! До свидания!

Это был тот самый Семён, которого Даунька спешил спасать! Он сказал, что Фёдоров не отходит. Это сообщение Семена вселяло какие-то крохи надежды. — Сестричка, я посижу здесь у окна.

— Нет. Пойдёмте, я вас уложу.

— Ведь я все равно не засну.

— Давайте я вам сделаю укол, заснёте от укола.

— Но там в палате какой-то запах. Там надо все проветрить.

— Хорошо, я проветрю и через десять минут приду за вами.

Когда сестра опять водворила меня в палату, снова на меня стали сыпаться газеты с некрологами и удушливой краской. Тайком я выбралась из палаты и устроилась в тёмном углу коридора. С рассветом вошла в палату. Все галлюцинации исчезли.

В десять часов утра пришёл главный врач Хотько. Я впилась глазами в его лицо. Оно было спокойно. Добрые глаза. Нет, этот человек не принёс мне страшной вести. Он сказал:

— Я только что получил сообщение из больницы № 50. Состояние академика Ландау выравнивается. Температура упала. Этой ночью из Америки прилетел самолёт, он привёз специально для Ландау новые страшной силы антибиотики. Физики сразу их доставили в больницу, и смерть отступила. Эти антибиотики потушили пожар в лёгких. Вечером я ещё раз зайду к вам, как только получу сведения о вашем муже. Но мне доложили, что вы ночь провели вне палаты. Вам нужно успокоиться и набраться сил. Ведь вам придётся ставить мужа на ноги.