— А он не застрелит вас?
Джонни Эльдорадо снисходительно улыбнулся.
— Нет, мэм. Потому что я стреляю лучше его. Я приехал только вчера, а сегодня первым делом сходил в парикмахерскую. Я велел парикмахеру сделать все, как полагается — постричь, побрить, наодеколонить… ну и всякое такое. Хотел, чтобы от меня хорошо пахло. И знаете, мэм, что я сказал ему? Сказал, пусть поработает надо мной как следует, потому что… или я буду самым главным в Уошу, или самым красивым трупом на городском кладбище!
— Вы что же, действительно собираетесь стреляться с ним? Но стоит ли? В конце концов, что такое «быть главным»?
От этих слов Джонни ужаснулся:
— Мэм, что значит, стоит ли быть главным?! Да вы просто не понимаете!
— Боюсь, я действительно не понимаю. Ведь Уошу всего лишь крохотная точка на карте, и быть главным в Уошу вовсе не означает быть главным где бы то ни было еще.
— А я буду главным в Уошу, мэм! Это единственное, за что стоит бороться. — Он провел рукой по непослушным кудрям. — Мэм, я смел надеяться… Э-э… В общем, вы здесь самая красивая женщина… и я только хотел узнать, не могли бы вы… после того, как я стану здесь главным, пообедать со мной? — Щеки его вспыхнули румянцем, а лоб покрылся испариной. — Я хотел сказать… не соблаговолите ли вы?..
— Джонни, — невозмутимо произнесла Грита, — я не имею обыкновения обедать с малознакомыми мужчинами, и уж если бы сделала это, то не потому, что вы главный в городе. — Она помолчала, потом прибавила: — Но вы, Джонни, очень симпатичный молодой человек, и если откажетесь от своего намерения стать главным и стреляться с Лэнгфордом Пилом, я составлю вам компанию и поужинаю с вами. Сегодня вечером, после спектакля, в этом зале.
Он отступил на шаг.
— Нет, мэм! Так не пойдет. Чтобы ужинать с вами, человек должен что-то собой представлять! Я не какая-нибудь мелкая сошка, у меня тоже есть честолюбие, мэм! Я посетил парикмахера и вообще…
Он отступил еще на шаг.
— Нет, мэм, я сегодня же должен стать главным в Уошу!
Он резко повернулся и, сверкая начищенными голенищами, стремительно вышел.
Джонни направился в салун Пэта Линча и, подойдя к стойке, заказал виски, потом повернулся к присутствовавшим и громко спросил:
— Кто в этом городе главный?
Лэнгфорд Пил, одетый в черный сюртук, медленно вынул изо рта сигару.
— Считается, что главный здесь я. Так ты ко мне?
— Я был в парикмахерской и объявил, что сегодня же вечером буду самым главным в городе. — Джонни держался непринужденно, и на губах его играла улыбка. — Сегодня же я стану главным в городе… или самым красивым трупом на кладбище.
— Тогда давай-ка выйдем, Джонни. Ты не возражаешь?
Джонни вышел на улицу, но Фермер замешкался в дверях. Джонни обернулся как раз в тот момент, когда тот достал кольт 44-го калибра. Лэнгфорд застрелил его на месте, и тот даже не успел вытащить револьвер из кобуры.
— Красивый был парень и такой чистенький. Можете похоронить его со всеми почестями, сделайте все как надо, а счет потом принесете мне. Хороший был парень, смелый. Я мог оказаться на его месте.
Маргрита спустилась по лестнице, внизу стоял Дэйн Клайд.
— Вы слышали выстрелы? — спросил он.
— Да, только здесь так шумно… Это случайно не Джонни Эльдорадо?
— Он самый. Только не быть ему главным в городе. Никогда.
— Жаль его. Симпатичный был парень, — сказала Грита.
— Странное все-таки у этих людей понятие о чести. Они умирают с такой гордостью и с такой готовностью, что думаешь: «А может, так и надо?»
Грите досталась серая в яблоках лошадь. Она скакала по городу, мужчины останавливались и провожали ее взглядами — одни молча глядели, как широкая юбка, развеваясь по ветру, стелится по лошадиному крупу, другие восхищались вслух. Грита скакала вверх по каньону, где повсюду кипела работа. Дорога раздваивалась, и девушка поехала по правой, но вскоре обнаружила, что она пустынна. Грита остановилась и прислушалась — в чистом холодном воздухе далеко разносился мерный грохот плавилен. Она продолжила путь, и только скрип ее седла да звонкий цокот копыт нарушали тишину безлюдных гор. Дважды она останавливалась, глядя на залитые солнцем голые скалы, стенами возвышавшиеся вокруг. Ей нравилась эта странная, пустынная местность.
Проехав еще немного вперед, она остановилась, заметив какую-то старую разработку рядом с высохшим руслом горного потока, окруженным редкими кедрами. И тут до нее донесся топот копыт. Только теперь она поняла, как далеко забралась. В сумке, притороченной к седлу, лежал пистолет; Грита протянула к нему руку.
— Он тебе не понадобится.
Обернувшись на голос, она увидела Ваггонера, который сидел на старой кляче и пожирал ее взглядом. Лицо его оставалось безучастным, ладони покоились на луке седла.
— Как только увидел тебя, я сразу понял, что сделаю это.
— Прошу прощения?..
— Только не надо надменности, я не выношу этого. И потом, я еще не готов.
Она повернула лошадь, но Ваггонер преградил ей путь, и Грита пожалела, что не успела вытащить пистолет. Он здесь, совсем рядом, но сумеет ли она достать его вовремя?
Ваггонер не сводил с нее глаз, угрюмо поблескивавших на вытянутом, осунувшемся лице.
— Когда я буду готов, ты станешь моей. — Он прищелкнул пальцами. — Это ж проще простого. А знаешь, в тебе нет ничего особенного. Есть бабенки и получше.
— Пожалуйста, освободите дорогу.
— Черт побери! Сначала я кое-что сделаю! Ничего в тебе нет особенного, и ничем ты не лучше других. Только уж я поваляю тебя в грязи, чтоб не задавалась… Ну давай же, я жду…
Внутри у Гриты все похолодело, в горле встал ком, но она, собрав последние силы, твердо проговорила:
— Что все это значит?
Ваггонер оскалился в наглой улыбке.
— Я знал, что ты начнешь юлить. Было у меня такое чувство, что ты просто обыкновенная дворняжка… а смотрела-то, смотрела на меня, будто я какое дерьмо.
— Не понимаю, о чем вы говорите, но если я смотрела на вас именно так, как вы сказали, то теперь вижу, что правильно делала. А теперь я хочу уехать. Дайте дорогу!
— Сначала сделаю с тобой кое-что. Только смотри не рыпайся, я не люблю этого! Вообразила из себя невесть что. Тоже мне! Когда я закончу развлекаться с тобой, ты еще поползаешь у меня на коленках!
Грите стало нехорошо, но она из последних сил старалась не показать этого. Ее преследователь не шутил. Он явно собирался осуществить свою угрозу. Несмотря на испуг, воля Гриты не была парализована. Она должна дотянуться до пистолета. Стрелять придется в упор. Ваггонер знает, что у нее есть оружие, и он постарается не дать ей возможности вытащить его. Вперед проскочить не удастся. Ваггонер, скорее всего, догонит ее. Можно попробовать хлестнуть его клячу и воспользоваться заминкой. Грита внутренне собралась и приготовилась всадить шпоры в бок лошади. Но тут совсем рядом на дороге раздался стук копыт.
Верхом на черном муле к ним приближался всадник. Злоба сверкнула в глазах Ваггонера, но он взял себя в руки и начал что-то говорить, изображая мирную беседу.
Тревэллион с первого взгляда оценил ситуацию, но тут же сказал себе: «Не сейчас!» Надо избежать стрельбы, чтобы не подвергнуть опасности ее.
— Доброе утро! — направив к ним своего мула, учтиво поздоровался он. — Мисс Редэвей, я как раз искал вас. Если джентльмен извинит нас…
Ваггонер из последних сил пытался подавить охватившую его волну ярости. Здравый смысл останавливал его. Он не сомневался, что убьет Тревэллиона, но в подобных делах тот не новичок — наверняка успеет выпустить пару пуль и с такого расстояния уж точно не промажет.
— Боюсь, придется извинить, — сквозь зубы прошипел Ваггонер, — хотя, думаю, мы еще увидимся. Ну что ж, дела есть дела, не правда ли, мэм? — Он нагло улыбнулся, повернул лошадь, на мгновение остановил взгляд на Вэле и вдруг услышал:
— У меня к вам тоже есть дело, мистер Ваггонер. Если не ошибаюсь, вы должны мне пятьсот долларов. Приготовьте-ка их.
Ваггонер поскакал прочь, его захлестывала ярость. Почему не сейчас?.. Он остановил лошадь и хотел повернуть обратно, но Тревэллион уже нацелил на него винтовку, и бандит поскакал прочь. Нет, не сейчас! Против винтовки не попрешь. Еще будет возможность. Можно подкараулить прямо на улице. Только действовать надо быстрее. Ваггонер и сам это понимал, а его неизвестный наниматель уже дважды присылал записку, требуя поторопиться.
Грита и Тревэллион спокойно ждали, прислушиваясь к затихавшему топоту копыт, потом посмотрели друг другу в глаза. Они долго молчали; наконец Грита произнесла:
— Вы вовремя подъехали. Он очень неприятный человек.
— По этому подонку петля плачет.
«Как она хороша!» — подумал Вэл. Но помимо женской красоты и обаяния в ней чувствовалось еще что-то, и именно это так привлекало его. Он вдруг вспомнил, как много лет назад пообещал, что женится на ней, и при этом покраснел.
— Вы за мной? — спросила Грита.
— Дэйн Клайд сообщил, куда вы направились, и попросил меня догнать вас. В театре возникли какие-то срочные дела.
Он смутился и не знал, что сказать дальше. Интересно, помнит ли она его. Вэл повернул мула, и они поехали бок о бок. Он испытывал неловкость и словно потерял дар речи. Почти до самого отеля они не произнесли ни слова. Наконец он решился:
— Мне нужно с вами поговорить об одном деле. Речь идет о ваших деньгах.
— Только о деньгах? — спросила Грита.
— Не знаю… может…
Возле отеля их встретил Дэйн Клайд.
Глава 41
Элберт Хескет принял решение. Слишком многое теперь поставлено на карту. Ему нужно действовать быстро и за ближайшие две недели уладить все свои проблемы, чтобы пойти дальше в соответствии с задуманным планом. Эл ничего не делал случайно или по прихоти, он все тщательно взвешивал, всесторонне исследовал каждую деталь, но, как большинство преступников, рассчитывал только на успех и никогда не брал в расчет провал. Ему даже в голову не приходила мысль, что его могут разоблачить или догадаться о его планах. Сейчас его задача была: во что бы то ни стало сохранить контроль над «Соломоном». Еще несколько дней, и они доберутся до скоплений богатой руды в жиле. Образцы подтверждают это. Как только на «Соломоне» начнется отгрузка, акции прииска стремительно возрастут в цене, а его, Хескета, авуары поднимутся втрое или даже вчетверо.
А что с имуществом Крокетта?.. Кто будет наследником? Нет ли у него каких-нибудь родственников в Калифорнии? Когда-то Хескет перебрал массу документов в конторе, но ничего конкретного не нашел. Так что в случае смерти Крокетта Эл с легким сердцем присвоит все, что тому принадлежало. Однако он понимал, что иметь хоть какую-то расписку, письмо или завещание, вообще любую бумагу, которая давала бы основания претендовать на имущество Крокетта, ему необходимо. Вот тогда уж точно богатство само свалится ему в руки, как спелая слива с дерева.
Эл пытался найти Уилла Крокетта, но безуспешно. Где он скрывается? Многие полагали, что он мертв, но Хескет так не считал. Если бы ему удалось найти, убить его и навсегда избавиться от этой угрозы! А предъявленный труп никого бы не удивил. О Крокетте уже и так редко вспоминали. Деловая жизнь в Комстоке шла своим чередом — появлялись новые прииски, развивались старые, чуть ли не каждый день совершались какие-то открытия. Теперь все говорили только о войне и о задуманном Сутро туннеле для выкачки воды из нижних подземных слоев.
Хескет считал дураками всех, кого собирался обмануть, и не испытывал к ним ничего, кроме презрения, но его бесило, если кто-то в его присутствии разговаривал шепотом. Он не сомневался, что речь идет о нем. В то же время Эл избегал любых контактов с преуспевающими дельцами, такими, как Хирст, Джон Маккей, Фэйр и Шэрон, чувствуя исходившую от них опасность. Он хотел, чтобы его считали одним из них, но испытывал беспокойство, когда замечал пристальное внимание к себе Джона Маккея. Пусть пройдет время, убеждал он себя. Они сами придут ко мне, а сейчас лучше держаться в стороне.
Хескет скупил несколько бесперспективных приисков. Он собирался нашпиговать их рудой, добытой на «Соломоне», цены на акции этих приискков моментально бы взлетели, тогда он с выгодой продал бы их. Выждав время, он снизил бы количество и качество руды, акции упали бы в цене, и тогда бы он снова скупил их, чтобы позже проделать ту же операцию. Ведь всегда найдутся простофили, спешащие во что бы то ни стало разбогатеть.
Поведение Маргриты Редэвей беспокоило его. Если у нее есть интересующие его акции, то почему она скрывает это? Ведь она может выставить их на продажу. Ее акции стоят больших денег, а на свете нет таких людей, которые бы отказались от денег. Уж это Хескет знал по опыту. Интересно, о чем она думает, какие у нее планы? Не признавая, что женщина может обладать умом, Эл испытывал затруднение, пытаясь разгадать ее мысли.
Женщины сами по себе до сих пор не интересовали его, он жаждал денег и власти. Но Маргрита… Он обнаружил, что не в состоянии четко соображать в ее присутствии. Его ум, обычно ясный и острый, затуманивался, когда она находилась рядом. В то же время он понимал, что не способен заинтересовать ее, и это его раздражало.
Кроме того, он видел ее с Тревэллионом, из окна отеля наблюдая за тем, как они въехали в город вместе. Эл встревожился не на шутку. Как получилось, что они оказались вдвоем? Из города она выехала одна, он сам видел это, а вернулась с ним.
Тревэллион его враг. Хескет инстинктивно чувствовал это, хотя Вэл ни разу открыто не выступил против него, за исключением того случая, когда застолбил прилегающий к «Соломону» участок. Но он может знать.
Хескет тут же постарался отогнать от себя эту мысль и даже думать запретил себе об этом. Слишком много лет прошло. Пусть Тревэллиону что-то известно, ему бы не удалось доказать ровным счетом ничего. Только разве станет он доказывать?
И все же факт оставался фактом — Тревэллион способен уничтожить его. И это теперь, когда наконец Элберт Хескет (а он считал это имя своим) представляет собою кое-что, когда он стал богатым человеком или почти богатым, владельцем прииска, и состояние его неуклонно растет! По вечерам он входит в ресторан и занимает свое место, держась с таким достоинством, словно он член королевской семьи. Он обедает в гордом одиночестве, отдельно от этой презренной толпы, которая завидует ему и восхищается им.
Таким видел себя Хескет со стороны, и невдомек ему было, что никому, в сущности, нет до него никакого дела и что люди воспринимают его как еще одного чудака, эдакого малого со странностями, каких немало встречается на свете. Его считали всего лишь темной лошадкой среди таких личностей, как Сэнди Бауэре, Лэнгфорд Пил, Том Пэйсли, Билл Стюарт и судья Терри. Список мог быть и длиннее, ибо странность в этих местах была скорее правилом, нежели исключением.
Самому же себе Хескет казался человеком, исполненным достоинства и величия, выдающейся личностью в деле управления приисками. В глубине души он надеялся когда-нибудь выдвинуть свою кандидатуру в Сенат. Нет, Маргрита Редэвей должна заметить такого неординарного человека, должна обратить на него внимание! Ведь и познакомились-то они благодаря тому, что он пригласил ее пообедать.
Хескет постарался отогнать от себя мысли о ней. В конце концов, она ничего не значит для него. У него есть «Соломон», и он завладеет его контрольным пакетом.
А еще ему нужно построить дом. Самый лучший, самый роскошный дом на зависть им всем. Сейчас лучший дом у банкира Ральстона. Хескет много слышал о нем и давно собирался взглянуть на это чудо. Усадьба называлась «Бельмонт» и находилась где-то неподалеку от Сан-Франциско. Роскошные приемы и вечеринки, устраиваемые в особняке, уже давно стали притчей во языцех, и Хескету не терпелось увидеть это великолепие собственными глазами, чтобы иметь представление о том, чего добиваться.
Тревэллион стоял на его пути. Он должен исчезнуть. Почему этот человек до сих пор жив? Ведь пока он тут ходит и что-то вынюхивает, опасность возрастает с каждым днем. Торопиться следовало с самого начала, с того момента, как он задумал убрать его. Конечно, делать это надо очень осторожно. Но почему нет даже никаких слухов о покушении на Тревэллиона?
И Маргрита Редэвей (он неохотно вернулся к этой мысли) тоже мешала ему. Если он не найдет акций, значит, она носит их при себе. Стало быть, ее придется убить.
Хескет содрогнулся. При одной только мысли, что он дотронется до женского тела, у него по спине поползли мурашки. Откуда взялось это чувство, он не понимал, но оно пронизывало все его естество. Он касался женского тела лишь однажды, и этот момент навсегда остался для него связан с вызывающим дрожь ужасом. И всякий раз, содрогаясь, он старался отогнать это воспоминание. Эл никогда не занимался самокопанием и не пытался разобраться, почему начисто лишен половых инстинктов.
Внезапно мысли Хескета изменили направление. Почему эта мисс Редэвей вздумала нанять Тиэйла? Что общего у актрисы с наемным убийцей? Или она наняла его как телохранителя? Ее напугали попытки ограбления.
А этот Манфред? Эл видел его всего пару раз, но что-то в нем тревожило его. Ему почему-то казалось, что он вовсе не актер.
Вдруг ему пришла идея: не нанять ли ему самому Тиэйла, но он тут же отбросил ее. Этот Тиэйл та еще штучка. У него репутация наемного убийцы, но при этом почему-то он всегда сам решает, когда исполнять заказ и исполнять ли вообще, и никому не известно, что у него на уме.
Эл вернулся в свои апартаменты. Комнаты, которые он занимал, были роскошно обставлены, но при этом в них начисто отсутствовала индивидуальность. Единственное, что он здесь сделал, — это сменил замки. Теперь дверь запиралась на два замка, ключи от которых имелись только у него. Впуская горничную, он оставался в номере, пока та убиралась. Ему казалось омерзительным, когда кто-нибудь притрагивался к его одежде или разглядывал его вещи, поэтому он всегда ждал, чтобы прислуга, закончив свою работу, побыстрее ушла, и снова запирал дверь.
Вот и сейчас, закрывшись в своем номере, он поудобнее расположился в кресле и принялся думать. Тщательно и неторопливо он изучал ситуацию, рассматривал каждое обстоятельство в отдельности. Он прекрасно знал, чего хочет, вопрос заключался лишь в том, как достичь желаемого без потерь.
Мелисса покинула кондитерскую, она уехала с Альфи. Джим Ледбеттер тоже там больше не появлялся, и Тревэллион теперь все чаще заглядывал в «Интернэшнл». Почтовыми услугами Поуни уже не пользовались, так как появился телеграф и новости быстро доходили до города. Правда, основным источником информации все равно оставались слухи, молниеносно разносившиеся по салунам. Здесь не только узнавали новости, но и производили расчеты, заключали сделки. Секреты в Комстоке хранились недолго. Стоило кому-то принести свежеиспеченную новость в салун, как ее тут же подхватывал весь город. Держа ушки на макушке и подслушивая разговоры за соседним столиком, узнавали о ценах на акции, о продаже приисков и о многом-многом другом. В том же Сан-Франциско люди, мечтавшие сколотить состояние, не имели таких источников информации.
Вьючные караваны почти не ходили, грузы доставлялись в фургонах. Дорогу в Калифорнию расширили, утрамбовали, и она выглядела как мостовая.
Тревэллион вернулся домой. Захлопнув дверь, он встал посреди комнаты, уперся руками в бока и окинул взглядом свое убогое холостяцкое жилье. Его охватило раздражение, почти гнев, и он выругался. Потом вытащил из тайника бумаги и принялся просматривать их. Да, заработал он не много. Уже несколько месяцев жил, едва сводя концы с концами, понемногу продавая руду и россыпное золото. Его доля в кондитерской и извозном деле Ледбеттера давала не такую уж большую прибыль. Правда, бедным он себя тоже не мог назвать.
Он вспомнил о предложении Джима войти с ним в долю, но решил не рисковать деньгами друга и пойти своим путем. Ему придется поработать, да еще как. Вэл снял пальто, повесил его на гвоздь и расстегнул пояс с кобурой. И этот Ваггонер… Что же там все-таки произошло? Не подоспей он вовремя… Нет, с Ваггонером пора кончать. Слишком уж распоясался этот подонок.
Тревэллион устало опустился на койку. Интересно, знает ли Ваггонер, кто такая Маргрита? Да нет, откуда ему знать? Ведь он не видел ее тогда, к тому же она была ребенком. Нет, это просто нелепо.
Но что случилось с ним самим? Ведь он уже начал убивать их поодиночке! И что теперь? Ваггонер здесь, более того, дважды пытался расправиться с ним, а он, Вэл, так ничего до сих пор и не предпринял.
Вэл разделся и лег в постель, но не уснул и продолжал думать о Маргрите. Внезапно его обожгла всплывшая откуда-то из глубин мозга мысль; он понял, что для него эта женщина — единственная. А ведь ему даже нечего предложить ей. Все стало ясно, когда он впервые увидел ее на сцене, и потом, когда подоспел ей на помощь.
Она уже получила всеобщее признание, а он так и остался никем. Ну кто он такой? Старатель, горняк, которому не на что рассчитывать, кроме своих рук. Конечно, они знали друг друга и раньше, но ведь тогда они были всего лишь детьми. На какой-то миг их жизни соединила та ужасная ночь и последовавшая за нею боль утрат. Он долго не мог выбросить Маргриту из головы и однажды даже написал ей.
Тут он подумал о ее бумагах. Надо просмотреть их и обязательно разыскать Уилла. Кстати, где он? Куда запропастился?
Тревэллион окинул взглядом свою комнату, и ему снова захотелось оказаться в кондитерской, где пахло кофе и пирогами, увидеть хлопочущую у плиты Мелиссу и сидящего напротив Джима. Ему даже не обязательно с ними разговаривать, — просто побыть рядом, чтобы не оставаться одному, как сейчас. Да что с ним такое случилось?! И Вэл пришел к неутешительному выводу: в сущности, всю свою жизнь он был одинок!
Утром он спустился в шахту, еще раз тщательно исследовал образцы породы и понял, что скоро выйдет на богатую жилу. И ему вдруг захотелось заработать много денег.
Внутренний голос подсказывал, что он на верном пути, что где-то здесь, совсем рядом, залегает богатая руда. Но до нее еще нужно добраться, и ему понадобятся средства. Вот почему первые владельцы распродали эти участки — земля здесь требовала глубинной разработки. Многие находят жилы, но мало кто способен их разрабатывать.
Что же ему теперь делать? Оставить здесь рабочих в надежде, что откроется жила, а самому тем временем податься на заработки? Нужно обязательно добыть денег. Видно, все же придется поработать под землей. А Ваггонер? Интересно, что он предпримет, узнав, что Тревэллион уехал? Ведь теперь у Ваггонера еще двое сообщников. А этот револьвер с надписью на рукоятке «А. К. Элдер», найденный им тогда, много лет назад?.. Его потерял кто-то из тех убийц. Он все еще лежит у Вэла.
Глава 42
Проведя на рассвете серию взрывов, Тревэллион разгреб обломки и исследовал образовавшееся устье. Взрывы, как обычно, углубили туннель фута на три, но жила по-прежнему оставалась не очень богатой.
Чтобы расчистить проход в плоскость забоя, он вывез на тачке породу по дощатому настилу. Пора бы, конечно, проложить здесь колею и отказаться от тачки, но на рельсы нет денег.
Пока Вэл возился, он пытался обдумать свое положение. Он всегда думал во время работы. Физический труд способствовал мыслительному процессу, во всяком случае если не требовал особого внимания и сосредоточенности.
Сегодня воскресенье, и он один. Другие тоже работали по воскресеньям, он же только иногда. Так даже лучше — в тишине легче думается. Неделями Вэл собирался приступить к осуществлению своих решений, но все время вмешивались какие-нибудь непредвиденные обстоятельства. Сейчас их нужно отбросить — нельзя терять время.
Он уже прорыл довольно глубокий туннель, но во всем Комстоке, за исключением нескольких участков, лучшая порода залегала гораздо глубже. Для того же, чтобы вырыть настоящую шахту, потребуются деньги. Сейчас запросы его невелики, но, если он не хочет прожить жизнь впустую, нужно что-то предпринимать. Конечно, он может занять денег. Работать он умеет, на приисках его знают с лучшей стороны, и занять необходимую сумму не составит труда. Только стоит ли идти этим путем? Он не хотел быть обязанным никому. Еще в детстве слышал от отца, как опасно влезать в долги. Взаймы не брав, хоть гол, да прав.
Он рассортировал взорванную породу и отложил лучшие куски. Когда наберется побольше, отвезет их на плавильню. Конечно, много с этого не поимеешь, но хотя бы что-то. Вэл вспомнил о деньгах, украденных Ваггонером, и выругался. Если бы вернуть эти пять сотен! Только вряд ли ему удастся что-либо доказать. Даже если он выследит и убьет Ваггонера, от этого не станет легче.
Тревэллион продолжал размышлять. Работа есть — за четыре или даже за шесть долларов в неделю можно найти место начальника смены. Но этих денег ему все равно не хватит, и сам он намоет золота гораздо больше. А что, если вернуться на один из участков? Только для этого придется покинуть Вирджиния-Сити, а ему не хотелось уезжать из города именно сейчас.
Обычно Тревэллион уходил на работу не завтракая, но сейчас растопил печку, нарезал бекон и поставил на огонь сковороду. Он пил кофе, когда раздался стук в дверь. Выхватив револьвер, он спросил:
— Кто там?
— Это я, Тэп.
Тревэллион впустил его.
— Заходи. Ну что, есть новости?
Тэпли не замедлил с ответом:
— Сэм Браун мертв. Решил показать, на что он способен, после того как Стюарт прилюдно опозорил его, вот и пристал к Ван Слику.
— И Ван Слик убил его?
— Да, подкараулил на дороге и уложил наповал.
— Черт возьми! Ван Слик, этот тихоня?! Никогда бы не подумал!
— Похоже, Билл Стюарт окончательно сбил ему фишку, — ответил Тэпли. — Репутация такая штука. Ее все время надо поддерживать, а споткнулся разок — и все.
— Ты завтракал?
— Нет. А пахнет у тебя вкусно, — улыбнулся Тэп. — Я смотрю, ты уже переоделся.
— Да, покопал немного. Хочу рыть настоящую шахту футов на триста — четыреста.
— Я по воскресеньям не работаю. Только если уж сильно припрет. — Тэпли помолчал, потом объяснил: — Я, собственно, вот зачем пришел. Видел на улице Ваггонера и с ним еще двоих. Раньше их не встречал.
— И что?
— Трев, это «бритоголовые». Уж один-то точно. А другой явно арканзасец. Я сам оттуда и за милю могу распознать арканзасца. Вот и решил сообщить тебе об этом.
— Спасибо.
Тревэллион поставил на стол сковороду и глиняный кувшин.
— А как на плавильне?
Тэпли пожал плечами.
— Я бы поработал у тебя. Если ты собираешься рыть настоящую шахту, тебе понадобятся рабочие руки.
— Да я не против, только хватит ли денег? Может, тебе лучше поискать постоянную работу?
— Может быть. Только я хотел бы работать у тебя. — Он помолчал. — Ты познакомился с мисс Редэвей? Я видел, как вы с нею вместе въехали в город.
— Мы давно знакомы, — ответил Тревэллион и, заметив удивленный взгляд Тэпли, рассказал всю историю с самого начала.
Кристиан Тэпли в сердцах выругался:
— Ну и дела, черт возьми! А я вроде слыхал эту историю. Значит, это ты убил Скиннера?
— Да.
— И ты думаешь, Ваггонер один из них? — Несколько минут он задумчиво жевал табак. — Знаешь, Трев, я и раньше Видел подобное. Некоторые преступления не забываются никогда, они оставляют глубокий след в сердце на всю жизнь. Твой случай как раз такой. Столько лет прошло…
Рори и Скиннер мертвы. Так ты говоришь, твой отец все же уложил двоих?
— Да.
— И ты считаешь, их осталось пятеро?
— Четверо или пятеро…
— Бери в расчет пятерых. Тут нельзя просчитаться. Такие ошибки стоят жизни. Этот пятый…
— Он как раз все устроил. Поэтому я и думаю, что их пятеро.
— Ты знаешь, кто он?
— По-моему, да. Крутился там один парень, такой с белесыми глазами… Он все интересовался отцовскими монетами… Похоже, он и застрелил отца Гриты. Правда, в тот момент я не видел его лица, но могу поклясться, что это он.
— Значит, мог быть и другой. — Тэпли налил в чашку кофе, потом вдруг вспомнил что-то и так и застыл с кофейником в руке. — Ваггонер все время здесь ошивается, нигде не работает, а деньги у него есть. Интересно, где он их берет? И на что живет? Трев, а ведь он пытался убить тебя. Как ты думаешь, почему? А потому что знал, кто ты. Он вспомнил тебя, узнал.
— Это невозможно. Я был тогда ребенком.
— Тогда зачем ему стрелять в тебя? Если не он, то кто начинил взрывчаткой твою скважину? У тебя есть тут еще враги?
— Да вроде нет.
— Вот ты застолбил участок рядом с «Соломоном». Едва ли Хескету это понравилось.
— Это случилось гораздо позже И потом, я не знаю этого Хескета, даже не видел ни разу.
Тэпли допил кофе и встал.
— Завтра утром приду к тебе работать. А ты будь осторожен, понял? Ваггонер очень опасен.
Кристиан Тэпли шел по улице, и его словно потянуло в отель «Интернэшнл». Проходя через вестибюль, он увидел, как из бильярдной за ним наблюдает Тиэйл. Тэпли подошел к нему.
— Может, найдется минутка? Надо кое-что обсудить.
Джекоб кивнул. Когда они уселись, Тэп продолжил:
— Давай так: я буду говорить, а ты послушаешь. Я хочу, чтобы ты знал кое-что. — Тиэйл не ответил, только кивнул. Тэпли указал на верхние этажи. — Вот ты охраняешь мисс Редэвей, а отпустил ее одну.
— Она пожелала ехать одна. Сослалась на то, что ей надо подумать.
— Но прогулка Гриты закончилась плохо. К ней пристал Ваггонер. Хорошо, что Тревэллион успел вовремя. Он, хотя и не слышал их разговора, понял, что происходит. Ваггонер вышел из себя, увидев его. Они перемолвились парой слов, и бандит убрался восвояси. А Тревэллион проводил мисс Редэвей до города.
Тэпли поделился с Тиэйлом своими соображениями насчет Ваггонера и поведал ему историю Тревэллиона. Тот поднял руку.
— Мне известна эта история, — перебил Тиэйл, о чем-то размышляя. — Сегодня спектакля не будет. Тэпли, не мог бы ты побыть здесь вместо меня до завтра? Я вернусь после обеда.
— Я обещал Треву начать работать у него с утра.
