На рассвете, расчесывая волосы, Грита вдруг посмотрела на Мэри и спросила:
      — У вас есть револьвер?
      Мэри Такер удивленно подняла глаза.
      — Да, мисс Редэвей. Я ношу его с собой.
      — И вы умеете стрелять?
      Мэри улыбнулась.
      — Я выросла в Индиане. Жили мы бедно, и папа подрабатывал в городе. Братьев у меня нет, и если в доме появлялось мясо, то это благодаря мне. Я охотилась и добывала дичь до четырнадцати лет, пока холера не унесла моих родителей.
      — Хорошо, что у вас есть револьвер, держите его под рукой, потому что у нас могут возникнуть в пути неприятности.
      — Я так и сделаю. Вас и вправду кто-то выслеживает?
      — Да. Им нужно что-то из моих вещей.
      — А вы, похоже, уверены в себе, мэм. — Девушка-ирландка улыбнулась. — И так же, как и я, сможете постоять за себя.
      Грита кивнула.
      — Смогу, если потребуется. А как вы попали в театр, Мэри?
      — Потеряв семью, я нанималась на разную работу в Питсбурге. В одном доме, где я служила горничной, был молодой человек, он буквально бредил театром и часто устраивал приемы для актеров. За девушками ухаживать он не любил, но со мной держался очень мило, и мы часто подолгу беседовали. Однажды я так удачно изобразила одну даму, что очень рассмешила его. Через несколько дней за ужином он сказал какому-то человеку: «Пригласите ее, она лучше всех подходит на эту роль». И меня взяли в труппу. Мне предложили роль бойкой, нахальной горничной, и моя игра им понравилась. Так я связала свою судьбу с театром. С тех пор прошло четыре года. Я не стала ни богатой, ни известной, но это все же лучше, чем скрести полы.
      — А вы никогда не жалели, что покинули ферму?
      — Жалела. Я надеюсь, что когда-нибудь мне удастся накопить денег и купить собственное ранчо. — Она взяла чемодан. — А вы, мисс? Что вы собираетесь делать?
      — Пока не имею понятия. Вы когда-нибудь влюблялись, Мэри?
      — Дважды. Наверное, это была любовь. Но оба раза я сумела вовремя остановиться и благодарю за это Господа. А вы, мисс?
      — Нет. В жизни я встречала мужчин, настоящих джентльменов, но все они мне не нравились. Наверное, я сама не знаю, чего хочу.
      — Так всегда бывает, пока не встретишь настоящего человека.
      Грита вдруг прерывисто проговорила:
      — Я куплю ранчо, Мэри, и буду разводить лошадей. Конечно, я люблю театр, только мои возможности не безграничны, и едва ли я достигну подлинных вершин.
      — Зато как приятно видеть радость и слышать смех в зрительном зале.
      — Да, это так. Но зритель существо непостоянное. Толпа переменчива. Так не раз говорил мне один старый актер, и я согласна с ним. Некоторые актрисы думают, что толпа любит их, но все это чепуха. Зритель любит роли, которые мы играем, нашу актерскую манеру, до нас самих ему нет дела. Сегодня ты, а завтра другая.
      Утро выдалось холодное и сырое, в дилижанс садились молча. Грузный господин в коричневом сюртуке вертел головой; рыжеватый, напротив, ни на кого не смотрел, пряча взгляд.
      Манфред забрался в карету последним и молча уселся рядом с девушками. На заднем сиденье расположились трое, одним из них был Хескет.
      Щелкнул кнут, возчик издал невообразимый клич — дилижанс дернулся и помчался.
      — Недавно прошел паводок, — проговорил кто-то из пассажиров, — дорогу кое-где размыло. Лучше бы поехать другим путем.
      — Другим путем? — переспросил чей-то мрачный голос. — Это каким же?
      — Да говорят, есть другие дороги, — сказал господин в коричневом сюртуке.
      Ваггонер услышал стук копыт и понял, что к нему гости. Скатившись с койки, он выглянул в окно. Что-то двигалось по направлению к его хижине. Так и есть — всадник. Он натянул штаны, пристегнул подтяжки, прикрепил к поясу револьвер, лежавший на стуле у изголовья. Потом зажег сигару. Курил Ваггонер редко, но всегда держал сигары под рукой.
      Стук копыт замедлился и стих. Слышался лишь монотонный грохот дробилен. Где-то ниже по улице открылась дверь, и до него донеслись отдаленные звуки веселой музыки. Еще через мгновение в дверь постучали. Ваггонер поднял засов.
      — Заходи, — крикнул он и слегка отступил, чтобы посмотреть на входившего. У незнакомца было болезненного цвета лицо и бегающие глазки.
      — Принес весточку, так что давай плати.
      Ваггонер уставился на него. Уж кто-кто, а он знал, что это за плата. Он взял письмо. Ясно, что конверт вскрывали. Посмотрев на письмо, потом на гонца, Ваггонер оскалился в притворной улыбке.
      «У мисс Г. Р. есть акции. Предлагаю обычные условия, пока дилижанс не прибыл в B. C. Слухи о Джо Пот. Также специалист Джекоб. Джекобу сдай туза. Как обычно, три. Вручение потом».
      Слова «обычные условия» означали, что он должен выкрасть эти акции. Джо Поттавоттами был известным преступником, он совершал налеты на фургоны и дилижансы. Какой-то специалист Джекоб… Сдать ему туза… Интересно, что это за специалист? Может, по убийствам?.. Ваггонер нахмурился. Он не знал никого по имени Джекоб, хотя… Он посмотрел на гонца.
      — Значит, я должен заплатить тебе? Ну что ж, можно. Еще лучше будет, если ты сам возьмешь кусочек, который так и просится в руки.
      — То есть как?
      — Ты читал это?
      Тим с минуту колебался, потом пожал плечами.
      — Ну и что? В наше время человеку лучше знать, что он везет. Война, как-никак.
      — И тебе понятно, о чем здесь говорится? — Ваггонер протянул ему письмо.
      — Там же все написано.
      — Написано, да не то. Вот, например, «У мисс Г. Р. есть акции» означает, что на дилижансе везут десять тысяч золотом. Инициалы кого-то из пассажиров использованы произвольно.
      Ваггонер лгал. Он решил, что гонец пригодится ему.
      — Мне нужен помощник. — Кивком головы он указал в сторону города. — Народу-то полно, только свистни, но раз ты здесь, лучше не терять времени.
      — Сколько я получу?
      — Если хапнем все десять, две с половиной твои. Мне еще надо расплатиться с одним парнем, он у меня заместо глаз.
      — Половину.
      — И не думай! Тут я сдаю и я снимаю. Или ты в игре, или выбыл.
      — Ладно, идет.
      — Верховая лошадь у тебя есть?
      — Есть. Только она уже почти выдохлась. — В течение всего пути он менял лошадей на почтовых станциях «Поуни Экспресс». Предприятие это грозило в ближайшее время сойти на нет, и станционные конюхи из кожи вон лезли, чтобы заработать лишний доллар.
      — Ничего, по дороге сменим. — Ваггонер снова лгал. Этот дурень так никогда ничего и не поймет. Ведь Ваггонеру приказано расплатиться с ним. Переводчик ему не требовался.
      Элберт Хескет не любил убивать, потому что одно убийство влекло за собой другое, а убийца и жертва менялись местами. Он также никогда не задавался вопросом, достает ли ему смелости или нет. Он просто делал то, что положено, если кто-то становился у него на пути. Хескет прекрасно сознавал, что едет навстречу опасности. Джекоб, вне всякого сомнения, получил от Зетцева инструкции убить его и, возможно, уже находится среди пассажиров дилижанса. А если нет, то подсядет позже. Интересно, этому Джекобу уже заплатили или он получит деньги потом? Быть может, если он узнает, что…
      — В Сан-Франциско произошло жестокое убийство, — произнес он громко. — Погиб мой партнер Маркус Зетцев. Он занимался продажей оборудования для приисков, грузовых судов, театров. Полагают, его прикончили головорезы из банды Легавых. Они обчистили его контору под ноль.
      — Я знал его, — откликнулся Манфред. — Том Мэгуайр покупал у него механизмы для сцены, вороты, парусину, веревки и прочий товар.
      — Да-да, это он. У него дешевый товар. Жаль, что мы его потеряли.
      Если Джекоб сейчас в дилижансе, то теперь он знает, что тот, кто его нанял, мертв, и, может, не станет выполнять задание.
      Какое-то время говорили о бандах Сидни Дакса и Легавых и о том, как следует с ними бороться. Потом разговор иссяк.
      Хескет думал о том, что ждет его в пути. Он уже не раз ездил по этой дороге и понимал, что налет произойдет где-нибудь после Пласервиля или даже после Строберри. Он хладнокровно и тщательно обдумывал, как поведет себя, когда это случится. Если Джекоб будет вместе с Джо Поттавоттами, это одно. Но что, если он уже в дилижансе и собирается устроить пальбу, а под шумок убрать и его? Правда, в этом случае его и самого могут убить. Хескет понимал, что Джо Поттавоттами будет выжидать до последнего момента. Несколько троп вело вверх, в каньон Фэй, и еще обходной путь из каньона Карсон, так что Джо, откуда бы он ни выехал, сможет быстро вернуться обратно, никто даже не заметит его отсутствия. Одна надежда, что Ваггонер успеет раньше. Должен успеть. Все-таки хорошо водить знакомство с такими людьми, как этот бандит, — можно избежать массы неприятностей.
      Дилижанс трясся и подпрыгивал на ухабах, раскачиваясь из стороны в сторону, то и дело его колеса погружались в ручьи, пересекавшие дорогу. Несколько раз они застревали в оврагах и впадинах, заполненных водой. Одежда путников порядком запылилась и перепачкалась.
      Грита снова нащупала пистолет — он лежал на месте.
      Иногда встречались глубокие грязные лужи, но на возвышениях дорога высыхала быстро. Вечная пыль витала в воздухе, словно и не прошли недавно дожди. Поднявшись на возвышенность, возчик остановил дилижанс и, наклонившись, прокричал пассажирам:
      — Кто хочет поразмять ноги, сейчас самое время! Лошадям надо отдохнуть.
      Они остановились на окруженной соснами полянке, где валялось несколько огромных валунов и множество поваленных деревьев; стволы их лежали параллельно, словно кто-то нарочно расположил их таким образом.
      — Сверху упали во время бури, — объяснил кто-то. — В этих каньонах иногда бывают такие ветры, что вырывают деревья с корнем, словно траву.
      К ним подошел возчик с кнутом в руке и, приподняв шляпу, поприветствовал:
      — Надеюсь, путешествие не очень для вас утомительное, мисс Редэвей? Дорогу все время улучшают, да уж больно движение сильное. Вы бы видели, что тут творилось раньше! Ни о каких дилижансах и речи не могло идти, добирались пешком или верхом. Потом стали ездить на фургонах, правда, все время приходилось останавливаться, вытаскивать повозки, подсыпая под колеса песок, — так что дорогу и впрямь выложили собственными руками.
      — Вы давно здесь?
      — Да не очень. Я приехал сюда с родителями из Западной Вирджинии в пятьдесят первом. Отец умер от холеры, а мать открыла меблированные комнаты в Раф-н-Реди. Долго мотался из поселения в поселение, потом подался на Фрэйзиер, там попал в снежную лавину. Тревэллион нашел меня, когда я уже собирался отдать Богу душу…
      — Тревэллион? — переспросил Манфред, — Я много слышал о нем.
      — И еще немало услышите. О нем повсюду ходят истории, только ему до этого дела нет.
      — А нет ли у него другого имени? — поинтересовалась Грита.
      — Что-то не слыхал. — Возчик сплюнул. — А ему другое и не нужно, мэм. Люди просто называют его Тревэллион, и всякому понятно, о ком идет речь. В здешних краях он один такой.
      Грита повернулась к стоявшему рядом Хескету.
      — А вы встречали его, мистер Хескет?
      — Нет, не доводилось. Говорят, он хороший горняк. Рабочих у меня нанимает начальник смены, и я редко вижу их.
      Хескет повернулся спиной и побрел к дилижансу.
      Возчик ухмыльнулся.
      — Уж ему-то не за что любить Тревэллиона, — шепнул он, — ведь тот оттяпал у него что-то вроде спорной полосы. Есть такой богатый прииск, — пояснил он, — называется «Соломон». Принадлежал Уиллу Крокетту. Хескет работал там бухгалтером. Как уж там вышло, только вдруг оказалось, что бухгалтер завладел контрольным пакетом акций и вышвырнул хозяина вон. Такое впечатление, что все время, пока Хескет работал бухгалтером на прииске, он только и думал, как бы завладеть им. Так вот, однажды Хескет пришел на прииск и обнаружил, что накануне ночью там побывал Тревэллион и застолбил кусок богатой, быть может, даже лучшей земли, которую он считал своей. Тревэллион застолбил участок, подписавшись своим именем и именем Крокетта, хотя, сдается мне, Уилл ни сном ни духом об этом не ведает. Так что сами понимаете, как может Эл Хескет любить Тревэллиона.
      Он огляделся по сторонам.
      — Ну ладно, по местам! Путь неблизкий.
      — Скажите, пожалуйста, — обратилась к нему Грита, — этого человека… Тревэллиона, его никогда не называли Вэлом?
      — Нет, мэм, никогда. Во всяком случае, я не слыхал. Просто Тревэллион. Так его все величают.

      Пассажиры садились в дилижанс. Возчик тоже собрался идти на свое место, но Грита взяла его за руку. Удивленный, он остановился.
      — Будьте осторожны, — тихо предупредила она. — Боюсь, у нас могут быть неприятности.
      Он уже успел занести ногу на подножку и теперь снова поставил ее на землю.
      — О чем это вы, мэм?
      — Есть люди, которым от меня что-то нужно. Уверена, они предпримут попытку ограбления до того, как мы доберемся до Вирджиния-Сити.
      Возчик отер грязь с сапога о колесо.
      — Откуда вы это знаете?
      — Дважды меня уже пытались ограбить. Один раз кто-то побывал в моей квартире в Сан-Франциско, а в другой раз на меня напали в театре.
      — И у вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто это сделал?
      — Никаких. Об этом знает только Ричард Манфред, актер и режиссер нашей труппы, да еще мистер Хескет.
      — А Хескету-то что до этого?
      — Понятия не имею. Правда, последнее время он уделял мне много внимания.
      Возчик усмехнулся.
      — Это и неудивительно, мэм. Любой на его месте не преминул бы отдать вам должное, будь у него такая возможность.
      — Благодарю вас, только я думаю, у него есть какой-то другой интерес. — И она повернулась к дилижансу, так как все до единого пассажира уже уселись. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
      — Если бы они получили то, что им нужно, они…
      Грита снова повернулась к нему.
      — Но поймите меня правильно, я вовсе не собираюсь расставаться со своими вещами. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.
      Она поднялась в карету, возчик взгромоздился на свою скамью и взял поводья.
      Они неуклонно продвигались вперед. После короткого спуска дорога опять стала подниматься в гору. Лошади перешли на шаг. Ехали лесом, в небе сгущались тучи. Под деревьями снег лежал клочьями, а вдоль дороги с теневой стороны — целыми сугробами. Последние осиновые листья тоскливо трепетали на ветру, напоминая о былой красоте лесного убранства. В бодрящем воздухе пахло хвоей.
      Хескет сидел с закрытыми глазами и, казалось, спал, но Грита заметила, что он притворяется. Его выдавали руки: правую он держал на груди, и было такое впечатление, что он вооружен. Тихонько разглядывая Эла, она думала, что этот холодный, ко всему безучастный, обстоятельный человек на самом деле очень хрупок: он будто ходит по краю пропасти.
      Актерскому мастерству она училась, наблюдая за жизнью. Врожденное чутье и интуицию дополнили советы и наставления тети и ее друзей, а впоследствии и некоторых старожилов театра. И все же большую часть знаний она получала, наблюдая за людьми, стараясь передать их манеры, жесты, мимику. Она с любопытством изучала человеческие характеры: застенчивость и самоуверенность, твердость и беспринципность.
      С самого начала Грита разгадала, что маска, которую Хескет надевал на людях, скрывала лицо совсем другого человека. Он всегда выглядел собранным, полностью владел собой. Решения принимал быстро и точно. Она подозревала, что рабочие боятся его, чувствовала в нем хорошо скрываемую жестокость. Но даже эта жестокость отступала на второй план перед его презрением ко всему вокруг.
      Дилижанс громыхал по ухабам, замедляя ход на песчаных участках и там, где дорога шла под гору.
      — Начинается пустынная местность, — заметил Манфред, и Грита поняла, что это предупреждение. В предупреждении она не нуждалась, уже несколько раз пальцы ее нащупывали пистолет.
      — Лучше дайте его мне, — тихо предложил ей Манфред.
      — Это нечестно. Ведь неприятности касаются только меня.
      — Но вы женщина.
      — Если женщине грозит смерть, она может сопротивляться. У моей матери не было такой возможности, и ее убили.
      — Вы никогда не рассказывали мне об этом.
      — Как-то не пришлось к слову. Это случилось очень давно, на берегу Миссури.
      Элберт Хескет открыл глаза, и Грита вдруг поняла, что он внимательно слушает.
      — На берегу Миссури? — переспросил он.
      — Мы собирались на Запад. Отец купил крытый фургон и совсем уже приготовился к отъезду.
      Хескет смотрел на нее не мигая, а губы его растянулись в слабой улыбке.
      — А вы уверены, что произошло убийство? Ведь вы, должно быть, тогда были совсем юной.
      Она посмотрела ему прямо в глаза.
      — Это было убийство. Я находилась там.
      Теперь все взоры обратились к Грите. Господин в коричневом сюртуке заволновался.
      — Ужасно, — проговорил он. — Как это, должно быть, ужасно для такого юного создания. Хорошо еще, что вы сами остались живы.
      — Меня бы тоже не стало, не окажись рядом соседский мальчик. Он укрыл меня. — «И удержал», — закончила она про себя.
      Впервые за все время она представила все так подробно. Он крепко держал ее, прикрыв ладонью глаза и шепча ей что-то на ухо. Наверное, единственный раз в жизни она чувствовала себя такой защищенной. В этом кошмаре он не бросил ее, хотя тоже потерял мать, а держал и успокаивал.
      Ей казалось нелепым вспоминать об этом после стольких лет, но картина тех страшных событий, вставшая перед ее мысленным взором теперь, оставалась такой же яркой и живой, как и прежде. Она помнила сдавленные крики и шум борьбы, глухой звук падающего тела и эти детские, но такие сильные руки, удерживавшие ее.
      — Вам просто повезло, что вас не убили. И много было нападавших?
      — Да, целая шайка.
      — Вам повезло, — повторил господин в коричневом сюртуке. — Совершив такое преступление, они наверняка не собирались оставлять в живых свидетелей. Таких повесить мало.
      Хескет выглянул в окно, и она вдруг вспомнила, где находится и что может произойти. Она нащупала в сумочке пистолет — он ждал своего часа, ее спокойный и невозмутимый защитник.
      — Далеко еще до Строберри? — спросила она Хескета.
      — Еще далеко.
      Они догнали длинную вереницу фургонов, поднимавших за собой огромные облака пыли. Возчик хлестнул лошадей, чтобы обогнать караван и первым прийти к небольшой придорожной станции. Окруженный клубами пыли, дилижанс остановился перед зданием станции, возле которого, прислонившись к стене, сидел индеец, у коновязи топталось несколько лошадей.
      На станции Хескет сторонился Гриты, прогуливаясь в одиночестве среди деревьев поодаль от дороги. К ней подошел возчик, кивком головы указав на Эла.
      — Странный тип, держится обособленно. — Он сплюнул. — Сразу видно: себе на уме. Уилл Крокетт не единственный, кого он загнал в угол. На его месте я бы позаботился о том, чтобы приобрести себе надежных друзей.
      — Почему вы так говорите?
      — Он голоден, этот тип. Голоден, как волк, и будет грызть жертву, пока не сожрет ее с потрохами. И то, как он отобрал «Соломон» у Уилла, служит тому подтверждением. Прииск нужен ему целиком, и, если я хоть что-то смыслю в этой жизни, он задался целью заполучить его.
      — Но ведь не стал же он связываться с такими людьми, как Маккей, Фэйр или, к примеру, Шэрон.
      — Пока нет. Решил сначала проглотить мелкую рыбешку. Он ненавидит Сутро. Тот хочет осуществить идею Адольфа и проложить туннель между приисками, но сколько бы денег ни потребовалось для этого Сутро, от Хескета он не примет ни цента. Он всегда старается избегать его.
      — Как вы думаете, где на дилижанс могут напасть? — спросила Грита.
      Он пожал плечами.
      — Где-нибудь между Строберри и долиной Надежды. Джо Поттавоттами хорошо знает местность и наверняка понимает, что мы не выберем путь на долину. Иногда мы пользуемся этой дорогой, когда остальные занесены снегом, но я думаю взять севернее, на Кингсбери-Грейд. Там, где дорога под гору, упряжка может идти только шагом, так что всаднику ничего не стоит срезать путь и зайти вперед.
      На станции они получили хороших лошадей. Хескет первым забрался в дилижанс. Господин в коричневом сюртуке застегнул все пуговицы на пальто, хотя в карете было тепло. Теперь он сидел спиной к Грите и вполоборота к Хескету. Манфред заметил перемену, но ничего не сказал Грите.
      Подъем стал круче, дорога — извилистей, снег под деревьями — глубже. Снаружи заметно похолодало. Грита несколько раз задремывала, рассеянно думая о Ричарде Манфреде. Как и остальные актеры, она не знала о нем ничего. Он как-то смутно упоминал о труппах, с которыми ему приходилось работать на Юге. Разноплановый актер, Манфред оказался более чем средним режиссером. Похоже, он досконально изучил свою профессию. Он выглядел выше среднего роста. Смуглое лицо с орлиным профилем и ровными белыми зубами, обрамленное темными волосами, привлекало внимание. О таких говорят: не красив, но чертовски обаятелен. Держался он со скромным достоинством, хорошо одевался и не любил распространяться о себе. В последнем спектакле ему особенно удалась финальная сцена, нечто вроде попурри, завершавшего представление, в котором каждый из актеров пел, танцевал или проделывал смешные трюки. Все это он исполнял с одинаковой легкостью и непринужденностью. Его возраст, образование да и все его прошлое оставалось тайной. И если другие актеры, будучи вне сцены, мучались сомнениями на свой счет, то Манфред, напротив, был полностью уверен в себе.
      Дилижанс поднялся на вершину залитого солнцем горного склона. Перед извилистым спуском возчик придержал лошадей и оглянулся, потом, стегнув их, вознамерился пустить быстрым шагом, и тут из-за деревьев раздался голос:
      — А ну стой, Дэйв, приехали!
      Возчик остановил упряжку. Хескет отпрянул назад, в темный угол дилижанса. Грита сжала в руке пистолет.
      — У меня ничего нет, — мирно проговорил возчик. — Видишь, в ящике пусто.
      — Зато есть пассажиры! — весело отозвался бандит. Справа и слева от него из кустов появились еще двое.
      — Вот что, ребята, у меня едут женщины. Актрисы, — все так же мирно продолжал Дэйв. — Вы же знаете, как в Вирджинии ждут их. Хочу предупредить вас, парни, если хоть волос упадет с их головы, считайте, что петля вам обеспечена.
      Бандит, вступивший в разговор, который, судя по всему, и был Джо Поттавоттами, револьвером указал на дилижанс:
      — А ну выходите! Никого не тронем.
      И тут вмешалась Грита:
      — Друзья мои, у вас три пушки против наших шести. Ну так как, выходить нам или нет?
      — Леди права. Вы, ребята, остановили не тот дилижанс. Лучше вам убраться подобру-поздорову, — крикнул Манфред, держа оружие наготове. — Вам не удастся нас ограбить. Убьете одного, зато мы перестреляем вас всех. Ну так что?