В доме стояла тишина, Грита прислушивалась, обшаривая глазами комнату. Она помнила, что оставила текст пьесы раскрытым на столе, а рядом с ним карандаш для заметок. Пьеса так и лежала раскрытой, только совсем не на той странице, где она остановилась. И карандаш сдвинут в сторону. Должно быть, кто-то задел стол, и текст упал на пол. Видимо, кто-то очень спешил, стараясь вернуть текст в прежний вид, не имея ни малейшего понятия, где раскрыть, и не догадываясь, что на это могут обратить внимание.
      С пистолетом наготове она распахнула дверь в крохотную кухоньку — никого. Грита оглянулась на дверь спальни, которую всегда оставляла открытой, когда бывала в квартире одна. Теперь она была закрыта. Девушка хотела заглянуть в свой тайник, но передумала и отвела от него глаза. Если кто-то подглядывает за нею, то он, наверное, ждет, что она бросится проверять, на месте ли вещи, и таким образом обнаружит, куда она их прячет. Шторы не задернуты, и через кружевные занавески с улицы можно наблюдать за нею.
      Она подошла к двери в спальню и распахнула ее настежь. Там тоже оказалось пусто. Грита настороженно огляделась, потом все же решилась войти. Матрац слегка сбит в сторону, словно кто-то заглядывал под него, а потом торопливо задвинул на место.
      Осмотрев квартиру, она окончательно убедилась, что в ней явно кто-то побывал, обыскивал ее, а потом довольно неумело постарался скрыть все следы. Однако, не будь она такой наблюдательной, едва ли что-нибудь заметила бы. Но как они смогли сюда проникнуть и не вернутся ли? Тот, кто побывал здесь, определенно ничего не нашел, если только не догадался заглянуть за притолоку. Но вряд ли. Для этого нужно быть очень высокого роста или встать на стул, а все стулья стояли на своих местах.
      Если это обыкновенный вор, то он не вернется. Но что, если искали определенную вещь? Тогда, не найдя ее, они обязательно попытаются проникнуть сюда еще раз. Но что их может интересовать? Ведь она не замешана ни в каких интригах, у нее нет тайн или компрометирующих писем, которые можно использовать как средство шантажа. Да, у нее есть кое-какие старые письма, которые она хранит как память о прошлом, и несколько акций. Есть еще пара писем от Вэла.
      Грита задернула шторы, притушила свет и стала готовиться ко сну. Пистолет она держала поблизости. Подперев стулом дверь, убедилась, что та плотно закрыта, и тут вспомнила про балкон. Ведь она даже не проверила: а вдруг этот человек проник сюда через него? Все эти дома в городе украшал немыслимо пышный орнамент, воспользоваться им, чтобы пробраться к окну или балкону, ничего не стоит. И уйти можно таким же путем. Через крышу.
      Ложась спать, она не переставала думать о случившемся, но так и не нашла сколько-нибудь весомого объяснения ему. Разве только эти старые акции? А что, если они приобрели какую-то ценность? Нет, не похоже. Впрочем, и Эл Хескет несколько раз упоминал о каких-то акциях… Но ведь это всего лишь ничего не значащий разговор. Элберт Хескет владелец прииска, делец, но никак не вор. И потом, он весь вечер был с нею.
      Погасив свет, она подошла к притолоке, отодвинула доску и запустила руку в тайник. Бумаги лежали на месте. Завтра при свете дня она рассмотрит их получше и тогда, по крайней мере, узнает, что они собой представляют. Она берегла их как память об отце и тете. Если уж на то пошло, она всегда надеялась, что они чего-нибудь да стоят, хотя все это время убеждалась лишь в обратном.
      Среди бумаг хранилось и давнее письмо от Вэла, в котором он сообщал ей, что вложил старый долг, возвращенный ее отцу, в какое-то предприятие.
      Грита уже собиралась лечь в постель, но что-то ее насторожило, она подошла к окну и выглянула. В этот поздний час улица была словно наводнена призраками. Вдруг ей почудилось какое-то движение за окном. Но, присмотревшись, она ничего не увидела и решила, что ей померещилось. Не выпуская из рук пистолета, Грита легла в постель.
      В Париже, где она росла, ей приходилось читать хотя и несколько приукрашенные, но достоверные истории Видока, первоклассного сыщика и бывшего преступника. Позже, работая в театре, она часто беседовала о нем с Д'Арланжем, французским актером, с которым ее познакомил дядя Андре.
      «Вы только оглянитесь по сторонам, — говорил Д'Арланж. — Для того чтобы убить, совершенно не нужно иметь револьвер или нож. Оружие у вас повсюду. Можно ударить по голове палкой, можно удушить шнурком. Да мало ли валяется предметов, могущих послужить оружием! То же самое касается и защиты. Оглядите повнимательней свою комнату, там всегда найдется что-нибудь: стул, стол, лампа. Изучите дом, в котором живете, исследуйте каждую комнату. Бросьте под ноги преследователя стул, а когда он упадет, ударьте его по голове чем-нибудь тяжелым. Плесните в глаза вином или горячим чаем. Тщательно обследуйте вашу комнату, ваш дом и все, что к нему прилегает, считайте его театром военных действий. Подумайте, как его использовать для самозащиты, бегства, для контратаки. Выработайте план. Вы должны знать, что будете делать, если нападающий ворвется к вам через окно или через дверь. Нельзя оставаться беспомощной. Я знавал жену одного капитана, ей частенько приходилось подолгу оставаться дома одной. Эта дама собиралась открыть магазин, и в доме уже велись малярные работы. Жила она в комнатке над магазином и как-то ночью почувствовала, что внизу кто-то есть. Спустившись по лестнице, она увидела, как в окно лезет вор. Оружия у нее не было, тогда она выхватила из ведра с краской кисть и, когда ночной гость спрыгнул с подоконника на пол, хлестнула его по глазам. Тот взвыл от боли, а она заткнула кисть ему прямо в рот, потом вылила всю краску ему на голову и принялась колотить его пустым ведром. Грабитель бросился наутек, но уже в конце квартала его схватила полиция. Несчастный находился в самом что ни на есть плачевном состоянии — разбитая голова, весь в краске, полуослепший, задыхающийся. А что же дама? Несколько брызг краски на ночной сорочке — вот и все».
      Наконец Грита погрузилась в сон и проснулась, когда потоки солнечного света, врываясь в окно, уже разливались по комнате.
      Подоткнув под спину подушки, она села на постели и взялась за пьесу. Пьесы этой она раньше не читала, и вещь показалась ей интересной. В Сан-Франциско работало немало драматургов, правда, в большинстве своем далеких от истинного профессионализма, но все же весьма одаренных. Эту пьесу написал как раз один из них.
      Грита никак не могла сосредоточиться. Отложив в сторону книгу, она задумалась. Допустим, Элберт Хескет считает, что у нее есть какие-то ценные акции. Допустим, он нарочно пригласил ее в театр, чтобы выманить из дому и дать возможность вору хорошенько обшарить квартиру. Ни за что на свете она бы не поверила, что Хескет руководствовался чистыми побуждениями. Ей, преуспевающей актрисе и просто красивой женщине, совершенно не льстило то, что за нею можно ухаживать только потому, что у нее имеются какие-то акции, представляющие ценность; в то же время она была далеко не первой женщиной, чьей благосклонности добивались ради получения выгоды.
      Допустим, она не станет разуверять его, что владеет акциями, не уточняя, какими именно, и не указывая на их местонахождение. Что, если она подержит его немного на крючке?
      Грита встала, приняла ванну, оделась, ни на минуту не переставая думать о Хескете. Что-то в нем беспокоило ее. Что именно? Может, глаза, холодные, как стальные шарики? Или неподвижные черты лица? Или его редкая улыбка, натянутая и неестественная? И она пришла к выводу, что ни разу в его присутствии не почувствовала себя уютно. При этом он всегда держался как джентльмен, но уж слишком безупречный и даже педантичный. Он говорил и поступал только правильно, но ей почему-то казалось, что делает это он неискренне. Этот человек определенно ставил ее в тупик, но сейчас она была еще и рассержена. Если он действительно замешан в этом вторжении, то ярости ее не будет предела. А сейчас ей пора идти в театр. Грита положила пистолет в сумочку и заперла за собой дверь.
      В театр она добралась немного раньше, прошла через служебный вход и остановилась, прислушиваясь. Ни звука. Темно и пустынно. Ей показалось странным, что она никого не встретила. Она пересекла освещенную слабыми мерцающими огнями сцену, окинув взглядом пустые ряды кресел зрительного зала. Слава Богу, ей еще ни разу не приходилось видеть их такими во время спектакля!
      За кулисами она в нерешительности остановилась и оглянулась. Смутное ощущение чего-то жуткого не покидало ее. Грита вдруг поняла, что очутилась в театре одна.
      Откуда-то сзади послышался слабый скрип, напоминавший звук шагов. Девушка резко обернулась, но ничего не увидела, лишь смутный свет пробивался из дальних окон где-то за вторым ярусом.
      Открыв сумочку, она достала пистолет. Ощутив его тяжесть в руке, почувствовала себя уверенней.
      Вдруг ей почудилось какое-то движение. Грита оглянулась. У нее за спиной находилась дверь в гримерную. Быстро войти и запереть за собой дверь? Но что, если там кто-то есть? Что ждет ее там, за дверью? Господи, какая же она глупая! В пустых зданиях всегда раздаются какие-нибудь звуки, скрипят и потрескивают доски от перепада температуры или еще что-нибудь.
      Она шагнула назад и взялась за дверную ручку, сумочка висела у нее на поясе. Грита собиралась потянуть за ручку, как почувствовала сзади шорох. Сильная, жилистая рука ухватила ее за пояс, оттолкнула и выдернула сумочку. Грита зашаталась и, потеряв равновесие, упала на колени. Человек бросился бежать. Подняв глаза, она увидела его на другом конце сцены и выстрелила. Вор покачнулся, вскрикнул и, схватившись одной рукой за другую, выронил сумочку. Грита снова подняла пистолет и приготовилась выстрелить, но нападающий исчез.
      Пошатываясь, она встала и подошла к сумочке, не выпуская из рук оружия.
      Тут же со всех сторон послышался топот бегущих ног, ее окружили актеры. Вокруг нее собралась вся труппа, и среди них даже Дэйн Клайд. Как давно она его не видела!
      — Грита! — вскричала Рози, — Что случилось?
      — Кто-то пытался вырвать у меня сумочку, и я выстрелила.
      — И, надо сказать, попали, — заметил Дэйн, указывая на капли крови на полу. Потом он посмотрел на пистолет. — Вы хотите сказать, что попали в него из этой вот штуковины? С такого расстояния?
      Все еще ошеломленная, Грита убрала пистолет в сумочку. Надо будет перезарядить его — единственное, о чем она подумала в тот момент. Ведь сейчас пистолет был ее единственной защитой.
      Друзья толпились вокруг нее, засыпали ее вопросами и пытались представить себе, как ей, должно быть, было страшно.
      — Он поджидал меня в гримерной, — рассказывала Грита, — а вокруг — ни души.
      — Мы сделали перерыв, решили пойти чего-нибудь выпить, — пояснила Софи. — Жаль, что так получилось. Знаете, кода вас угощают, неудобно…
      — Ничего страшного. Со мной все в порядке. Только немного испугалась.
      — Если вы так стреляете, когда напуганы, — заметил Дэйн, — то не хотел бы я попасть к вам под прицел, когда вы спокойны.
      — Ну что вы, это просто случайность.
      Режиссер Ричард Манфред занял свое место.
      — Рад, что все хорошо кончилось, — сказал он. — А теперь вернемся к репетиции.
      Позже, во время перерыва, к ней подошел Дэйн Клайд.
      — Если хотите, я могу перезарядить ваш пистолет. Я только что из Вирджиния-Сити, у меня тоже есть пистолет с запасными патронами.
      — В самом деле?
      Он принес саквояж и зарядил ее пистолет.
      — Вы заправски обращаетесь с оружием, — отметила Грита, наблюдавшая за ним.
      — Там, откуда я приехал, это необходимо, да и на дороге неспокойно. Правда, до стрельбы не дошло, но…
      — До стрельбы?! В театре?!
      Он рассмеялся.
      — Да, да. Дела там частенько принимают горячий оборот.
      К ним подошли Софи и Рози.
      — Грита, вы, должно быть, ужасно испугались?
      — Нечего было устраивать этот перерыв! — сокрушалась Рози. — Но этот очаровательный мистер Хескет…
      — Кто? — Дэйн резко обернулся. — Вы сказали, Хескет?
      — Ну разумеется. Он друг Гриты, и когда он захотел угостить нас…
      Та-ак… Снова Хескет, подумала Грита. Вчера вечером и вот сегодня.

      Грита повернулась к Дэйну.
      — Вы знаете его?
      — Хескет занимается добычей руды в Вирджиния-Сити и недавно завладел контрольным пакетом акций «Соломона», одного из тамошних лучших приисков. Будьте с ним поосторожней.
      — А что еще вам о нем известно?
      — Не так много. Я ведь вскоре уехал оттуда. В Вирджиния-Сити он приехал из Калифорнии, работал бухгалтером на «Соломоне», а потом вдруг завладел всем прииском. Уилл Крокетт доверял ему, а Хескет, оказалось, только и думал, как бы отобрать у того прииск. Это ему удалось. Уилл Крокетт бесследно исчез.
      — Его убили?
      — Вряд ли. Мы думаем, он разыскивает недостающие акции «Соломона», которые помогут ему вернуть контроль над прииском, если, конечно, удастся их найти.
      — Если Хескет не заполучит их первым.
      — Точно.
      После репетиции у дверей ее догнал Манфред.
      — Подождите, мы проводим вас. Все это очень подозрительно. — Он бросил на нее испытующий взгляд. — Где вы научились так стрелять?
      — Я вовсе не умею стрелять, просто нажала на спуск.
      — Иногда случайный выстрел оказывается более точным. Это все равно что попасть пальцем в небо. Похоже, вы ранили его в руку или в плечо. Он выронил вашу сумочку, а это, судя по всему, не входило в его намерения. В Техасе, откуда я приехал, среди моих знакомых был человек по имени Кален Бейкер. Он тоже отлично стрелял.
      К ним присоединился Дэйн Клайд, и они вышли на улицу.
      — Вы еще не отказались от мысли ехать в Вирджиния-Сити?
      — Конечно нет. Мистер Мэгуайр организовал там двухнедельные гастроли. Будем играть четыре пьесы, и если публика нас примет, останемся еще ненадолго.
      — Похоже, война не слишком-то мешает обычному ходу дел.
      — А многие уходят из Вирджиния-Сити? Я имею в виду в ополчение?
      — Многие. Хотя президент Линкольн не заставляет никого. Правительству нужно серебро, которое мы добываем. Правда, тяжелый дух витает в обществе, и в том и в другом стане.
      — В Париже только и говорят о событиях в Америке, но никто толком ничего не знает.
      — Разговоров-то и здесь хватает. Речь идет, скорее, о равноправии штатов, нежели о рабстве. Ввоз рабов запрещен законом, начиная с 1820 года. Конечно, тайная торговля идет и по сей день, в основном в Новом Орлеане.
      Клайд повернулся к Грите:
      — Софи сказала мне, кто-то пытался проникнуть в вашу квартиру.
      — Не пытался, а проник. Вскрыл замок и перерыл все вещи.
      — Все вещи? Вы считаете, он что-то искал? Что же ему понадобилось?
      Грита пожала плечами.
      — Ума не приложу. Может, он думал, что у меня много драгоценностей? Из зрительного зала украшения, которые я ношу, смотрятся как настоящие.
      — Вчера вечером… и вот сегодня снова… — В голосе Манфреда прозвучали нотки подозрительности. — Это уже не совпадение. Ищут что-то определенное и уверены, что эта вещь у вас.
      Они остановились у дверей.
      — Быть может, нам лучше войти в дом вместе с вами? — предложил Манфред.
      — О, пожалуйста!
      Дом, в котором жила Грита, принадлежал к числу поспешных построек начала пятидесятых, когда в Калифорнию хлынул поток золотоискателей. Осмотрев квартиру, они убедились, что она пуста. Манфред замешкался в дверях.
      — Вам не страшно? Софи могла бы остаться с вами, она ничего не боится. Однажды я видел, как она собственной персоной выставила из театра пьяного. То есть просто вышвырнула его на улицу.
      — У меня все будет в порядке.
      Клайд колебался, не желая уходить, потом спросил:
      — Грита, нет ли у вас каких-нибудь акций, например «Соломона»?
      — А почему вы спрашиваете?
      — Хорошо, вот смотрите. У Хескета контрольный пакет, но и у Крокетта немалая доля. Если Хескету удастся завладеть недостающими акциями, он навсегда оставит за собой контроль над прииском. Если же первым купит Крокетт, то он избавится от Хескета и вернет себе все права. Это не пустяк, Грита, здесь замешаны миллионы.
      — Напрасно кто-то считает, что я владею акциями «Соломона», — решительно заявила она. — У меня их нет. Ни я, ни кто-либо из моих родственников никогда не бывал здесь.
      Оставшись одна, она заперла дверь и проверила задвижки на окнах. Одно окно, через которое проникнуть снаружи ей показалось невозможно, оставила приоткрытым, потом прошлась по комнатам и тщательно их осмотрела. Внезапно Гриту охватил гнев. Кто-то пробрался в ее квартиру, сделал обыск, потом поджидал ее в театре, толкнул и выхватил сумочку. У нее нет причин подозревать Хескета. Он просто пригласил ее в театр. Ну и что, если он угостил всю труппу коктейлем? Это просто совпадение.
      Как и в прошлый раз, Грита подперла стулом дверную ручку. Кто бы ни был этот вор, сегодня он не появится здесь, хотя бы потому, что одна рука у него выведена из строя.
      За столом у Маркуса Зетцева сидел худой, болезненного вида человек с правой рукой, перевязанной тряпкой, заляпанной пятнами крови.
      — Это ваша идея, мистер Зетцев. Я совсем не знал этого человека. Послушать его, так попасть в квартиру и взять, что нужно, — проще простого. Но там ничего не оказалось! Я перерыл все, поверьте! Заглянул повсюду, где обычно прячут ценности… В театре выхватил у нее сумочку… Кто бы мог подумать, что у этой женщины окажется пистолет!
      — А что ты искал?
      Налитые кровью глаза хитро посмотрели на Зетцева.
      — Он взял с меня слово, что…
      — Не будь идиотом! Ты его больше не увидишь. А вот со мной тебе не раз еще придется иметь дело. Говори, я хочу знать.
      — Мне велели найти какой-то пакет с акциями, остальное не трогать. Черт возьми, да там вообще ничего нет! Я побывал у нее в квартире, потом подкараулил в театре, меня ранили в руку, и все напрасно!
      Маркус вынул из кармана двадцатидолларовую монету.
      — На вот, возьми. Не хочу, чтобы ты оставался внакладе. Если он снова появится, дай мне знать.
      — Да вы с ума сошли! Я еле ноги унес, когда она подстрелила меня, и больше не собираюсь с ней связываться!
      Вор ушел. Маркус снова плюхнулся в кресло. Хескет недавно завладел контрольным пакетом акций «Соломона», а этот прииск стоит миллионы. Теперь он хочет присвоить остальные акции и ради этого готов пойти на все. Тут должна быть какая-то причина. Через час его знакомый на бирже назвал ему эту причину. Недостающие акции означают полный контроль, он-то и нужен Хескету. Быть просто владельцем акций означает иметь неплохую прибыль, но если управлять всем…
      Маркус Зетцев судорожно ухватился за край стола. Сбывать краденый товар не ахти какое приятное занятие, а вот стать владельцем серебряного прииска!.. И сделать это в его силах. Его слегка продолговатые глаза подернулись слезами при одной только мысли об этом. Хескет потерпел неудачу, но он… у него это дело не сорвется.
      Тим, которого он посылал к Хескету, опытный вор, и уж если обшарил всю квартиру и не нашел акций, стало быть, их там и нет.
      Тиму теперь вряд ли удастся обследовать содержимое сумочки этой женщины, но именно там акции как раз и могут быть. Либо в сумочке, либо на ней самой, где-то под одеждой.
      Теперь она станет осторожной, будет все время начеку и, если понадобится, не побоится стрелять. Маркус раскладывал пасьянс, не переставая думать об этом. Ему нужно во что бы то ни стало завладеть содержимым ее сумочки и обыскать ее саму. Сделать это можно вечером после спектакля или, на худой конец, в дилижансе, когда она поедет в Вирджиния-Сити, ведь всем известно, что она направляется туда на гастроли.
      Еще две недели пьеса с успехом шла в Сан-Франциско, и все это время Маркус не находил никакой возможности подобраться близко к актрисе. Рядом с нею всегда крутился кто-нибудь из актеров, причем все они имели при себе оружие. У людей Зетцева был наметанный глаз на подобные вещи. Маркусу вовсе не улыбалось, чтобы кого-нибудь из бандитов ранили или он попал в руки полиции и выдал его.
      Спектакли окончились, и в газетах появилось сообщение, что труппа мисс Редэвей направляется в Вирджиния-Сити.
      К Маркусу заглянул Хескет, и он, глядя на того невинными глазами, поинтересовался, не нужен ли ему другой вор.
      — Нет, — резко ответил Эл. — Нужда отпала.
      Грита Редэвей встретилась с Элбертом Хескетом, чтобы вместе пообедать. Обед получился превосходный, и Грита получила истинное удовольствие. К тому же за это время она смогла убедиться кое в чем. Во-первых, у Хескета явно было не все в порядке с головой. Когда эта мысль осенила ее, она даже испугалась.
      — Мисс Редэвей, вы позволите показать вам Уошу? Вы должны собственными глазами увидеть, как добывают золото и серебро. Приедете на «Соломон», и я выберу для вас лучшие образцы сортовой руды.
      — Сортовой?
      — Это руда, в наибольшей степени обогащенная золотом. Самым настоящим золотом, и вы будете держать его в руках. Хотя… — прибавил он, — мне приходилось видеть сортовую руду, не содержащую золота вовсе. Лучше всего определять по весу. Золото ведь тяжелое.
      — Мы уже скоро едем, так что почту за честь, мистер Хескет. — Тут у нее возникло непреодолимое желание задать ему вопрос, от которого она так и не смогла удержаться: — А разве не мистер Крокетт истинный владелец прииска?
      Взгляд его на мгновение сделался неприятным, потом ласковым и даже каким-то вкрадчивым. Улыбка искривила его тонкие губы.
      — Мистер Крокетт? Он владеет довольно большой частью акций, но уже не имеет отношения к «Соломону». — Хескет осторожно заглянул ей в глаза. — Где вы слышали о нем?
      — О, вас интересует, откуда мне это известно? Один человек на рынке… или, как это там называется, на бирже… Мистер Мэгуайр расспрашивал его об акциях «Соломона», и тот сказал, что истинный владелец прииска Уилл Крокетт.
      — Да это смешно! — задыхаясь, воскликнул Хескет. — Он уже не имеет отношения к прииску. Он там совершенно посторонний человек!
      — Вы едете с нами одним дилижансом, мистер Хескет?
      — Да, наверное, еду. Конечно, еду.
      Позже, идя по улице, он услышал позади тихий голос:
      — Заверните за угол, мистер Хескет, и зайдите в салун. Кое-кто хочет поговорить с вами.
      Через изрезанный надписями стол на Хескета смотрел болезненного вида человек. Хескет удивился.
      — Пятьдесят долларов? Интересно, что ты можешь мне рассказать за пятьдесят долларов?
      Изможденное лицо оскалилось в улыбке, обнажив сломанный желтый зуб.
      — Может, и ничего. Только мне показалось, что Маркус…
      — Маркус?..
      — Пятьдесят долларов.
      Хескет некоторое время колебался, потом раздраженно выложил на стол монеты.
      — Маркус страшно любопытен, мистер Хескет, и всегда все разнюхает. Я видел, как он говорил о чем-то с биржевиком, а потом договаривался с Джо Поттавоттами.
      — Это еще кто такой?
      — А-а, налетчик. Промышляет на дороге к востоку от Сакраменто, останавливает дилижансы. По-моему, Маркус интересовался этой актрисой, все расспрашивал о ней. Потом долго шептался с Джо Поттавоттами, вот я и смекнул, что вам это может показаться любопытным и вы согласитесь отстегнуть пятьдесят долларов.
      Тим взял монеты.
      — Ну ладно, мистер Хескет, может, когда увидимся. Только будьте осторожны. Слышите? Будьте осторожны. С Джо поедет еще один человек. Уж он-то точно не похож на других. Ну, в общем, вы понимаете, о чем я говорю. Вот и спрашивается: зачем он понадобился Маркусу? Ведь актрису никто не собирается убивать… Но если там будет Джекоб…
      — Джекоб? Какой еще Джекоб?
      — Просто Джекоб. Там, где он появляется, обязательно кого-нибудь убивают. Вот я и спрашиваю, мистер Хескет, кто жертва на этот раз?

      Элберт Хескет сидел неподвижно, сложив руки на столе. Мгновение спустя он произнес:
      — Спасибо. Да… большое спасибо.
      Тим удалился. К Хескету подошел официант, дородный, усатый мужчина с огромным, выпирающим животом.
      — Ну вот, опять… Этот тип вечно дает деру, не заплатив!
      Хескет выложил на стол монету, потом еще одну, золотую в двадцать долларов, и накрыл ее рукой.
      — Мне нужен человек с хорошей лошадью. Думаю, за двадцатничек ты мог бы расстараться и найти такого.
      — Есть у меня такой. Давайте сюда двадцатку.
      — Это после. Сначала я поговорю с ним. Веди его сюда.
      — А ну вас! Какого черта!.. — Официант помолчал, потом согласился: — Ну ладно уж, так и быть.
      Хескет глотнул вина, стараясь не замечать шума голосов, крепкого запаха тел и грубой брани. Он отпил половину, когда рядом с ним за стол опустился неряшливого вида бородатый мужчина в шляпе с широкими опущенными полями. Хескет бросил на него холодный, неприязненный взгляд.
      — Мне нужен человек, который доберется до Вирджиния-Сити быстрее, чем Поуни.
      — Такое невозможно.
      — У меня есть сто долларов, которые шепчут мне, что это очень даже возможно.
      — Еще половину за лошадей. Придется платить за смену.
      — Идет. Пятьдесят плачу сейчас, а сотню получишь, когда доставишь послание.
      Бородач потер переносицу, окинув Хескета изучающим взглядом. Этот человек казался ему явно преуспевающим.
      — А что передать-то, от кого весточка?
      — Говорить ничего не надо, вопросов тоже не задавать. Я люблю тех, кто умеет держать язык за зубами. — Хескет помолчал, потом прибавил: — А с теми, кто треплется о моих делах, у меня разговор короткий.
      Вырвав из записной книжки листок, он начертил грубую схему.
      — Найдешь нужного человека в этой вот хижине. Зовут Ваггонер. Возможно, у него не окажется при себе нужной суммы, но он знает, где достать деньги.
      Когда бородач ушел, Хескет допил вино. Маркус Зетцев заплатил часть денег, чтобы помочь Хескету завладеть контрольным пакетом акций «Соломона». Если с Хескетом что-нибудь случится, акции перейдут к Маркусу, так что тот наверняка что-то задумал. Все-таки иметь дело с мошенниками гораздо легче — всегда знаешь, что они так и норовят обчистить тебя, хотя и делают вид, что боятся.
      Что делать — поехать дилижансом или понадеяться на Ваггонера? Если он останется в Сан-Франциско, Зетцев обязательно подошлет к нему кого-нибудь из своих ребят, и на этот раз предупредить его будет некому. Нет, он поедет дилижансом, но сначала предпримет кое-какие меры. Он возьмет оружие, кроме того, в дилижансе будут женщины, а эти грабители с большой дороги не трогают слабый пол. Ты можешь убить мужчину, но если допустишь грубость по отношению к женщине, здесь, на Западе, тебя запросто вздернут.
      Хескет уже кое-что разузнал о Джекобе. Этот необычный убийца не имел дела с бандитами, но когда образовались отряды линчевателей, принявшиеся наводить порядок и отлавливать всякий сброд, Джекоб оказался в их рядах. Похоже, никто даже не знал его в лицо, но побаивались.
      Элберт Хескет не любил убивать собственными руками, но иногда случается так, что…
      На вращающемся стуле Маркуса Зетцева сбоку висела кобура, в ней лежал «ремингтон» 36-го калибра. Стул загораживала поверхность стола, и очень немногие из тех, кто посещал контору, могли видеть кобуру с револьвером. Для этого пришлось бы очень близко подойти к столу и заглянуть через него, и все равно заметить ее можно было только в том случае, если стул оказывался развернутым под определенным углом.
      Темные улицы к ночи становились совершенно безлюдными. Чуть подальше, в северных кварталах из салунов доносилась музыка и пьяные крики.
      Элберт Хескет в грубой одежде шел вниз по неосвещенному переулку и вскоре завернул за угол, где находился товарный склад и контора Зетцева. В конторе светилось единственное окно, и ему пришлось подниматься почти в темноте, осторожно нащупывая ногами ступеньки. Хескет повернул ручку. Как он и предполагал, дверь оказалась заперта.
      Теперь многое будет зависеть от случая, а случайностей он не любил. Он тихо постучал. Ответа не последовало. Тогда он постучал громче.
      Внутри послышалось движение, и через стеклянную дверь он увидел, как кто-то идет по коридору, держа в руках фонарь. Фонаря-то он как раз и не предусмотрел. Пожар ему совсем ни к чему, хотя…
      — Кто там? — послышался голос Зетцева.
      — Маркус, это я, Хескет. У меня срочное дело!
      Последовала пауза, громыхнул засов, и дверная ручка повернулась. Маркус поднял фонарь и заглянул компаньону в лицо.
      — Что случилось? — требовательным голосом спросил он, не делая при этом ни одного движения, чтобы открыть дверь. Приход Хескета его явно встревожил.
      — Я нашел акции, но мне нужна твоя помощь. Послушай, брось сомневаться, тут пахнет миллионами, только нужно действовать быстро.
      Что, если Зетцев прихватил револьвер из кобуры, висящей на стуле?
      Дверь распахнулась, и Зетцев в накинутом на плечи пальто отступил, чтобы пропустить его. Все получилось не совсем так, как планировал Эл, и теперь он мялся в дверях, надеясь, что Маркус пойдет первым. Но тот и с места не двинулся, и Хескет неохотно шагнул мимо него.
      Торопливо и молча они добрались до кабинета. На пороге Хескет опустил руку, ощутил в ней нож, спрятанный в рукаве, и, сделав шаг вперед, обернулся.
      — Маркус! — начал хриплым шепотом Эл, оглядываясь по сторонам. — Они наши, Маркус! Вот, смотри…
      Левой рукой он достал из внутреннего кармана пальто пачку бумаг. Зетцев непроизвольно потянулся к ним, и в это мгновение Хескет размахнулся и резко ударил его ножом.
      Лезвие вошло в тело пониже грудной клетки и застряло там по самую рукоятку. Глаза Зетцева выпучились, челюсть отвисла. Той же рукой, в которой держал бумаги, Эл схватил его за правый рукав и притянул к себе. Потом снова ударил ножом, стараясь направить лезвие чуть выше и вонзить глубже.
      Взгляды их встретились. Зетцев еле ворочал языком, пытаясь издать хоть какой-то звук, но безуспешно. Хескет хладнокровно толкнул его на стол, дважды полоснул по горлу и столкнул тело на пол.
      Как он и предполагал, сейф оказался не запертым, Эл подошел к нему и принялся просматривать содержимое. Найдя то, что искал, он еще раз взглянул на Маркуса Зетцева, наклонился над телом, вытер нож о рубашку убитого и направился к двери.