Глава 20

Гордость может оказаться опасным спутником, и мыслящий человек должен ее остерегаться. Того гляди, заведет в рискованное или хлопотливое положение, в какое своей охотой ни за что не влезешь.

И мои друзья, и Лусинда сомневались, что я способен сразиться с Рейфеном Фолви в чем-то, хоть отдаленно похожем на схватку равных. Думать об этом было неприятно.

До нынешнего времени я считал себя спокойным, рассудительным существом, и разум подсказывал: задача сейчас — отыскать сокровища, собрать своих друзей и улепетывать отсюда с максимально возможной скоростью. Доберемся до наших лошадей, и есть шанс, что наши неприятели останутся безнадежно в тылу. Будем у манданов задолго до того, как они смогут очутиться близко от нас. Трезвый рассудок заверял, что такой курс — наилучший, и, немного поостыв, я занялся его осуществлением. Однако раздражение внутри не исчезло.

Мы, не забывая об осторожности, обыскали место, где я в последний раз видел Дэйви Шанагана. Нашли кровь на листьях, отпечаток тела, но сам он пропал.

Сидя на пятках посреди рощи, мы обсудили ситуацию. Бывший лагерь людей Фолви, сейчас заброшенный, расстилался перед нами как на ладони. Одна лошадь оставалась там, что вызывало подозрения.

— Приманка, — высказал я свое мнение. — Ждут, что мы придем ее ловить.

— Лучше давайте-ка двинем разыскивать наших лошадей. Они должны быть там, где мы их спрятали, когда ты ушел вверх по горе, а мы услыхали рядом шайку Фолви и решили дуть оттуда. Если они их не украли.

— И где это?

— В той вон стороне, симпатичная такая ямка между холмами. Там родник, растут деревья, трава хорошая. С ними должен был оставаться Боб Сэнди, он не в той был форме, чтобы шататься по округе.

Мы отошли от места стоянки назад. Ни с того ни с сего лошадь торчать посреди покинутого лагеря не станет. Привязали там или как-то еще удерживают, ясно.

Принялись пробираться в сторону от откоса, по звериным тропкам среди чахлых дубков, дубового подроста и редких сосен. Останавливаясь временами, чтобы прислушаться, ничего не улавливали. В рощице, где оставляли лошадей, все было спокойно. Лошади находились на месте, хрустели травой или стояли голова к хвосту, чтобы смахивать друг другу с носа мух. Мы полежали, притаившись, разглядывая картину.

Признаков жизни никто не подавал. Но в тени вокруг вполне могли быть люди, в нескольких точках. И тут должен присутствовать Боб Сэнди.

Дробовик, который я волок с собой, становился все тяжелее. Мне ничего так не хотелось, как возможности положить его наземь, выпить кофе, чего-нибудь съесть, затем оседлать коня и укатить отсюда.

Понаблюдав несколько минут и никого не увидев, мы спустились в ложбину и оседлали лошадей — и собственных, и прочих. Странное чувство владело нами, и все мы ожидали: что-то произойдет. Фолви с приличными силами находился в окрестностях, и наверняка хотя бы некоторые из них изловили своих лошадей. Несомненно, ожидают нашего хода. Как и мы ихнего.

К востоку плотно стояли сосны. Мы провели лошадей сквозь них в ложбину поменьше, но более удобную для защиты. Сухого дерева нашлось в избытке, и, рискуя, что нас накроют, мы сварили кофе и приготовили поесть.

Подремали урывками, карауля по очереди. С приближением вечера почувствовали: надо действовать. У меня из головы не выходил мальтийский крест в пещере. Предположительно снаружи имелся еще один, тот, что нашел ван Рункл, но уверенности в этом у меня не было.

Я нарисовал на земле около себя схему: линия, обозначающая край плато, и другая — гору напротив, отметил расположение пещеры с крестом и нашу позицию. Если я не ошибался, мы находились не более как в трехстах ярдах к юго-востоку от этой пещеры.

Выбрав в качестве ориентира высокую растрепанную сосну на краю плато, я провел взглядом линию от нашего лагеря к ней. Приблизительно на полпути высовывалось нагромождение скал. В промежутке между ним и нами лежала небольшая сухая сосна. Найду дорогу даже в потемках. Я разыскал пару налитых смолой шишек и положил их, чтобы удобно взять.

Подошла Лусинда.

— Что хотите делать?

— Забрать золото и уезжать отсюда.

— Правильно! — живо отозвалась она. — Я мечтаю выбраться даже с пустыми руками. Давайте просто уедем! — Помолчав, она добавила: — Я его боюсь. Верю, что он с удовольствием нас поубивает, всех до одного!

Несмотря на дерзкое желание бросить Фолви персональный вызов, я сам не избежал опасений. Что он являлся борцом, почти не находящим себе равных, мы все принимали без возражений. Смелый, беззастенчивый человек, державший в повиновении команду головорезов частью страхом, частью силой личности. И однако я упрямо отказывался признать себя побежденным. Я добуду это золото, потом уже мы уедем.

Окружающая местность казалась предательски мирной. Куда ни глянь, никто не шевелится.

Сейчас мы как будто были в безопасности. Чувство, чреватое неприятностями. В подобные моменты человек становится уязвимым, а охоты подвергнуться атаке мы не испытывали. При изучении окрестностей, высматривая не только движение, но и знаки, оставленные передвигавшимися раньше, я раздумывал, что надо бы сделать одну решительную попытку быстренько добраться до клада и потом убираться из этих мест что духу в конях. Самым важным было уберечь Лусинду, с этим согласился бы каждый, а это значило оторваться от противника. Сэнди, Толли, Кембл, Шанаган и Хорхе знали, куда мы собираемся, и могли ехать следом — если были живы и если сохраним жизни мы.

Перебрался ко мне Эбитт, так же, как и я, изучая окружающее.

— Нет никаких идей насчет где запрятано добро?

— Мне кажется, я знаю, где оно.

— Очко в твою пользу. Я ума не приложу.

Я рассказал про мальтийский крест.

— Длинная перекладина, по-моему, сделана для обмана, заманить в ловушку. Думаю, клад зарыт под крестом.

— Может такое быть. — Казби запалил свою трубку. — Хотел бы я, чтобы парни подошли. Боюсь за них… да и за нас тоже.

— И я. Шанаган был плох.

Так мы переждали день: ловя возможность отдохнуть, давая лошадям попастись, копя силы для будущей гонки через прерии.

Тени удлинились. Так же, как и мы, они выжидали, но с темнотой действия возобновятся, и внезапно я решил: время двигаться. Сейчас, пока еще светло.

Мы сели верхом и выехали, прокладывая по траве курс к выходу скал. Вопросительно позвала куропатка, но кроме этого, слышался только шорох и топот от копыт наших лошадей. У скал мы натянули поводья, стараясь слиться с серым камнем.

Винтовка болталась на ремне у меня за плечом, но дробовика я из рук не выпускал. Момент неподвижности — приглядеться к лесной опушке, вслушаться. Подозрительных звуков не возникало, но тревога меня не покидала.

— Ждут нас скорее всего, — шепнул я Хиту. — Должны, мне кажется, знать, где мы есть.

— Значит, будет драка.

У намеченной мною сосны на краю откоса мы остановились. Соскочив с седла, я передал дробовик Хиту.

— Спущусь один. Помоги Лусинде в случае чего.

Перед нами тянулся верхний край откоса, сзади — открытая местность, которую только что пересекли. Казби Эбитт слез на землю, за ним Лусинда и Айзек. Не очень хорошая позиция, но есть несколько невысоких камней, пара кустов, упавшее дерево. Неудачно расположены, но все-таки укрытие.

В этой точке откос достигал полных шестидесяти футов в высоту, и, что делалось внизу, я различал слабо. Можно было выбрать из нескольких путей, ведущих вниз; я остановился на самом простом.

Стараясь не столкнуть ни камешка, я пробирался к долине, давая себе время. Сверху не доносилось ни звука. Подо мной ничего не шелохнулось. Слишком все хорошо; мне это не нравилось. Сломанное дерево, намеченное мной как веха, находилось прямо у входа в пещеру, но я не направился туда сразу. Что-то теперь копошилось на самом дне, не разберешь что к чему. Судя по шуму, лошади, не одна и не две.

Бесшумно дальше, глаза на вехе. Вот и пещера. Снять с плеча «фергюсон», проверить положение пистолета. Подойти.

Слишком скоро я оказался на месте. Шагнул подальше в тень, застыл. Поставлено все до последнего. Точного знания у меня не было, одни догадки, ощущения даже. И много времени для поисков мне не отпустят. В эту самую минуту мои товарищи наверху могут находиться в смертельной опасности. О чем я думаю, безусловно, находятся, пока остаются здесь.

Черный рот пещеры разинут рядом. Что ждет внутри? Ван Рункл? Вполне возможно. Он, по крайней мере, знает об этом месте; но могли его открыть и другие. Не поможет мне тут моя ученость — одни лишь мускулы, решимость, быстрота действий и везение.

Насколько я изменился за недели конного пути от Миссисипи на запад? А не началось ли изменение еще до этого, со смертью моей жены и сына?

Возгораний случалось больше, чем надо. Каждый год гибли семьи, уничтожались дома. Искры, летящие из каминов, опрокинутые подсвечники… несчастных случаев происходило множество, и моя трагедия была одной из тысяч. Хотя для меня лично она являлась единственной и неповторимой. Моя жена, мой ребенок не были цифрами статистики, но дыханием моей жизни.

Тогда ли я начал становиться другим? А начинал ли? Не таились в глубине сознания эти эмоции, эти инстинкты всегда?

Недвижимый около зияющей мрачной дыры, куда я должен скоро войти, я чувствовал, что готов погрузиться туда, готов и ожидаю с нетерпением то, что встретит меня внутри.

Во мне никогда не было той трусости, что побуждает охотиться стаей. Охотиться на людей, таких же, как я. Свои схватки я хотел вести равным оружием, при равных условиях. При этом моя новая мудрость говорила мне: враг подобных предрассудков не имеет.

Пригнув голову, я резко шагнул сквозь отверстие в темноту и холод пещеры. Распластавшись на стене, чтобы защитить спину, вслушался. Выдержал секунду, затаив дыхание. Свежесть и тишина. Ни шелеста воздуха в легких, ни шипения одежды, трущейся о камень. Я продвинулся вбок, шаг, другой… Шиш тебе света на тот раз. Придется поработать в темноте. Количество шагов от креста до устья пещеры я сосчитал загодя. Теперь отсчитывал их в обратном направлении. Нащупал боковое ответвление, которое искал. Несколько шагов дальше, чем надо, и полечу в ту пропасть. На сотни футов под землю, быть может.

Около самого креста был круглый камень. Носок моей ноги дотронулся до него. Я опустился на колени, ощупью удостоверился в находке, повел пальцами вдоль стены к кресту.

Ясно, что длинное плечо креста, направленное к провалу, ловушка или, не исключено, чистая случайность. Богатство закопали у подножия креста, нечего и сомневаться. Я принялся обследовать пыльную поверхность под стеной.

Сплошная! Хочу ощутить под пальцами края ямы, не нахожу; ищу мягкое, но все кругом твердо. Пол пещеры не тревожили много веков.

Вот и все. Просчитался. Остается мне волочить ноги обратно, откуда пришел, прихватить Лусинду и ехать, надеясь, что мои добрые товарищи явятся, когда смогут. Хит и Эбитт согласны, что поступить так — самое то.

Но уехать несолоно хлебавши?

Мои руки поползли по стене в надежде на трещины, различимые осязанием, но не глазом. Ничего похожего.

Мальтийский крест имеет поперечину, любой из концов которой может служить указателем, нижний конец — тоже, а верхний? Я вскинул руки над головой, пошарил, вытянулся вверх, как только мог… пустышка.

А я был выше ростом, чем большинство мужчин.

Но ведь потолка я не достал. Почему-то я считал, что он низкий, едва не упереться головой. Понятно: иллюзия, созданная темнотой. Привалиться к стене, поразмыслить.

Я находился достаточно глубоко и, чтобы разглядеть, что делается наверху, нуждался в освещении. Средство имелось поблизости — сосновые шишки, они хорошо горят и дают яркий свет. Мало вероятности, что такой свет заметят с наружной стороны входа, однако с горы напротив могут.

Минуты уходят. Сколько времени истекло, как я ушел от остальных?

Я отыскал на ощупь шишки, заодно обрубок бревна, от которого откалывали щепки. Неожиданно сообразил, что из него выйдет хорошая подставка. Забраться и достать повыше. Прикантовал куда надо, встал на обрубок, придерживаясь за стену, поднял руки.

Почувствовал под пальцами липкие полоски. Тело пронзила дрожь. Поспешно отдернул их, потрогал кончики. Не смола. Что-то скользкое, мокрое. Сталактит сочится? Нет… тогда бы чувствовались зерна, как мокрый порошок.

Что же это?

Кровь?.. Да!.. Но чья?

Я потянулся вверх опять. Снова влага под пальцами, потом замша… чья-то рука в рукаве с бахромой.

Нужен свет. Я стал отыскивать на себе кремень и огниво, на миг замер, услышав негромкий стон. Зажег лучинку смолистой сосны, шагнул по бревну назад и поднял пламя вверх.

Голова раненого повернулась на вспышку.

— Дэйви! Дэйви Шанаган! Как ты здесь оказался?

— Надо было… спрятаться. Шли ко мне. Полз, нашел дыру, полез туда и сверзился… шесть футов, а может, семь. Закровил по новой. Затискал твой мох внутрь, еле остановил.

Отдав ему лучину, я просунул ладони ему под мышки и осторожно спустил вниз.

— Сейчас мне лучше. Поспал немного.

— А я искал клад. Думать не думал, что ты там окажешься.

— Я понял. Можешь больше не искать. Там он.

Я поднялся.

— Дэйви… ты не шутишь?

— Чего ради. Влез в ту трещину, да прямо на него и свалился. Туточки он, не беспокойся. Четыре кожаных сундука, это во всяком случае. Подгнивших. Один подо мной разлетелся.

— Ладно, золото подождет. Надо переправить тебя к Эбитту и Хиту. Они…

— Не возись, Чантри. Хватит с него и пули, а вторая — тебе!

Это сказал Рейфен Фолви.

Всей силой ног оттолкнувшись от пола, я врезался в него чуть пониже коленей.

Глава 21

Оба мы выкатились из пещеры и одновременно поднялись на ноги. Люди Фолви стояли снаружи, и я помолился про себя, чтобы они ничего не расслышали. Кольцо бандитов начало сжиматься, но щелчок ружейного ударника заставил их застыть на месте.

— У нас тут найдется парочка винтовок, — говорил Соломон Толли, — а насчет кого застрелить, мы народ неразборчивый. Сдайте-ка назад и не трогайте их. Хотят чего уладить, пускай займутся.

Фолви расхохотался.

— Ты на меня? — веселился он искренне. — Ты еще дурнее, чем я думал, педагог.

— Возможно. Но это еще надо выяснить, не так ли?

— Какое тогда оружие выбираешь?

— На ваш вкус. Предпочту отделать вас тем способом, который выберете сами. Не угодно ли рукопашную?

Новый взрыв смеха.

— Профессор, в мои пиратские дни я считался величайшим мастером драки без оружия среди всех, кто плавал под черным флагом. Попробуйте еще раз.

— Испугались?

Улыбку как рукой сняло.

— Испугался? Тебя? Ах ты несчастный…

— Тогда как? Кто кого переругает? Так вы, выходит, деретесь, Фолви? Языком?

— Хорошо, пусть будет бой без оружия. Кулаками и чем попало. По желанию переходим на ножи,

— И никакого вмешательства, господа! — проговорил Хит. — Значит, они тоже тут. Неплохо бы все наши товарищи были здесь, надеялся я.

Удар. Внезапный, бешеный. Дюйм или два ниже, и Фолви нокаутировал бы меня, но я мгновенно уклонился, и кулак угодил мне в скулу. Беспощадная энергия сотрясла меня до самых пяток, я зашатался и мог лишь нагнуть голову и двинуться к противнику.

Он немедленно швырнул меня через свое бедро в пыль и упал сам, целясь коленом мне в живот, но я быстро перекатился, чего он не ожидал, и оба мы снова были на ногах. В этот раз я успел первым. Прямой жесткий удар в зубы дал ему себя почувствовать, и мы сцепились вовсю.

Фолви был выше ростом, руки у него были длиннее, вес больше, но я с детства ходил пешком в дальние походы и просто болтался по лесу, махал топором, а подросши кувыркался и боролся с другими мальчишками. Живя в Европе, я занимался фехтованием и боксом. Частенько проводил тренировочные бои с Даниэлем Мендосой, величайшим кулачным бойцом в то время, так что не вполне являлся безобидным созданием, каковым меня считали.

Получив в лицо обоими кулаками, я основательно вмазал ему в ребра. Он ответил ударом в ухо, другим — в грудь. Но я достал его под сердце. Какое-то время мы обменивались безвредными тычками, потом наши кулаки замелькали, точно молоты. Фолви попадал чаще и в некоторый период крепче, но я трижды добавил как следует в середину туловища, а один раз — в лицо.

Он подбил меня сзади пяткой, дернув ногу к себе; упали мы вместе. Опять попытался ударить сверху коленом в пах, но я лягнул его обеими ногами на пути вниз и отбросил в сторону. Он шмякнулся задом оземь, однако оказался на ногах одновременно со мной.

— Похоже, ты тоже умеешь драться, Профессор?

— Есть немного, — сказал я. — Но я не самый знаменитый боец под черным флагом.

Он стремительно сблизился, резанул мне левой в лицо, я отбил и снова ударил в сердце. Он засмеялся.

— Там одни ребра, пользы тебе не выйдет. Они у меня железные.

Я сымитировал удар в лицо, шагнул ближе и влепил еще раз по тому же месту, мы вошли в клинч, выходя, я отвесил еще пару туда же. Он со злостью отпихнул меня, ударил в лицо, удачно; под его следующим ударом я провел прямой, тяжелый удар по корпусу.

Встретил его на полдороге и здорово повредил, это чувствовалось. Фолви треснул меня по лицу локтем, вниз и назад; я двинул его головой под подбородок, не деликатничая, с размаху припечатал ему подъем и боднул опять. Он вырвался, рассек мне лицо с правой и заработал два полновесных туза в живот, очевидно болезненных. Попятился, пошел кругом, соображая, что со мной делать, наконец ступил ближе, я нырком ушел от одного удара, зато второй поймал меня точно в подбородок и послал в нокдаун. Словно в тумане, я начал подниматься. Едва сумел увернуться от пинка в лицо, сапог раскроил мне кожу на виске и опрокинул в пыль. Фолви подпрыгнул с расчетом приземлиться обеими пятками мне на живот, но я подобрал ноги и брыкнул. Двойной толчок совпал с нисходящей ветвью траектории Фолви и лишил его равновесия. Он шлепнулся рядом и замахнулся рукой с растопыренными и согнутыми, как когти, пальцами, метя мне в глаза.

В панике, перепуганный донельзя, я оттолкнул руку и взгромоздился на ноги. Фолви впал в неистовство и атаковал с обеих рук. Теснит меня дальше и дальше, кулаки молотят, целясь в лицо, и я не могу опомниться, не могу оборониться от ударов. Я упал на колени, и собственное рвение его подвело, пронеся по инерции дальше, чем надо. Чуть не свалившись, он выпрямился, как и я, и насел на меня со свирепостью тигра. Я не мог вставить ни единого удара, только прижимал локти к телу, заслоняя кистями рук лицо. Если бы он чуть меньше торопился, то, может быть, кончил бы со мной тогда: ярость нападения сметала меня с места. Я много занимался боксом, но подобного противника не встречал ни разу, а град ударов не слабел. В конце концов в полном отчаянии я сделал нырок, так, что моя голова пришлась ему на уровне груди, и саданул обеими руками в корпус.

Он оттолкнул меня, въехал с короткой дистанции в подбородок, я стряхнул удар и вошел в ближний бой, вбивая с размаху кулаки в туловище, и затем моя правая взлетела в страшном апперкоте, легшем в подбородок. Фолви пошатнулся, колени под ним подогнулись, и в падении его рука потянулась к ножу.

Ухватила рукоять, и клинок взметнулся в остервенелом замахе, норовя располосовать живот. Развалил бы меня от бока до бока, случись достать. Блеснул на свету мой собственный нож. Тут я кое-что умел. Фолви двинулся ко мне, но я был готов, нож низко, где тело противника изобилует мягкими частями. Он ударил опять, но я отвел удар своим клинком, его нож соскользнул и ушел вбок. Я шагнул к нему, чтобы резать, и нож Фолви появился опять, на пути вверх. Я увидел его слишком поздно, но попытался избежать подготовленной ловушки. Стремительный удар был направлен мне в подбрюшье, и я смог сделать только одну вещь. Воспользовавшись плечом Фолви как точкой опоры, я вертанулся на носке одной ноги, описал полный круг. Лезвие прошло мимо… кажется… и я лежал на земле навзничь.

Он резко повернулся ко мне, нож наготове — для смертельного удара. Меня прошиб холодный пот. В первый раз до меня по-настоящему дошло, во что я ввязался. В вихре активности, в горячке боя я как-то умудрился не допехать, что дело неизбежно кончится смертью одного из нас. Подсознательно это, конечно, помня. В эту минуту, глядя на возвышающегося надо мной врага, в его полыхающие молниями глаза, в черты лица, изуродованные звериной лютостью, я ощутил, что хочу жить.

Он двинулся ко мне. Держа нож острием к противнику, я опустил свободную ладонь на землю сбоку. Как вернуться в вертикальное положение, обойдя жуткий миг неустойчивого равновесия при вставании, когда с человеком так легко расправиться? Он кружил около меня, я повернулся по часовой стрелке, оставаясь к нему ногами, затем он ступил ближе.

Я немедленно зацепил ногой его щиколотку и резко выбросил пятку по направлению к коленной чашечке.

Удар должен был сломать ему ногу, но он бросился на спину, и пятка скользнула по икре, не причинив вреда. Тут же мы оба оказались на ногах лицом друг к другу.

И презрение, и страх ушли. Было только исступление, жажда убить и осознание — с его стороны, как и с моей, — что пути назад нет: жребий брошен, и пощады не будет.

Неожиданно во мне возникла уверенность. До сих пор я жив, отплачивал недругу той же монетой, и это он первым обратился к стали. А клинок в моей руке… как давно он принадлежит моей семье! Некогда из Индии, сколько в нем истории, истории Чантри и других, направлявших великолепнейший металл в мире. Победной волной хлынула надежда. С этим ножом в руке…

Пришла атака. Несущая смерть.

Скорость. Нож метнулся вперед, словно змеиное жало, и я почувствовал укус в плечо. Небольшой, но еще несколько таких… Многие, сражаясь на ножах, применяли именно такую тактику: наносили мелкие порезы кончиком ножа, мгновенно отдергивая руку, не подходя близко, и в пару-тройку минут человек исходил кровью из двадцати ранок, неуклонно слабея.

Но мой враг не хотел тянуть время. Заставить опасаться, уменьшить угрозу с моей стороны, пока он высматривает возможность для решающего удара, — да. Пошел вокруг меня боком, не ослабляя готовности. Опять рядом нож, я чуть опаздываю отвести. Еще разрез, теперь на моей вооруженной руке кровь проступает в двух местах.

Я немного опустил руку, приблизил к туловищу. Его глаза прыгнули к моим, и я с коварным умыслом изобразил слабость, отодвинулся подальше. Он нанес ложный удар, я шагнул назад так торопливо, что споткнулся. Он еще не уверился в своем преимуществе, однако сделал еще один мгновенный выпад, в этот раз я парировал успешно, но притворился неуклюжим.