13

Эм Тэлон была рассудительная женщина. Теперь она размышляла о Барнабасе и его положении. Он ехал в горы с раненым в поводу. Ему необходимо убежище и лекарства для Логана. Самым логичным было бы направиться в «Эмпти», но если бы они попытались поехать дорогой, которая связывала ранчо с Сивашом, то наверняка погибли бы.

Значит, они должны ехать в горы, чтобы как можно скорее затеряться.

Барнабас, несомненно, постарается попасть на ранчо, но он не знал горные тропы так, как Майло, а Логан был не в состоянии помочь ему. Очевидно, Барнабас не пострадал в перестрелке, но она могла только предполагать.

Ее муж охотился в этих горах задолго до первого переселенца, и часть времени Эм проводила с ним. Она знала тайные тропы в таких местах, которые казались непроходимыми и по которым кочевали на горные луга бизоны.

Когда Барнабасу исполнилось десять лет, она взяла его в горы показать искореженную молнией сосну, служившую им знаком начала тропы на вершину. Возможно, он помнил дорогу, потому что это было их первое путешествие в горы, его первое путешествие в высокогорье. Мул много раз ходил по тропе. Поэтому как только Эм повернула его к ней, он понял, что от него требуется.

Конечно, тропа изменилась. Заросли кустарника, скрывавшие ее начало, стали гуще, и молодая поросль осинника превратилась со временем в рощу крепких деревьев. Но тропа осталась, и Эм без труда следовала по ней. Забравшись глубоко в лес, она спешилась, зажгла спичку и осветила вокруг. Здесь прошли две лошади, одна, возможно, в поводу.

Она не пыталась управлять мулом. В лесу было слишком темно, чтобы разглядеть дорогу, а на мула она могла положиться. Местами проезжали над самым краем каньона — глубокой пропасти. Они уверенно поднимались вверх.

Наконец, зная, что не сможет ехать дальше, не видя тропы, она спешилась. Ей и раньше приходилось устраиваться здесь на ночь. В этом укромном месте было в достатке дров, и звуки со дна каньона легко долетали до остановившегося. Расседлав мула, она оставила его пастись, а сама завернулась в одеяло, примостившись у ствола дерева.

Долгое время не могла уснуть, глядя на звезды сквозь ветви деревьев, заставляя усталые мускулы расслабиться и приглашая сон. Это было не так просто, как раньше. Она постарела, ее мышцы деревенели очень быстро. Где же может остановиться Барнабас?

Проснувшись, долго смотрела на лес, увидела бурундука, который грыз найденное семечко. Она тихо сидела, наслаждаясь серыми предрассветными сумерками. Воздух был сырой, и Эм с удивлением заметила, что ночью прошел легкий дождь, а она даже не проснулась.

Она медленно встала, отвела мула к струйке воды, вытекающей из-под утеса, и набрала воды для чая. Вернувшись, разожгла костер, заварила и выпила чашку чая и оседлала мула, прислушиваясь к звукам, доносившимся со дна каньона. Она ничего не услышала, да и не надеялась услышать. Если они организуют погоню, то отправятся утром, а сейчас еще завтракают и спорят, что же произошло вчера вечером. Это даст ей еще один час форы.

Теперь Эм двигалась, изучая тропу, с большой осторожностью. Раньше умела видеть следы издалека: тут отпечаток, там сломанный лист. Эти двое двигались медленнее. Барнабас явно искал место для ночевки.

Часом позже она въехала в котловину. Солнце уже отмерило половину своего утреннего пути. Она нашла это место как раз на границе растительности и голых скал, где зелень травы и деревьев мешалась с обломками камней, упавших с обвалившихся, нависающих над котловиной утесов. Эм обнаружила траву, общипанную лошадьми, и примятые одеялами дикие цветы и траву.

Один всадник уехал, покинув второго. Это Барнабас поехал в «Эмпти», что было достаточно трудным делом, если не знать каждого излома тропы.

Но где же Логан?

Он ранен, а человек в таком состоянии будет искать убежище, нору. Он захочет остаться незамеченным, но ему нужны вода и укрытие для лошади. Эм Тэлон обыскала всю округу и нашла несколько возможных мест, однако все они оказались пустыми.

Логан Сакетт исчез.

Мог он пойти за Барнабасом? Вполне вероятно. Она оставит множество следов, чтобы те, кто ищет Логана, не догадались, что он прячется, а в последнем она была уверена.

Тем не менее крутые стены котловины исключали возможность выхода из нее, кроме как вниз по склону горы. Снова оседлав мула, она поехала в сторону открытой части котловины и повела его по еле заметной тропе в каньон.

По обеим ее сторонам стояли белые тонкие осины, их светло-зеленые листья слегка трепетали. Благодаря то ли колебаниям температуры, то ли особым потокам ветров эта рощица поднималась по горному склону значительно выше, чем обычно. В осиннике во множестве лежали давно упавшие стволы старых деревьев — остатки прошлого оползня или снежной лавины. Эм далеко углубилась в рощу, когда услышала лошадей.

Натянув поводья, она прислушалась. Где-то внизу преследователи нашли ее следы и теперь идут по тропе.

Вскоре они появились. Всего их было восемь человек, по виду крутых и тертых. Мужчину во главе звали Чоуз Диллон. Он был иногда ковбоем, иногда преступником и всегда — зачинателем беспорядков. Они ехали по тропе не далее ста пятидесяти ярдов вниз напрямую, по склону слишком крутому, чтобы его смогла одолеть лошадь. Им придется ехать по петляющей тропе, что не меньше полумили.

Эм подняла винтовку и послала пулю в ноги лошади Диллона. Почти все всадники ехали на едва объезженных мустангах — на это она и рассчитывала. Неожиданное «чпок!» пули и гром выстрела, отразившийся от нависающих скал, сделали свое дело.

Лошадь Диллона встала на дыбы и столкнулась с лошадью заднего всадника, и все разом, на узкой тропе, они заиграли под седоками, пытаясь их сбросить. Одна лошадь не удержалась и вместе с всадником полетела вниз, в поросль молодых осин и нагромождение старых полусгнивших стволов.

Двое выхватили свои шестизарядники и выстрелили в деревья, где скрывалась Эм, но не попали. Стрельба только добавила сумятицы. Эм Тэлон спокойно поехала дальше, оставив позади обозленных, пытающихся успокоить лошадей преследователей.

Ширина тропы не превышала четырех-пяти футов. Сзади кто-то открыл стрельбу из винтовки, решив бросить вызов тропе, но никто из них не хотел быть первым.

Не проехав и с четверть мили, Эм обнаружила первый след: белый шрам, оставленный ударом подковы, и совсем свежий! Она попыталась услышать лошадей преследователей, но вокруг все было тихо, кроме гула близкого водопада.

Эм Тэлон это место не понравилось. Она не любила, когда посторонний шум заглушает звуки. Ей хотелось слышать, ей необходимо слышать. Водопад был шириной футов восемь — довольно тонкая полоса воды, — и только внизу он разбивался о валуны, превращаясь в кипящий взрыв пенящейся воды, которая потом срывалась по склону серией крутых каскадов.

Над потоком склонялись деревья, а в самом начале водопада скопилась масса упавших стволов, вымытых с корнями и прибитых сюда потоком и образовавших настоящий лабиринт.

Эмили обдумывала свое положение. Где-то позади ее преследовали люди Фланнера, а внизу — Барнабас, ее сын, которого она не видела несколько лет, возвращался на ранчо или пытался вернуться. Ни Пеннивелл, ни Эл его не знали, а потому могли встретить выстрелами.

Неожиданно Эм решила, что ей остается единственное. Она спустится с горы и вернется на «Эмпти». Если Логан где-нибудь рядом, он хорошо укрылся, слишком хорошо, чтобы его искать в то время, когда за ней охотятся. С минуту еще колебалась, но мул тянул вперед, спеша спуститься вниз, и она уступила.

А ведь Эм была меньше чем в семидесяти футах от Логана Сакетта, и он глядел прямо на нее, пытаясь позвать. Но его хриплые крики не смогли перекрыть грохот водопада. Эм Тэлон уехала.

14

Я лежал, слабый, как слепой котенок, и едва мог передвигаться. Видел, что Эм остановилась и взглянула в мою сторону. Она смотрела прямо мне в глаза, только я лежал за водопадом, и она не заметила. Пробовал кричать, но у меня вышло хуже, чем у лягушонка, и Эм ничего не услыхала.

Конечно, она искала меня. Однако она все время оглядывалась, и это меня насторожило. За некоторое время до приезда Эм я спал, и что-то меня разбудило. Это могло быть выстрелом, хотя за шумом воды даже выстрел прозвучал бы приглушенно. Тем не менее ее что-то беспокоило, и она уехала.

Я постарался скрыть все следы и, сдается мне, сделал слишком хорошо. Может случиться так, что здесь придется помереть, и тогда никто не узнает, что произошло. Ладно, я не первый и не последний. Многие в те дни уезжали и не возвращались. Случалось всякое, даже если не считать индейцев, ганменов и им подобных.

Человека могла сбросить лошадь, он мог умереть от жажды, утонуть в реке, оказаться в сухом русле во время грозы, упасть с горы, пораниться топором, его могла укусить гремучка или зараженный бешенством скунс. Многие в те дни путешествовали и работали поодиночке, и если происходил с ними несчастный случай, дело обычно кончалось смертью.

То место, что я нашел, было не единственным в мире. Когда с уступа падает вода, часть ее ударяется о стену, и через годы эта вода стачивает ее, быстро или медленно — зависит от силы падения и твердости камня. Иногда вода подтачивает стену настолько, что поток прорывается вниз и оставляет арку.

Пространство за водопадом часто бывает маленькое, но в моем случае до обвала дна реки осталось, должно быть, меньше года. Мне повезло. Там оказалось значительно больше места, чем я думал.

И не я обнаружил его первым. Здесь побывали крысы и, судя по засохшему калу, одно время обитал медведь. Главное было попасть внутрь. Мне удалось провести коня по лабиринту поваленных деревьев, сломанных веток и намытых стволов.

Вначале коню пещера не понравилась, однако скоро он успокоился. Я совсем устал, поэтому перетащил вещи в угол и улегся. К вечеру меня стало лихорадить. Я чувствовал жар и сухость во рту. Положение было незавидное, совсем незавидное.

Я все еще смотрел в ту сторону, куда поехала Эм, когда появился первый из всадников. Они здорово осторожничали, их было восемь. Один из них взглянул в сторону водопада, но не заинтересовался.

Преследователи немного постояли и поехали дальше. Я попил, добрался до одеяла и отключился.

Когда пришел в себя, уже наступила ночь, но я не услышал ничего, кроме шума водопада. Долго лежал, глядя в темноту. Во рту пересохло, отчаянно хотелось пить, но сил, чтобы добраться до воды, не было. Возможно, пролежал бы так целую вечность, однако меня заставила двигаться мысль о коне. Его надо было отпустить. Он много часов не ел и, если я умру, он так и останется привязанным.

С трудом перекатившись на живот, встал на четвереньки и дополз до воды. Я пил, пил и пил, а потом подполз к коню, ухватился за стремя и, подтянувшись, отвязал поводья. Потом привязал их к луке седла.

— Иди, мальчик, — хрипло сказал я. — Иди домой.

И знаете что? Он не хотел уходить! Он стоял, пока я не отвел его к выходу на тропу и не хлопнул по крупу. И даже тогда он задержался, но я упал без сил. Последнее, что успел, — снять седельные сумки.

После этого заполз на одеяла и забылся. Когда снова открыл глаза, сочился серый свет раннего утра. Надо что-то делать. Вначале необходимо все обдумать, потом распределить силы. Перво-наперво следует развести костер, затем вскипятить воду, промыть раны и сварить кофе. Седельные сумки на вид были почти пустыми, однако в них может оказаться что-то стоящее.

Дров у меня хватало. Первое, что попалось под руку, — сухое крысиное гнездо. Собрав его в кучу, я поднес спичку и разжег огонь. На душе потеплело от одного его вида, и некоторое время я лежал и просто смотрел на него.

Потом залез в сумку и достал старую оловянную кружку, которую таскал с собой несколько лет. Налил туда воды, положил кофе и вскипятил. Когда вода прокипела, я стал отхлебывать кофе маленькими глотками, чтобы не обжечься. Кофе пришелся кстати, это точно, и я начал оживать. Опорожнив кружку, опять вскипятил в ней воды и занялся честно заработанными ранами.

Я был здоровым, крепким и мог переносить боль, как и всякий другой, может быть, даже лучше. Сейчас прежде всего надо было проверить, не воспалились ли раны. Похоже, не воспалились. Я хорошенько промыл их, как мог, перебинтовал, а затем лег и заснул.

Проснувшись, почувствовал себя лучше. Тревожила мысль об Эм Тэлон. Я боялся, что она не доедет домой, и беспокоился, что те восемь человек смогут отыскать мое убежище по следам коня. Когда он прискачет на ранчо, они наверняка подумают, что я мертвый. Барнабас знал, где меня оставил, но Эм была здесь и ничего не нашла.

Я проверил оружие и приготовился к любым неприятностям. Мое положение сильно походило на то, когда неприятности кусают человека за пятки и могут закусать до смерти.

В пещере было холодно и сыро. Некоторое время лежал, обдумывая случившееся. Я чувствовал сухость во рту и жар, и, хотя мне стало немного лучше, сил не было даже на то, чтобы разжечь костер. Мне оставалось лишь лежать и спрашивать себя, выберусь ли отсюда живым. В тот момент я бы не поставил на это ни цента.

Слышался только шум падающей воды, и вскоре я опять задремал. Проснулся от жуткого холода. Мой костерок давно погас. Но я сложил вместе несколько веточек, снял с одной из них кору и, растерев ее в пальцах, зажег спичку и раздул пламя.

Подкладывал в костер ветки до тех пор, пока не осталось достаточно угольев, чтобы вскипятить кофе. Приятно было почувствовать внутри что-то горячее.

Теперь почти все должны считать меня мертвым. Я прикинул, что пролежал в пещере двое суток, хотя, возможно, и больше. Надо выбираться отсюда. Хотелось на солнце и свежий воздух, да и желудок давал о себе знать. Без коня придется туго, но постараться стоит. Если уж умирать, то на свежем воздухе и под деревьями.

Хотя работа заняла много времени, мне все-таки удалось свернуть одеяла, собрать оружие и доползти до выхода, волоча за собой вещи.

Когда выбрался наружу, все выглядело не так, как представлял. Было утро, а я был уверен, что сейчас ближе к вечеру. Где-то я потерял… день? Или два? Хотя мог пробыть в своем убежище и неделю.

Я посмотрел на тропу, по которой попал в пещеру, и не нашел никаких следов. С тех пор, как залез, несколько раз шел дождь. Меня это не удивило, так как высоко в горах дождь может идти каждый день в полдень, как по часам, и чаще всего так оно и бывает. На тропе не было никаких следов — ни Эм на муле, ни тех, кто ее преследовал, ни моих.

Опираясь на дерево, осторожно, чтобы не открылись раны, поднялся на ноги и не спеша побрел по тропе. Мне просто хотелось идти. Куда — не имел понятия, но куда-нибудь пониже, где можно разжиться едой.

Я много отдыхал, однако за час прошагал не меньше полумили. Река была с левой стороны, а справа, пробиваясь к ней, вытекал ручеек. Я остановился, лег на траву и напился. Потом захромал дальше.

Один раз вдалеке заметил оленя, изредка взлетали тетерева или похожие на них птицы. И конечно, возле каждой россыпи камней сидели суслики. Через какое-то время почувствовал, что не могу идти дальше, поэтому углубился в лес, расположился на краю полянки и вытянулся на солнце. Отдохнув, тронулся дальше, держась поблизости от тропы и не особенно торопясь. Мало-помалу доковылял до верхних лугов, находившихся позади ранчо.

Самым легким было бы спуститься в каньон по крутому склону. Я не мог идти подолгу без отдыха, а в каньоне меня никто не увидит, если только не заглянет специально. Постепенно склоны стали намного круче, и я спустился вниз к потоку, текущему на дне каньона.

Мне повезло, потому что скоро склоны превратились в сплошные каменные откосы, тут и там рассеченные глубокими трещинами, по которым в каньон сбегала вода. Ручей протекал почти от стены до стены, но оставалась узкая кромка песка и гальки. По ним кое-как можно было пройти, и только пару раз мне пришлось на несколько шагов войти в воду.

Дождевыми потоками здесь нанесло много сучьев, бревен. Я стал здорово уставать, но негде было присесть. Неожиданно передо мной возникла вроде как щель в стене. Она заросла кустарником и деревьями, но за ними разглядел зеленую траву, которая могла оказаться лугом.

Пробравшись через кусты к расщелине, увидел перед собой большой луг, однако прежде чем добраться до сухой земли, мне пришлось проковылять через болото.

Сил совсем не осталось. Бок болел, а слабость была такая, что хотелось упасть и больше не вставать. Мне нужен был отдых, но в таком состоянии, как мое, трудно даже осмотреться и выбрать место. Огромные облака поднимались высоко над горами, ловя последние отсветы солнца. Я медленно начал отдирать от бревна, на котором сидел, сухие куски коры, затем с трудом поднялся и начал разжигать костер.

Прислонив винтовку к дереву, стал рубить лапник для подстилки. Тяжелый револьвер на бедре мешал работать. Пришлось его снять и повесить на ветку. Затем, срубив еще несколько ветвей и сделав подобие шалаша, с трудом дохромал до костра и нагнулся, чтобы подбросить веток в огонь. Я присел на колени, тяжело дыша и чувствуя, как голова наливается свинцом. Вдруг услышал шаги по мху и начал было поворачиваться, когда меня что-то ударило.

Я упал, пытаясь схватить револьвер, но его не оказалось. Сквозь пелену боли увидел ноги нескольких лошадей…

— Ну-ка, дай ему, — это был голос Джейка Фланнера. — И как следует.

Что-то опять меня ударило. На этот раз я плашмя упал на траву и сухие листья. А они били и били. Но теперь боль не чувствовалась — только тяжесть сильных ударов. Первый удар оглушил, выбив все чувства.

Кто-то ударил сапогом в бок, и я ощутил теплую струю крови там, где открылась рана. Протянул было руку, но уцепиться было не за что, и я потерял сознание.

Меня привел в чувство дождь. Ужасный ливень, низвергавшийся с неба потоками. Он возвратил мне сознание и боль, но двинуться с места я не мог. Только лежал под дождем, как бы впитывая его, а потом снова отключился.

Они подумали, что на сей раз прикончили меня. Это была первая мысль, и она осталась со мной. Может, они правы. Может, я уже умер, а это — ад?

Я промок насквозь, но ночь уже кончалась. Близилось утро, хотя солнце еще не взошло. Постепенно я стал что-то вспоминать. Они стреляли в меня… Припомнил гром выстрелов и жгучую колющую боль. Стреляли по меньшей мере три раза… Странно, как я это запомнил.

А если все так, то почему я еще жив? Как вообще мог хоть что-то соображать? Чувствовать? А я чувствовал. Чувствовал боль, смертельную усталость, чувствовал, что мне хочется умереть, не вставая. Но вся штука в том, что я упрямый. Слишком многие желали моей смерти, чтобы вдруг взял и угодил им. Я открыл глаза и долго лежал, глядя на вымокшие коричневато-зеленые листья и влажный ствол.

Неважно, что они сделали или пытались сделать, — я все еще живой. Человек, способный ощущать, способен драться. Не по мне было помирать здесь, как собака в кустах, не взыскав долги. Джейк Фланнер сам пришел за мной. С помощниками, но сам. А теперь я пойду за ним. Хотелось знать, как дела в долине, в «Эмпти». Но в эту минуту забыл обо всем на свете. Я чувствовал себя животным, борющимся за жизнь, и попытался перекатиться и опереться на руки.

Я это сделал, хотя было очень трудно. С одного бока не мог двигаться, поэтому осторожно повернулся на другой. Оперся на одну руку и подтянул под себя колено.

Когда я поднялся на него, то понял, что рубашка в том месте, куда меня ранили в первый раз, приклеилась к телу. Туда ударили ногой, прямо в рану, и она сильно кровоточила. Ну и ладно, пусть потерял много крови. Терял ее и раньше. Я не девица, которой впервые пускают кровь.

Ухватившись за дерево, подтянулся. К этому времени так посветлело, что мог разглядеть, что же со мной сотворили, а сотворили они прилично. Грудь и бок рубашки затвердели от крови. Слева обнаружил новую рану — пуля прошла в том месте, где рубашка слегка оттопыривалась, и прошла насквозь, немного задев бок. На плече кровила свежая царапина, а тело посинело от ударов. На голове нащупал глубокую ссадину и пару шишек.

Да, они хорошо постарались, только я лежал на земле и мягкой траве, которая пружинила, отбирая силу ударов. Однако все равно мне досталась большая их часть — поэтому снаружи болело не меньше, чем внутри.

Если они искали в темноте мое оружие, то не нашли его. Винтовка, которую прислонил к дереву, упала в траву, а револьвер так и остался висеть на ветке, еще больше прогнувшейся под его тяжестью.

Голова гудела, как большой барабан, желудок выворачивало, и сам я был очень слаб, но внутри разгоралось такое бешенство, какого мне никогда не приходилось испытывать. Поглядев по сторонам, заметил несколько давно сломанных веток, хорошо просушенных и оттого твердых. Соорудив из одной костыль, чтобы поберечь раненую ногу, с шестизарядником на поясе и винчестером в здоровой руке я пошел по следу, оставленному всадниками.

С одного взгляда было ясно, куда они направлялись. Они спускались к «Эмпти» сзади, со стороны гор, и ехали убивать. Бандиты меня опережали, но не намного. Где прошли они, там пройду и я.

Вид у меня был еще тот. Но я собирался не на конкурс красоты и поэтому шел вперед. На лице запеклась кровь вперемешку с грязью. В волосах — тоже. Где-то по дороге потерял шляпу, а залитая кровью рубашка была порвана в нескольких местах, но я был злой, как загнанный кабан, и искал крови.

Там, где Фланнеру и его людям верхом приходилось петлять по тропе, я просто садился и съезжал, экономя время и силы.

К полудню, судя по следам, стал их нагонять. Они останавливались, чтобы подождать до рассвета, так как не знали ни тропы, ни дороги — значит, я опять немного выиграл. Когда добрался до ближних лугов, рассчитывал услышать выстрелы, но ничего не услышал. И это меня очень обеспокоило. Я не мог думать о том, что Эм Тэлон умерла, хотя знал, что только этого им и надо. Если они убьют ее, то не захотят оставлять и свидетелей. Заодно застрелят и девушку, которую я привел сюда в надежде на защиту. Это была моя драка, только моя!

Костыль впивался в подмышку, причиняя боль, но выбора не было. Пока сползал и карабкался между скалами около ранчо, выстрелов так и не услышал. Я разглядел корраль, лошадей в нем, своего чалого. Значит, он нашел дорогу домой! И лошадь Барнабаса тоже была там. Он дошел живым… по крайней мере, лошадь была здесь.

Я добрался до скал позади и чуть сбоку от ранчо. Это был изрезанный каменистый хребет, покрытый кустарником и одиночными соснами. Здесь можно укрыться в тысяче мест и наблюдать за двором и корралем, оставаясь незамеченным…

Солнце мирно освещало двор. Тени лежали там, где им и положено лежать, а лошади отдыхали в коррале. Ни одного следа чужих лошадей.

Я ничего не понимал.

По всем расчетам, Фланнер со своими людьми должен был давно появиться здесь и атаковать ранчо. Тут должна полыхать драка… или Фланнер уже завладел домом? Но где же их лошади?

Время было полуденное, и во дворе должен был работать кто-нибудь из оставшихся на ранчо. Однако никого не увидел.

Я лежал в кустах и изучал каждое возможное укрытие. Может, парни Фланнера захватили дом, а теперь, вроде меня, сидят и ждут кого-то?

Затем я кое-что увидел. На заднем крыльце, в том месте, куда не падала тень, темнело пятно. Вода давно бы испарилась за то время, что я здесь лежу, или по крайней мере большая ее часть. Вода бы испарилась, но не кровь.

Это было пятно крови.

В боку жгло так, что я сморщился. Другой бок онемел, и все тело болело. Я спрятался за скалы и иногда оглядывался по сторонам. В такой ситуации нельзя быть слишком осторожным, говорил я себе, держа винтовку наготове. И все-таки никакого движения.

Они убиты? Все убиты? Вряд ли. Но, может, люди Фланнера сейчас в доме и издеваются над Эм и остальными? Я решил спускаться. Допустим, они нарочно не показываются, потому что кого-то ждут.

Меня?

Но они посчитали, что я мертв, и бросили.

Тогда кого?

Или я ошибаюсь, ошибаюсь во всем? И пока я жду, кто-то внизу умирает, надеясь на мою помощь.

Он может не умереть, если я сумею добежать до крыльца и вбежать в дом, не получив пулю в голову.

Надо идти.

Надо.

15

У вороного коренастого индейского коня с белой отметиной на правом бедре был легкий танцующий шаг. Даже пройденные мили не убавили ему бодрости, и он, вскидывая голову и кусая удила, готов тотчас же рвануться и понестись.

Всадник сидел прямо, легко держа поводья в руке, — темноволосый красивый юноша, чья бесшабашная улыбка резко контрастировала с холодностью глаз.

Перемены были заметны. Даже издалека он увидел, что Сиваш разросся. Но несмотря на легкость посадки, юноша внимательно осматривал местность. Вряд ли его здесь помнят: прошло слишком много лет.

Как занесло сюда Логана Сакетта? Он, конечно, бродяга, а такие могут очутиться где угодно. Странно иногда получается на белом свете, подумал он. Они с Логаном были друзьями, а теперь, оказывается, к тому же родственники. В мыслях он всегда называл маму Эм или миссис Тэлон, но забыл, что она из Сакеттов.

Ему передали, чтобы он не заезжал в Сиваш, а ехал прямо на ранчо. Но если неприятности начались отсюда, будь он проклят, если проедет мимо.

Молодой человек остановился в низине, где тропа пересекала лощину, и, спешившись, тщательно поправил одежду. Он причесался пятерней, стряхнул со шляпы пыль и решительно сел в седло.

Несколько человек видели, что он въезжал в Сиваш, среди них — Долорес Аррибас и Кон Веллингтон.

Долорес лишь раз взглянула на него и узнала. Кон посмотрел один раз, потом другой и тихо выругался про себя. Вначале Логан Сакетт, теперь Майло Тэлон. Похоже, в городке грядут изменения, и он опять может оказаться при деле. Любой из них — не подарок. Пусть даже Логана и убили, как рассказывают в городе, но оставался еще стройный молодой парень с винтовкой, который вызволил Сакетта, а теперь еще и этот.

Не стоило Джейку Фланнеру связываться с «Эмпти».

Иоганн Дакетт увидел, как Майло въехал в городок, проехал мимо его конюшни, подъехал к салуну и привязал лошадь у коновязи. Дакетт долго глядел на него. Никакой ковбой не мог себе позволить роскошь иметь такого коня. Даже здесь, где много лошадей, такого не купить ни за какие деньги.

Всадник спешился и вошел в салун, открыв дверь левой рукой. Иоганн, знавший многих с Воровской тропы по имени, нахмурился в задумчивости. Кто это? И почему он здесь? Любой чужак мог оказаться человеком, за которым послал Джейк. И то, что он пошел прямо в салун, не поставив лошадь в конюшню, говорило в пользу этой догадки. Но все могло повернуться совсем иначе. Иоганн Дакетт взял винтовку и пересек улицу к салуну. Он вошел и подошел к бару, держа чужака слева. В правой руке он сжимал винтовку. У Дакетта были большие сильные руки. Он мог стрелять из винтовки, как из револьвера, что часто и делал.

Майло Тэлон подошел к бару:

— Ржаного, — сказал он мягко, — настоящего ржаного виски.

Бармен глянул на него и сменил под стойкой одну бутылку на другую:

— Пожалуйста, сэр. Хорошее ржаное виски. Лучше не бывает.

Он подождал, пока Майло Тэлон пробовал напиток, потом спросил:

— Путешествуете?

— Проезжаю, — вежливо ответил Майло. — По дороге в Дыру Брауна.

— Знаю это место, — бармен задумался. — Поздненько вы туда направляетесь. Все ребята уже разъезжаются или готовятся к зиме.

— Может, я сделаю то же самое, — он опрокинул виски, затем показал средним пальцем на стол. — Все, что у вас есть из еды, ставьте туда. Самое лучшее.

— Да, сэр, — бармен посмотрел на него, потом на стойку, где не увидел денег, немного поколебался и сказал: — В такие времена, если я не знаю клиента, хозяин требует, чтобы расплачивались сразу.

— И правильно делает, — Майло снова указал средним пальцем на стол. — Вот туда. Я голоден.

Он вышел, подошел к месту, где стояли бочка с водой, умывальник, и вымыл руки. Когда он вернулся, бармен ставил еду на стол.

Майло сел, глянул на высокого человека с винтовкой у бара. Он ничего не заказывал. Он просто стоял и, казалось, ни на что не глядел.

Открылась дверь. Вошли два запыленных всадника и сразу направились к бару:

— Хозяин велел, чтобы ты приготовил корзину с едой. Дня на два.

— Ладно.

Бармен посмотрел на Майло, который спокойно ел, не выказывая никакого интереса к происходящему. Майло оторвался от еды.

— Лучше приготовьте на неделю, — сказал он. — Когда человек путешествует, да к тому же привык хорошо питаться, он быстро соскучится по хорошей еде. А ему ведь далеко ехать.

В салуне стало тихо. Все смотрели на Майло, который как ни в чем не бывало продолжал есть.