Глава 1

Оглядывая лес в поисках Роба Уокера, Жан Лабарж остановился рядом с огромным кипарисом. К этому времени Роб уже должен был подойти к Медовому дереву, поэтому, постояв секунду, Жан направился к назначенному месту встречи. Затем внезапно остановился.

В лесу было очень тихо. Где-то вдалеке, нарушив тишину, каркнула ворона, но других звуков он не услышал, только ветерок шелестел высоко в листве. Мальчик почувствовал, как забилось сердце.

В сплошном ковре опавшей листвы, сразу за кипарисом виднелся отпечаток ботинка, ведущий на юг, вглубь леса.

В свои четырнадцать лет Жан Лабарж знал след каждого мужчины из маленькой деревушки, приютившейся у болот, каждого фермера, обрабатывающего поблизости свое поле, и даже некоторых гуртовщиков, которые иногда проводили скот по огибающей болота дороге. Но этот был незнакомым.

Солнце проникало сквозь листву, покрывая землю пятнами света и тени. Ветра здесь не было, лишь наверху перешептывались листья, потому что сюда, в это место, лежащее глубоко в Великих болотах, не проникал ни ветер, ни посторонние звуки. Здесь надо было ходить неслышно и украдкой, двигаясь в этих безлюдных, таинственных лесах так, как, наверное, двигались люди в давние-давние времена, когда Земля только пробуждалась к жизни.

Под мохнатым болиголовом, рядом с непросыхающими лужами стоячей воды, на пружинистой, похожей на губку, покрытой зеленым мхом почве ничто не шевелилось, только пролетит иногда маленькая птичка или на секунду мелькнет в столбе солнечного света бабочка. Лишь зеленовато-золотые сумерки леса, лишь шуршание крохотных животных в листве. Это были затерянные, неходенные места, это был дом, единственный дом, который он знал с тех пор, как отец перебрался в эти далекие края за Миссиссипи, а мать умерла.

Ни один горожанин не заходил в Великие болота и не пользовался дорогой через покинутую долину за ними, дорога эта была известна как Тропа Теней Смерти. Несколько лет назад, во время войны 1812 года здесь попал в засаду к индейцам отряд солдат, да и до этого случая и после него люди, отправившиеся по этой тропе, исчезали бесследно, не оставив ни единого намека на то, что с ними случилось. Терерь старая тропа заросла травой, о ее существовании забыли чужие, пришлые люди, а жители деревушки, проходя мимо либо вообще не смотрели на нее, либо бросали торопливые, испуганные взгляды на зеленый, сумрачный, похожий на пещеру вход в лес. В пенсильванских деревнях, расположенных на берегах Сасквиханны, верили, что там вечно маршируют призраки погибших солдат, оплакивая свои дома, в которые они уже никогда не вернутся.

Великие болота были землей, нетронутой плугом, и такой жа девственной, как в утро рождения мира. Здесь не было широких проходов между огромными деревьями-колоннами, не было одиноко высящихся величественных гигантов, здесь царили мрачные молчаливые сумерки и даже в полдень, все лежало в тени, кроме редких полян и прудов со стоячей водой, где в густой тишине плавали одинокие водяные лилии, либо запутавшиеся в водорослях, либо покрытые тиной. Камень, брошенный в такой пруд, почти не оставлял кругов на воде, звук его падения, скорее, напоминал чавкание в темноте.

Один из солдат, выживших после того нападения индейцев, отзывался о болоте, как «ужасающей, жестокой, мрачной земле». И все же в болотах существовала жизнь, там обитали не только птицы и мелкие животные. На всем протяжении болот, а также на примыкавших к нему холмах водились не только белки, ондатры и норки, но и олени, волки, пантеры и черные медведи.

Там, где дорога Милл Крик отделяла мир людей и ферм от мира заболоченных джунглей, она разделяла мир Жана Лабаржа, одну часть этого мира он лишь посещал, в другой он жил и был самим собой. Болота были его первой площадкой для игр, затем школой и средством рискованного существования.

Жан ждал рядом с кипарисом и прислушивался. Лес — место, где царит тишина, однако у него много своих собственных звуков, которые хорошо знакомы охотнику. Раскачивающий деревья ветер, скрип ветвей, падение желудя или шишки, шуршание маленького зверька... Эти звуки Жан Лабарж знал, и чувствовал на подсознательном уровне, не обращая на них внимания. Он воспринимал только те звуки и движения, которые чужды лесу.

Человек, чьи следы он видел, был высоким и крупным, потому что расстояния между отпечетками были большими, а сами отпечатки глубокими, говорящими о том, что незнакомец непривычен к лесным путешествиям. Это стало очевидно Жану, пока он шел по следам, замечая, куда ставил ногу человек, и как он двигался. Больее того, этот человек не охотился и не просто бродил, а шел к известной ему цели на юге.

Никто не знал болота так, как Жан. Он вырос на ферме на краю болот, и прежде чем умерла его мать, приходил сюда постоянно, чтобы помочь собирать лечебные травы, которая она продавала в деревне. Теперь, когда ее не стало, он продолжал собирать растения и ягоды и относил их в деревню старику Дину.

В свои четырнадцать лет Жан был высоким, стройным подростком с большими темными глазами и лохмами курчавых, темно-каштановых, почти черных волос.

Плечи его уже стали широкими, хотя сам он оставался очень худым. По его росту, силе и легкой непринужденной походке можно было судить, каким он вырастет. Живя в лесу, Жан рано научился ходить так же неслышно, как лиса или пантера.

После смерти матери на маленькую ферму приехал работать дядя Джордж, но дядя Джордж был добродушным, общительным человеком, который любил веселую компанию и ненавидел одиночество хижины. Более того, он не любил работать точно так же, как любил бездельничать и бессмысленно трепаться. Мальчик спокойно воспринял его приезд, а когда в один прекрасный день дядя Джордж не вернулся из одной из своих многочисленных отлучек, он спокойно воспринял его отсутствие.

Оставшийся один в хижине, Жан продолжал жить, как обычно. Его дядя только раз появлялся в деревушке, где мальчик продавал большую часть мехов и трав, поэтому его исчезновение не вызвало особых комментариев: в нескольких часах ходьбы от болот располагалось несколько селений, и дядя мог находиться в любой из них. У Жана, одинокого, самостоятельного мальчика хватило здравого смысла, чтобы не распространяться об исчезновении дяди. В деревнях постоянные визиты Жана стали чем-то самим собой разумеющимся, и никто никогда бы не поверил — а может быть жителям деревни было все равно, — что он жил один.

Об отце он помнил совсем немного, за исключением того, что рассказывала мать: он ушел в западные горы, чтобы добывать шкуры и пушнину, и в конце концов вернется. Жану он казался смутной, похожей на тень фигурой с бородой, в одежде из оленьей шкуры; он все время курил трубку и был хорошим и добрым. Время от времени Жан слышал в деревнях рассказы о нем, поскольку его отец был для крестьян сказочной фигурой — горцем. Он был таким, каким хотелось стать Жану.

У Жана Лабаржа не было друзей, кроме Роба Уокера. Для жителей соседних селений Жан был сыном «той цыганки», на него с подозрением косились матери матери семейств, которые хотели, чтобы их послушные сыновья и дальше оставались послушными, и опасались, что дружба с Жаном Лабаржем может подействовать на их отпрысков не лучшим образом.

Другие дети в деревне презирали его за то, что он был нищим, да к тому же сыном цыганки, и в то же время восхищались за то, что он жил в ужасных и чарующих Великих болотах. Для деревенских детей дорога Милл Крик была границей, которую им запрещалось переходить. Даже мужчины никогда не охотились в болотах, в конце концов, добычи водилось в избытке и за его пределами, где охотиться было намного легче, чем в глубине запретной территории, на которой человек мог заблудиться или провалиться в многочисленные топи и исчезнуть навсегда.

Вряд ли незнакомец случайно оказался в Великих болотах так далеко от дороги. Но этот человек, похоже, точно знал, куда направляется. Прошло четыре года с тех пор, как Жан видел в болотах чужие следы... а тогда говорили, что вернулся один из банды «возчиков», которых в свое время выгнали из этих краев.

Для Роба Уокера болота были мрачным, угрюмым, пугающим местом, потому что он знал, что даже взрослые, включая его отца, с наступлением темноты спешили с дороги Милл Крик по домам, и не без основания. Два года назад одного жителя деревни основательно помял повстречавшийся ему ночью медведь. Ходили также упорные слухи, что какого-то ребенка утащила пантера.

Роб был старше Жана, но стеснительней из-за своего маленького роста. И в то время как остальные мальчики становились больше и сильнее, он все чаще проводил время в обществе книг, и тем не менее, обладая живым умом и воображением, он проявил интерес к мальчику, который был на несколько лет моложе его и который бесстрашно входил и уходил из Великих болот. Время от времени он видел, как Жан Лабарж приходил в деревню со своими мешками трав, и, наконец, стал ждать у магазина, чтобы посмотреть, как мистер Дин аккуратно раскладывает травы по кучкам. Слушая, он узнал, что в каждой кучке отдельная трава, но самые большие были с кровавым корнем, диким имбирем, змеиным корнем и сассафрасом.

Дружба между мальчиками началась с вопроса. Однажды днем старый мистер Дин подсчитывал, сколько должен Жану. Роб смотрел, как он согнулся над листком с цифрами, вглядываясь в них через квадратные очки в стальной оправе, огромная грива седых волос делала голову слишком большой для его тощей шеи. Поймав взгляд Жана, Роб спросил:

— Где ты достаешь все эти травы?

Застенчивый от природы, Жан понял, что перед ним еще более застенчивый мальчик маленького роста.

— В болотах.

— Разве ты не боишься?

Жан тщательно обдумал вопрос. Он поннимал, что иногда ему было страшно, но никогда не в болотах. Он пугался ночью, когда просыпался в тихой хижине и сознавал, что один. Иногда он лежал без сна, напрягая глаза, чтобы разглядеть в темноте ужасных существ, которые, как подсказывало ему воображение, прячутся по углам комнаты или притаились за стенами хижины. Но он знал, что никому не расскажет о своих страхах, потому что жители деревни, желая ему добра, уведут его из хижины и от болот и пристроят в какой-нибудь дом или отошлют в приют, а ему не нужен был никакой дом, кроме того, что он имел.

По крайней мере, пока у него не появится винтовка. Как только он раздобудет винтовку, он уйдет на запад и станет горцем, как отец, а может быть, на каком-нибудь сходе трапперов горах встретит его — большого и сильного человека, который знал Кита Карсона[1] и жил среди индейцев. Но боялся ли он болот?

— Не очень, — сказал он.

— Люди говорят, там водятся привидения.

— Я не видел никаких привидений. Хотя края там дикие, и лучше смотреть, куда ступаешь, иначе провалишься прямо с головой.

— Откуда ты знаешь, какие растения надо собирать?

— Меня научила мать. — Он было известно, что в деревне говорили, будто его мать была цыганкой. — Она выросла в доме рядом с полем, где обычно разбивали табор цыгане.

Дин отсчитал несколько монет, глядя на Жана поверх очков.

— Мне нужно побольше сассафрасы, сынок, а когда созреют ягоды, неси мне всю чернику и ежевику, которую сможешь собрать. Не знаю, где ты их находишь. Ты приносишь самые крупные ягоды, которые мне когда-либо приходилось видеть.

Жан вспомнил, что эти ягоды росли в самой непроходимой и опасной части болот. Листья падали там на сырую землю, а на их гниющих останках вырастали кусты с самыми большими и самыми сладкими ягодами. Он часто думал о том месте, оно пугало его и одновременно влекло к себе.

— Да, сэр.

— Что-то давно не видно твоего дядю, — произнес Дин, — того самого, который приехал, когда умерла твоя мама.

— Он ходит в Селинсгроув, — сказал Жан, — или в Санбери.

Вопрос был задан, скорее, чтобы прокомментировать факт или просто поддержать разговор, и Дин тут же повернулся к вошедшему покупателю, добавив:

— Не забудь про сассафрасу.

Жан остался стоять, положив пальцы на край прилавка, впитывая густые запахи старого магазина. Здесь чувствовался аромат табака, лакрицы и сухофруктов, смешивающийся с запахом новой кожи для упряжи, и всеми другими запахами старомодного магазина.

Роб Уокер пождал, пока Жан не направился к двери.

— Это старое болото, — сказал он, когда мальчики вышли на улицу, — Я слыхал, это сильно мрачное место.

— Мне оно нравится.

— Мне казалось, тебе там страшно одному.

— Ничего страшного... если знаешь, где идти. Жан засунул руку в карман и вытащил погремушку, отрезанную от убитой им гремучей змеи. — Хотя надо остерегаться гремучек. Они там огромные.

— Говорят, что змея меняет погремушку каждый год.

— Не-а, — сказал Жан. — Новая погремушка появляется каждый раз, как змея меняет кожу, а случается это два-три раза в год.

— Ты возьмешь меня туда как-нибудь?

— Тебе будет страшно.

— Не страшно. Я почти зашел туда один раз... много раз.

— Ладно, если хочешь, можем пойти сейчас.

Вот так все началось, почти за три года до того, как они договорились встретиться в тот день у Медового дерева. Объединенные одиночеством, мальчики обнаружили, что у них одна мечта — уйти на запад, далеко на запад, через равнины, где паслись бизоны, к землям индейцев сиу и блэкфут, и там стать горцами и трапперами.

В деревне где бы ни собирались мужчины — в конюшне, на мельнице, в таверне или кузнице — разговор всегда заходил о горах, люди вслух высказывали свои мечты, это были люди, которые много мечтают и ничего не делают, люди, которые, будучи связаны по рукам и ногам своим делом, работой или семьей, мечтают о далеких землях и чудесных приключениях, которые им когда-либо предстоят. А другие мужчины и юноши, не связанные ничем, никогда не выйдут на одинокую тропу, потому что они хотят этого, но у них недостает духу. Вероятно потому, что подсознательно они понимают, что каждая мечта имеет свою цену, а цена бродяги и искателя приключений — это голод, одиночество и опасность, оглушающая жажда пустынь и удары ледяных волн, пронзительный ветер и дождь со снегом вдали от камина и теплых рук любящих тебя людей.

Однако для Жана одной мечты было недостаточно. Болота стали для него тренировочной площадкой в ожидании того великого дня, когда он станет «большим» и сможет уйти. Тем не менее, Жан знал, хотя и не признавался себе в этом, что не сможет ждать того неблизкого времени, когда он повзрослеет. Он будет здесь жить, пока не накопит денег на хорошую винтовку, а не то нескладное ружье, которое хранилось в хижине... и денег осталось скопить чуть больше половины.

Он обнаружил следы незнакомца после полудня, к этому времени Роб уже добрался до Медового дерева. Если так, то он будет сидеть под деревом, когда там появится незнакомец, потому что тот человек выбрал путь, который обязательно приведет его прямо к поляне. Роб будет там, он увидит незнакомца, а незнакомец увидит его.

Жан расставил на болоте много силков и западней, и Роб согласился помочь проверить половину из них, чтобы поспеть в деревню послушать капитана Хатчинса, который приехал в последний раз перед путешествием через Великие равнины к землям, лежащим на берегу Тихого океана. Этим вечером он будет рассказывать в таверне о торговле пушниной и своих планах. Оба мальчика слышали о капитане Хатчинсе. Он сколотил себе состояние, поставляя армии обувь, а также на перевозках, и вот теперь он вместе со своим капиталом перебирается на Запад.

Жан быстро проверил свою часть силков, но добычи обнаружил мало. Пора передвигать западни глубже в болото.

Может быть, он расставит их недалеко от каменного дома, он давно там не охотился.

Кажется, про дом не знал еикто, кроме него. Дом был очень старый, построенный из камней, которые скатывались вниз с соседнего скалистого холма, он стоял, скрытый от посторонних взглядов в вязовой роще. Гигантские деревья надежно прятали дом, и увидеть его можно было, подойдя лишь совсем близко, почти к самой двери. Несмотря на кажущуюся удаленность дома, Жан знал поворот на дороге Милл Крик, от которого до дома было чуть больше мили. В последнее время Жан, однако, разуверился, что ему единственному известно о существовании дома, хотя тот, кто также знал о нем, был не из здешних краев. Однажды Жан обнаружил в доме пепел в очаге, которого не было, когда он заходил туда в последний раз... это было как раз на следующее утро, когда на дороге Милл Крик нашли тело Арона Колби.

Жан спустился в низину, перешел ручей по упавшему бревну и начал подниматься вверх по склону сквозь густые заросли деревьев. Когда он взобрался на пригорок, где земля была твердая, он быстро пошел — почти побежал — по гребню, продираясь через кусты, спеша встретить Роба. Медовое дерево было совсем рядом.

Вдруг он снова увидел чужой след. Человек шел по той же тропе, которую выбрал Жан, но подойдя к Медовому дереву, резко свернул и перепрыгнул через маленький ручеек: Жан видел отпечатки его ног там, где он приземлился после прыжка, и там, где этот человек подскольнулся, карабкаясь по мокрой глине берега.

Взглянув на поляну с места, где неожиданно свернул незнакомец, Жан увидел Роба, сидящего на бревне в ожидании встречи.

Следы были совсем свежие, незнакомец опережал его на несколько минут. Человек очевидно заметил Роба и быстро повернул в сторону. Почему мужчина испугался, что его кто-нибудь увидит?

Жан вышел на поляну.

— Привет, — сказал он.

Глава 2

Медовое дерево стояло на краю маленькой полянки, вытянув во все стороны давно мертвые и голые сучья. Гигантский кипарис, в который давным-давно попала молния и который за много лет оброс пушистым мхом, был футов девяти в поперечнике и футов шестидесяти в высоту, внутри он был совсем пустым. В этом громадном дупле хранился мед не одного поколения пчел, а для Жана Лабаржа это дерево было постоянным источником волнений с самого первого дня, когда он нашел его. Не проходило недели, чтобы Жан со сладким предвкушением не придумал способа, как его обчистить.

Вокруг дерева кружили тысячи пчел, поскольку его дупло использовал не один рой, а целая дюжина на разных уровнях. Мертвое дерево было очень высоким, и в свое время, наверное, было великолепным и величественным кипарисом, теперь оно стало огромным складом меда. Когда Жан впервые взял Роба в болота, он проивел его именно к Медовому дереву, и с тех пор оно стало центральным местом, с которого начинались и которым кончались их путешествия и исследования болот.

Вскоре после того, как на ферму приехал дядя Жана — Джордж, ему показали это замечательное дерево, и он немедленно разработал план, как выкурить из дупла пчел и украсть мед. Но это было до того, как дядя Джордж понял, что нагнать столько дыма, чтобы выкурить всех пчел одновременно, будет невозможно. Задолго до того, как дым достигнет вершины дупла, ветер развеет его, и тот, кто попытается полезть за медом неминуемо погибнет от укусов тысяч пчел. Дядя Джордж поворчал, погрозил пчелам и ушел. Он не возвращался к Медовому дереву, а Жан не напоминал о нем, однако мысли о хранящихся там богатствах не давали мальчикам покоя.

— Ты собираешься выкурить их сегодня? — Роб не скрывал страстного желания полакомиться. Спорю на что хочешь, мед оттуда можно черпать целыми бушелями![2]

— Бушелями? — Жан презрительно усмехнулся услыхав такую оценку. — Да его там тонны!

Он смотрел на дерево почти в благоговении. Затем подтянул штаны, вспомнив вдруг, что хотел спросить.

— Ты его видел?

— Кого?

— Человека... сюда прямо передо мной шел человек. Когда он тебя увидел, то свернул в болота.

— А кто это был?

— Он, наверное, пошел к каменному дому. — Странно, что он не подумал об этом раньше. След, оставленный незнакомцем, вел именно туда, и это мог быть тот самый человек, который в прошлый раз разжигал огонь в очаге. — Не знаю, кто это, — добавил он.

Глаза Роба возбужденно загорелись. В ту пору на Сасквиханне было мало чужих, большинство из них либо проезжало мимо, либо ненадолго останавливалось в таверне перекусить или выпить. В деревне ничего не могло привлечь людей со стороны. А чтобы кто-нибудь променял спокойное путешествие по дороге Милл Крик на полные опасностей тропы болота, было неслыханным.

— Может, это кто-то из «возчиков»?

Жан почувствовал, как тяжело забилось сердце. Эта мысль даже не пришла ему в голову. Возчики были бандой преступников, прославившейся грабежами, убийствами и жестокостями во всех районах, прилегающих к Сасквиханне в начале 1880-х годов. Их назвали «возчиками», потому что их главарь, который и организовал банду, перевозил грузы по дороге. В Санбери случилась какая-то заварушка, и один из «возчиков» самым жестоким способом убил владельца магазина. Затем трое «возчиков» ограбили магазин убитого и бежали в дикие земли на Западном рукаве Сасквиханны. Потом, по слухам, они перенесли свои операции в район Больших болот.

Со временем их количество увеличилось, хотя сколько всего человек состояло в банде, никому известно не было. К ним присоединился вор, пытавшийся угнать чужой скот и сбежавший из тюрьмы, и вскоре после этого один фермер, едущий на мельницу, видел шестерых бандитов, собравшихся у моста. В последующие месяцы путешественников, следующих по дороге Милл Крик, часто грабили и избивали, а двоих мужчин нашли убитыми около ручья Пенн Крик вскоре после того, как они продали стадо коров и по неосторожности похвастались выручкой.

В течение последующих лет банда «возчиков» стала печально известной по всей округе. Одного из них повесили, а другого застрелил старый солдат, когда тот пытался украсть у него лошадь. К тому времени, когда против них собрались выступить сообща крестьяне, на счету банды было уже немало убийств. Двое из бандитов по фамилии Ринг происходили из семьи с дурной славой. В окрестных деревнях говорили, что все из этой семьи были немного сумасшедшими, Но какими бы ни были они в умственном отношении, по характеру они отличались мстительностью и агрессивностью. Ходили слухи, что на «возчиков» во всех селениях работали шпионы, докладывавшие о приближающихся облавах и собирающихся в дорогу богатых путешественниках. Немногочисленные попытки поймать их заканчивались ничем, потому что «возчики» знали болота, а крестяне — нет. Затем, после того, как банда терроризировала население в течение примерно пятнадцати лет, она неожиданно исчезла, и долгое время люди снова путешествовали в безопасности.

В течение этих пятнадцати лет «возчики» получили такую же печальную репутацию — правда, не так широко распространившуюся — как и банда убийц из Начеса, города, лежащего далеко к югу. Истории их преступлений всегда волновали слушателей, и каждый парень, живущий у реки, знал множество легенд о «возчиках» и их кровавых злодеяниях.

— Что будем делать? — взволнованно спросил Роб.

— Пойдем посмотрим.

Роб был испуган, но еще более его одолевало любопытство, к тому же он не хотел признаваться в своем страхе. С Жаном во главе оба мальчика двинулись в лес.

Время близилось к вечеру, и в лесу стало значительно темнее. Судя по направлению, избранному незнакомцем, он приведет их именно к каменному дому или к одной из нескольких тропинок, ведущим от него к дороге. Этот каменный дом, неожиданно понял Жан, должно быть, служил одним из убежищ для банды «возчиков». Если этот незнакомец хорошо знал болота и местонахождение каменного дома, он, конечно, был ни кем иным, как «возчиком». Другого объяснения Жан придумать не мог.

Роба мучали дурные предчувствия. Не привыкший брать ответственность за свои действия или бродить по лесу в такое позднее время, он испытывал тревогу. Он понимал, что если родители узнают о его занятиях, они зададут ему хорошую трепку, и тем не менее, он не меньше Жана хотел выяснить, кто такой этот незнакомец и куда он направлялся.

— Может быть, позвать кого-нибудь, чтобы пошли с нами? — предложил Роб.

— Никто не поверит, что у нас в округе опять появились «возчики». Над нами только посмеются.

Именно так и случится, Роб знал это наверняка. Все были уверены, что «возчики» исчезли навсегда, и навряд ли кто-то пойдет в болота, чтобы разобраться со слухами, которые распускают двое мальчишек.

Лес становился все гуще и темнее. Дважды Роб падал, а однажды справа что-то плюхнулось с глухим шлепком в пруд со стоячей водой, и оба мальчика вздрогнули. Похолодало... Деревья стали принимать причудливые и таинственные очертания, знакомые ориентиры растворялись в темноте.

Какое-то маленькое животное выпрыгнуло на тропинку и умчалось в лес. Наверное, заяц. Они спустились к берегу ручья, вода в нем в неясном свете сумерек отсвечивала тусклым свинцом. Они перешли ручей по бревну и вошли в узкую щель в сплошной стене леса. Сгустившаяся вокруг мальчиков темнота предупреждала их тысячей мелких звуков, и они слушали лес, сознавая, что попали в странный и таинственный мир, в котором им еще никогда не приходилось бывать. У них появилось жуткое ощущение, будто какое-то огромное, мрачное существо притаилось впереди, в тени сумерек, наблюдая за ними, поджидая момента, чтобы прыгнуть и напасть. Закричал филин — далеко, где-то за затерянным прудом, и от этого одинокого звука у мальчиков побежали по коже мурашки.

— Может, стоит вернуться? — прошептал Роб.

Стоит... Жан знал, что стоит. Он занимался не своим делом, шпионя за этим незнакомцем, и уж совсем не его дело ввязывать сюда Роба, однако теперь он не мог повернуть назад.

— Можешь возвращаться, если хочешь, а я хочу посмотреть, что он делает.

Жаном руководило отнюдь не чувство напускной храбрости, но чувство самосохранения. Болото было для него домом и средством к существованию. Присутствие чужих могло означать массу неприятностей.

Если сюда вернулись «возчики», то он больше не сможет свободно ставить свои силки и западни, и его доход существенно уменьшится, если не исчезнет совсем. И хоть Жан был совсем юным, эта мысль испугала его, потому что Великие болота были единственным домом, который он знал. Он не находил ничего привлекательного в жизни деревенских мальчиков. Пусть он был одинок и часто тосковал о матери, которую потерял, и об отце, которого почти не знал, тем не менее, Жан любил лес и ни за что не променял бы свою свободную жизнь.

Несколько минут мальчики продвигались вперед, затем Роб опять остановился.

— Жан, пожалуйста. По-моему, нам надо вернуться, — настоятельно произнес он тихим, приглушенным голосом. — Мы должны об этом кому-нибудь рассказать.

— Нам нечего рассказывать. К тому же Дэниэл Бун не стал бы возвращаться, и Саймон Джерти[3] тоже.

Это был аргумент, на который у Роба не нашлось ответа. Но почему-то он сомневался, что из него получится новый Дэниэл Бун. Одно дело играть в такие вещи и совсем другое — переживать их. Когда на болотах потемнело, Роб больше не был уверен, что его привлекает жизнь искателя приключений. Жан, с другой стороны, чувствовал себя здесь, как дома, словно молодой волк или олень. Он принадлежал лесу, и лес принадлежал ему.

Оба мальчика часами слушали рассказы об индейцах мохаук, гуронах и ирокезах, о Саймоне Джерти и Дэниэле Буне, рассказы об охоте, схватках с индейцами и путешествиях. Они слушали легенды о горцах-трапперах и далеких землях под названием Луизиана, купленных мистером Джефферсоном[4] у французов, землях, изведанных пока очень мало. Многие легенды шли ни от кого иного, как от отца Жана, который, как и многие другие горцы, любил потрепаться перед горожанами, слушавшими его с широко раскрытыми глазами.

Каменный дом, спрятавшись в глубокой тени древних вязов, прижался к откосу хребта, который в этом месте окружал болота. Мальчики заползли под кусты, куда не мог забраться ни один взрослый человек и остановились за огромным вязом всего в нескольких ярдах от дома.

Жан попытался вспомнить, какой подход к стене дома: ему вовсе не хотелось наступить на что-нибудь, что издаст даже подобие звука. Роб подобрался к нему, и они скорчились в густой молодой поросли, напряженно и со страхом прислушиваясь. Изнутри доносились неразборчивые голоса, а в щели забитых досками окон виднелась полоска света. Несколькими дюймами ниже, из отверстия от выбитого в доске сучка, струился свет.

Они двигались вперед от дерева к дереву, пока не оказались в дюжине ярдов от окна, затем опять остановились. Теперь они слышали, о чем говорили люди внутри дома.

— Ты опоздал.

— Хатчинс здесь, он отправляется один, с двумя лошадьми. Судя по тому, как оттопыривается у него живот, Хатчинс везет много денег в нательном поясе.

— У него две-три тысячи золотом. Гарри был в банке, когда он забирал деньги.

— Сэм, я видел на болоте мальчишку. Сидел возле пчелиного дерева.

— Он тебя видел?

— Не-а... Но что мальчишка делает на болоте?

— Ну, и что он делал?

— Сидел... как будто ждал.

— Тогда ладно. Сидел себе и сидел. Может, его отец охотился где-нибудь поблизости.

— На этих болотах никто не охотится. Никто.

— Наверное, мальчишка Лабаржа. Лабарж построил себе хижину с той стороны леса. Я помню, его жена собирала кровавый корень и всякие такие штуки и относила их в деревню. Зарабатывала себе на жизнь.

— Ты имеешь в виду Смоука Лабаржа?

— Что, испугался? — Тон говорившего был презрительным.

— Мы с ним никогда не ладили. Чего ты задумал, Сэм?

— Забудем... Смоук мертв, о нем можно не беспокоиться. В последний раз я видел его в Йеллоустоуне, но в Форт Юнион болтали, что его убили индейцы блэкфут.

— Им пришлось крепко постараться.

— Ну, значит, постарались.

Раздался звук ломаемых веток, потом затрещало пламя и из низкой трубы вырвались искры. До мальчиков донесся приятный запах горящего дерева. Жан осторожно поднялся. Если эти люди были горцами, как можно было судить по их разговору, они услышат самый тихий посторонний звук. Но Жану необходимо было посмотреть в дырку от сучка, он должен был увидеть этих людей.

Сделав знак Робу оставаться на месте, Жан в темноте прокрался вперед. У окна он поднял голову, держа ее у края дыры. Он вгляделся внутрь, сначала с одной стороны, потом с другой, и увидел не двух человек, а трех. Третий спал на лежанке, его лицо было в тени.