Льюис Ламур
      Револьвер Килкенни
      Перевод Александра Савинова
      Никто ни разу в жизни не назвал Монтану Крофта честным человеком. Для тех, кто близко его знал, он был ганменом среднего калибра, первоклассным конокрадом и скотокрадом и преступником, который не дотянул до звания "великий" просто потому, что был ленивым.
      Монтана Крофт был высоким и довольно симпатичным молодым человеком. Хотя он убил в поединках четырех человек, включая одного известного и опасного ганмена, он не был дураком. Другие, может быть, и переоценивали его возможность стрелять быстро и метко, но Монтана хорошо знал свои способности.
      Он видел, как стреляют Джон Уэсли Хардин, Клей Эллисон и Уайатт Эрп. Этого оказалось достаточно, чтобы Монтана понял, какой же он на самом деле никудышный ганмен. Естественно, что он никому об этом не говорил. Тем не менее Монтана знал, как воспользоваться удачей, а удача улыбнулась ему, когда он убил Джонни Уайлдера.
      Надо сказать, что Джонни Уайлдера считали неплохим стрелком - для его возраста. Он убил нескольких человек и приобрел репутацию опасного парня. В девятнадцать лет он насмешливо ухмылялся при упоминании Малыша Билли и снисходительно отзывался о Хардине. А затем в город приехал незнакомец на вороном коне, и Джонни не захотел потесниться.
      Никто не утверждает, что он промедлил выхватить револьвер, на самом деле он выстрелил первым, когда револьвер Крофта только-только покинул кобуру - правда, он промахнулся. Джонни был молодым, неопытным и нетерпеливым: он промахнулся и во второй раз. Монтана Крофт стрелял хладнокровно и прицельно - и линь единожды.
      Над трупом склонились зеваки. Пуля задела край нагрудного кармана рубашки Джонни, и он был мертв. Совсем мертв.
      Даже тогда все могло закончиться без последствий, если бы не Толстый Ранйон, который все воспринимал в розовом цвете. Он оторвался от созерцания бренных останков Джонни и сказал:
      - Так стреляет только один человек! Только один, говорю я вам! Это Килкенни!
      Слова были магическими, все повернулись к Крофту. А Монтана, который мог бы отказаться от имени, промолчал. Неожиданно для себя он купался в невиданной доселе славе. Он стал Килкенни, таинственным ганфайтером, истории о котором рассказывались и пересказывались у каждого лагерного костра. Он мог сказать, что Ранйон ошибся, но он лишь улыбнулся и вошел в салун.
      Толстый, успокоенный тем, что Крофт принял имя, последовал за ним.
      - Я сразу вас узнал, мистер Килкенни. Так стреляет только один человек! А потом - ваша черная шляпа, черные джинсы, это вы и никто другой. Сэм, поставь за мой счет выпивку для Килкенни!
      За первым стаканчиком последовали другие, а ресторан отказался взять с него плату за обед. Девушки смотрели на него широко открытыми, восхищенными глазами. Монтана Крофт изящно принимал знаки внимания и вместо того, чтобы проехать через Бокилью, остался в городке.
      Одним этим он нарушил традицию, поскольку репутация Килкенни требовала, чтобы он после убийства немедленно уехал из округи, в этом и заключалась причина его таинственности. Для Монтаны соблазн оказался слишком велик: он вошел во вкус бесплатных завтраков и обедов, бесплатной выпивки и бесплатного места в конюшне, а потому остался. Если кто-то и обратил внимание на несоответствие, то промолчал. Общественное мнение принимало возможность того, что гость может уехать не сразу.
      И все же после недели пребывания, Монтана заметил, что гостеприимство явно пошло на убыль. Выпивку больше никто не ставил, а в ресторане его уход не расплатившись начали воспринимать с прохладцей. Монтана стал подумывать над тем, чтобы двинуться дальше. Он направился к конюшне, но на полдороге остановился, сворачивая сигарету.
      К чему уезжать при таком великолепном раскладе, какой ему и не снился? Сам Килкенни был далеко, а может быть, его уже вообще не было в живых. В любом случае едва ли существовал один шанс из тысячи, что он появится в пограничном городке на Рио Гранде. Так почему бы не воспользоваться случаем, который предоставила ему судьба?
      Кто станет ему перечить? Уайлдер был самым быстрым и крутым ганменом в городе.
      Крофт развернулся на каблуках и вошел в магазинчик скобяных товаров. Хаммет заворачивал ранчеру пачку патронов и когда тот вышел, Крофт посмотрел на владельца магазина.
      - Хаммет, - сказал он, и голос его был низким и холодным. - Мне нужно пятьдесят долларов.
      Джон Хаммет начал было говорить, но что-то в прохладном и жестком взгляде Монтаны заставило его попридержать язык. Это был Килкенни, он сам видел, как он уложил Джонни Уайлдера. Хаммет сглотнул.
      - Пятьдесят долларов? - спросил он.
      - Да, Хаммет.
      Старик медленно повернулся к кассе и вынул одну купюру.
      - Никогда не возражал против того, чтобы одолжить немного денег хорошему человеку, - сказал он слегка трясущимся голосом.
      Крофт взял деньги и посмотрел на Хаммета.
      - Благодарю. Между нами говоря, мне не хочется, чтобы кто-нибудь об этом узнал. В курсе лишь вы и я. Поэтому мне известно, кого искать, если об этом пойдут разговоры в округе. Поняли?
      И с этим он ушел.
      Монтана Крофт знал, как воспользоваться удачей. Первый обход города принес ему четыреста долларов. Пара ранчеров поторговались, но ни один человек не осмелился отказать ему. Все воспринимали просьбу денег как заем. И только через две недели, когда Крофт второй раз обошел город, до некоторых дошло, что они получили нахлебника.
      Тем не менее Крофт не волновался. Он снимал богатые урожаи, но пил редко, никого не беспокоил. Он не лез в чужие дела и доил город точно так же, как фермер доит корову.
      Однако Монтана никому не позволял вторгаться на свою территорию. Бик и Джесс Кеннеди обнаружили это к своему великому огорчению. Два крутых парня с севера приехали в Бокилью и после одного-двух стаканчиков виски решили ограбить банк.
      Монтана Крофт наблюдал за ними с того самого момента, как они появились на улице, и был готов к неожиданностям. В ту же секунду, когда они выскочили из банка, он вышел из полутьмы скобяного магазинчика с ружьем. Бик так и не узнал, отчего погиб. Он растянулся лицом в пыли, роняя из своего мешка золотые монеты. Джесс Кеннеди развернулся, выстрелил и получил в грудь заряд из второго ствола.
      Монтана хладнокровно подошел и собрал деньги. Он отнес мешки в банк и вернул их Джиму Стриту. Чуть усмехнувшись, засунул руку в один из мешков и вынул пригорошню золота.
      - Благодарю, - сказал он и вышел.
      Мнение о незваном госте в Бокилье разделилось. Некоторые хотели, чтобы он наконец уехал, но помалкивали; другие считали его присутствие в городе благословением, поскольку, мол, он обеспечивает его защиту. И каким-то образом известия о происходящем стали распространяться.
      А затем Монтана увидел Марджери Фермен.
      Марджери была дочерью старого Черного Джека Фермена - ранчера и участника нескольких сражений с индейцами - а также красавицей и источником вечных наслаждений. Во всяком случае, так думал Монтана.
      Он повстречал ее, когда во второй раз решил уехать из города. Крофт сидел в салуне, когда почувствовал неприятное тревожное предупреждение. Пора ехать дальше. Слишком уж хорошо все складывалось, так хорошо долго не бывает. Возьми все, что можешь, но уезжай, пока есть возможность. А возможности скоро не будет. Пора двигать дальше.
      Он прошагал к двери, повернул направо и направился к конюшне. А потом Монтана увидел Марджери Фермен, спускающуюся из повозки. Он уставился на нее, замедлил шаг, остановился, сдвинул шляпу на затылок... и потерял решимость.
      Она быстрым шагом пошла в его сторону. Он заступил ей дорогу.
      - Привет, - сказал он, - я раньше вас не видел.
      Марджери Фермен знала все о человеке, которого звали Килкенни. Несколько лет она слушала истории о нем и его славе и вдруг узнала, что он живет в Бокилье. Она увидела его впервые и призналась себе, что разочарована. Да, он был высоким, красивым мужчиной, но чего-то в нем не было, чего-то неуловимого, что она ожидала в нем встретить.
      - Послушайте, - сказал он, - мне хотелось бы увидеть вас еще раз.
      - Если будете стоять здесь, когда я закончу дела, - ответила она, увидите, как я уезжаю из города.
      С этим она прошла мимо и вошла на почту.
      Крофт стоял не двигаясь. Он был ошеломлен. Он был потрясен. Он был в волнении. Он забыл о том, что собирался бежать. Он забыл о тревожном предчувствии, ниспосланном богами нарушителей закона. Он принялся ждать.
      По возвращении Марджери Фермен прошла мимо него и отказалась остановиться. Монтана вдруг разозлился. Он быстро встал.
      - Эй, послушайте, - сказал он, - вы...
      Что он хотел сказать, так и осталось недосказанным. По улице шагом ехал всадник. Конь его был длинноногим гнедым; всадник был высоким, в черной шляпе с плоскими полями и плоской тульей. На нем был оружейный пояс с двумя низковисящими, подвязанными к бедрам кобурами.
      Неожиданно Монтана Крофт почувствовал себя очень плохо. Во рту у него пересохло. Марджери Фермен уже забралась в повозку, но оглянулась. Она увидела, что он стоит, будто вкопанный, с побледневшим лицом. Она проследила за его взглядом.
      Высокий незнакомец с лицом, потемневшим от солнца и ветра, небрежно сидел на коне. Он посмотрел на Монтану Крофта холодными зелеными глазами. Он молчал. Долгую минуту двое мужчин, не отрываясь, смотрели друг на друга, и Крофт не выдержал. Он направился было к повозке, но потом повернул к конюшне.
      Он услышал, как скрипнуло седло, когда незнакомец спешился. Дойдя до ворот конюшни, он остановился и обернулся. Марджери Фермен сидела в повозке, держа вожжи, но не уезжала.
      Незнакомец стоял в пятидесяти ярдах от Монтаны, но его голос громко прозвенел на пустынной улице:
      - Я слыхал, в городе живет парень, который называет себя Килкенни. Вы - тот самый?
      Как по мановению волшебной палочки, двери и окна тут же заполнились любопытными лицами, это были лица людей, которых он грабил снова и снова. Губы его зашевелились, но слова не шли. Он попытался сглотнуть, но не смог. По лбу покатился пот, глаза защипало, но он не осмеливался поднять руку, чтобы вытереть его.
      - Я слыхал, что Килкенни - честный человек, гордящийся своей репутацией. Вы - честный человек?
      Крофт хотел ответить ему, но не смог.
      - Не спешите, - голос незнакомца был холоден. - Погодите чуток, а потом скажите всем, что вы не Килкенни. Скажите им, что вы лжец и вор.
      В ответ на эти слова он должен был выхватить револьвер... сейчас же... он должен убить этого человека... убить его или умереть самому.
      И в этом было все дело. Он не был готов умереть, а умрет он наверняка, если попытается потянуться за оружием.
      - Говорите же! Люди ждут! Скажите им!
      Каким-то чудом голос вернулся.
      - Я не Килкенни, - сказал он.
      - Остальное тоже. - В голосе незнакомца не слышалось сострадания.
      Монтана Крофт внезапно понял всю правду, как ни была она жестока: от пули можно умереть только один раз, но если сейчас он откажется от своего шанса, ему предстоит испытать много смертей.
      - Ладно, черт вас побери, - прокричал он. - Я не Килкенни! Я лжец и вор, но будь я проклят, если кто-нибудь назовет меня трусом!
      Его руки рванулись к револьверам, и вдруг он потрясенно осознал, что это самое быстрое его движение за всю жизнь. Его переполнило, чуть не вырвавшись наружу, торжество. Он еще им покажет! Его револьверы прыгнули вверх... и он увидел красную вспышку пламени у дула револьвера незнакомца и почувствовал удар пули.
      Голова Монтаны Крофта как-то странно опустилась, и он увидел фонтанчики земли там, куда ударили его заряды. Он упал, выпустил револьвер... оперся на руку... Потом она подогнулась, и он перекатился лицом вверх.
      Незнакомец стоял над ним. Монтана смотрел на него.
      - Ты - Килкенни?
      - Я - Килкенни. - Голос высокого человека неожиданно потеплел. Хорошая попытка.
      - Благодарю...
      Монтана Крофт умер на улице Бокильи, и никто не спросил, как его зовут на самом деле.
      Глаза Марджери Фермен широко раскрылись.
      - Вы... вы - Килкенни?
      На этот раз она увидела то неуловимое, что она искала и не нашла в лице другого мужчины, - доброту, цельность натуры, силу духа.
      - Да, - сказал он и последовал своей традиции. Он уехал из города.