Глава 16

Одной рукой я держался за гриву лошади, а другой прикрыл спину, когда понял, что меня хотят убить. Развернув правую руку, я со всего размаху врезал локтем в висок человеку, который на меня напал. Это был жесткий удар, который оглушил моего противника. В тот же миг я очутился в седле и, низко наклонясь, схватил винтовку, оставленную в углу стойла, и помчался из сарая.

В одно мгновение миновал ворота загона, к счастью, они оставили их открытыми, и резко свернул влево. Лошадь со стуком пересекла мост через речку и рысью понеслась по тропинке, что вела на луг.

За спиной прогремел выстрел. Конь остановился, а я, повернувшись в седле, послал три пули в ответ. Потом мы пустились наутек. Мы мчались по низкому холму, потом по тропинке и, наконец, скрылись в зарослях низкорослых кедров.

Очутившись в укрытии, я замедлил бег коня, задыхаясь от боли. Мои раны начали было заживать, но от резких движений снова открылись и теперь опять кровоточили.

Оглядываясь назад, я ничего не видел, только темень ночи. Свет в доме поспешно погас. Несомненно, его обитатели наблюдали, ждали и размышляли, что происходит.

Неожиданные бурные события полностью лишили меня сил. Я направлялся через кедры к скале Мэгги. Я обмяк в седле, не знаю, как мне удавалось держаться в седле. Когда человек всю свою жизнь ездит верхом, он может уснуть прямо в седле или находиться в полузабытьи, но при этом интуиция или какое-то другое чувство помогает ему двигаться вперед.

Мне мешало мое ружье, поэтому я вытащил пару веревок из сыромятной кожи, сделал ремень и забросил винтовку за спину.

Тучи унесло, и на небе засияли звезды. Проведя на воздухе всю ночь, я все видел при их свете. Начинало светать, когда я обогнул основание скалы Мэгги и подъехал к Спринг-Галч, где оставил свои вещи и лошадей.

Все оказалось на месте. Я оседлал другого коня и повел свободных лошадей вверх по тропинке к небольшой долине, находившейся по другую сторону скалы Мэгги на горном кряже. Если смотреть со стороны ранчо, то никому даже и в голову не могло прийти, что здесь наверху есть долина, а мне необходимо было отдохнуть.

Собрав последние силы, я привязал лошадей к колу, лег в траву и набросил на плечи попону.

Утром начался дождь, кратковременный ливень. Но я продолжал спать, забыв обо всем. Когда наконец открыл глаза, уже перевалило за полдень. Солнце высушило траву. Некоторое время я просто лежал, наблюдая, как лениво в небе кружатся канюки. Наконец сел и огляделся.

Прямо на западе поднималась скала Мэгги. Мимо меня проходила еле заметная непротоптанная тропа. Она тянулась по краю маленькой долины и исчезала в деревьях за скалой Мэгги. Северную сторону долины обрамлял низкий горный кряж, поросший на верхушке деревьями. Вдоль него бежала тропинка, а потом, извиваясь, поднималась на более высокий кряж, где я убил Пэна Бичама. Я лежал под развесистым деревом, вокруг земля была усыпана сосновыми шишками. Я расчистил руками небольшой участок от травы и иголок, сломал несколько нижних веток и разжег небольшой костер. Сучья оказались очень сухими, я подбросил в костер немного валежника. Дым поднимался между ветвями и рассеивался в воздухе, не успев выйти на свободу… Достал из сумки кофейник, сковороду, а потом кофе и мясо. Мне приходилось часто делать передышку, поскольку я быстро уставал, но спустя некоторое время я приготовил кофе и пожарил с дюжину длинных тонких кусочков мяса.

Мой маленький лагерь разместился в нише под деревьями, и его могли разглядеть только подойдя совсем близко.

Разделавшись с мясом, я взял в руку чашку с кофе, прислонился спиной к стволу дерева и задумался о своем положении.

Единственное, чего я хотел, — это выбраться отсюда, чтобы меня никто не видел, и очутиться далеко в горах — там мне место. Здесь я проезжий, который просто едет мимо. И почему мне на голову свалилась куча неприятностей? Сначала Хьюстон Бэрроуз хотел меня убить, потом чалый привел меня на ранчо, а тут уж такое началось… Ладно, теперь у меня есть снаряжение, лошади и отправлюсь-ка я в путь.

Почему Мэтти настойчиво просила меня уехать? Она даже не хотела, чтобы миссис Холлируд узнала о моем появлении. Оказывается, для нее было более важным отделаться от меня, чем то, что могли ей причинить дружки Лью Пейна. И что она имела в виду, говоря, что миссис Холлируд догадалась, что я вытащил кое-какие бумаги из ящика? Она же сама послала меня поискать там книгу учета!

Что-то здесь не так. И я начал подозревать, что уже знаю ответ.

После того как отдохну, я навьючу лошадь, оседлаю других и отправлюсь в Пэррот-Сити. Прежде чем уйти в горы, мне нужно кое-что сделать. Как я уж обещал сам себе, я должен увидеться с Джанет Ле Коди и отдать ей завещание. Как только я это сделаю, мое участие в дальнейших событиях окажется бесполезным, и я смогу отправляться своей дорогой. Я неоднократно твердил себе об этом, хотя в глубине души волновался, что больше всего на свете мне хотелось снова увидеть Джанет Ле Коди. Но я внушал себе, это вовсе не оттого, что она для меня что-то значила или могла значить.

После сытной еды снова захотелось спать. К счастью, фляга была пуста только наполовину, и я выпил из нее. Вода находилась во фляге уже несколько дней, поэтому была теплой и противной. Я сделал еще несколько глотков, и на сей раз она показалась мне совсем отвратительной. Лихорадка и потеря крови, должно быть, стали основной причиной жажды.

Перед тем как сложить вещи, я перевел лошадей на свежую траву и забил колья, а сам вернулся в тень пондеросы и еще немного отдохнул.

Меня беспокоили животные на ранчо. Пора загонять скот для клеймения и проводить отбраковку стада. Молодые бычки лучше приспосабливаются к зимнему выпасу, чем коровы, поэтому здесь должен быть человек, который бы отобрал коров и пас их перед тем, как продать. Поскольку неподалеку есть железная дорога, скот можно отвезти на рынок в Канзас-Сити или Денвер. Некоторые животные совсем одичали, хотя я отдаю предпочтение самым диким, приспособленным к трудным условиям существования, они живут дольше и лучше набирают вес. Это крепкие животные: им, как людям или мустангам, приходится туго, когда наступают суровые времена, но в результате они становятся только более выносливыми. Коровы, прожившие достаточно долго в тепличных условиях, теряют способность адаптироваться.

Весь день я дремал, иногда крепко засыпал, а перед закатом привел лошадей, не спеша упаковал сумки, вскочил в седло и отправился в путь. Сборы потребовали всех моих сил, и, сидя верхом, я чувствовал себя как выжатый лимон. Чтобы не ехать одной и той же дорогой, я спустился к Сприиг-Галч и по траве двинулся в восточном направлении, по дороге удалось напоить лошадей.

На вершину горного кряжа тянулся след, протоптанный лошадьми, я воспользовался этой тропой. Ехал медленно, время от времени останавливаясь и отдыхая. Перевалив через вершину, я очутился в красивой осиновой роще, где побывал несколько дней назад. Был уже поздний вечер.

Обдуваемый прохладным ветерком, я сидел верхом и смотрел на ранчо, над трубой которого поднимался голубой дымок. Огни уже погасли, видно, в доме все легли спать.

И тогда я отпустил коня.

Он знал свою конюшню и, вероятно, туда вернется. Лошади не любят покидать свой дом, но им также трудно расставаться со своим табуном, не хочется уходить от других лошадей, с которыми они долго общаются. Если конь пойдет за мной следом в город, я не стану винить его за это. На нем не было уздечки, и меня не смогут обвинить в том, что я его украл. Но я надеялся, что он вернется туда, где его кормили.

Я выбрал дорогу, которая снова привела меня в осины. Листья уже начинали менять цвет, близился листопад, и вскоре все деревья оденутся в золото, а тропинка, по которой я ехал, будет похожа на проход между рядами в огромном золотом храме. Листья перешептывались, мягко покачиваясь на ветках.

Прежде чем выехать на главную дорогу, я остановился. Стояла тишина, и никаких признаков поздних путников я не заметил. Где-то далеко раздался гудок паровоза, но тем не менее я быстро пересек дорогу и спрятался в лесу. Только примерно через час, когда совсем стемнело, отправился в Пэррот-Сити.

Во многих домах вдоль улицы горел свет. Я привел лошадей в платную конюшню и расседлал, оставив все свое добро с разрешения конюха в небольшом сарае рядом.

— Не беспокойтесь, — заверил он, — здесь никто ничего не украдет.

Я дал ему полдоллара, и у него развязался язык.

— Видел тебя как-то! — сообщил он. — Ты разговаривал с девушкой Джанет Ле Коди.

— Хорошая девушка, — между прочим заметил я.

— Да, кажется так. — Он прикурил трубку, бросил на землю спичку и сплюнул. — Она водится с плохими людьми. Парень со светлыми усами, похожий на горожанина.

— Встречал его здесь. Ты его знаешь?

— Знаю таких людей, как он. Он либо азартный игрок, либо волочится за богатыми женщинами. Не нужно принимать его за простака. Крайне неприятный тип. — Конюх искоса посмотрел на меня. — Он носит оружие. Какой-то небольшой крупнокалиберный пистолет. В кобуре в верхней части рукава. Поднимет руку, а пистолет скользит по руке и падает прямо в ладонь, так, что никто и не заметит. Я видел, как однажды он проверял пистолет в сарае. Думал, что его никто не видит.

Что касается Ле Коди, то она приличная девушка. Каждый знает. А этот все вокруг нее вертится, предлагает помощь… Как бы не случилось беды. Интересно, зачем он это делает?

Выждав минуту, я спросил:

— Между нами говоря, она является владелицей половины ранчо на Черри-Крик. Но у меня есть подозрения, что ей принадлежит и все ранчо.

— Ранчо, где живут женщины?

— Да. Я кое-что там приводил в порядок. Это место требует рабочих рук.

— Я знаю. Филлипс запустил его. Он увлекся какой-то женщиной.

— Миссис Холлируд.

— Так ее зовут? Мне казалось, она молода. — Он сделал паузу. — Я где-то раньше ее встречал.

— Где?

Он пожал плечами.

— Не вспомню. — Он затянулся, а потом чертыхнулся: трубка потухла. — Некоторое время я жил в Денвере. Был тюремщиком. — Он взглянул на меня. — Может, я не видел ее. Или обознался. Откуда мне знать! У тебя здесь есть дело. Я понял это по тому, как ты въехал в город. У тебя на лице написано.

— Джанет Ле Коди в городе?

— Сейчас в городе, но утром ее здесь не будет. Я слышал, как тот парень по имени Пелхэм предложил отвезти ее завтра на ранчо Черри-Крик. Говорил, что узнал, как туда добраться.

— Он владелец сверкающего кабриолета?

— Да.

Я заказал себе койку в комнате на троих, а потом пересек узкую пыльную улицу и вошел в кафе, чтобы перекусить. Джанет Ле Коди сидела за столом и была одна.

— О? Я думала, вы уехали.

— Я вернулся.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— У вас больной вид. Вы бледны.

— У меня возникли проблемы. — Я поставил чашку на стол. — Мэм! Если бы я был на вашем месте, я бы нанял хорошего адвоката. Я бы поехал в Энимас-Сити или в новый город и нанял адвоката. Вам понадобится адвокат.

— У меня есть друг, который мне поможет.

— Пелхэм? Верно говорю? Вы давно его знаете?

— Нет, но…

— Сказать, где он был сегодня?

— Нет, зачем? Дело в том, что сегодня я его не видела.

— Я тоже его не видел, но его экипаж большую часть дня простоял на ранчо Филлипса.

— Но этого не может быть. Сегодня он собирался по делам в Мэнкос. Он мне так сказал.

— Экипаж стоял там почти весь день.

Она улыбнулась.

— Наверное, вы ошиблись. Все экипажи так похожи. — Она холодно посмотрела на меня поверх чашки. — Если вам известно, что там находился его экипаж, значит, вы сами там были.

— Да, мэм. Я лежал. Меня ранили. В тот момент я просто хотел остаться в живых.

— Ранили? — Она была потрясена.

— Да, мэм. Кто-то следил за мной. Выстрелил, но не убил, как задумывал. В момент выстрела я пошевелился, пуля задела спину и голову. — Я слегка повернул голову и показал ей. — Я обработал рану сосновым соком, чтобы остановить кровотечение. Это здорово помогает.

— Вы не обращались к врачу?

— Нет, мэм. Похоже, здесь действует беззаконие. Когда нуждаешься в органах порядка и закона, их никогда не оказывается рядом.

— Но зачем? Почему кто-то пытался застрелить вас?

Я пожал плечами.

— Это имеет отношение к ранчо. Конечно, тут крутятся еще ребята Бэрроуза. Они хотят, чтобы я умер, но у них нет денег, чтобы нанять убийцу. Того, кто в меня стрелял, я знаю, дорого стоит. Либо кто-то готов заплатить приличную сумму, чтобы меня убили, либо убийца задолжал и оказывает кому-то услугу. В любом случае, он пытался меня убить.

По улице проехал всадник, а потом снова стало тихо. На кухне гремели посудой. Было поздно, очевидно, мы последние посетители. В западных городах люди рано ложатся спать и в вечерние часы продолжают работать только питейные заведения и игорные дома.

— Он не попытается снова вас убить?

— Нет, мэм.

— Значит, он мертв?

— Люди его ремесла ошибаются всего лишь раз.

В зале снова стало тихо, мы ели, не разговаривая.

— Мне страшно, — сказала она после непродолжительной паузы, — здесь более жестокая жизнь, чем я предполагала.

— Нет, мэм. В основном это спокойный, добрый край. Здесь живут люди, настоящие труженики. Это посторонние люди приезжают сюда и чинят беспорядки.

— Разве вы не посторонний человек?

— Да, мэм, посторонний. Я намереваюсь уехать сразу же, как только прояснятся дела на ранчо.

— Почему это вас волнует?

Она задала хороший вопрос. Все, что связано с ранчо, действительно меня не касается, только в кармане у меня лежало завещание, а я не собирался возвращать ей его до тех пор, пока вокруг нее будет вертеться такой друг. По крайней мере, не сейчас.

Мы закончили есть, но мне хотелось сказать ей еще одну вещь. Она поднялась.

— Спасибо за совет, мистер Проезжий. — Ее глаза смотрели холодно. — Не думаю, что мы когда-нибудь снова с вами встретимся.

— Я пока буду здесь, если вам понадоблюсь.

Она снова холодно глянула прямо мне в глаза.

— Вы мне не понадобитесь.

— Может, понадоблюсь, когда они узнают, что вам принадлежит половина ранчо.

— Что вы хотите этим сказать?

— По завещанию, которое предъявила миссис Холлируд, ранчо полностью перешло ей. Как будто вас вообще не существует. Будьте осторожны, мэм.

— Я всегда осторожна, мистер Проезжий. А теперь — до свидания.

Она повернулась, чтобы идти, и я повторил:

— Будьте осторожны. Если вы поедете туда и они пригласят вас поесть или предложат что-нибудь выпить, мой совет: не делайте этого!

— На что вы намекаете?

— Я точно не знаю, только ваш дядя Филлипс имел неосторожность поужинать вместе с этими дамами.

Она выбежала на улицу и вошла в гостиницу через дорогу. Я подождал с минуту. За спиной кто-то собирал тарелки.

— Мистер? Мы сейчас закрываемся…

— Я знаю. Не могли бы вы потушить ту лампу?

Когда в зале погас свет, я встал вплотную к двери, подождал, затем тихонько открыл ее и вышел в темноту.

Глава 17

Кузнец, огромный датчанин, вытащил из дому несколько бочек и всем желающим предлагал помыться за две монеты по двадцать пять центов. Достав из сумки полотенце и чистые вещи, я подошел к бочкам. Никого поблизости не было, я подождал немного, убедился, что действительно никого нет, потом искупался, насухо вытерся, надел свежую одежду — и все это, держа в руке шестизарядный револьвер.

В гостиничном номере, если его можно так назвать, квартировали помимо меня еще двое мужчин, но оба они уже уснули.

Я подошел к койке, где до этого свалил в кучу свои вещи, лег и проспал до рассвета. Когда проснулся, один из моих соседей уже ушел, а другой, одеваясь, заметил свежий длинный шрам на моей спине.

— Это не мое дело, — прокомментировал он, — но похоже, тебе не повезло.

— Почти.

— Заживает нормально?

— В горах на воздухе раны быстро заживают.

Ему хотелось узнать еще какие-нибудь подробности, но из деликатности он не стал задавать вопросов, а я не собирался ни о чем распространяться. Мне пришлось повозиться с рубашкой, и он помог мне ее надеть, а когда я полностью привел себя в порядок, на улице стало совсем светло.

Проходя мимо комнаты Джанет, я просунул под дверь записку следующего содержания:

«Заставьте их приехать к вам».

Затем я спустился в ресторан. Зал уже заполнили постояльцы, по большей части мужчины. Они наспех завтракали, а некоторые забирали с собой то, что не успели доесть — это заменит им в дороге обед.

В конце стола рядом с кухней я нашел свободное место и занял его. У большинства посетителей при себе имелось оружие, исключение составляли несколько рабочих, отправлявшихся куда-нибудь на шахту. Здесь в округе находилось несколько действующих шахт, куда нанимали шахтеров, а также пара дюжин разведывательных рудников, где старатели работали самостоятельно.

Я не спешил, наблюдая, как рассеивается толпа. Ко мне подошел повар, наполнил мою чашку кофе и спросил, вытирая руки о фартук:

— Вы не уезжаете?

Я взглянул на него снизу вверх.

— Еду мимо. Порой это требует времени.

— Я слышал разговоры. Будто Пейн со своими приятелями охотится за вами.

— Они находили меня несколько раз. Если они такие ловкие, пусть поедут в горы и приведут пару отбившихся от стада животных.

— Никто никогда не говорил, что они ловкие.

— Через день-другой я уеду отсюда.

Он сел напротив меня и налил еще чашку кофе.

— Того парня от Пинкертона помните? Беседовал со мной, и мне показалось, что он дружелюбно настроен к вам.

— Надеюсь, вы тоже.

— Он сказал, что вам лучше бы подальше держаться от тех женщин.

Я пил свой кофе.

— Он сказал, что у вас достаточно проблем и без них, и просил меня передать вам, что Пэн Бичам — это ненастоящее имя того человека, что у Пэна где-то здесь живет брат.

— Спасибо. Мне в голову приходила подобная мысль. — Я взглянул на него. — Вы бы посоветовали ему выяснить, как настоящее имя Пэна, если он числится в списке разыскиваемых.

Повар посмотрел на меня с уважением:

— Вы — крепкий орешек, мистер Проезжий, крепкий орешек.

Я пропустил его слова мимо ушей. Может, я действительно такой, как он меня назвал, а может, и нет. Единственное, чего я хотел, — это чтобы меня оставили в покое, но у меня появилось скверное предчувствие по поводу людей, стрелявших в меня. Как я не придал этому значения! Никогда раньше об этом не думал.

— Брат, вы сказали?

— Да, говорил, что у Пэна и его брата сильные родственные чувства. Они оба готовы сделать все ради друг друга.

— Так и должно быть. — Я помолчал, глядя в чашку. — У меня нет ни брата, ни сестры, а если на то пошло, я даже не знаю, есть ли у меня какие-то родственники. — Я посмотрел на него. — У меня никогда никого не было, кроме нескольких хороших лошадей.

— Вы продолжаете ездить на чалом?

— Вот это — лошадь. Самая лучшая. Я и он, мы оба получили плохие имена, хотя не добивались этого. В жизни мне ничего не надо, кроме спокойствия где-нибудь высоко в горах. У меня, как говорится, ни окна, ни горшка, чтобы я мог швырнуть его в это окно.

— У вас никогда не было женщины?

— Постоянной — никогда. — Я раздраженно задвигался на стуле. — Женщины не воспринимают меня. Иногда они пару раз бросают на меня взгляд, но потом смотрят на кого-нибудь другого. Я — суровый человек, замкнутый, по-моему, это сразу видно.

Он ушел на кухню, а я продолжал сидеть в расстроенных чувствах.