Она молча посидела еще немного, потом встала и ушла. Я не представлял, зачем она подсела ко мне. Похоже, собиралась что-то сказать - наверное что-нибудь про военных или апачей.
      Вороной и на самом деле оказался хорошим - намного лучше, чем я ожидал. Если бы не белая звездочка на бедре и не один белый чулок, он был бы сплошной черной масти. Для вьючных лошадей нам приготовили двух мустангов неопределенного вида, крепких и выносливых.
      Они стояли в конюшне позади одного из домов, человек, ухаживавший за ними, сидел на корточках, держа во рту соломинку и наблюдая, как я осматриваю лошадей.
      - Что-то вы слишком привередничаете, мистер. Выбора-то у вас все равно нету. - Он выплюнул соломинку. - Хотите - берите, хотите - нет. У меня нет для вас времени. За них заплатила леди, а вам остается только оседлать и уехать.
      Я ему не понравился, и он мне тоже, поэтому я забрал лошадей и уехал к нашей стоянке в кустах, где меня ждал Рокка и хранилось снаряжение.
      Рокка раздобыл лошадь где-то в мексиканском квартале. Мы были готовы отправиться в путь.
      - Тебя что-нибудь здесь держит? - спросил я его.
      - Да вроде нет. Испанец встретит нас вместе с Джоном Джей к югу отсюда.
      Мы забрались в седла и поехали, нимало ни о чем не заботясь. Мили через четыре показались Испанец с Джоном Джей Бэттлсом.
      - Вы, ребята, зря рискуете, - сказал я. - В этой игре вы ставок не делали.
      - Заткнись, - сказал Испанец. - Побереги дыхание, оно тебе еще понадобится.
      Оставив за спиной пыль Тусона, мы двинулись на юг. Дорогой на ранчо Китчена пользовались часто, никто не проезжал его стороной.
      Иной может подумать, что на оживленной дороге можно ехать без опаски, но в этом уголке Аризоны никто и никогда не чувствовал себя в безопасности. Пит Китчен выставлял охрану круглосуточно, все его люди были вооружены до зубов, в любой момент ожидая нападения, поэтому через некоторое время апачи стали обходить его ранчо стороной.
      Много спорили о справедливости индейских войн, а по моему, несправедливы были обе стороны. Когда сюда пришли белые, очень немногие индейцы могли предъявить свои права на землю, подавляющее большинство их вело кочевой образ жизни. Они переходили с места на место, добывая себе пропитание охотой и сбором съедобных растений. Белый человек нуждался в жизненном пространстве, он нуждался в земле, где мог построить дом. Вместо того, чтобы кочевать, он поселился здесь, чтобы возделывать землю и строить дома.
      Одни белые хотели жить в мире с краснокожими, и некоторые краснокожие тоже, однако другим и на той, и на другой стороне мир был не нужен. Молодые воины стремились снимать скальпы и красть лошадей, чтобы стать большими людьми в племени, и оказалось, что у белых красть легче, чем у других индейцев, как они делали до этого. И когда старейшины индейцев и наиболее умные белые хотели договориться о мире, всегда находился какой-нибудь пьяный ранчеро или безрассудный воин, которым мир был ни к чему.
      Когда индейцы воевали, они воевали, не только с мужчинами, но и с женщинами и детьми, поэтому даже дружественные к краснокожим белые, забывали о своих симпатиях, когда, возвращаясь домой, находили свои хижины сожженными, а жен и детей убитыми. С другой стороны, белые, которые хотели завладеть индейской землей и табунами индейских лошадей, грабили, обманывали и убивали индейцев.
      Вина была обоюдной, но теперь апачи украли детей и увезли в Мексику, и мы ехали, чтобы освободить их.
      День кончался, уступая место прохладе вечера. Этой ночью мы разбили лагерь в развалинах какого-то поселка, укрываясь за глинобитными стенами, а на рассвете отправились дальше.
      Вторую ночь мы провели на ранчо Пита Китчена.
      Глава пятая
      Оставив ранчо, мы проехали несколько миль по главной дороге, потом свернули на восток. Вообще-то, если в пустыне сворачиваешь с наезженной тропы, нужно точно знать, куда ты едешь, ведь от этого зависит твоя жизнь.
      В пустыне нельзя путешествовать наобум. Каждый шаг должен быть продуман и направлен к источнику воду. Когда сходишь с нахоженной тропы, надо идти либо к воде, либо знать, где эту воду искать. Ошибка может стоить жизни.
      Каждый из нас побывал к югу от границы, но Тампико Рокка знал пустыню лучше. Я, наверное, знал ее ненамного хуже. Как и все, идущие по пустыне, мы зависели от источников, и какую дорогу мы бы ни выбрали, рано или поздно нам придется воспользоваться одним из них. Как и апачам.
      В пустыне есть источники, как известные всем, так и малоизвестные обычно в них мало воды, и их трудно отыскать. Птицам и животным они известны, апачам, в большинстве случав, тоже. Если не знаешь, где они, надо знать, как их найти, а это знание достается потом и мучениями.
      Человек в дикой местности должен замечать все вокруг, он должен осматриваться и прислушиваться, все его чувства должны быть обострены. И не из-за апачей, а из-за самой пустыни. С ней нельзя бороться, к ней надо приспособиться.
      Пустыня - это не только жаркое солнце и песок, здесь есть и скалы. Иногда они на многие мили раскиданы по песку, иногда возвышаются величественными холмами или каменистыми гребнями, похожими на сломанные позвоночники огромных животных. Они поднимаются из песка, и песок во всю старается снова похоронить их.
      Во многих пустынях на юго-западе есть даже много зелени, хотя playas, или высохшие озера - чисто белого цвета. Некоторые из пустынных растений не растут до первого дождя, а после него на них вдруг появляются листья и цветы, которые быстро отцветают и дают семена, пользуясь короткой передышкой от солнца и зноя. Но большая часть зелени вовсе не означает, что недавно выпал дождь, потому что многие растения запасают влагу в мясистых стеблях и листьях; у других растений - твердые блестящие листья, которые отражают солнечный свет и не позволяют испаряться влаге.
      Растения и животные научились приспосабливаться к пустыне, и апачи тоже. А мы четверо в этом отношении не уступали апачам.
      Пустыня - враг беззаботности. Ни время, ни тропы, ни снаряжение этого не изменят. Человек должен все время оставаться настороже, выбирая наиболее легкий путь. Он должен ехать медленно, чтобы сэкономить силы и жидкость, постоянно присматриваясь к приметам, которые могут указать близость воды. Направление полета пчел или птиц, следы мелких животных, виды растений все эти вещи следует замечать, потому что некоторые растения указывают на неглубокие грунтовые воды, а некоторые птицы и животные никогда не отходят далеко от воды. Другие пьют мало или редко, получая необходимую им жидкость от растений или животных, которыми они питаются.
      Мы ехали часа два после восхода, потом свернули в узкий каньон и нашли затененное место, чтобы переждать самые жаркие часы. Расседлали лошадей, подождали, пока они катались по земле, и напоили в маленьком родничке, который нам показал Рокка. После этого, выставив наблюдателя, улеглись отдохнуть.
      Часовой был необходим, потому что апачи - лучшие конокрады, хотя и в подметки не годятся команчам, которые могут украсть лошадь с седлом из-под всадника. Нужно было или сторожить их, или идти пешком, а в пустыне последнее означало неизбежную смерть.
      Въехав в каньон, мы прежде всего начали искать следы пребывания других людей. Человек, живущий в безлюдных краях быстро учится читать следы так, как другие читают газету, а часто это даже интереснее, чем газета.
      Он учится читать следы не только на земле, но и в воздухе, например, определять по облаку пыли, сколько человек едет в группе всадников и куда они направляются.
      По конскому навозу можно определить, что ела лошадь - то ли ей давали овес, то ли она питалась подножным кормом, и если так, то каким - травой прерий или растениями пустынь.
      К тому же все лошади оставляют разные следы: у каждой собственные отпечатки копыт - разной силы удары о землю и разные подковы - и собственный аллюр. Мы обнаружили, что в каньоне никого не было по меньшей мере несколько недель.
      Мы знали, что в Соноре в июне, июле и августе идут дожди - неожиданные ливни, которые начинаются так же внезапно, как и кончаются, однако они прибивают пыль и наполняют природные каменные резервуары в скалах, особенно часто встречающиеся в хребтах. Это естественные углубления в камне, на протяжении многих веков углубленные и расширенные накапливающейся дождевой водой. После сильного дождя вода сохраняется там на протяжении нескольких недель и даже месяцев. Дождь прошел недавно, поэтому и в источниках и резервуарах должна быть вода.
      Незадолго до захода, отдохнувшие после сна, мы снова оседлали лошадей. На этот раз впереди ехал я.
      Кругом стояли заросли кактусов чолья и окотильо, и мы ехали, как можно чаще используя это укрытие. Тропа, по которой мы продвигались вперед, была древней, в наши дни ею пользовались редко, тем не менее время от времени мы останавливались в зарослях кустов или кактусов, где наши силуэты скрывала местность, и подолгу стояли, изучая окрестности и прислушиваясь.
      Кто-то может подумать, что на такой открытой земле, где негде спрятаться, белый человек может не беспокоиться, однако, хорошо зная апачей, мы понимали, что в нескольких ярдах может прятаться двадцать индейцев и никто их не заметит.
      Мы не спешили, щадя коней. Апачи, которые часто загоняли своих лошадей, особенно когда спешили, могут проскакать за день шестьдесят-семьдесят миль, пешком они проходят тридцать пять-сорок миль. Примерно столько же мы делали верхом.
      Приблизительно через час после захода мы въехали в небольшую ложбину, заросшую мескитовым кустарником, развели крохотный костер из сухих веток и сварили кофе. Огонь костра хорошо укрывали кусты, и мы с удовольствие выпили по кружке.
      - Ну, и что ты думаешь? - вдруг спросил Рокка. - Всадник один?
      - Ага, - сказал я. - Мужчина небольшого роста или мальчик.
      - Вы о чем толкуете? - спросил Бэттлс.
      - Мы едем по чьим-то следам, - объяснил я ему. - Подкованная лошадь. Маленькая, но выносливая. Бежит хорошо, наверное, росла в пустыне.
      - Индеец на краденом коне, - быстро решил Испанец. - Ни один белый не поедет в эту глушь.
      Рокка с сомнением пожал плечами.
      - Может и так... не знаю.
      Эти отпечатки копыт беспокоили меня, потому что тот, кто ехал на этой лошади, вел себя осторожно, а значит, это был не индеец. Может быть индейский мальчишка?
      Когда в пустыне садится солнце, жара уходит вместе с ним, и на землю спускается прохлада. Подбодрившиеся лошади пошли живее, словно почувствовав свежий сосновый воздух Сьерра-Мадре. Иногда мы останавливались, чтобы вслушаться в темноту.
      За час до рассвета мы дали лошадям передохнуть. Рокка уселся на корточки за кустом мескита и закурил сигарету, пряча ее в кулаке.
      - Ты знаешь Бависпе?
      - Да мы выедем к ней у большой излучины, где она снова поворачивает на юг.
      Тампико Рокка знал эти места лучше меня. В конце концов, он же наполовину апачи и жил в Сьерра-Мадре. Бэттлс задремал, а Испанец, чтобы не мешали наши голоса, отошел подальше послушать звуки ночи. Я устал, мне было жарко и ужасно хотелось искупаться в реке, которая ждала нас впереди, но я понимал, что мне вряд ли удастся поплескаться в ней.
      Рокка некоторое время молчал, и я улегся на песок и уставился на звезды. Они выглядели такими одинокими там, в вышине, такими же одинокими, как мы, бродяги и перекати-поле, мужчины без дома и женщины. Если сложить все время, что мы провели под крышей, то получится не больше четырех-пяти недель.
      У таких, как мы, есть привычка бродяжничать в компании, их сводят лишь обстоятельства, как свели обстоятельства нас в Юме. И вот теперь три человека рисковали жизнью, чтобы помочь мне, но таковы уж люди на диком Западе, и я на их месте сделал бы то же самое.
      Мы отправились в путь, когда на востоке стал разгораться первый свет. Постепенно в серой пелене рассвета стали различаться отдельные кактусы, из полутьмы выступили черные, строгие скалы. Мы молча ехали цепочкой, пока над головой не пожелтело серое небо, тогда мы остановились в укромном уголке, нашли место укрыть костер и приготовили скудный завтрак.
      Костер мы разложили в яме под мескитовым кустом, чтобы поднимающийся дым рассеивало ветками, хотя от сухого топлива дыма почти нет. Теперь горячей пищи мы попробуем нескоро. Если не случится ничего непредвиденного, завтра мы выедем к Бависпе и когда пересечем реку, окажемся в самом сердце земли апачей. Они будут окружать нас со всех сторон.
      Апачи, загнанные на скудную, суровую землю ничего не выращивали, живя набегами и грабежами.
      Обычно думают, что индейцев погубило нашествие белых, и в этом есть правда, поскольку индеец не мог прожить так, как он привык, на отведенных ему десяти или сотне акров. Ему нужны обширные охотничьи просторы. Земля, на которой расселится десять тысяч фермеров может прокормить лишь с полусотню индейцев.
      Однако на самом деле поражение индейцев началось с того самого момента, когда первый из них взял в руки винтовку. Индейцев погубили торговцы, продававшие им вещи, которые они не могли делать сами. С тех пор индейцы стали зависеть от белого человека, который продавал им патроны, оружие и прочие штуки.
      Приятно было сидеть здесь, ощущая прохладу раннего утра, вдыхая запах костра, жарящегося бекона и хорошего кофе. Хотя мы тщательно разведали окрестности, все же мы рисковали.
      - Сколько лет мальчику? - вдруг спросил Испанец.
      - Пять, по-моему, или что-то около этого.
      - Ты думаешь, он еще жив, Тамп? - сказал Бэттлс.
      Рокка пожал плечами.
      - Зависит от того, сколько у него выдержки. Увидим, когда найдем следы.
      - А следы того странного всадника тебе попадались? - спросил Испанец. - Я приглядывался все утро.
      - Нет, - сказал я. - Больше я их не видел.
      - Что за местность дальше?
      - Дубы, потом сосны. Скалы, ручьи. Все, что захочешь, кроме еды. Апачи вынуждены привозить сюда припасы. Обычно ими снабжают их мексиканцы под страхом смерти. Индейцы почти очистили эту часть Соноры от мексиканцев. По крайней мере от богатых мексиканцев, а бедным разрешили остаться только при условии, что те будут снабжать индейцев едой.
      Я подумал о Лауре. Она была красивой женщиной и смелой, держалась с достоинством в то время, когда у нее украли сына. Однако что-то в ней меня беспокоило. Хотя мне всегда было не по себе в компании с женщиной... за исключением Энджи. И девчонок Трелони, которые жили по соседству в моих родных холмах.
      Мы сидели молча, слушая, как лошади общипывают ветки кустарника. Рокка курил и поглядывал на высящиеся невдалеке горы.
      Никто не знал, что ждет нас впереди. Даже если мы найдем мальчика живым и здоровым, нам придется опять пробираться через земли апачей и через границу. Наши шансы выжить были невелики. Я посмотрел на Рокку и сказал:
      - Ну что, поехали?
      Он затушил сигарету о песок и встал.
      Я еще немного продумал ситуацию. Мне вдруг захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. Нам придется одолеть чертову уйму трудностей, а мне этого не очень-то хотелось. И вообще от этого дела попахивало чем-то нехорошим.
      Мы переправились через Бависпе и направились по едва заметной тропе, которая вела через редкий дубняк по крутому извилистому склону к сосновому лесу. Единственным звуком было пение птиц, хрипение лошадей, взбиравшихся по крутому склону и стук падающих из-под копыт камней.
      Мы карабкались с час, несколько раз останавливаясь, чтобы лошади передохнули. Наконец выехали на широкий, заросший соснами уступ, где стояли развалины каменных домов, построенных из хорошо пригнанных лавовых блоков. Мы насчитали с дюжину, хотя в деревьях могли стоять еще несколько.
      Рокка указал на вмятину в траве.
      - Мы все еще идем по следам.
      Неподалеку лежала раздавленная копытом шишка. Мы нашли и другие отпечатки.
      Местность была дикой и безлюдной, воды поблизости не было. Судя по растительности, мы находились на высоте более шести тысяч футов, а тропа все еще вела вверх. Она иногда шла по самому краю горы, а слева или справа зиял почти отвесный скос пропасти. Мы ехали с винтовками в руках, не опираясь на стремена, готовые в любой момент соскочить с седла. От такой езды по такой местности, когда кругом апачи, можно было поседеть.
      Наконец выехали к вершине горы, густо покрытой соснами. Здесь росла чахлая трава, по склону сбегала тонкая струйка талой воды. Вот и следы неизвестного всадника - очень четкие. Ее лошадка некоторое время назад стояла привязанная к ветвям дерева, пока она разведывала округу.
      Ее? Она?
      Слово пришло ко мне бессознательно, словно кто-то подсказал его.
      - Это женщина, Тамп. На этой лошади едет женщина или девушка.
      Рокк положил ладони на луку седла.
      - Думаю, ты прав, - сказал он. - Наверное, так оно и есть.
      - Женщина? - недоверчиво спросил Бэттлс. - Чего ей здесь делать?
      - У Дэна Крида есть жена? Или дочь? - спросил я.
      Рокка оглянулся.
      - Не знаю, Телль.
      Я соскочил на землю.
      - Сидите тихо. Я хочу поглядеть, что она искала.
      Сделав пару шагов, я очутился в зеленом сумраке деревьев. Еще пара шагов, и я исчез в лесу. Здесь и там мне попадались примятые листья, отпечатки сапог. Следы читались легко, но я не спешил, так как двигался зигзагом, обходя соседние деревья.
      Внезапно - бегущий человек не успел бы остановиться - я оказался на краю утеса. Не отвесный, но довольно крутой, по нему можно было спуститься, если найти опору для ног и висеть на руках. Либо по нему можно было съехать.
      До его подножия было пару тысяч футов. Внизу лежал зеленый луг - самый зеленый, который я когда-либо видел - и окруженный деревьями пруд. Это была маленькая высокогорная долина, открывавшаяся в сторону громадного каньона. Внизу горело несколько костров, виднелось с дюжину апачей.
      Я медленно, чтобы резкие движения не привлекли внимания, присел и начал изучать стоянку, скрываясь за зарослями мансаниты.
      Женщины готовили еду, дети играли. Здесь индейцы чувствовали себя в безопасности, поскольку до этого их не осмеливались преследовать через границу и тем более дальше в горы. На протяжении многих лет и даже поколений они скрывались здесь после своих набегов, после того, как уводили скот, лошадей и жен мексиканцев. Они крали припасы крестьян и привозили их сюда и в другие такие же долины... здесь должно быть много индейцев.
      Маленький Орри был их пленником. Сколько пройдет времени, прежде чем они поймают нас, а значит, сколько нам осталось жить?
      Но Орри был сыном моего родного брата, он был Сакеттом, и я был Сакеттом, мы были одной крови, и я обязан найти его. Так уж заложено в нас природой, так уж нас воспитали.
      Несколько минут я сидел, наблюдая за лагерем, но не пристально, потому что животные и индейцы хорошо чувствуют пристальный взгляд. Потом вернулся под деревья.
      - Это rancheria, стоянка, - сказал я, - но по-моему, не та, что мы ищем.
      Глава шестая
      Тот или та, кто поднялся на гору перед нами, долго осматривал лагерь индейцев. Следов было множество - вмятины от колен, отпечатки ног и тому подобное. А затем этот человек сел на лошадь и уехал.
      Мы тоже отправились дальше. Тропа, по которой мы теперь следовала была похожа на оленью или тропу снежных баранов - их следы почти одинаковые. На ней виднелись и отпечатки копыт маленькой лошади, а когда всадник спешивался и шел пешком - следы сапог.
      Скоро мы попали в каменистую местность, где вокруг возвышались острые иззубренные скалы и текли мутновато-белые ручьи. Вода в них была горьковатой, но тем не менее пригодная для питья. Много раз приходилось слезать с коней и вести их в поводу, потому что над тропой нависали большие каменные уступы.
      Мы остановились посреди сосновой рощи и спешились. Тампико Рокка сел на корточки и уставился в землю. Испанец Мэрфи повернулся ко мне.
      - Телль, как ты думаешь, мы найдем твоего мальчишку?
      - Ага.
      Я знал, что он чувствовал. Тишина. Она достала нас. Мы были в сердце индейской территории, где каждый звук внушал опасность. Все мы знали, что с нами будет, если нас заметят. Нам придется драться не на жизнь, а на смерть, тогда единственное наше спасение - бегство.
      Если апачи узнают, что мы пробрались сюда, у нас не будет возможности спасти мальчика. Пока нам везло. Отчасти это была заслуга Рокки - его опыта и знания местности.
      Тем временем мы двинулись дальше и теперь нам стали попадаться следы индейцев. До этого мы ехали в пустынном высокогорье, куда редко заезжали индейцы, а сейчас мы медленно спускались в долины, где водилась дичь и где в любой момент мы могли повстречаться с апачами.
      - Впереди еще одна стоянка, - сказал Рокка.
      Эта тоже расположилась внизу, рядом с высоким утесом, среди низких, перекатывающихся холмов, поросших соснами. Ее окружали огромные валуны и деревья, рядом , извиваясь, протекал ручей. Как только мы выехали из-за деревьев, к стоянке, поднимая пыль, подскакала и соскочила с коней группа индейцев. Их было шестеро, четверо были вооружены луками, двое винтовками.
      Двое апачей везли мясо, возможно, они где-то украли корову. Третий раздавал одежду, скорее всего снятую с какого-нибудь мексиканца или его жены - с такого расстояния мы не могли разобрать, мужская она или женская.
      Неожиданно Бэттлс схватил меня за руку и показал вниз. С охапками хвороста к стоянке подошли несколько детей. По меньшей мере один из них был белым - высокий мальчик лет восьми-девяти.
      Он мог оказаться моим племянником. В любом случае с ним стоило поговорить.
      Я чувствовал свежий запах хвои и сухих иголок. От лагеря поднимался дым, я слышал голоса переговаривающихся индейцев. Я ждал, напряженно размышляя.
      Если здесь были другие дети белых, этот мальчик наверняка о них знает. Но что если он уже стал наполовину апачи? Если детей крали совсем маленькими, они часто не хотели покидать племя. Разговор с ним - штука рискованная, но сделать это надо.
      Испанец поглядел на меня.
      - Кажется, нам предстоит тяжелая работа.
      - Я и не думал, что она будет легкой.
      Я изучил стоянку, и наше положение мне не понравилась.
      - Мы слишком близко, - сказал Рокка. - Давайте-ка отъедем в рощу. Если ветер чуть переменится, нас могут почуять собаки.
      Мы отошли обратно и нашли небольшую ложбину, окруженную деревьями и скалами. Это было идеальное укрытие от апачей, а заодно и от ветра.
      Но я беспокоился. Когда я бродяжничал один, мне не о ком было волноваться, и если я попадал в переделки, то выкручивался сам. Теперь же ситуация была совершенно иной, потому что эти парни приехали сюда только чтобы помочь мне. Если с ними что-нибудь случится, виноват буду я, и никто другой. Тем не менее мы были здесь, и нам предстояла работа.
      - Рокка, - сказал я, - возможно, чтобы мальчика оставили одного?
      - Вряд ли. Зависит от того, сколько он живет с ними и насколько они ему доверяют. Может и есть шанс, но маленький.
      - Он ведь должен знать о детях на соседних стоянках?
      - Должен. Слухи ползут быстро, дети апачей слушают разговоры взрослых. Во всяком случае, когда я был ребенком, я знал почти все, что происходит.
      Пока что мы ничего не могли сделать, поэтому остальные растянулись на земле и задремали, а я опять поднялся на утес, чтобы еще раз осмотреть стоянку.
      В лагере индейцев было тихо. Женщины, как обычно, продолжали работать, рядом играли несколько малышей. Один из воинов, недавно приехавших в лагерь, сидел, скрестив ноги перед входом в вигвам. Это был сутулый, но мускулистый индеец примерно моего возраста, у него был новенький винчестер, который он постоянно держал под рукой. Они не расслаблялись даже здесь, в своем убежище.
      Через некоторое время я вернулся, и мое место занял Испанец. Я расположился отдохнуть под невысоким деревом.
      Проснувшись, с трудом понял, где нахожусь. Я устал, как собака, и если я обычно сплю чутко, готовый проснуться при малейшем шуме, то теперь заснул очень крепко.
      Первое, на что я обратил внимание, была тишина. Костра мы, конечно же, не разводили, и вокруг нас сгустились сумерки. Приближался вечер.
      Пару секунд я спокойно лежал, прислушиваясь. Подняв голову, огляделся. Чуть дальше лежало седло - я видел, как на нем отражался скудный свет. Больше я ничего не увидел и не услышал, кроме легкого шума листьев над головой.
      Правая рука сама скользнула к винтовке, ладонь сомкнулась на ложе. Один выстрел, и апачи слетятся сюда, как мухи на мед.
      Я острожно скинул одеяло, подтянул под себя ноги и перекатился на колени. Взглянув туда, где лежал Джон Джей Бэттлс, я различил его очертания под одеялом. Он спал... по крайней мере, не двигался.
      Рокки не было видно, его постель была пустой. Мы нарочно улеглись подальше друг от друга: это давало нам дополнительный шанс при нападении.
      Еще секунду я подождал, потом вскочил и одним прыжком достиг деревьев, где слился с тенью. Все было тихо.
      Тем не менее я знал, что это не простая предосторожность. Кто-то ходил возле нашего лагеря, а мы были слишком близко к апачам, чтобы спать спокойно. И все же я помнил, что апачи обычно не воюют ночью и в сумерках, потому что считают, что душа убитого ночью обречена вечно скитаться в темноте.
      Вдруг что-то двинулось рядом со мной.
      Луны не было, светили только звезды. Кое-где различались очертания деревьев, да дрожащий лист отбрасывал отблеск звезды.
      Место, где располагался наш лагерь, показалось мне колдовским - горы, утесы, пропасти, обломки скал, лежащие среди деревьев, а сверху все покрывала ночная тень.
      Я медленно опустил приклад на землю. На поясе у меня висел охотничий нож, такой острый, что им можно было бриться; кстати, иногда я так и делал. Но надеялся я не на нож, а на свои руки, сильные и мускулистые от тяжелой работы. Я ждал, готовый к любому поединку.
      Вновь повторилось беззвучное движение и даже не движение, а намек на него. Меня предупредило дыхание, только дыхание, и я протянул руки.
      Что-то проскользнуло между них, словно привидение. Я до чего-то дотронулся, схватил... пальцы коснулись чьих-то волос и все пропало.
      Бэттлс проснулся и сел.
      - Телль? В чем дело?
      - По-моему, призрак, - мягко ответил я. - Кто бы это ни был, мне бы не хотелось, чтобы он подумал, что мы враги.
      Но вокруг все было тихо.
      Часа через два, на рассвете, мы нашли массу следов. Отпечатки сапог маленького размера. Женщина. Она ступала вокруг лагеря на цыпочках. Я почувствовал, как по спине поползли мурашки, и Рокка заметил, что мне не по себе.
      - Что? - спросил он. - Боишься?
      - Вспомнил... кое-кого, кого уже нет, - сказал я. - Но эти следы не ее. Они похожи: такие же маленькие и быстрые... но она мертва.
      Тампико Рокка перекрестился.
      - Она тебе является?
      - Нет, это лишь память. Ее звали Энджи, ее следы я нашел точно так же, как и эти. Но Энджи умерла, - сказал я. - Ее убили в Моголлонах.
      - Ах, вот оно что! - встрял Испанец. - Значит, ты тот самый Сакетт! Он задумчиво поглядел на меня. - Я слышал о той переделке. Я тогда был на ручье Черри-Крик, но история получилась громкой - как родственники пришли тебе на помощь.
      Он снова посмотрел на меня поверх горящей сигареты, и я догадался, о чем он думает. На западных землях, где все новости передаются из уст в уста, человек быстро становится легендой. Так было с Беном Томпсоном, Диким Биллом Хайкоком, Майком Финком и Дейви Крокеттом. Чем чаще пересказывали историю, тем сильнее становился ее герой.
      - Мальчик, которого мы ищем - мой племянник Орри. Его отец был одним из тех, кто приехал помочь.
      - У меня никогда не было семьи, - сказал Испанец. - Я всю жизнь был один.
      Джон Джей забил в трубку табак.
      - Большинство людей одиноки, - сказал он. - Мы приходим в жизнь в одиночку, худшие беды переживаем в одиночку и в одиночку умираем.
      - Это девушка, по чьим следам мы шли, - сказал я. Пока мы разговаривали, я не терял времени даром. - Ей нужна еда. Она взяла у нас немного хлеба, сушеных яблок и, кажется, чуть-чуть вяленого мяса.
      Мы замолчали.
      Все знали, что у нас впереди, но ждать было тяжело, потому мы предпочитали не сидеть, сложа руки, а действовать. Всю нашу жизнь мы действовали, и от того, насколько успешно, часто зависела наша судьба. Размышлять приходилось редко, поэтому так трудно давалось сейчас ожидание. Путешествие по горам было опасным, наше присутствие здесь - рискованным, но под лежачий камень вода не течет.
      Нам оставалось лишь наблюдать за индейской стоянкой, и это тоже был риск, так как тот, за кем наблюдают, начинает чувствовать чужой взгляд.
      Белый мальчик скоро появился, но все время ходил в сопровождении индейских ребятишек. Мы прождали еще целый день, а на следующий я увидел, как он взял копье и пошел один по тропе, вьющейся между скал. Я, как кошка, спрыгнул с камня, с которого следил за стоянкой, и кивнул Рокке.
      Испанец занял наблюдательный пункт, а Джон Джей пошел к лошадям оседлать их на случай нужды.
      Тампико Рокка двигался по тропе беззвучно, как призрак. Мы проскользнули вниз среди скал, переползли скопище огромных валунов и стали ждать мальчика.
      Изменился ли он в плену? Стал ли апачи? А если так, закричит ли, когда увидит нас?
      Только у него не оказалось ни единого шанса закричать. Рокка беззвучно спрыгнул на тропу у него за спиной, зажал рот и утащил в кусты.
      Мальчик смотрел на нас дикими от страха глазами, затем, увидев, что мы белые, попытался что-то сказать. Рокка медленно освободил его.
      - Возьмите меня с собой! - прошептал мальчик. - Меня зовут Брук. Гарри Брук.
      - Сколько тебя здесь держат?
      - Года два, может, меньше, но мне кажется, что всю жизнь.
      - Где остальные пленники? Дети Крида и Орри Сакетт?
      - Дети Крида? Я о них слыхал. Они на соседней стоянке. - Он указал направление. - Вон там.
      - А сын Сакетта?
      - Не знаю. Я не слышал о еще одном мальчике. С детьми Крида привезли девочку, но ей только пять лет... она очень маленькая.
      У меня душа ушла в пятки. Неужели индейцы убили его? Убили сына Оррина?