Глава 5

Когда я спустился вниз, отец не спал. Солнце поднялось еще выше, тени стали еще короче, и донимал жар. Миссис Вебер в изнеможении сидела около фургона, старательно обмахиваясь шляпой.

Дуг Фарлей все еще отдыхал возле скалы. Он посмотрел на меня со своего места, спросил:

— Ну, как там дела, наверху?

— Мы ничего такого не заметили, — ответил я.

— В это время дня вряд ли что-нибудь может произойти, но это вовсе не означает, что они не появятся позже.

— Да, сэр.

— Вижу, ты подружился с Джакобом, малыш? Это хорошо. Финней большой хитрец. Он носом чует место, где может случиться какая-нибудь неприятность.

Фразер сидел все в той же позе, прислонившись спиной к камню и согнув свои острые колени, на которых лежал его неизменный блокнотик, где он что-то старательно записывал. Интересно что? Время от времени он поднимал голову и отрешенно смотрел в небо, о чем-то, по-видимому, размышляя.

Замершие на камнях крохотные ящерицы, изогнув под солнцем свои блестящие спинки, внимательно рассматривали меня. Издалека казалось, будто красно-коричневые гребни скал врезались в небосклон. Но я очень утомился от жары и поискал глазами, где бы можно прилечь и вздремнуть. Все Удобные места в тени были заняты, поэтому я решил залезть в фургон, хотя брезентовая обшивка его не пропускала воздуха и там было, наверное, жарче, чем за его пределами.

Очутившись в фургоне совсем один, я вдруг вспомнил обо всех своих страхах. Захотелось плакать, но могла услышать сидящая возле фургона миссис Вебер, а я не желал ударить в грязь лицом перед мистером Фарлеем и мистером Финнеем. Поэтому, свернувшись калачиком, старался отогнать от себя вид страшных, татуированных лиц индейцев, забыть об их коварстве и недавней стрельбе. Мне так хотелось, чтобы со мной сейчас была мама... Но потом я передумал, потому что она тоже могла бы испугаться... Я подумал о своем больном, израненном отце, спасающемся от жары под фургоном.

Услышав какой-то шорох и открыв глаза, я понял, что все-таки заснул. И спал довольно долго, потому что в фургоне стало темно, а когда я выглянул наружу, отогнув брезент, то увидел, что наступила ночь.

Лошади бродили рядом, пощипывая траву, кто-то налаживал упряжь. Мисс Нессельрод взобралась в фургон и вскрикнула от неожиданности, когда я пошевелился.

— Это я! — успокоил я ее.

— Ой! Иоханнес, как ты напугал меня! Даже не думала, что кто-то может быть тут! С тобой все в порядке?

— Да, мэм. Я только что проснулся.

— Завидую тебе! Как я ни старалась подремать, при такой жаре для меня это совершенно невозможно. Мистер Фарлей запрягает лошадей, мы скоро тронемся в путь.

Миссис Вебер, а за ней один за другим и остальные забрались в фургон. Мистер Фразер помог подняться моему отцу. Тот сел рядом со мной, спросил:

— У тебя все нормально, сынок? Жаль, что я не смог предоставить тебе большего комфорта в этой тяжелой поездке.

— Не беспокойся, папа. У меня все в порядке, — успокоил я его.

Джакоб Финней уселся на козлы рядом с Фарл ем. Мы двинулись, и Келсо, как обычно, скакал чуть впереди нас.

Отец пересел в самый конец фургона, откуда можно было наблюдать за дорогой, по которой мы ехали. Флетчер с сожалением посмотрел на него.

— Вы, мистер, совсем не в форме, чтобы бороться.

Отец холодно ответил:

— Надеюсь тем не менее, что свой долг я всегда смогу выполнить.

— Это что, намек? Или я ошибаюсь? — недовольно пробубнил Флетчер.

— Я никогда не делаю намеков, сэр! Говорю прямо, не вкладывая в свои слова никакого иного смысла. Я был слишком занят, чтобы наблюдать, что вы делали и чего не делали во время столкновения. Полагаю, и вы предприняли в нужный момент все, что было в ваших силах. — Отец помолчал немного, потом добавил: — В конце концов, мы все хотим жить.

— Я сказал, вы прекрасно владеете оружием, — неохотно выдавил из себя Флетчер.

— Уметь владеть оружием бывает иногда просто необходимо, — ответил отец, и снова воцарилась тишина.

Фургон наш продолжал продвигаться вперед, шурша колесами по песку и подскакивая на камнях.

— Сколько времени мы будем добираться до той стороны перевала? — спросил я отца.

— Чтобы достигнуть его, понадобится ночь, не меньше, — ответил он. — Вероятно, нам всем придется выйти и какую-то часть пути пройти пешком. Впереди трудный для лошадей подъем.

Ночь выдалась очень холодной. Отец объяснил, что в пустыне, как стемнеет, всегда так — нет ничего, что могло бы удержать дневное тепло, поэтому жара быстро спадает.

Все сложилось лучше, нежели он предполагал. Еще до рассвета мы въехали в обширную равнину, которую окаймляли со всех сторон равнодушные синие горы. На этой безжизненной каменистой пустыне росли какие-то странные растения, в два, а то и три раза выше человеческого роста, с непонятным образом перекрученными ветками. Они не походили ни на одно дерево, которое я когда-либо видел в своей жизни, а вместо листьев на них торчали жесткие острые иголки.

— Это деревья джошуа, — пояснил отец. Он сделал неуловимый жест рукой, воскликнув: — Здесь, в этих горах, начинается день, а не очень далеко отсюда бьет родник. У нас не будет много воды, пока не доберемся до него, разве что заедем на Родник Пиютов, который находится почти на половине пути, там мы совсем чуть-чуть сможем пополнить наши запасы. А больше поблизости ничего.

Прикинув взглядом расстояние, Дуг Фарлей спросил:

— Двенадцать — пятнадцать миль будет?

— Около того.

— Ну, лошади сейчас в хорошей форме. — Фарлей оглянулся назад. — И индейцы вроде бы не появляются.

— На вашем месте я бы им не доверял, — тихо проговорил Келсо. — Возможно, мы и вправду недурно проучили их, и они пока не предпринимают попыток снова напасть на нас. Но это что-то не похоже на мохавов.

— Нам придется пройти пешком одну-две мили! — Фарлей оглядел всех нас. — Готовы?

— Давайте пойдем, — сказал Флетчер. — Что здесь, что в фургоне, везде одинаково жарко.

Мы вышли из фургона и двинулись на юго-запад: кто впереди, кто позади него, но не отставая ни на шаг, предоставив лошадям возможность везти только груз. Отец шагал рядом со мной, хотя я знал, что ему нездоровилось и идти было трудно.

— Мы должны быть очень внимательны, приближаясь к роднику, — предостерег он всех через какое-то время.

— Там могут появиться индейцы? — Сердце мое екнуло.

— Весьма возможно. Каждый, кто путешествует по пустыне, должен иметь запас воды, и индейцы прекрасно об этом знают. Кроме того, им известны все источники воды. Они могли опередить нас и уже поджидать там.

Пройдя немного, отец остановился тяжело дыша, пропустив всех.

— Иоханнес! — неожиданно обратился он ко мне. — Когда я уйду из этой жизни, мне нечего оставить тебе, кроме разве... немногих мудрых советов. Слушай меня внимательно и запоминай. Это, увы, все, что у меня есть и что я хотел бы передать тебе.

Мы пошли снова.

— Многое из того, что я тебе сейчас скажу, — продолжал отец, — может показаться абсурдом, но есть несколько вещей, которые я затвердил на память. Главное заключается в следующем: тот, кто прекращает учиться, считается наполовину мертвецом. Никогда не уподобляйся устрицам, которые отдыхают на морском дне, ожидая, когда добыча сама придет к ним. Ищи ее сам. Пустыня — это книга, в которой немало интересных страниц. Как только поймешь, что прочитал ее всю, узнал все, что можно узнать, будешь несколько удивлен тому, что на ее месте не всегда была пустыня. Увидишь русла, по которым текли когда-то быстрые реки, найдешь деревни там, где их уже давно не существует. Если же раскопаешь землю, даже на несколько дюймов, обнаружишь слой черной земли. Это сгнившие растения. Когда-то очень давно здесь росла трава и высились деревья, полагаю, дубы. На берегах рек и озер жили люди. Знаешь, я находил тут немало наконечников стрел, метательные ножи, скребки для сдирания шкур. Но знай, мальчик, человек идет туда, где есть вода; и, несмотря на кажущуюся безбрежность пустыни, на самом деле таких мест очень немного...

— Папа! — прервал я его. — Слышал, они не могли найти тогда вас с мамой, — начал было я...

— Да, не смогли, или, может быть, нанятые твоим дедом индейцы не приложили для этого достаточно стараний: они ведь были очень дружелюбно настроены ко мне, — улыбнулся отец. — Но не о том теперь речь, Иоханнес... В пустыне есть места, которые называются танками. Это естественные каменные бассейны, и в них собирается вода. Иногда ее бывает очень много, иногда набирается совсем чуть-чуть. Есть источники, где за неделю или больше может скопиться всего лишь несколько кварт. Во время своих странствий, дойдя до такого места, я мог спокойно напиться сам и разрешить лошади допить остальное, а потом уйти, ничего не оставив тем, кто придет потом. Индейцы пустыни, которые были проводниками у преследовавших меня, тоже хорошо знали эти места. Но они знали также, что я никогда не мог не оставить после себя хоть немного для других. Преследователи собирали отряды по шесть, восемь и даже двадцать человек, многие из них не слушались в этом отношении индейцев и, по своей собственной глупости, гибли тут...

Мы с трудом, тяжело брели по бескрайней пустыне, плетясь позади фургона и уставших уже лошадей. Наконец, добравшись до Родника Пиютов, мы решили сделать привал. Лошади к тому моменту уже совсем выбились из сил, Фарлей взял их под уздцы и повел на водопой.

— Когда вы подходите к небольшому ручью или высохшему руслу, — издалека комментировал он свои действия, распрягая упряжку, — обязательно пересеките его, потому что наутро можете обнаружить бушующий поток, который окажется непреодолимым.

Отец напомнил, что к таким советам надо непременно прислушиваться, но мне можно было и не напоминать — ведь все мальчишки обучаются подобным образом. Да кроме того, я был очень любознателен, и оставалось еще так много неизведанного, интересного, что мне непременно хотелось бы узнать.

Когда мы ужинали, мисс Нессельрод, сидевшая рядом, спросила, ходил ли я когда-нибудь в школу.

— Мне всего шесть лет, — пояснил я.

— Ты выглядишь старше. — Она задумчиво посмотрела на меня. — У тебя много друзей среди ребятишек?

— Нет, мэм. Мы часто переезжали с места на место, и я иногда не успевал даже ни с кем толком познакомиться.

— А умеешь читать?

— Да, мэм, и писать тоже. Меня научили мама и папа. Мы много вместе читали, мама и папа читали по очереди друг другу или мне. А я очень любил слушать... Иногда, знаете, мы разыскивали на карте места, о которых только узнавали, читая какую-нибудь интересную книгу.

Когда наступила ночь, к нам совсем близко, нарушая воем тишину, подошли койоты. Я слышал, как Фарлей начал прохаживаться около лошадей, успокаивая животных одним своим голосом. Мы с отцом лежали под фургоном рядом, и иногда, поворачиваясь во сне и неловко задев раненое плечо, он легонько вскрикивал, но так тихо, что вряд ли кто-нибудь слышал, кроме меня.

Небо было звездное и безоблачное. Я вылез из-под одеяла и, присев на дышло, любовался красотой ночи. Несущий вахту мистер Финней остановился подле меня:

— Что, не спится, малыш?

— Ночь такая светлая, и я проснулся. Мне хочется послушать ее.

— Знаю, так случается. В это время суток как бы обостряются все наши чувства, но ты иди-ка лучше спать, малыш. Впереди у нас длинный тяжелый день.

— Когда же мы, мистер, дойдем наконец до родника?

— Может быть, даже и к вечеру. Дуг Фарлей выполняет свои обещания, но все же, вижу, его что-то беспокоит. Это написано на нем.

С рассветом мы тронулись в дорогу, держа курс на запад, к низким скалистым горам, и в полдень уже наполняли из источника опустевшие фляги. Фарлей велел Келсо приготовить плотный завтрак и сварить побольше кофе.

Я огляделся. Это было каменистое, но по-своему весьма примечательное место: маленький ручеек бойко струился по камням, исчезая в песке. На некоторых камнях вблизи источника были высечены письмена индейцев.

Держа в руках чашку с кофе, Фарлей подошел к отцу, поинтересовался:

— Вам знаком этот путь?

— Да, немного. Здесь на небольшом расстоянии друг от друга расположено несколько родников, которые, думаю, уже давно используют и мохавы: берут отсюда воду для питья. Индейцы-пуэбло нередко приходят сюда даже в поисках залежей бирюзы.

— Это-то и тревожит! — забеспокоился Фарлей.

— Положитесь на себя, вы неплохо знаете эти места, поэтому, если ваша интуиция вам что-то подсказывает, значит, на то есть особые причины: иногда чувствам нужно доверять более, нежели рассудку, — посоветовал отец.

Фарлей бросил на него быстрый взгляд.

— Вы сами-то верите этому? Я думаю, многие этому верят, когда начинают что-то ощущать. Некоторые называют это инстинктом. — Он отхлебнул кофе. — Келсо вот тоже что-то подсознательно беспокоит. Может быть, конечно, это тревожное чувство пройдет, когда мы доберемся до гор...

Фарлей, поколебавшись с мгновение, все же спросил:

— А как вы себя чувствуете, Верн? Вижу, вы совсем больны, да впридачу потеряли столько крови.

— Со мной будет все в порядке, — покачал головой отец. — Я должен все это выдержать ради моего мальчика.

Весь этот разговор я просидел на камне около воды, и, поглощенные беседой, они меня не заметили. Воздух был чист, прозрачен, и до меня доносилось каждое их слово. Слушая голоса и смотря на воду, я всем сердцем желал одного: чтобы отец жил всегда.

Иногда по ночам я возвращался мыслями к тому страшному старику, встреча с которым неизбежно ожидала меня в ближайшем будущем. Что он станет делать, когда увидит меня? Я думал о солнечном ранчо, где он живет, но где со мной не будет моего отца. И становилось страшно. Я не знал, чего мне ждать, о чем беспокоиться. Единственное, чего бы мне очень не хотелось, так это не только не ехать к этому старику, но никогда, никогда не видеть его.

Нередко, когда мне удавалось побыть одному, у меня навертывались на глаза слезы. Но отец и так был все время достаточно обеспокоен, чтобы причинять ему лишнюю боль. Поэтому теперь я лежал в темноте с широко открытыми сухими глазами, беззвучно содрогаясь душой от горьких, невыплаканных слез.

В тот же день мы покинули Родник Пиютов и снова зашагали по дороге. Внезапно мисс Нессельрод оказалась рядом со мной — теперь мы с ней шли одни впереди всех.

— Тебя что-то угнетает, — с сочувствием взглянула она. — Это из-за болезни отца или какая-то иная причина?

Я промолчал, ибо затронутая тема была слишком личной, болезненной, и я не решался обсуждать ее с малознакомым человеком, но губы сами еле слышно прошептали:

— Отец везет меня к моему деду.

— Я знаю, — минуту подумав, сказала она. — Иоханнес, запомни: если тебе у него будет плохо, я всегда приму тебя в свой дом. Я буду жить в Лос-Анджелесе. Ты запомнил, Иоханнес?

Я бы, конечно, запомнил, но потом стал бы бояться и ее тоже. Почему-то так подумалось мне.

Словно прочитав мои мысли, мисс Нессельрод улыбнулась.

— Не бойся меня, Иоханнес. Тебе будет хорошо у меня. Поверь!

Взглянув на нее, я улыбнулся. И... поверил.

Глава 6

Я понимал, что мой отец медленно умирал, а потому был озабочен тем, чтобы найти для меня какое-то пристанище. Именно поэтому мы отправились в столь трудную и далекую поездку, вручив себя заботам мистера Фарлея с его одиноким фургоном. Это-то понятно... Но вот чем руководствовались остальные, отправляясь вместе с нами и подвергая свою жизнь опасности на каждом шагу?

Как-то шагая в стороне от всех, я спросил об этом отца.

— Конечно, можно лишь предполагать, поскольку никто из этих людей не сообщал много о себе, — ответил он. — Единственно, что я сказал бы уверенно, так это то, что Фразер надеется написать книгу. Ты, сын, наверное, успел заметить, что он не слишком обеспеченный человек. Думаю, он закончил школу, но для молодого человека, не имеющего никаких связей, это все равно ничего не меняет. Скорее всего, он надеется написать книгу, которая создаст ему некоторую известность, что, в свою очередь, можно будет использовать как первую ступеньку в обеспечении своего будущего... Миссис Вебер?.. Можно предположить, что эта дама отправилась на запад, чтобы снова выйти замуж. Там ощущается явная нехватка женщин, и она, естественно, постарается не затеряться в толпе. Миссис Вебер не обладает эффектной внешностью, но по-своему практична и для мужчины определенного сорта станет неплохой женой.

— А мистер Флетчер? — поинтересовался я.

— О, мистер Флетчер!.. Старайся, Иоханнес, избегать его и подобных ему людей. Грубое животное! Вспыльчив и несдержан в выражениях. Если он еще никого не отправил на тот свет, то непременно еще сделает это. Или же убьют его самого. Подозреваю, он бежит оттого, что совершил что-то противозаконное, или же стремится попасть туда, где что-то еще только собирается совершить... Более вероятно все же последнее, — продолжал отец. — Судя по тому, как он избегает по мере удаления от Сан-Франциско встречаться с кем-либо из нас глазами.

— А мисс Нессельрод? — напомнил я отцу.

Он остановился, посмотрел на фургон впереди нас, до которого теперь было не менее полумили. Как раз посредине этого расстояния шли Фразер и Флетчер.

— Обаятельная молодая женщина. Красавицей не назовешь, но приятная и очень дружелюбная. И интеллигентная... По вполне понятной причине не замужем: ведь она намного ярче и способнее, чем все встречавшиеся ей до сего времени мужчины. Поэтому-то, думаю, ей грозит одиночество, если только не встретится достойный ее человек. К сожалению, мужчины, которым она могла бы дать счастье, уже сделали выгодные партии, приобретя и деньги и имя. А мисс Нессельрод осталось выбирать среди тех, кто не принадлежит к ее кругу. Но, мне кажется, это ее мало заботит, и она вроде не стремится к замужеству.

Я поведал отцу о том, что предложила мне мисс Нессельрод, и он внезапно резко остановился, переспросив недоверчиво:

— Она это так прямо и сказала?

Отец от неожиданности даже поперхнулся.

— Будь я проклят! Не думаю, что она ясно представляет перспективу того, что предложила. Но вот что я скажу тебе, сынок! Я благословляю тебя. В случае чего иди к ней жить, если, конечно, захочешь. Или — если сможешь... — Положив мне на плечо руку, отец, казалось, обрадовался. — Наконец-то у тебя появился друг, Иоханнес, это очень важно. А она твой друг. Ты ведь подружился с ней без всякой помощи с моей стороны.

В тот же день было принято решение продолжать путь по несколько иному маршруту, чем предполагалось. Это была идея Фарлея, о которой он объявил нам за ужином.

Чтобы добраться до Лос-Анджелеса другим путем, нам придется провести в пустыне времени несколько больше, и благодаря этому мы обойдем горы, а возможно, и избежим нежелательных встреч с разбойниками: пойдем маршрутом, который не преодолевал еще ни один фургон, а потому, вероятнее всего, на этом пути нас никто не будет поджидать.

Мистер Флетчер без обычных споров согласился, мистер Фразер тоже присоединился к нему. Мисс Нессельрод, внимательно все выслушав, дала согласие.

— Если вы считаете, что так лучше, я готова следовать за вами. — Она повернулась к отцу. — Вы на собственном опыте изучили пустыню. Каково будет ваше решение?

— И я не против, — ответил отец, — хотя этот путь будет и подлиннее.

Позднее, когда мы снова тронулись, мисс Нессельрод посмотрела на отца и попросила:

— Мистер Верн, если вы сейчас неплохо себя чувствуете, расскажите нам о Лос-Анджелесе.

— Конечно, — изъявил он готовность. — Это небольшой городок, но вы должны помнить, что я не был там около восьми лет, поэтому давно все могло уже перемениться. Когда я уезжал оттуда в последний раз, в Лос-Анджелесе было, по-моему, около двух-трех тысяч жителей, в большинстве своем это испанцы, немного чернокожих, потомков смешанных браков с испанцами, и совсем небольшая горстка европейцев и англичан.

Вода в основном поступает в город из каналов, но есть и несколько источников, откуда ее можно брать. Что еще?.. Некоторые англичане создали семьи, женившись на девушках из старинных испанских родов.

Эти англичане пришли с гор, где были до того охотниками и вели на побережье торговлю пушниной. Очень практичные люди, трезво оценивающие реальные возможности и быстро реагирующие на изменения ситуации!

Городок в двенадцати милях от моря, климат там прекрасный, и все эти условия способствуют его быстрому росту.

— Золото-то там есть? — спросил как бы между прочим Флетчер. — Слышал, оно было вроде обнаружено.

— О, совсем немного! Я знавал одного человека, так ему первому посчастливилось найти это золото. Он как-то случайно оказался на склоне холма, пошел туда за диким луком, вырвал одну луковицу, а под корнями оказалось золото. Вот такое случается.

— Есть ли в Лос-Анджелесе порт? — поинтересовалась мисс Нессельрод.

— Да, небольшой, но со временем, полагаю, все изменится. Там работают несколько прибрежных компаний, которые занимаются торговлей с Мехико и Сандвичевыми островами, — пояснил отец.

— А с Китаем торгуют?

— Кажется, не слишком активно. Эти ребята покупают в основном меха, преимущественно морской выдры. Слышал также, вроде этот бизнес стал достоянием русских.

На другой день, когда мы снова брели по пустыне, предоставив лошадям очередной отдых, отец, как бы продолжая наш разговор накануне, заметил:

— Мисс Нессельрод очень привлекательная молодая женщина. Любопытно, каковы ее планы?

Отец, как мне довелось убедиться, был не единственным, кого это интересовало. Как-то утром, проснувшись рано, я услышал разговор сидевших у костра Фарлея и Келсо.

— К чему еще может стремиться женщина, как не к замужеству, — задумчиво говорил Фарлей.

— Она могла бы преподавать в школе, — предположил Келсо. — У нее совсем неплохой испанский, может, могла бы открыть и собственную школу, обучать детей англичан и прочих иностранцев.

Флетчер подошел и протянул руки к огню. Как и я, он конечно же слышал беседу у костра.

— У нее куча денег, — сообщил он вдруг. — Полагаю, она очень состоятельная женщина.

— По-моему, у нее в Лос-Анджелесе родственники, — с ноткой презрения проговорил Келсо, который, я знал, не терпел Флетчера.

Сам Флетчер, однако, вряд ли заблуждался в качестве отношения обоих к нему, но это, по-видимому, его нисколько не трогало. Насмешливо глядя на них, он ответил:

— Может быть. Только я уверен, что в городе у нее никого нет. Она из тех романтически настроенных девиц, которые ставят себе целью во что бы то ни стало найти какого-нибудь испанского дона с огромной фазендой. Сама-то она достигла не многого, поэтому и хочет реализовать свои далеко идущие планы благодаря удачному замужеству.

Все промолчали, а Фарлей поднялся и отправился запрягать лошадей. Келсо взглянул на меня.

— Оставайся сегодня в фургоне, Иоханнес. Скоро поменяем маршрут.

Мы двинулись по дороге, которая лежала между черными конусообразными горами и впадиной пересохшего озера. Теперь дорогу показывал отец. Он скакал на лошади Келсо, впереди фургона, выбирая правильный путь.

На третий день мы с мисс Нессельрод шли немного сзади и, остановившись, отстали от остальных, разглядывая маленьких забавных ящериц с коричневыми полосками на спинках.

— Мисс Нессельрод, — решительно спросил я ее вдруг. — А что вы собираетесь делать в Калифорнии?

Она только улыбнулась в ответ.

— Мне кажется, всем это очень интересно, особенно мужчины не скрывают своего любопытства... Иоханнес! — Она опять улыбнулась. — Если кто-то спросит тебя, можешь смело говорить, что я и сама еще не знаю: приму решение, когда доберусь до места.

— Мистер Келсо сказал, что вы могли бы открыть школу для иностранцев...

— Прекрасная мысль, Иоханнес, но, боюсь, это дело не для меня: не очень-то близко к тому, чем мне хотелось бы заниматься.

— А мистер Флетчер уверен, что у вас полно денег и вы ищете испанского дона. — Я продолжал знакомить ее с тем, что услышал возле костра.

— Ни на что другое у него, естественно, не хватило фантазии! — Мы сделали несколько шагов вперед, и она, помолчав, спросила: — Ну, а что говорит твой папа?

— Он сказал, что вы очень приятная, способная молодая женщина.

Мисс Нессельрод довольно засмеялась.

— Мне это нравится! Ведь большинство мужчин, как ты заметил, характеризуя женщину, наверное, не принимают во внимание ни ее интеллигентность, ни ум.

Несколько раз мы останавливались на ночлег под пальмами, а днем продвигались среди деревьев джошуа, которые мне никак не хотелось и деревьями-то называть из-за воинственно торчащих колючек и непонятно зачем перекрученных веток.

Далеко на горизонте маячили горы. Отец показал на них рукой.

— Наш путь лежит туда, за них.

— Папа! А там будет океан?

— За горами? Да, будет.

— Скажи, а мама любила пустыню? — спросил я отца в другой раз.

— Да, она любила ее, Ханни. Твоя мама родилась на берегу моря, и никто из женщин ее класса не бывал не только в пустыне, но даже в горах. Ты-то знаешь теперь, как это опасно. Тут можно встретить не только разбойников, но и медведей гризли.

— В городе? — испугался я.

— Нет, в горах, в нескольких милях от города. Бывало, собираясь небольшой компанией, мы скакали по пустыне, но мама не ездила с нами никогда, пока нам с нею не пришлось бежать. И ты был прав, малыш: она любила ее.

— Вы бежали в пустыню?

— Это, Ханни, единственное место, где можно было укрыться от преследования. Ведь мы любили друг друга, и меня могли убить уже за одно то, что я осмелился однажды заговорить с ней. Тогда я был моряком и отправился в пустыню в поисках золота, думал, стану богатым и ее отец не будет препятствовать в женитьбе на его дочери.

— Но ты так и не разбогател, папа?

— Нет! Я нашел совсем мало золота, зато открыл для себя пустыню. Я полюбил ее, объездил вдоль и поперек, иногда с друзьями индейцами, иногда один. Научился находить воду и отличать съедобные растения от ядовитых. Учись у индейцев, Ханни, но всегда будь справедлив к ним: они уважают правду и силу.

Я обратил внимание на то, что отец, выбирая дорогу, внимательно рассматривает ее в поисках следов. Фарлей тоже заметил это.

— Гляди в оба, Джакоб, — предостерег он Финнея. — Верн, по-моему, предвидит неприятности.

— От индейцев?

— Не думаю. По-моему, здесь кое-что похуже.

Ночь была ясная и спокойная, небо усыпано яркими звездами. Я вышел из фургона, наслаждаясь прохладой и слушая тишину пустыни. Отец подошел ко мне, встал рядом.

— Папа, ты думаешь, кто-то может появиться?

— Надеюсь, нет. Этот район Сит негласно принадлежит Смиту Деревянной Ноге. Он плохой человек, Ханни, и слишком опасен. Я дважды уже встречал следы его деревяшки, и маловероятно, чтобы он бродил вокруг просто так, ничего не собираясь предпринять.

— Он собирается нас ограбить?

— Он ограбил бы, если б смог, но Смит слишком осторожен, чтобы подставляться под пули.

Мы подошли к фургону, и отец предостерег:

— Держитесь подальше от огня! — Потом обратился к Фарлею: — Прикажите одному готовить еду, а остальные пусть воспользуются темнотой и понадежней укроются. Деревянная Нога бродит где-то поблизости и наблюдает за нами. Он никогда не предпринимает никакой попытки, пока не убедится, что выйдет победителем. Поэтому должен сначала разведать, много ли нас здесь.

Мы тихо разговаривали в тени джошуа.

— Здесь дорога начинает спускаться, — пояснил отец. — Это тропа юмов. — Он посмотрел на меня. — Сегодня ночью оставайся ночевать в фургоне малыш, вместе с женщинами. Если начнется перестрелка, будешь в относительной безопасности.

Мне это совсем не понравилось, но протестовать было бесполезно: отец не терпел непослушания.

В фургоне было душно. Когда я забрался туда, мисс Нессельрод удивилась:

— Твой отец предчувствует какие-то неприятности?

— Здесь бродит Смит Деревянная Нога, — сказал я. — Отец видел его следы. Он грабитель...

Отец подошел к фургону.

— Мисс Нессельрод, пусть ваше ружье будет наготове. Поверьте, Смит — это более серьезно, чем индейцы.

— Я слышала о нем. Кто-то в Сан-Франциско рассказывал.

— Он известен всюду, мэм. Очень жестокий человек.

— Вы знаете его?

— О да! Однажды мне пришлось с ним вместе пересекать пустыню. Да, я знаю его!.. Смит может быть очень учтивым и приятным, но не в состоянии говорить правду и одной минуты.

Костер уже затухал, когда он все же появился. Фургон стоял вблизи горного амфитеатра, сплошь заросшего кактусами. Смит возник почти оттуда и остановился невдалеке от костра — огромный человек в старой домотканой рубахе, верхом на крепком чалом жеребце, вооруженный пистолетом и ружьем.

— Привет лагерю! Вы не против, если я подъеду поближе?

— Но с условием: пока ты один, Пег! — ответил отец. — Если же увижу рядом чью-нибудь голову, тут же пущу пулю. Но в тебя.

— Верн! Лорд Харри! Зачари Верн! Ну и ну! А я-то думал, что ты остался на востоке!..

— Я возвращаюсь обратно, Пег. Со мной мой сын, я везу его домой.

— Слушай! Да ты еще больший псих, чем я думал! Они же пустят в расход и тебя и его!

— Пег, эти люди — ты видишь их — мои друзья. Мы не хотим неприятностей, но учти: мы к ним готовы.

Смит приподнялся на стременах.

— Все в порядке! — бросил он через плечо. — Можете пойти и напиться. А ты, Верн!.. Я мог бы, конечно, поубивать вас всех и забрать добро, — засмеялся он лающим смехом. — И, может быть, еще сделаю это.

Глава 7

Его глаза недобро сверкнули, когда он заметил меня.

— Я всего лишь пошутил, мальчик! И все-таки объясните мне, почему старик Смит Деревянная Нога не может убить кого-то, пока тот не успел прикончить его самого?.. Эй! Ты на кого-то очень похож, мальчуган. Твой сын, Верн?