Глава 15

Положив руку на седло, я стоял и припоминал тропу в город. Я же следовал за ней по пятам всю дорогу до Лома-Парда. Так где же она свернула в сторону, чтобы спрятать драгоценный груз?

Нет, я не все время шел по ее следам. Именно перед въездом в город мне пришлось срезать угол в надежде догнать Пенелопу.

Сев в седло, я объехал корраль дальней стороной и двинулся по переулкам к окраине, стараясь никому не попадаться на глаза. По пути вспомнил, что существует еще одна дорога, которая ведет на запад к горам Сангрэ-де-Кристос, а затем на юг в Лас-Вегас и дальше в Санта-Фе. Ею иногда пользовались грузовые караваны. Может, Пенелопа обогнула город, вышла к этой тропе и свалила мешки где-то там?

Через десять минут я ехал по дороге к Сангрэ-де-Кристос, выискивая, куда можно спрятать поклажу. Где бы я сам оставил тяжелый груз, чтобы позже его легко найти?

Было еще светло, хотя солнце уже садилось и начинали сгущаться сумерки. По пыльной дороге вороной шел почти бесшумно.

В последний момент, когда стала подкрадываться темнота, я заметил участок пожелтевшей и примятой травы, вокруг которого были разбросаны сосновые шишки и иголки. Остановив коня, я внимательно его осмотрел. Отметину в траве явно оставила упавшая сосна длиной футов десять. Теперь она лежала чуть дальше, все еще опираясь сломанным комлем о пень, удерживаемая полоской дерева и коры. Кто-то поднял верхушку и перетащил ее в сторону, оставив открытым то место на траве, где она пролежала по меньшей мере несколько недель.

Спешившись, я подошел к сосне. Тут и обнаружил полные вьючные мешки. Грузовой караван будет проходить совсем рядом, Пенелопе не составит никакого труда погрузить их в фургон.

Нагнувшись, я обеими руками ухватился за вьючное седло и выпрямился. Пройдя футов пятьдесят, опустил золото на землю, передохнул и пошел дальше. Минут через двадцать вернулся к коню и объехал это место, затаптывая следы. Потом отправился в город, привязал вороного у коновязи напротив закрытого на ночь магазина.

Поднять и перенести триста фунтов для меня не проблема, я был лесорубом, работал грузчиком на речном пароходе. Приходилось и диких мустангов объезжать и бороться с тысячефунтовыми бычками. По-моему, я родился уже сильным и все, что поднял, мог унести… чем часто и пользовался.

Перепрятав золото, я выиграл лишь несколько часов. К рассвету за ним начнется настоящая охота. Теперь мне предстояло устроиться возчиком в караван. А управляться с упряжкой лошадей мне не привыкать.

Стоя в темноте рядом с конем, я проверил револьвер и ножи, потом отправился в салун Баки, где, конечно, собрались возчики грузовых фургонов.

В салуне было полно солдат из Форт-Юниона, танцевавших с девочками Баки. Там и тут стояли суровые мексиканцы. Это тоже были люди Баки, с ними лучше не связываться.

Глаза бармена остановились на мне, как только я вошел в салун, и пока пробирался к стойке, он не отрывал от меня взгляда. Я встал рядом с ним и заказал выпивку.

— Gracias, Бака, я нашел ее.

Он пожал плечами.

— Ну и хорошо. Энни сказала, что ты честный парень.

— Еще одно, Бака. Если в городе начнется заварушка, знай, Что против тебя я ничего не имею. Нам не из-за чего спорить и ссориться.

— Да, я понимаю. — Он сделал жест, чтобы ему принесли стакан, и налил мне виски.

— За вас, сеньор, и за удачу… — Мы выпили, и Бака осторожно поставил стакан на стойку. — Здесь Нобл Бишоп. Он о вас спрашивал.

— Мне нечего скрывать. Если он хочет меня увидеть, пусть приходит.

— Это из-за сеньориты?

Я ответил уклончиво, потому что не хотел врать и не хотел, чтобы хозяин салуна что-либо заподозрил.

— Она симпатичная девушка, — сказал я, — и настоящая леди.

— Я слышал то же самое.

— Честно говоря, я ищу работу. Надо на время скрыться с глаз. Никому не нужен ковбой или возчик грузового фургона? Но только не дилижанса. Грузового возчика никто не замечает, а кучер дилижанса у всех на виду.

— В городе сейчас человек по имени Олли Шеддок. Сегодня вечером он выводит грузовой караван, в Лас-Вегасе его ждут другие фургоны.

Я пересел к столику у стены и стал ждать Шеддока. Вообще-то я терпеливый человек, но сейчас чувствовал себя как на иголках. Золото заставляет волноваться. Меня беспокоило, что я так и не встретил ни Бишопа, ни Сильвии — никого из их банды.

Когда вошел Шеддок, Бака указал ему на меня. Я не сомневался, что хозяин салуна хотел побыстрее от меня отделаться.

Олли Шеддок был полным, жизнерадостным человеком со светлыми, начинающими седеть волосами. Он протянул руку.

— Каждый, кто носит фамилию Сэкетт, — мой друг. Я тоже из Теннесси.

— Знаешь Тайрела и остальных?

— Привез сюда, на Запад, и матушку и младших братьев. Сам я с Камберлендских холмов.

— А я с Клинч-Маунтинс.

— Там живут хорошие люди. У меня среди них есть родственники. Что могу для тебя сделать?

— Хочу наняться возчиком, можно даже без оплаты. Но мне нужен последний фургон при выезде из города.

Его лицо стало серьезным.

— Ты связан с той девушкой?

— Вроде как. Я погружу то, что надеется погрузить она. Эта девушка получит свою долю в Санта-Фе. Просто хочу быть уверен, что получу свою.

— Ты — Сэкетт. Для меня этого достаточно.

Он подал знак, чтобы принесли бутылку.

— Нолан, я тот, кто сделал Оррина политиком. Вообще-то ребята сбежали на Запад, потому что дома, в Теннесси, я был шерифом. Тайрел положил конец кровной вражде Сэкеттов с Хиггинсами, прикончив Длинного Хиггинса. Я мог арестовать его, но он уехал на Запад, чтобы не усложнять ситуацию, ведь я был другом семьи…

— Хорошо, ты можешь мне оставить место для пары вьючных мешков в середине фургона?

— Ясное дело. — Шеддок налил в стакан виски. — Ты знаком с Тайрелом и Оррином?

— Нет. Только слышал о них.

Веселье в салуне уже било через край, и мне захотелось уйти; кроме того, я должен был убедиться, что с Пенелопой все в порядке. Ох, уж эта мне красотка! Я никак не мог ее раскусить. Она выходила на кухню, чтобы сварить кофе… и подать сигнал Лумису?

Вскоре Олли Шеддок поднялся и ушел, сказав, где мы встретимся. Мне повезло, что он оказался другом Сэкеттов и родился на теннессийских холмах. Я о нем и раньше слыхал, но только как о владельце нескольких линий грузовых фургонов в Нью-Мексико и Аризоне.

Через несколько минут я расплатился и выскользнул в боковую дверь салуна. Бака смотрел мне вслед, без сомнения радуясь, что я наконец покинул его заведение. Драки и кровавые разборки с оружием были несчастьем таких городков, как Лома-Парда.

Ночь были тихой и прохладной. На темном небе сверкали яркие звезды. Из салуна доносились голоса и приглушенная мелодия музыкального автомата. Откуда-то тянуло дымком костра.

У дверей я остановился и немного подождал, с удовольствием вдыхая ночной воздух и давая глазам привыкнуть к темноте. Сейчас попасть в какую-нибудь переделку мне было не с руки. Золото я перепрятал, о выезде из города договорился, и отправлялись мы меньше чем через час.

Прижимаясь спиной к стене, дошел до угла, осмотрелся. Чуть дальше в доме Хромой Энни горел свет. Энни, конечно, на работе, а Пенелопа, наверное, сидит в комнате и ждет отъезда.

Мне стало горько от мысли, что ей все равно, увидимся мы или нет. Не из тех я, о ком девушки мечтают. Мои ладони годятся для оружия и инструментов, для самой трудной работы, для перетаскивания тяжеленных мешков, но едва ли — для ласк, да и не приходилось им никого ласкать. А такая девушка, как Пенелопа…

Нечего об этом думать. Она сбежала, бросила меня и радовалась, что удалось провести простака. А то, что случилось с Гарри Мимсом… Может быть, все было и так, как она рассказала, но доверия к ней у меня не было. Выглядела же она такой дружелюбной, такой мягкой и сердечной, что часто я терял здравый смысл.

Где-то рядом были Сильвия и ее братец. Я о них почти не думал. Но они-то уж наверняка придумали, как со мной расправиться, и в своих планах будут рассчитывать на Нобла Бишопа.

Я вышел на улицу, которая освещалась только светом из окон, и направился туда, где оставил вороного.

Конь, почуяв меня, тонко заржал и ткнулся нежными ноздрями в ладонь. Я вынул кусок сахара и скормил ему, затем отвязал вороного и повел в темноту.

Ну, скоро все кончится. Через несколько минут я буду сидеть на козлах грузового фургона, катящегося из города. Потом возьму золото, погружу его, как следует прикрою, и тронусь в сторону Лас-Вегаса и Санта-Фе.

Что сделает Пенелопа, когда обнаружит, что золото пропало? Поедет ли она дальше или останется, чтобы отыскать его?

С этими мыслями я забрался в седло и обогнул городишко, направляясь к стоянке фургонов.

С гор Сангрэ-де-Кристос дул прохладный, свежий ветер, доносивший приятный запах хвои и воспоминания о заснеженных вершинах. Напротив церкви я попридержал коня и оглядел улицу. В одном из салунов послышался дикий техасский клич, а за ним выстрел — вероятно какой-то развеселившийся солдат или ковбой. На холмах за городом, на что-то жалуясь, разговаривал с луной койот.

Подъехав к фургонам, я остановился рядом с последним и привязал коня к заднему борту, затем достал из седельного чехла винчестер и положил его на козлы поближе к себе.

Из темноты вышел человек и направился в мою сторону.

— Сэкетт? — спросил он.

Я узнал Олли Шеддока.

— Здесь.

Он подошел ко мне с тлеющей во рту сигарой.

— Тебя интересует та девушка?

— Немного.

— Она не пришла, а нам уже пора отправляться. Как по-твоему, она могла отказаться от своей затеи?

— Едва ли.

Еще одна западня? Пенелопа сказала, что уезжает сегодня вечером. Должен ли я пойти и отыскать ее? Что, если ее захватили Сильвия с Ральфом?

— Как скоро мы отправляемся? — спросил я.

— Минут через пятнадцать. Жду, пока загрузится вон тот фургон.

— Пойду схожу за ней.

— Лучше тебе подождать здесь, — сказал Олли Шеддок. — Если хочет, сама придет.

— Понятно.

— Сэкетт, я слышал разговоры в городе. Будь осторожен. Кто-то нанимает ганфайтеров. Ты же знаешь Лома-Парда — за деньги можно достать все, здесь заказное убийство стоит дешево.

— Кто нанимает?

— Понятия не имею.

Я с удовольствием подставил лицо ветру с гор. Сейчас не время умирать. Странно, но я меньше думал о золоте, которое мне предстоит подобрать, чем о холодящем лицо ветре или о девушке. Золото у меня не задерживалось. Когда оно ко мне попадало, я его тратил и больше не вспоминал.

— Ты ее любишь? — спросил Олли.

Люблю ли я ее? Наверное нет. А что такое любовь? Не уверен, что знаю, и всегда остерегался давать волю чувствам. В конце концов, ну кому я нужен? Бродяга с двумя крепкими кулаками да револьвером.

Если бы кто-то другой задал этот вопрос, я бы его послал подальше, и на этом бы дело кончилось, но рядом стоял Олли, друг моих родственников и уроженец Теннесси.

— Не знаю, что тебе сказать, Олли, — ответил я. — К тому же я ей не доверяю. Вторая девушка — темноглазая Сильвия — та просто дрянь. С ней я успел познакомиться. А Пенелопа… Считай, что я еще не решил.

— Будь осторожен, сынок. Будь осторожен.

Он имел в виду одно, а я понял другое. Подойдя к коню, я сменил сапоги на мокасины.

— Олли, я скоро вернусь. Обожди меня.

До дома Энни было не более ста пятидесяти ярдов, и я быстро подошел к тополям. Во рту пересохло, сердце тяжело бухало в груди; я не ведал отчего — то ли от предчувствия беды, то ли из-за этой девчонки, о которой я запрещал себе думать. Да, толку от этого запрета было мало.

В салуне Баки веселились, звучала музыка, люди пели, смеялись и пили, играли в карты и смотрели на женщин, перебирая в руках монеты и фишки. Я видел стоящих у коновязи лошадей, видел, как из переулка вышел мужчина со звенящими шпорами в большом сомбреро и пересек улицу, направляясь к салуну.

В домике Энни ярко и приглашающе светились окна, вдруг я почувствовал неожиданно острое желание, чтобы точно так же светились окна моего собственного дома, и ясно представил себе, как прихожу домой, где меня ждут тепло, уют, созданные руками заботливой милой женщины. Ладно, размечтался. Нолан Сэкетт едва ли до этого доживет.

Давным-давно я научился ходить, как дикое животное, и теперь мои мокасины ступали бесшумно. В сапогах мне бы не Удалось неслышно подобраться к дому, а в мокасинах я ступнями чувствовал каждую веточку, поэтому ни одна не хрустнула, не зашуршал ни один лист.

Оказавшись на расстоянии пятидесяти футов от коттеджа, я снова остановился, прижавшись к стволу дерева. В доме не слышалось ни звука, я подкрался поближе и осторожно заглянул в окно.

Пенелопа сидела за столом, разливая кофе, а напротив нее я увидел Сильвию Карнс!

Рядом с Сильвией сидел Нобл Бишоп. Из кухни вышел Ральф с тарелочкой пирожных. Когда он наклонился, чтобы поставить их на стол, я услыхал, как Пенелопа что-то сказала насчет времени. Все посмотрели на стенные часы.

Пенелопа закончила разливать кофе и откинулась на спинку стула, взяв свою чашку. Передо мной сидели люди, считавшиеся врагами, и разговаривали как ни в чем не бывало — светское общество, ни дать ни взять собравшееся на чашку кофе. Значит, я все-таки оказался в дураках?

Наконец Пенелопа поставила чашку, что-то сказала Сильвии о тарелках, встала и надела капор. Она повернулась и, очевидно, попрощалась со всеми.

Будто призрак, я скользнул обратно под деревья и вернулся к фургонам. Олли терпеливо ждал.

— Сейчас она подойдет.

— Ты с ней разговаривал?

— Нет, но она идет.

— Я определил ее в предпоследний фургон, раз уж вы оба решили по дороге остановиться.

— Кто им правит?

— Хороший парень, Рейнхарт. Он работает на меня уже пару лет. — Олли вдруг взглянул на меня. — Забыл тебе сказать. Мой совладелец — Оррин Сэкетт, ему принадлежит треть линии.

— Я смотрю, он преуспел.

— Да, преуспел. Уверен, он один из самых перспективных политиков в Нью-Мексико.

Облокотившись о борт фургона, я поджидал Пенелопу и с горечью размышлял о судьбе Оррина и своей. Он начинал на Западе с того же, что и я. Они с Тайрелом выучились грамоте и прочим наукам, и оба стали в этих краях большими людьми У меня за плечами лежали лишь пыльные тропы, драки в салунах да одинокие убежища в холмах.

Это случайно свалившееся на меня золото, которого другому хватит на всю жизнь, для меня мало что значило. По-настоящему ценно лишь то, что человек добился своей головой, своими собственными руками. Какой куш ни получу в результате моего очередного приключения, этим я обязан везению и умению ловко обращаться с оружием. Хотя в данную минуту даже сокровищ у меня не было. Так о чем рассуждать?

Пенелопа подошла внезапно, как вынырнула из темноты.

— О, мистер Шеддок, прошу прощения за опоздание, но ко мне зашли друзья, и нам нужно было поболтать. Вы готовы к отъезду?

— Да, мэм. Залезайте в фургон. Это Оскар Рейнхарт, ваш возница.

— Благодарю вас. — Пенелопа несколько раз взглянула в мою сторону, пытаясь рассмотреть, кого скрывает темнота.

Олли предупредил ее:

— Последний фургон поведет Нолан Сэкетт.

Шеддок направился в голову каравана, а Пенелопа подошла ко мне.

— Значит, вы здесь? Как я рада! — Она в нерешительности помолчала. — Мне не терпится поскорее убраться подальше от этих страшных убийств. — Пенелопа подняла голову и взглянула на меня. В темноте я различал бледный овал ее лица. — В бедного мистера Лумиса стреляли. Он жив, но очень тяжело ранен. Не представляю, как это могло случиться.

— Здесь опасные края, — сказал я. — Наверное, кто-то увидел его с оружием и решил, что охотятся на него. Я слышал о перестрелке. Кажется, было два выстрела.

— Не знаю. — Пенелопа отвернулась и зашагала к своему фургону. Рейнхарт помог ей взобраться. Через несколько минут я услышал, что караван тронулся.

Как и всякий грузовой караван, этот оставлял позади не одного возницу. Отставшие догонят и присоединятся к нему позже, когда кавалькада выберется на основную дорогу. Мы проехали мимо нескольких фургонов, стоящих у обочины. Нам предстоит еще много раз останавливаться и снова пускаться в путь, пока все возницы, наконец, не займут отведенные им места и не выстроятся в длинную вереницу. Так что кратковременная остановка моего фургона останется незамеченной.

Рейнхарт тронулся, и я позволил ему отъехать довольно далеко. Мой фургон был запряжен восьмеркой крупных миссурийских мулов. Слушались они прекрасно. Мне всегда нравилось держать вожжи хорошей упряжки.

Мы медленно двигались, выстраиваясь в цепочку, медленнее, чем идущий шагом человек. Я искал глазами приметы места, где закопал золото, и скоро остановил упряжку. Фургон Рейнхарта продолжал катиться вперед. Я прислушался, однако ничего подозрительного не услышал.

Обвязав вожжи вокруг тормоза, осторожно слез с козел.

Пенелопа, конечно, могла сговориться с Сильвией, но если она действует одна, то Сильвия и остальные наверняка наблюдали за отправкой каравана. Они считают, что золото у нее и что она должна погрузить его где-то по пути. За мной они тоже наблюдали?

Спустившись с невысокого откоса, я вошел в рощу и притаился. Ничего необычного. Мешки лежали там, где я их оставил. Когда нагнулся, чтобы их поднять, на мгновение вдруг показалось, что за спиной зашуршал ковер сосновых иголок. Я замер, но все было тихо.

Я вынул из тайника первое вьючное седло с мешками, затем второе. И задумался, как их дотащить до фургона. Если понесу оба и меня атакуют, то я окажусь совсем беспомощным. Не так-то просто бросить на землю тяжелый мешок, а потом хвататься за револьвер. Значит, надо носить по одному.

Подняв первый, я перекинул его через плечо и, держа руку на кобуре, зашагал к обочине. Там свободная рука понадобилась, чтобы выбраться на дорогу. Уложив первый мешок с золотом в фургон, я отправился за вторым. И снова прислушался. До меня доносился приглушенный расстоянием звук двигающегося каравана — грохот фургона, где находилась Пенелопа, ничем не отличался от других. Однако мне показалось, что впереди что-то происходило. Притащив мешок, я быстро закинул его под брезент, задернул полог и тщательно завязал.

Я стоял рядом с мулами, когда услыхал, что кто-то идет по дороге. Оказалось, что это Рейнхарт.

— Сэкетт? Девушка ушла в лес и отсутствует минут десять, а то и больше. Ты не знаешь, что это все значит?

— По-моему, она хотела забрать по дороге какой-то груз. Ночью все выглядит иначе, она, наверное, не может его найти.

— И больше ничего?

Олли сказал, что Рейнхарт хороший парень и, несомненно, честный.

— Послушай, оставайся лучше рядом с упряжкой. Здесь кое-что намечается, нет смысла попадать в неприятности из-за того, что тебя не касается.

— Я не боюсь, черт побери.

— Кто говорил, что ты боишься? Но тебя могут убить ни за что.

— Если эта девушка в беде…

— Можешь мне поверить, она с ней справится. Мне тоже не впервой. А ты лучше сиди смирно. — Я проверил револьвер. — Пойду найду ее.

У меня не было никакого желания спускаться обратно в непроглядную темень можжевеловой рощи, где Пенелопа искала мешки с золотом. И Бог знает кто еще. Самым разумным было бы остаться возле фургона и ждать, пока она выберется сама. Но девушка была там одна, и я, как последний дурак, пошел за ней.

В этом месте по обочинам рос низкий кустарник, переступая через него, я старался производить как можно меньше шума, но ветки все же затрещали. Перво-наперво я отправился к поваленной сосне, где она спрятала золото. Я был почти у того места, когда рядом что-то прошуршало, и я уловил слабый запах духов.

— Пенелопа?

Я почувствовал чье-то прикосновение, женская ладонь мягко взяла меня за запястье. Вдруг пальцы сжались, рванули, моя рука оказалась сзади, и ее тело яростным, быстрым движением прижалось к моему.

Меня спасла только широкая серебряная пряжка оружейного пояса и моя реакция, потому что острие ножа попало в металл и отклонилось вверх. Я инстинктивным движением отбил ее руку под локоть.

Как я уже упоминал, парень я рослый и сильный. От этого удара ее рука, должно быть, онемела, она выпустила нож, и я услышал, как он стукнулся о землю. В следующую секунду все озарилось ослепительно ярким светом: кто-то бросил спичку на верхушку сухой сломанной сосны.

Тот, кто видел, как горит сухая сосна, поймет, что случилось потом. Пламя, треща и раскидывая искры, огромным шаром взметнулось вверх и осветило все вокруг. В ту же секунду по другую сторону дерева я увидел Ральфа Карнса, а недалеко от него — Нобла Бишопа.

Мы с Бишопом заметили друг друга одновременно и поняли, что настал момент свести счеты. Его рука метнулась к кобуре, а я, наверное, среагировал автоматически, потому что рукоятка револьвера оказалась в ладони, и я вскинул оружие на долю секунды быстрее, чем он.

Я ощутил легкий ветерок от пули, пролетевшей возле шеи, и увидел, что Бишоп согнулся и начал падать, затем, уцепившись левой рукой за ветку, снова попытался прицелиться. Я выстрелил еще раз.

Карнс тоже нажал на спуск, но он не был ганфайтером и поторопился. Он, должно быть, дернул за спусковой крючок, а не нажал его, потому и промахнулся. Я же попал точно в цель. Он попятился, царапая грудь и кашляя, потом упал на листья, забился в конвульсии, словно дикое животное, и скоро затих.

Короткая вспышка пламени гасла, я оглянулся, ища Пенелопу. Она стояла на месте, где спрятала золото, не обращая внимания на происходящее и в отчаянии повторяя:

— Его нет… Его нет.

Из города донеслись возбужденные крики, вдалеке я заметил приближающийся огонек фонаря.

Не говоря ни слова, я поднял Пенелопу и отнес к своему фургону.

— Трогай! — закричал я Рейнхарту. — Постарайся догнать остальных. Я о ней позабочусь.

— С ней все в порядке?

— Конечно… Трогай, надо выбираться отсюда.

Посадив Пенелопу на козлы, забрался сам и отвязал вожжи от рычага тормоза.

Рейнхарт отъезжал, я двинулся за ним. В уме посчитал выстрелы. В барабане осталось два патрона, возможности перезарядить револьвер, управляя мулами, у меня не было. Винтовка лежала позади сиденья, дотянуться до нее легко.

Внезапно, когда фургон покатился, Пенелопа пришла в себя.

— Нет, нет! Я не могу уехать! Там золото! Я должна найти его!

— Там его нет, — спокойно сказал я. — Мешки перетащили вскоре после того, как вы их спрятали.

Она повернулась ко мне.

— Откуда вы знаете?

— Отдыхайте, — сказал я. — До Санта-Фе еще далеко.

— Я не хочу в Санта-Фе! Мне надо найти золото!

— Все хотели — Сильвия, Бишоп и остальные. Посмотрите, что с ними стало.

Фургон Рейнхарта опять остановился, затем через минуту тронулся дальше.

— Мне необходимо это золото, — упрямо повторила она. — Я не знаю, как зарабатывать на жизнь, да и вообще для женщин работы почти нет.

— Можете выйти замуж.

— Я не хочу выходить замуж ради того, чтобы кто-то меня содержал. Если я выйду, то по любви.

— Романтика, — холодно сказал я.

— Мне все равно, что это. Такой уж у меня характер!

— Если бы у вас было золото, кто-нибудь обязательно захотел бы жениться на вас, чтобы вы его содержали.

Рейнхарт как-то странно вел фургон. Он опять остановился. Я сидел и ждал, держа в руках вожжи, пока он тронется.

— Так или иначе, теперь вам его не найти. Роща полна людей, которые разбираются, кто в кого стрелял. Если желаете вернуться, то не раньше, чем через несколько недель.

Некоторое время мы ехали молча, потом я просил:

— Чем кончился ваш разговор с Сильвией сегодня вечером?

Она резко повернулась.

— Вы за мной шпионили?

— Ясное дело. Надо же знать, что происходит. Люблю быть уверенным в друзьях.

— Вы не считаете меня другом?

— А вы друг?

Прежде чем ответить, она помолчала.

— Наверное. Вы сделали для меня больше, чем кто-нибудь другой. Не думаю, что осталась бы в живых, если бы не вы.

— Я отдавал долг: вы спасли меня, когда я валялся раненый и беспомощный, не дали Ральфу расправиться со мной. — Я послал мулов вперед. — А потом довольно хорошо путешествовали с золотом по Индейским Территориям.

— Если бы вы не шли за мной по пятам, мне бы, скорее всего, это не удалось. Я знала, что вы позади, и старалась все делать так, как это делали бы вы.

— Вы все отлично сделали.

Пару минут мы ехали, не произнося ни слова, слушая стук колес и глядя на звезды. К этому времени я уже привык к шумам, которые издают катящийся фургон, упряжь и мулы, и не смешивал их с обычными ночными звуками.

Что-то я упустил… Может быть, у Пенелопы есть нож, готовый возиться мне в ребра?

— Сильвия хотела проткнуть меня ножом, — сказал я.

— Где она?

— Осталась там. У нее будет болеть рука, но она выживет… тем хуже для нее.

— Она злая.

— Об этом я догадался. Наверняка из-за нее умрет не один человек. Мне лишь хочется, чтобы мы больше о ней никогда не слышали.

Это «мы» проскользнуло вроде как ненароком, Пенелопа на него никак не отреагировала.

— Куда же делось золото? — помолчав, спросила она.

— Ночью все выглядит по-другому. Вы, вероятно, не узнали место.

— Нет, ту упавшую сосну ни с чем не спутаешь! Я знала, что золото под ней!

— Упавших сосен много, — беззаботно сказал я.

— Вы, кажется, совсем не расстроены.