— Говоришь так, как будто ты тут самый крутой, — хмыкнул Линдон. — А доказать это тоже можешь?

— А как же, разумеется!

Меските поднялся так ловко и грациозно, словно змея, готовая броситься на свою жертву. Он так и застыл на месте, глядя на бандитов сверху вниз, и неожиданно Хэнку Линдону почему-то расхотелось острить дальше. Все его остроумие, а заодно и агрессивность куда-то пропали. Не будучи по натуре своей человеком прозорливым, при виде опасности Линдон тем не менее всегда мог быстро сообразить, что к чему. Вот и сейчас он отчетливо видел перед собой угрозу.

— А что вы хотите знать? — спросил он. — Нет смысла драться из-за какой-нибудь ерунды.

— Где Кэссиди?

Линдон снова усмехнулся.

— Спросите меня о чем-нибудь полегче. Он просто исчез. Испарился, И оставил после себя ровным счетом столько же следов, сколько их может остаться после змеи, проползи она вдруг по скале. Вначале следы привели нас к пропасти в горах, и мы спускались вниз по тропе. Тропа — это же просто одно название! А на дне пропасти мы нашли костер. Стоило нам к тому костру приблизиться, как апачи встретили нас огнем. Ну и попали мы в переделку. Но все же наша взяла. Вот только Джейку не повезло. Краснокожий его первым же выстрелом уложил наповал. А пока мы с ними стрелялись, Хопалонг ваш преспокойненько унес ноги с того места.

Неожиданно Джонни поднял голову и прислушался. Ему вдруг показалось, что он слышит лошадиный топот, но, выглянув в окно, там ничего не увидел. На улице было тихо, лишь снег плавно ложился на землю.

Предстоящая ночь обещала быть пронзительно холодной, а если снег так и не перестанет, то к утру все тропы занесет так, что проехать по ним будет невозможно. В первый раз за все время знакомства с Хопалонгом Джонни Нельсон по-настоящему беспокоился о нем, потому что на этот раз врагом Хоппи был не человек, а пробирающий до костей зимний холод ледяных горных вершин.

— Как только немного очухаетесь, — сказал Меските, медленно поднимаясь, — собирайте свои пожитки и катитесь отсюда на все четыре стороны. Чтоб ноги вашей здесь не было. Больше вам здесь делать нечего.

— Это ты мне? — протянул угрожающе Линдон.

Смелость мало-помалу возвращалась К нему, и еще он заметил, что Куас уже закончил перевязывать рану на руке и теперь молча стоял у изголовья своей койки. Хэнк Линдон знал, что под подушкой у того лежал запасной револьвер и что Тони всегда держал его для крайних случаев. Теперь впервые выдался именно такой случай.

В комнате было тихо. Дрова в печи слегка потрескивали. Линдон заерзал на своем табурете, и дерево под ним слегка заскрипело. Покрывала на кровати были изрядно помяты, а по полу спальни были разбросаны чьи-то старые стоптанные башмаки. В углу комнаты, рядом с пузатой печкой, были свалены в кучу дрова для растопки. На полу у самой печи валялись щепки и раздавленные угли. Видимо, изредка кто-то все-таки брался за чистку печи, но отнюдь не считал нужным подметать за собой после этого еще и пол.

На стене висело старое ружье для охоты на бизонов, и кроме того, у обоих бандитов были при себе револьверы. Хэнк Линдон, набычившись, уставился на Меските, и казалось, что его огромная голова буквально провалилась между массивных плеч. Джинсы плотно облегали его мускулистые ноги. Коренастый и настороженный Куас стоял в какой-то странной нерешительности.

Именно эта нерешительная настороженность и послужила предостережением для Меските. Он не разглядывал их в упор, но краем глаза все же держал обоих в поле зрения.

— А Сопер здесь кто? — небрежно спросил он. — Кто из них босс: Сопер или Спарр?

— Спарр, — безразлично бросил Линдон. — Хоть Сопер и считает здесь себя основным, но Спарр все равно главнее его. Хотя, — добавил он с несвойственной ему проницательностью, — я бы на месте Спарра присматривал за ним. Сопер очень опасный мужик. Вот Спарр, к примеру, просто может тут же, при всех, пристрелить неугодного ему человека, если он только попадется ему на глаза. А Сопер, так тот лучше будет отрывать лапки у мухи так, чтобы не видел никто. И у человека тоже. Ему все одно. Такой он хладнокровный.

— Ладно, мы уходим. — Меските перевел взгляд с одного на другого. — Так запомните, что вам было здесь сказано. Убирайтесь! И не вздумайте искушать судьбу, потому что от этого вам будет только хуже. Выметайтесь отсюда, пока есть час на сборы, — сказал он. — Так что давайте, пошевеливайтесь!

Меските помнил, что на стене у двери висело зеркало для бритья, и повернувшись, он как раз мог увидеть отражавшегося там Куаса. Кивнув Джонни, Меските развернулся к двери. В этот момент Куас бросился за револьвером.

Меските, заметив в зеркале этот маневр, успел выхватить кольт из кобуры и тут же выстрелить. Пуля пришлась Куасу прямо в грудь. Опустившись на колени, Тони Куас медленно растянулся на полу. Хэнк Линдон замер на месте, где сидел, рука его покоилась на рукоятке его собственного револьвера, а лицо приобрело землистый оттенок. На него были наведены сразу два кольта.

— Желаешь увидеть еще раз, как это делается? — вежливо осведомился у него Джонни. — Если хочешь, я могу снова убрать это в кобуру и повторю все специально для тебя с самого начала.

— С меня достаточно. — Линдон нервно облизнул пересохшие губы. — Все. Я сматываюсь. Дайте мне шанс.

— Считай, что он у тебя есть.

Линдон поднялся на ноги, не сводя глаз с мертвого Куаса. Затем снова перевел заплывшие глаза на Меските.

— Вот так стрельба, мистер! Этот парень всегда очень любил прятать оружие. Проктор не раз уже повторял, что за это его когда-нибудь обязательно пристрелят. Так оно и вышло. — Он свернул свою постель и направился к двери. Уже на улице, стоя на снегу, он повернулся к ним. — А по какой дороге мне теперь ехать?

— По любой, — ответил Джонни, — отправляйся, куда пожелаешь, но только если ты опять встретишься на нашем пути, умышленно там или ненароком, то уж лучше застрелись сам, потому что больше мы с тобой возиться не собираемся. Если пожелаешь, — продолжал Джонни, — можешь поехать в Хорс-Спрингс и сказать тем, кто водит дружбу со Спарром, что лучше всего для них сейчас отправиться в другие края, туда, где климат не такой суровый, а то мы и до них доберемся.

После того, как Линдон выехал со двора, оба они направились было в дом, но тут же застыли на месте. На снегу виднелись следы от копыт шести или даже более лошадей. Сначала всадники подъехали к дому работников, а затем отправились вверх по тропе. Ни Меските, ни Джонни еще не знали, что эти люди направились в Альму на перехват Хопалонга. Сопер отправил их туда, как только они объявились во дворе ранчо. Сам он тоже сел в седло и поехал на север. Время пришло — он так решил — пришло уже время вводить в игру своих собственных людей, укрывавшихся в каньонах Индюшиных Родников.

— Поедем за ними? — с сомнением в голосе спросил Джонни.

— Давай лучше сначала найдем Сопера. Я еще хочу с ним кое о чем поговорить.

Осторожно ступая, они направились к главному дому ранчо. Теперь друзья были готовы ко всему.

В горах все также непрерывно валил снег, и Хопалонгу было уже совсем непросто придерживаться тропы. Только заросли кустарника по правую и левую сторону от дороги временами указывали на ее точные границы. Но зачастую и это оказывалось ложным ориентиром, потому что иногда небольшой коридорчик из деревьев вдруг уходил в сторону. Они пересекли Ивовый ручей и теперь направлялись к тропе, что будет карабкаться вверх, в горы и поведет их через перевал. Продвинулись вперед они совсем ненамного, путь был очень тяжел.

Седина в бородке Дика Джордана старила его еще больше. Он ехал рядом с Хопалонгом.

— Спарр по такой погоде сюда не полезет, — заметил Джордан. — Он наверняка повернет и возвратится на ранчо.

— Я тоже на это надеюсь, — Хопалонг пристально посмотрел Дику в лицо. Старик окончательно измучился, он смертельно устал. Но задержка в пути сейчас означала бы верную погибель для всех. — Но я уверен, — продолжал Хопалонг, — что он наверняка попытается перехватить нас по дороге.

Джордан помрачнел.

— Думаешь? Конечно, если у него были бы лошади, он смог бы отправить своих людей в Альму... А лошади у него есть.

— И у него есть, где менять их по дороге?

— Конечно. Вдоль дороги на Альму находится с полдюжины ранчо, на которых скрываются конокрады и им подобная шушера. Да-а, — согласился Дик Джордан, — я думаю, что ты все правильно рассчитал. Он — или кто-нибудь из его людей — будет поджидать нас при спуске с гор. Если мы вообще отсюда когда-нибудь сможем выбраться...

— Мы выберемся, — уверил его Хопалонг. — А что в Альме? Много у него там приятелей?

— Еще бы! Есть там такой салун, «У Орла» называется, крутое место! Притон для бандитов и разного рода мошенников, каких только можно повстречать в этих краях. Нам давно уже следовало бы спалить весь тот гадюшник.

Хопалонг и Джорданы были уже высоко в горах, и тропа, по которой они теперь ехали, шла почти на уровне девяти тысяч футов. Лошади проваливались в глубоком снегу. Хопалонг еще раз оценил все достоинства лошади, одолженной ему Тэтчером. Продвигаться вперед было совсем непросто, но все же лошадь под Хопалонгом шла все вперед и вперед, лишь изредка качая головой и прядя ушами, словно в ответ на очередное замечание своего седока.

Деревья уже вплотную подступили к тропе. Все трое замерзли. О том, насколько окоченели от холода Дик и Памела, Хопалонг мог судить по своим собственным ощущениям, и сам он продрог до костей, а уж он-то считал себя привычным к любой погоде. Ничто не указывало на то, что снег в скором времени прекратится, Хопалонг был в этом абсолютно уверен. Если устроить привал, то уж тогда им так и суждено было сгинуть здесь среди сугробов. И хотя Хопалонг понимал; что и коням, и людям был необходим хотя бы короткий отдых, но останавливаться не собирался — он ясно понимал опасность сложившегося положения.

Но мысленно он был уже там, далеко впереди, по ту сторону горного перевала. Что может произойти, если им все-таки удастся добраться до Альмы? Оглянувшись назад, Хопалонг остановился и поглядел на две занесенные снегом фигуры. Вдруг он услышал доносившееся откуда-то поблизости журчание воды. Это означало, что где-то совсем рядом протекает еще не успевший замерзнуть ручей. Этот живой звук исходил со стороны находившихся неподалеку каменных глыб. Свернув с тропы, Хопалонг направился прямиком туда.

Он слез с лошади и помог Памеле наломать веток. Вместе они быстро устроили из ветвей подстилку на снегу для старика. Затем помогли Джордану спуститься на землю.

Дик грустно посмотрел на Хопалонга.

— Тяжело быть беспомощным, — заговорил он, — всю жизнь я был сильным, был бойцом, а теперь на закате дней дожил до того, что меня носят на руках словно ребенка!

— Да ладно, помолчал бы уж! — ответил ему на это Хопалонг, рассмеявшись. — Ведь тебе же это и самому нравится. Конечно, нравится! Да и что бы ты стал делать, если бы здесь вдруг сейчас объявился Спарр? Куда уж слабакам с вашего «Сэкл Джей» с ним тягаться! Вот если бы здесь сейчас оказался кто-нибудь из ковбоев «Тире 20» или хотя бы «Дабл У», вот тогда все было бы совсем по-другому!

— По-другому! Черта с два, Хоппи! — другой реакции от Дика Хопалонг и не ожидал, старик немедленно завелся. — Ты же сам знаешь, что ваши ребята никогда и ни в чем не смогут тягаться силами с моими молодцами! А помнишь, как вы влипли в эту историю с команчами? И кто тогда вызволил «Тире 20» из этой заварушки?

— Подумаешь! Это и было-то всего один раз, — запротестовал Хопалонг, — да и то после того, как трое человек с «Тире 20» два дня отбивались от команчей! А ты тогда пригнал с собой всю команду со своего ранчо. И в результате краснокожие вас же самих чуть и не прихлопнули!

— Между прочим, не объявись мы тогда, твой скальп мог бы сейчас запросто украшать какой-нибудь их вигвам! — заявил Джордан в ответ, но мало-помалу гнев его уже утих. — Конечно, вы действительно тогда сражались здорово. Это я признаю.

Во время разговора Хопалонг не переставал быстро работать. Наломав еще веток, он быстро развел костер и отыскал у поваленного ствола несколько больших сучьев, а также набрал сухой древесной коры. Когда огонь ярко разгорелся, Памела поставила воду для кофе. Кофе у них оставалось еще на один привал. Хопалонг вытащил из скаток с постелями все одеяла и при помощи нескольких шнуров из сыромятной кожи сделал три накидки. Такую накидку можно было набросить на плечи, завернуться в нее, а потом продеть шнуры в проделанные для этого дырочки и завязать. Затем, пробираясь через густые заросли пожухлой от снега травы, Хопалонг обнаружил не засыпанную снегом сухую траву и, стянув с ног Дика ботинки, положил в каждый по небольшому пучку.

— Помогает сохранить тепло, — заметил он. — Это старая индейская хитрость.

— Хоппи, иногда я сам себя спрашиваю, где ты научился всему тому, что ты сейчас знаешь и умеешь? — ответил ему на это старый Джордан. — У тебя, кажется, есть подобные хитрости на все случаи жизни.

— Просто стараюсь иногда оглядываться по сторонам, — серьезно сказал Хопалонг. — На «Тире 20» нас всему этому научили еще в далекой юности. Это только на твоем ранчо эти твои дармоеды никогда не замечали ничего дальше собственного носа. Ну конечно, к виски это не относится, — добавил он, — уж что-что, а бочку с виски они умели учуять за версту!

Хопалонг взглянул на Памелу. От сидения у костра губы ее стали совсем алыми, а щеки были залиты густым ярким румянцем. Хопалонг пошутил над ней:

— Мне кажется, что холодная погода идет тебе на пользу. Ты все хорошеешь и хорошеешь.

— Слишком долго меня держали взаперти, а мне было просто необходимо вырваться на волю. Хотя здесь мне вовсе не нравится.

— Об этом не беспокойся, — Хопалонг постарался развеять ее сомнения. — Мы выберемся отсюда.

— Что бы мы делали без тебя? Я как раз думала об этом, пока мы ехали. Странно... Ведь я была еще совсем маленькой и уже знала тебя. Честно сказать, я думала, что ты должен бы быть старше. Во всяком случае, выглядеть старше.

— В этих краях человек почти не изменяется с возрастом. И вот он все такой же, все такой же... а потом — раз — вдруг неожиданно для всех возьмет и помрет. Вот так... — Хопалонг кивнул в сторону трех вершин. — А знаешь, даже несмотря на то, что сейчас мне бы хотелось оказаться подальше отсюда, но я, признаться, еще не видел ничего прекраснее вон той древней Лысой горы.

Памела обернулась и тоже посмотрела на огромные груды гранита, угрожающе возвышающиеся на фоне пасмурного, сплошь затянутого серыми облаками неба, и казалось, что укутанная снегом вершина ярко светится каким-то своим внутренним светом, словно огромный маяк.

— Очень красиво, — согласилась она. — Но мне бы еще больше хотелось, чтобы мы все вместе вот так сидели и смотрели на нее, и чтобы нас не подстерегали опасности на каждом шагу. Очень хочется, чтобы отец был бы снова здоров, а нам самим не надо было бы так спешить. Вот тогда мы бы смогли любоваться всем этим великолепием.

Они снова двинулись в путь, накормив лошадей зеленой травой из-под снега и сводив их на водопой к ручью. Все трое надели изготовленные Хопалонгом из одеял накидки, им стало хоть немного теплее, но было также заметно, что за время их короткого привала снежные сугробы стали еще глубже.

Все разговоры затихли. Тропа была извилистой, с частыми подъемами и спусками, и лошади продвигались вперед по ней с большим трудом. В горах первый слой поземки уже замерз и оледенел, а сверху все падал и падал снег. Несколько раз лошади поскальзывались, и теперь Хопалонгу приходилось делать вынужденные остановки все чаще и чаще. Но все же он продолжал взбираться вверх по горному склону. И словно подражая шедшей впереди лошади Хопалонга, две другие тоже упорно продвигались вперед. Несколько раз Хопалонг слезал с седла и шел пешком, ведя лошадь в поводу, давая тем самым ей хоть небольшой отдых. Памела тоже последовала его примеру. Перед тем как снова сесть в седло им приходилось смахивать с него нападавший снег, но теперь уже снег был сухим и больше не налипал, как это было в низине.

Долгие порывы ветра подхватывали и кружили в воздухе снежинки, которые были обжигающе-колкими словно песок. Казалось, что небо стало еще ниже, а горные вершины теперь уже было нельзя окинуть взглядом. Ветер зашевелился в зарослях и снова принес за собой целый шлейф колючего снега. Хопалонг закрыл подбородок краем одеяла и тихо выругался от досады. Но порывы ветра секли словно острый нож, и Хопалонг почувствовал, что пальцы его окончательно одеревенели до такой степени, что он был уже просто не в состоянии даже пошевелить ими. Теперь им приходилось ощущать на себе самый настоящий холод. Все что было раньше ни коим образом не могло сравниться с этим, так как к колючему ветру теперь прибавился еще и пронизывающий холод. Склонив низко голову под порывами ветра, лошадь Хопалонга с трудом пробиралась вперед. Несколько раз она споткнулась, и Хопалонг спрыгнул с седла в глубокий, доходивший ему почти до колен снег. Ведя лошадь в поводу, он теперь сам упорно прокладывал дорогу вперед, а тропа под его ногами все продолжала и продолжала взбираться вверх по горному склону.

Один раз он поскользнулся и упал на колени в снег. Лошадь остановилась рядом и терпеливо ждала, пока он снова поднимется. И где-то подспудно, словно в тумане своих самых сокровенных мыслей, Хопалонг начинал осознавать, что это конец, потому что идти дальше было уже просто невозможно. Он бы очень удивился, если бы узнал, что Дик Джордан еще не примерз окончательно к своему седлу. Памела уже больше не слезала с лошади и не шла вслед за Хопалонгом.

Но он все равно не останавливался. Слегка наклонившись вперед и глядя на снег под ногами, он продолжал тяжело пробираться Все дальше, подчиняясь лишь какому-то своему особенному внутреннему ритму и уже скоро он весь был поглощен этой размеренной монотонностью следующих один за другим шагов. При очередном порыве ветра он снова споткнулся и упал, уткнувшись лицом прямо в снег. На это раз ему не удалось быстро подняться, и когда он наконец встал на ноги и попытался стряхнуть снег с рук, то ему показалось, что ладони у него стали деревянными. Тут он обернулся, весь белый от снега, и посмотрел назад. Сквозь снежную завесу ему с большим трудом удалось разглядеть Памелу. Она казалась маленьким комочком среди окружавшей их белизны. Старый Дик возвышался в седле наподобие угрюмого снежного холма.

Отвернувшись, Хопалонг снова продолжил свой путь. Никогда еще ему не приходилось до такой степени напрягать все свои усилия: никогда еще каждый шаг не давался с таким трудом. Теперь же каждый небольшой шаг вперед был для него хоть и небольшой, но все-таки победой. Он больше не садился в седло, не был он уверен теперь, сможет ли лошадь его вынести. Он шел еще бесконечно долго, но только вперед и вперед. Потом он снова упал и снова прилагал все усилия к тому, чтобы поскорее подняться. Но тут ему показалось, что он чувствует себя несколько иначе, что-то здесь не так, и это его озадачило. Наконец он понял, в чем было дело. Просто при падении вперед ноги его оказались выше головы, а это могло означать только одно: они начали спускаться под гору! Хопалонг с трудом поднялся на ноги, но в душе он чувствовал безграничную радость от одержанной всеми победы. Он снова двинулся вперед, более проворно, прокладывая путь вниз. Сейчас в этом продвижении были свои преимущества: с каждым шагом они спускались все ниже в долину. Теперь каждый шаг приближал к еде и жилью, и каждый шаг — Хопалонг нахмурился — приближал их также к поджидающему внизу Авери Спарру.

Неожиданно тучи расступились, и в разрыве между облаками Хопалонг увидел звезду. Для него это было настоящим потрясением. Он вдруг понял, что на землю уже давно спустилась ночь, но из-за густых серых туч он вовсе не заметил, как стемнело. Он продолжал идти, озираясь по сторонам, в надежде найти хоть какое-то убежище от непогоды не только для них самих, но и для лошадей.

В конце концов он сдался. Проверяя при помощи палки глубину сугробов в стороне от тропы, он начал прокладывать в снегу путь в направлении вывороченного с корнем из земли лесного гиганта. Сплетение корней лежащего дерева образовывало собой стену десяти футов в высоту и почти пятнадцати футов в длину. У основания этой стены Хопалонг немного разгреб снег. Топора у него с собой не было, но он тут же нашел все, что теперь им было необходимо. Дерево это давно уже высохло. Собрав достаточно сучьев, Хопалонг снес их в одно место, тщательно разложил, приготовив для костра. Затем разжег огонь, подбрасывая в него все новые и новые куски коры и сухие листья — все, что ему удалось достать из-под поваленного ствола.

И только когда костер хорошо разгорелся, Хопалонг подошел ко все еще сидевшей на лошади Памеле. Он осторожно взял ее на руки и понес поближе к огню. Хопалонг чувствовал ее теплое дыхание у своей щеки. Она пыталась что-то говорить, а глаза ее были широко раскрыты. Он торопливо наломал сосновых веток и, устроив из них лежанку для старика, возвратился за ним. Пока он нес Дика до этой постели, старик заговорил:

— Да, парень, кажется, на этот раз победа досталась «Дабл У». Я с этим полностью согласен.

— Я тоже, — заметил Хопалонг, — но основные трудности мы уже преодолели. Сейчас начнем спускаться.

Памела сидела неподвижно у костра, но затем она, словно опомнившись, с трудом поднялась с места, собираясь помочь Хопалонгу. Но тот и сам хорошо знал, что еще от него требовалось, и действовал быстро и решительно. Разведенный им костер был больше, чем это на самом деле было необходимо, но получилось это отчасти из-за того, что Хопалонгу просто хотелось как-то поддержать морально этих двоих вконец намучившихся людей. Затем он зашел недалеко в лес и сломал там две жерди, которые принес к костру и воткнул в снег.

Третью жердь он положил сверху, укрепив ее в рогатках на концах первых двух, и наконец при помощи больших сосновых сучьев он торопливо соорудил что-то наподобие навеса с покатой крышей, который служил не только защитой от ветра, но еще в какой-то степени помогал удерживать тепло. Затем он завел лошадей за это заграждение и тщательно вытер их насухо от снега, а затем еще и растер им ноги, по очереди переходя от одной лошади к другой. Когда и с этим занятием было покончено, Хопалонг почувствовал, что и сам основательно согрелся.

Памела растапливала снег для кофе. Она улыбнулась Хопалонгу как ни в чем не бывало. Хопалонг засмеялся и подошел к Дику.

— Ну, как ты? Ты лучше сядь, так быстрее согреешься у костра.

— А ведь и вправду здорово! — Джордан протянул свои дрожащие руки к огню, а затем перевел взгляд на Хопалонга. — Если я переживу все это, то думаю, что еще лет двадцать со мной ничего не случится!

— Дело стоящее! — отозвался Хопалонг. — Тогда можешь начинать отсчитывать свои двадцать лет прямо сейчас. Теперь уже все самое худшее осталось позади.

— А вдруг они будут нас там поджидать?

— Наверняка будут. Но может быть, они не будут слишком бдительны. Они ведь надеются, что мы не прорвемся туда. И насколько я знаю, они ленивы и не будут в такую дрянную погоду стоять с дозором на тропе. Нет, я думаю, что это мне самому придется еще погоняться за ними.

Услышав это, Памела тут же выпрямилась.

— О нет, Хоппи! Не надо! Не делай этого!

Он улыбнулся ей в ответ, но глаза его при этом оставались серьезными.

— А почему бы и нет? Возьму и переловлю их всех. Этот переход через горы вывел меня из себя!

Потом они отдыхали и пили кофе. Хопалонг пытался предположить, что их ждет впереди. Поставив себя на место Спарра, он понимал, как отчаянно тот станет действовать. Ведь он месяцами трудился над составлением и претворением своего плана и уже наверняка считал, что ему все замечательно удалось, как вдруг в самую последнюю минуту в дело вмешался он, Хопалонг, и все испортил. Нет, тропа будет охраняться, это уж точно, а дозорным может быть даже обещана награда за их головы. Доведенный до крайнего отчаяния, этот человек теперь не остановится ни перед чем.

Хопалонг и Джорданы отдыхали еще часа два, а затем — снова в путь. Костер был старательно затушен, а следы его уничтожены. Они прихватили с собой в дорогу небольшую вязанку сухих веток на тот случай, если опять придется развести огонь, а под рукой не окажется сухого дерева. Снег на какое-то время прекратился, и Хопалонг вытащив винтовку из чехла, стряхнул с нее снег и тщательно проверил механизм. То же самое он проделал с каждым из своих револьверов, а один из них сунул за пояс, поближе к телу, стараясь уберечь его таким образом от снега.

Затем Кэссиди увидел впереди маленькую хижину, но признаков жизни видно не было. Продолжив движение, он увидел на расстоянии мили от первой еще две хижины. Это были бревенчатые временные лачуги, сколоченные, по-видимому, какими-нибудь местными старателями или рудокопами. Дорога теперь шла под откос. Хопалонг продвигался вперед очень осторожно, высматривая, не блеснет ли где между деревьями хотя бы слабый огонек. И вот совершенно неожиданно он увидел наконец то, что искал: освещенное окно!

Жестом приказав остальным остановиться, он слез с лошади и начал пробираться между деревьями к тому месту, откуда была видна узкая тропинка, ведущая к хижине. На подступах к дому на снегу были отчетливо видны чьи-то следы. Возвратясь к Дику и Памеле, Хопалонг тихо сказал:

— Ставлю в заклад свой последний доллар, но здесь неподалеку кто-то из них. Я пойду туда. Кажется, их там трое, но думаю, я смогу с ними справиться.

Он засунул ладони обеих рук под рубашку спереди, пытаясь согреть пальцы о тело. Он не мог и не хотел рисковать.

— А вы ждите меня здесь, — приказал Хопалонг. — Я скоро вернусь.

С этими словами он развернулся и направился к хижине. Памела смотрела ему вслед, а Дик кивнул в сторону Хопалонга и сказал:

— Вот идет настоящий мужчина! Да, не хотелось бы мне сейчас оказаться в этой лачуге.

— Отец, — запротестовала было Памела, — может быть, мы сможем помочь ему!

— Нет, — ответил старый Джордан, — мы с тобой ничего не сможем. Он знает, что делает, и знает это лучше других. Так что дай ему время. А мы только испортим все дело. Теперь для него любая пуля или любой человек, держащий в руках оружие, — враг. И мы просто-напросто будем там мешаться, а он этого не желает.

Осторожно, стараясь ступать так, чтобы снег не скрипел под ногами, Хопалонг приблизился к хижине и заглянул в окошко. За столом три мужика с увлечением играли в карты. Все трое были вооружены и следовало опасаться каждого из них. Вытащив руку из-под рубашки, Хопалонг подкрался к двери дома и левой рукой настежь распахнул ее.

Три головы оторвались от карт, три лица обернулись к нему, чтобы посмотреть, что случилось. Все трое были напуганы уже тем, что были застигнуты врасплох, и они во все глаза смотрели на человека с ног до головы занесенного снегом, стоявшего перед ними у раскрытой дери. За спиной незнакомца были ночь и снег, деревья, похожие на укутанные в саван привидения, такие же дьявольские, как и само появление ночного гостя. Затворив дверь, незнакомец заговорил:

— Привет, ребята! Я — Хопалонг Кэссиди!

Словно по сигналу за оружие схватились все трое: большой, похожий на медведя мужик в носках, еще один небритый в грубых ботинках рудокопа, заношенной рубашке и подтяжках и парень помоложе с пестрым платком на шее. Все они выхватили револьверы, и Хопалонг быстро бросился влево, опустившись на колени. Он уже был на полу, когда раздался его первый выстрел в того парня с платком на шее, который первым двинулся с места. Второй выстрел пришелся точно в горло лысого, и он тут же перевернулся через спинку стула, на котором сидел.

Рудокоп сидел притихший, и обе руки были подняты вверх.

— Не стреляйте! — взмолился он. — Я здесь ни при чем!

— Оставайся где сидишь! — Хопалонг обошел вокруг стола и взглянул на лысого, лежащего без движения на полу. Кто тебя послал? Спарр?

— Никто меня не посылал! Это моя хижина. Спарр послал вот этих двоих поджидать тебя. Кэссиди, ну какой же из меня стрелок! И что мне оставалось делать?

— Сколько у тебя здесь лошадей? — спросил Хопалонг.

— Три лошади и мой вьючный мул. Но ведь ты не лишишь меня последнего, ведь правда?

— Можешь кататься на своем муле. Я оставлю здесь трех лошадей до тех пор, пока не пришлю за ними. А теперь вытащи этих удальцов и приготовь кофе и что-нибудь из еды. Как ты уже догадался, тебе просто чрезвычайно повезло, что ты тоже не оказался на полу в одной компании с этими двумя. Так что давай, шевелись!

Рудокоп поспешно обошел вокруг стола и засмотрелся на трупы. Он был настолько напуган всем случившимся, что Хопалонг сразу определил — этот сопротивляться не будет. Несомненно, в шайке Спарра было много таких, как этот, кто работал на Авери только из страха или из-за неспособности сопротивляться, а может быть, еще и из-за нескольких долларов, перепадавших им время от времени.

Рудокоп провел языком по пересохшим губам.

— Ты проделал в этих двух дырки точно по центру!

— Давай все же и ограничимся только двумя, — тихо сказал Хопалонг. — А теперь иди и вари кофе.