Кровавое золото

Он ощущал каждое усилие коня, его отяжелевшие мышцы, его желание остановиться. Когда позади осталась миля, он натянул поводья…

— Нам лучше бы идти пешком, — сказал он, — если хотим сберечь лошадей.

Все неохотно спешились, и Родело двинулся вперед.

Никому не хотелось есть, да и неразумно было бы есть, не имея воды. Потрескавшиеся губы Дэна болели, но не кровоточили, потому что при обезвоживании любая царапина сразу засыхает. Он шел медленно, чтобы тем, кто тащился позади, было легче. Неосторожный шаг по камню отзывался как прикосновение докрасна раскаленного железа.

Впереди он видел черный гребень, местами темно-красный, в зависимости от направления, под которым падали солнечные лучи. Было ли это то самое место? Прищурясь, он отыскивал знакомые приметы на местности. Он знал, в пустыне любое место может выглядеть по-разному, вот почему сезонные путники все время осматривают дорогу позади себя, чтобы знать, как будет выглядеть местность на обратном пути. Немного иной угол зрения при разных условиях освещения может изменить вид местности до неузнаваемости.

Мысли Родело текли вяло. Ему приходилось принуждать память, чтобы вспомнить, что он знал об этом месте… Если это — то самое место… Наконец он снова двинулся вперед, с усилием натягивая повод, чтобы заставить коня двигаться.

Скалы были неровные, с острыми краями, каждая грань, как зазубренное лезвие, раздирала в клочья обувь и одежду. Посмотрев назад, он был поражен видом своих спутников. Блуза Норы была изорвана кактусами, сапоги протерты до дыр; юбка-брюки из оленьей кожи держалась лучше, но и на ней были заметны следы трудного путешествия.

Узкое лицо Суслика вытянулось, губы были изуродованы трещинками и засохшей кровью. Беджер и Харбин выглядели карикатурами на самих себя. Короткая процессия растянулась на несколько сотен ярдов, и если бы яки напали в этот момент, они одержали бы легкую победу.

Но вскоре Родело увидел след горного барана. Эти животные здесь были бесчисленны, и, присмотревшись, он увидел еще один след, чуть меньший, частично перекрытый следом пустынной лисицы. Все следы шли в одном направлении. Он остановился и старательно осмотрел склоны, а затем повернул к скалам.

Он не вспомнил тропы, по которой шел когда-то к Папаго, но пытался найти ее путем сопоставления различных примет. Многие скалы здесь были отполированы ветром и песком, и ноги скользили. Это была дикая земля, угрюмая и зловещая, место, которого надо избегать, но именно здесь он надеялся найти воду.

Внезапно он увидел синеватую базальтовую скалу и вспомнил ее. Немного изменил направление, спустился между двумя большими обломками вулканической породы и оказался на крохотном песчаном берегу водоема. У подножия двадцатифутового обрыва падающая вода, несущая обломки камней, вырыла чашу глубиной в четыре-пять футов. Чуть дальше был еще один водоем, не меньше двенадцати футов в диаметре. Вода в нем была затенена выступом скалы, а потому чистая и прохладная.

— Пусть лошади пьют здесь, — сказал Родело, — а мы напьемся из второго водоема.

Он набрал в рот воды, зачерпнув ее ладонью, и ощутил, как ее прохлада возвращает жизнь пересохшим тканям. Проглотил несколько капель — свело желудок. Он пил медленно, короткими глотками. Потом снял с коня флягу и наполнил ее, а после этого — флягу Норы.

Подвел к воде лошадей, дал им немного напиться, отвел, а через некоторое время снова напоил.

На этом их трудности не кончались, он это знал. Самая большая фляга испорчена, потому они теперь не могли везти с собой достаточного количества воды. Сколько же осталось до бухты Адэр? Двадцать миль? Двадцать пять?

Кони в таком тяжелом состоянии, что не смогут одолеть это расстояние за один день. Если немного отдохнуть здесь, можно рассчитывать на два дня. Пока что им везло. Он знал лучше всех, как им везло.

Он посмотрел на небо. Сегодня будет жарко, а он знал, что когда температура на уровне головы составляет 110ш, песок под ногами нагрет еще на 50ш выше note 6. Возле этого ручейка, или арройо, как говорят мексиканцы, ночью может быть страшно холодно, но за день жара раскалит песок, удушливый зной и иссушающий ветер высосут всю влагу из тканей и оставят человека — или животное — высохшим, как подошва старого башмака, забытого на солнце. В такую жару даже двадцать четыре часа без воды могут убить человека.

Подошла Нора.

— Что мы будем делать теперь? — спросила она.

— Отдыхать, есть, напьемся еще раз и приготовимся выступить к побережью.

— Вы думаете, у нас еще будут трудности? Он кивнул.

— Да, боюсь, что будут. Индейцы недалеко. Они могут схватить нас сейчас, и они знают об этом.

— Что мы можем сделать?

— Пить. Пить столько, сколько сможем удержать в себе. Чтобы все наши ткани насквозь пропитались водой. Так мы продержимся дольше.

Он повел коней к воде еще раз, потом привязал их возле кустов мескита и ослиной колючки.

Дэн собирал сухие ветки, когда подошел Джо Харбин. Суслик был рядом с ним, Том Беджер держался позади.

— Это хорошая вода, Родело, — сказал Харбин. — Я прошу прощения. Ты и вправду знал, куда шел.

— Я и сейчас знаю.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы еще не выбрались, Харбин. До побережья еще двадцать пять миль или около того. Это, в лучшем случае, два дня

пути.

— К черту, я не раз делал верхом по семьдесят миль в день.

— На таких лошадях? Они в плохом состоянии, Харбин.

— Они выдержат!

— Погоди, Джо, — сказал Беджер. — Может, он и прав.

— Пошел он ко всем чертям! Он только задерживает нас. Мы больше в нем не нуждаемся! Дэн Родело поднялся.

— Приготовим кофе, — сказал он Норе, — и что-нибудь поесть. Самое тяжелое время у нас еще впереди. А потом повернулся к Харбину.

— Вы еще во мне нуждаетесь. Вы во мне сейчас нуждаетесь больше, чем когда бы то ни было. У вас впереди еще бой с индейцами, и не надо их недооценивать. Они охотятся на беглых каторжников не первый год, и всех вылавливают.

— Так пусть идут сюда — чем скорее, тем лучше!

— К западу отсюда начинаются песчаные дюны. Там есть такие места, где конь проваливается по брюхо, и чем больше он старается выбраться, тем сильнее проваливается. И человек так же. К тому же фляга пробита, ты что, забыл? А вам еще до-о-лго выбираться отсюда. Знаешь, сколько беглых добралось сюда? Я мог бы назвать дюжину. Но они пропали где-то между этим местом и побережьем.

— Я тебе не верю!

— Он прав, — сказал Беджер. — Пошли. Суслик принес еще хворосту и подбросил в огонь. Нора посмотрела на него и спросила:

— Почему тебя прозвали Сусликом? Он улыбнулся.

— Я всегда пробовал удрать через подкоп. Делал столько нор, что меня прозвали Сусликом. А частично из-за него, — он показал на Тома Беджера. — Он же Беджер — барсук, и крупней меня, вот меня и прозвали Сусликом.

Они поели и напились, а потом, утомленные, один за другим повалились на песок.

— Укройтесь, — предупредил Родело Нору. — Когда ветер начнет дуть вдоль этого арройо, будет очень холодно.

— Холодно?! — не поверила она.

— До костей промерзнете, поверьте. Лучше укройтесь. Он посмотрел в сторону побережья. С этой высоты видно все, как на ладони, но это только кажется. У пустыни есть свои способы прятать препятствия — каньоны, которые не видны, пока не окажешься на самом краю, и лавовые потоки, которые на протяжении нескольких миль уничтожат новую пару сапог. Почему-то он знал: завтра будет тот самый день… завтра.

Глава 7

Дэн Родело отстегнул ремешок своего кольта и размял пальцы. Ему не хотелось осложнений. Он пришел сюда с определенной целью, и если сможет достичь ее без стрельбы, будет вполне удовлетворен. Он не представлял, чем для него закончится перестрелка с Харбином, но знал, что Харбин не убивает людей случайно. Он хороший стрелок и решительный человек,

Том Беджер, вдумчивый и осторожный, предпочитает, чтобы стреляли другие. И конечно, ни один из них не собирался брать Суслика в долю.

Родело попал в тюрьму за преступление, которого не совершал. Это мучило его, но тяжелее всего было, что другие верили, будто он виноват. Больше всего на свете он хотел бы доказать свою невиновность, а потом убраться прочь из этих мест. Ему больше ничего не было нужно от тех, кто его заподозрил, кто потерял веру в него так быстро…

Нора возилась у огня, вода для кофе уже закипела. Беджер присел на корточки, спиной к огню.

— Пока все хорошо, Дэнни, — сказал он. — Ты привел нас к воде.

— Нужно пить побольше, — сказал в ответ Родело. — Пей до отказа, сколько сможешь. Самое худшее еще впереди. Харбин фыркнул.

— То, что осталось, я могу на руках пройти! Родело пожал плечами.

— Делай, как хочешь, Харбин, но я не хочу видеть, как человек гибнет, если могу помочь ему. Между нами и побережьем тянется на несколько миль полоса движущихся дюн, а там не сыскать и капли воды. Харбин посмотрел на него.

— Ты, небось, любишь строить из себя большого человека, а?

Родело не ответил. Планы Харбина расстраивались, раздражение от этого и от трудного пути приведет его в убийственное настроение, и Родело это понимал.

— Кофе готов, — сказала Нора. — Пейте, пока горяч.

— Я выпью немного, — сказал Родело. — Чашка кофе — это хорошо.

Нора налила чашку и протянула ему, но Харбин неожиданно вскочил и схватил чашку так резко, что кофе чуть не вылился.

— Это чашку возьму я! — грубо сказал он.

— Ну конечно, — спокойно ответил Родело, — ты ведь уже взял ее, Харбин.

Харбин. гневно посмотрел на него.

— В чем дело? Ты что, испугался? Боишься драться? Родело пожал плечами. Он усмехнулся.

— За что тут драться? Кофе всем хватит. Можешь взять первую чашку, если хочешь.

— А может, я и вторую захочу! — Харбин подстрекал его, но момент был неподходящий, а Родело умел выжидать.

— Ладно, возьмешь и вторую тоже.

— А может, я все возьму!

— А как насчет нас, Джо? — спокойно произнес Беджер. — Мне бы тоже хотелось чашечку. Нора протянула чашку Дэну.

— Возьмите эту. Нечего ссориться из-за чашки кофе. Неожиданно Джо Харбин выбил чашку из ее рук и схватился за револьвер. Он вырвал его из кобуры и выстрелил так быстро, что промахнулся и попал в только что наполненный бурдюк за спиной у Родело.

Дэн длинным прыжком бросился вперед, крепко схватил Харбина правой рукой за пояс, и, повернув, свалил его на землю. Прежде чем тот успел снова нажать на спусковой крючок, Родело выбил револьвер у него из руки. Извергая проклятия, Харбин оттолкнулся от песка и бросился вперед, но замахнулся слишком широко, и Дэн встретил его ударом правой в скулу. Харбин, остановленный на середине прыжка, тяжело упал. Но тут подскочил Беджер и схватил Родело за руку.

— Полегче! Не будем драться!

Оглушенный Харбин какое-то время лежал неподвижно.

А поднявшись, сказал спокойно:

— Ладно, Родело. За это я тебя убью.

Его голос был холодным и ровным. Это был уже не тот человек, которого Родело сбил с ног, и не тот, кого он знал несколько месяцев в тюрьме. Впервые Дэн Родело ощутил что-то похожее на страх. Но он стоял спокойно и смотрел на Харбина.

— Дурак будешь, Харбин, если попытаешься, — сказал он. — Ты выбрался из тюрьмы. Через день — два будешь на борту судна Айзечера плыть в Масатлан. Но поверь мне, до тех пор я тебе еще пригожусь. Ты будешь нуждаться во мне, пока не окажешься на палубе судна.

На скуле у Харбина наливался синяк, на челюсти была узкая рана. Пальцы Харбина осторожно ощупывали ее.

— Ты пометил меня, — сказал он почти удивленно. — Еще никто не оставил на мне своей метки…

Он взял свой кофе и, даже не нагнувшись за револьвером, отошел в сторону и присел на камень. Нора налила кофе остальным. Все молчали. Они пили кофе, а тем временем ветер вдоль ручья становился все холоднее. Дэн подбросил хворосту в огонь и отошел в темноту собрать веток или корней мескита. Костер потрескивал. Приятно пахло дымом. Звезды стали ярче, ветер — прохладней.

— Есть ли вода отсюда до Залива? — спросил Беджер.

— Мало… и большей частью плохая.

— Но ведь ты знаешь и хорошие источники?

— Ясное дело, знает, — процедил Харбин. — Можешь побиться об заклад, что знает. Он все знает!

Беджер подошел к бурдюкам. Песок под ними промок. Он знал, что увидит, когда будет их поднимать, потому что заметил, куда попала пуля. Бурдюки были связаны вместе. Теперь они были плоские и пустые. Каждый пробит пулей — от первого она оторвала угол, прошла насквозь через второй и пробила третий.

Харбин наблюдал за Беджером — а тот осмотрел бурдюки и бросил их на землю.

— У нас есть еще две фляги, — сказал Джо. — Этого хватит.

— А лошади?

— Напоим их перед тем как выступить. Выдержат. Лошади были в плохом состоянии, и все они это знали; они сейчас не годились для изматывающей езды по лаве и тяжкого перехода через глубокие пески дюн.

Харбин поднялся, подобрал свой револьвер, обтер с него песок и сунул в кобуру.

— Где они? — спросила Нора. — Я говорю об индейцах.

— Где-то рядом. Они расположились так, что могут видеть наш костер, а может быть, даже слышать наши голоса. Они видели все, что тут творилось, так и знайте. Сегодня ночью нам надо быть настороже.

Дэн поднялся и пошел к лошадям. Отвел их к воде, дал налиться вволю. Обратил внимание, что лагерный костер почти не виден, если отойти от него подальше. Подождав, отвел коней обратно и привязал к мескитовому кусту поближе к огню.

А потом впервые понял, как он устал, но не отважился лечь спать. Он не мог доверять никому из них, может быть, даже Норе. Он так и не смог разгадать ее… правда, и она ведь ничего о нем не знает.

Он старался вспомнить все, что слышал об этой стране, но рассказать мог бы мало что, да и то лишь в общих чертах. Эти естественные пруды были, насколько он знал, единственной водой к югу от Тинахас-Альтас, на которую можно было рассчитывать, но даже и они могли быть случайно пустыми или забитыми илом и грязью. Но, наверное, недавно прошли дожди, потому что водоемы полны, а вода — чистая. Мест к западу от Пинакате лучше избегать. Он никогда не забирался далеко в ту сторону. Может, и есть там дорога, но слишком много небольших вулканических конусов и лавовых потоков — отчаянно неудобные места для пешего хождения…

На востоке было почти так же плохо, но едва заметная тропа проходила именно там, и у подножия двух самых высоких пиков были какие-то водоемы. Он никогда не видел их, но индейцы племени Юма говорили ему о них. А эти индейцы узнали от Песчаных Папаго, которые когда-то жили в стране Пинакате.

Есть там вода или нет, но этот путь безопаснее, хотя и дольше. Там, на южном склоне Пинакате, были и другие водоемы, но и они, и те, что на востоке, ненадежны.

«А почему бы, — спросил он себя, — не раскрыть карты прямо сейчас?» Лишь мгновение думал он об этом и понял, что ни за что не отважился бы. Во-первых, он был в меньшинстве, а во-вторых, хотел обойтись без стрельбы, если получится. В какой-то степени он выжидал — как и индейцы, — пока они выложат свои козыри. И одновременно оставлял им любую возможность, какую мог… не из-за Норы ли? Или из-за каких-то забытых остатков человечности в нем самом?

Он мог уйти и спрятаться в пустыне. В конце концов, одна из оставшихся фляг — его собственная. Но без него у них мало надежды выжить. Какие-то шансы есть, но очень мало.

Ветер был холодный. Родело посмотрел на звезды. Люди гор и пустынь всегда поднимают глаза к вершинам и звездам, поэтому неудивительно, что жители диких мест знают так много о полете птиц и повадках зверей. В городе человек смотрит в землю, или же иногда на уровне глаз.

Он вернулся к костру, но остановился, не входя в круг света. Ему вовсе не хотелось быть мишенью, если какой-нибудь индеец решит, что самое время стрелять.

— Нам надо выставить стражу, — сказал Беджер.

Харбин вскочил.

— Я дежурю первым! — и повернулся к Норе. — Пошли! — А почему я? — удивление Норы было нескрываемым.

— Мне нужна компания. Иначе засну. Том Беджер хмыкнул, но ничего не сказал. Джо обернулся к нему.

— Что в этом смешного?

— Ничего. Я только подумал, кто будет будить Суслика и меня… или Дэнни.

— Может быть, я буду дежурить с каждым? — предложила Нора с улыбкой.

— Можно бросить кости, чтобы разыграть очередность. Кто выбросит меньше всех, дежурит первый.

— В этом нет нужды, — сказал Джо.

— Давай бросим кости, Дэн, — сказал Том. — Это ты хорошо придумал.

Он потряс кости и выбросил их на плоский камень. Пять и четыре.

Суслик выбросил «змеиные глаза» — два; потом Родело — шесть. Джо собрал кости, нервно бросил их — две пятерки.

— Тебе досталась предрассветная смена, Джо, — заметил Беджер. Он хотел собрать кости, но Нора протянула руку.

— Вы меня забыли.

— Тебе не надо дежурить, — сказал Харбин.

— Я согласен с Джо, — спокойно сказал Родело. — Вам нужно хорошо отдохнуть, Нора.

— Как и каждому из вас. В конце концов, я тоже участвую в этом деле — еду на лошади, пью воду; я хочу и здесь внести свою долю.

Она бросила кости. Четыре!

— Итак, мне выпала вторая очередь, — сказала она. Родело взял свое одеяло.

— Когда будете сторожить, присматривайте за лошадьми, — сказал он. — Если они пропадут, нам конец.

Суслик, первый часовой, расположился под скалой возле лошадей, откуда он мог следить за лагерем, не опасаясь нападения сзади. Родело нашел место под защитой скалы, которая могла укрыть его от холодного ветра, дувшего вдоль арройо. Но дело было не только в этом. По земле были разбросаны мелкие веточки от собранного на дрова хвороста, так что никто не сможет приблизиться, не хрустнув ими. Завернувшись в одеяло, Родело в последний раз взглянул на костер, на размещение и позы остальных, а потом лег спать.

Глава 8

Дэна разбудили осторожные, почти бесшумные шаги Норы, когда она пошла сменить Суслика.

— Это я, Суслик, — сказала она. — Моя очередь сторожить.

— Вам не надо, мэм. Я сам…

— Иди поспи, пока можно. Я думаю, завтра будет тяжелый день.

— Мэм, но я ведь с удовольствием… Мне будет только приятно сделать это для такой леди, как вы…

— Нет… иди отдыхай. И еще, Суслик, пей как можно больше воды. Это Дэн посоветовал мне так делать. Суслик поднялся, и теперь Дэн видел его.

— Он нравится мне, мэм, этот Родело, я говорю. Я думаю, он честный. И еще… думаю, никогда не встречал людей, которые были бы действительно на уровне. Кроме него.

— Он был в тюрьме.

— Так он же не виноват! — быстро ответил Суслик. — Про это каждый знает. Он случайно попал, когда Джо ограбил… захватил это золото. Люди считали, что он помогал Харбину, но это неправда, и я в тюрьме не раз слышал, как Джо об этом говорил. Он считал, что получилась славная шутка над Родело.

Суслик помолчал немного, потом добавил:

— Джо мог бы оправдать Дэна, но не сделал этого. Видите ли, после того как Джо захватил эти деньги, он чисто смылся, а потом по дороге встретил Родело, и они поехали дальше вместе, как все делают, когда встретятся. Ну, а выглядело это так, будто Дэн знал про деньги, вот его и посчитали соучастником.

— Лучше тебе пойти отдохнуть, Суслик, — сказала Нора. — Завтра будет еще один долгий жаркий день.

Дэн Родело лежал тихо. Что ж, Суслик рассказал ей, а ему она поверит, потому что ему нет никакой выгоды врать. Неожиданно он ощутил радость от того, что она знает, хотя пока она знала и не все. Кроме него никто не знал всего, а тем более эти люди на шахте, которые охотно поверили, что он — вор…

Какое-то время он лежал наполовину проснувшись, потом наконец развернул одеяло и снова застегнул пояс с револьвером. Сразу пошел к воде и долго пил. Где-то в темноте завыл койот, и он прислушался, но не услышал эха. Индейцы говорили, что так можно отличить… что когда человек подражает койоту, всегда бывает эхо, но в тембре воя койота есть что-то такое, что не дает эха. Так он и не решил, правда это или нет, но ему казалось, что да, и несколько раз он пытался это проверить.

Он пошел туда, где дежурила Нора. Она быстро обернулась, мушка ее револьвера поднялась. Он усмехнулся в темноте. С ней не шути — она всегда начеку.

— Это я, — сказал он спокойно.

— Мое время еще не кончилось.

— Вы будете возражать против нескольких минут лишнего отдыха? Я уже не сплю, так что могу с таким же успехом не спать здесь, как и там.

Он присел возле нее. Ночь была тиха. Пустыня была неподвижна. Небо еще было в звездах; черная громада Пинакате неясно вырисовывалась на юге.

— Я не ожидала, что пустыня — вот такая, — сказала она, — так много растений и вообще…

— Растения научились выживать, каждое на свой лад. Некоторые из них запасают воду перед долгой засухой, у других семена прорастают, только когда выпадет определенное количество влаги. Большинство пустынных растений прячут свои листья и цветы, пока не пойдет настоящий дождь, а потом быстро распускаются…

Родело на мгновение прислушался, потом продолжал:

— Здесь, в пустыне, все хорошо продумано. Кактусы выглядят так, будто их посадили, так они равномерно расположены. Что ж, они так устраиваются, потому что им необходимо собирать воду с какой-то площади вокруг себя…

Какое-то время они сидели в тишине, а потом он заговорил снова:

— Одного я не пойму… Что вы тут делаете? Я имею в виду, что вы тут надеетесь найти?

— А что я могу потерять?

— Ваша жизнь для вас ничего не стоит?

— Стоит, конечно. — Она окинула его взглядом. — А может, я тоже хочу этого золота или часть его…

— Тогда напрасно теряете время. Вы никогда не увидите ни одной монетки из него.

— Джо Харбин может думать иначе.

Он снова помолчал, пытливо всматриваясь во тьму.

— Он — нет, — сказал он наконец. — Не такой человек Джо, чтоб позволить хоть крошке золота просыпаться сквозь его пальцы, если этому можно помешать. Если вы на это рассчитывали, так лучше вам о золоте забыть.

— Я могу справиться с Джо.

— Вообще-то, может, и так, — в его тоне появилась капля сарказма. — Что ж, Джейк Эндрюз тоже не был учителем из воскресной школы.

— А вам что до того?

— Ничего… вовсе ничего.

— Джейк был в порядке. Совсем неплохой парень — на свой лад. Но он слушался Клинта. Джейк узнал о деньгах, услышал о них от девушки Джо Харбина, потому что как-то ночью Джо спьяну проболтался. Клинт приставал к нему, пока Джейк не согласился поехать и поискать это золото.

— А что у вас было с Джейком?

Она повернула к нему глаза, но в темноте он не мог разглядеть их выражения.

— Что было у нас с Джейком? — переспросила она.

— Я думал… вы, кажется, девушка не того сорта…

— Джейка устраивал любой сорт. Он вытащил меня из поезда, который попал в аварию в Вайоминге. Я вся горела — одежда, я имею в виду. Он сбил огонь и помог мне удрать от индейцев, которые устроили эту аварию… если там были индейцы.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я всегда подозревала, что Джейк сам был в этом замешан. Но когда он нашел меня, то сразу помог, очень быстро. Он относился ко мне как положено. Он был твердый человек, даже немного грубый, но имел какие-то странные особенности характера. Грубо разговаривал со мной, как и со всеми, но бывал и на удивление мягким. Он хотел жениться на мне.

— У него было ранчо, кажется?

— Индейцы угнали его стадо и сожгли ранчо. Он мечтал поехать в Мексику и начать все сначала.

— А теперь вы здесь… — Он всматривался в пустыню, прислушиваясь к звукам ночи. Они говорили тихо, чуть громче шепота. — Прямо посреди ада…

Ветер был холодный, и они невольно придвинулись ближе друг к другу. Дэн глянул в сторону лагеря. Все лежали спокойно, спали. В костре лишь несколько угольков светились сквозь пепел. Его глаза искали движение, какую-нибудь необычную тень…

Он знал, что яки близко, знал, что они — искусные охотники на людей, и еще он знал, что такое для них эти пятьдесят долларов за голову. К тому же дополнительная приманка — девушка, Нора. Ясное дело, ее они назад не повезут. Никто о ней не знает, так что некому будет задавать вопросы.

Что касается его, то он никому не был нужен, но Панаме понравились его сапоги, а это уже вполне достаточная причина. И, ясное дело, они хотят чисто мести.

— Если вы останетесь в живых одна, — сказал он, — и индейцы захватят вас, можете им сказать, чтобы они отвезли вас к Сэму Берроузу. Он даст им сотню долларов за вас. Скажите им так — это может спасти вам жизнь.

— А если нет?

— В бухте Адэр есть несколько вариантов. Сейчас там должно быть судно, которое ожидает человека по имени Айзечер. Он мертвый, можете о нем не беспокоиться. Если не это судно, то временами там бывают рыбацкие лодки.

— А если мы все пробьемся? Или если это будете именно вы и Джо Харбин?

Он задумчиво посмотрел на нее сквозь тьму.

— Тогда, я надеюсь, вы сможете выбрать — Джо Харбин или я.

Он неожиданно повернулся, обнял ее за плечи и какое-то время держал так, глядя ей в глаза. А потом наклонил голову и легонько поцеловал в губы.

— Когда придет время выбирать, это может помочь…

На небольшом расстоянии от них, в нише базальтовой скалы, лежал Панама. Здесь он был укрыт от холодного ветра и в то же время находился на достаточной высоте, чтобы видеть лагерь с его красным глазом огня. Он мог различить любое движение возле лошадей и в самом лагере.

Они, конечно, дежурят по очереди. Он ждал этого. Действительно, он ждал всего, что до сих пор произошло, — все было как всегда. Не так уж много может сделать путешественник, когда попадает в страну Пинакате. Единственная разница была в том, что кто-то здесь знал о водоемах.

Теперь ему уже было известно, кто. Это же совсем простое дело — прочитать по следам, кто ведет в правильном направлении. Это был человек в новых сапогах… Родело.

Они везли что-то, чего не было раньше, когда они удрали из тюрьмы. Не запасы пищи — слишком тяжелое. Он видел следы вьючной лошади, которая везла этот груз, и видел, где его клали ночью.

Панама имел собственные планы, но они не были новыми. Он пользовался ими много раз раньше, и всегда с успехом. Он никогда не бросался в атаку, пока эти не достигали дюн или берега. Здесь, среди изломанных лавовых потоков вокруг Пинакате, слишком много укрытий. Они могут успешно защищаться, и обычно они еще достаточно крепки, чтобы нанести ответный удар.

Он может подождать, пока дюны и движущиеся пески сломят их дух. Никто из них не везет с собой много воды, и добиться этого — его первая цель.

Его план был очень прост. Допустить их до дюн. Там воды у них будет совсем мало, и если их кони еще будут живы, они дойдут до крайности. В дюнах есть укрытие для него и для его воинов, и они могут двигаться легко. Беглые каторжники будут стремиться к побережью, а он будет отрезать их от берега, заставит бороться с дюнами, пока у них не иссякнет вода и остатки сил. После этого будет уже легко…

Обычно они умирают среди дюн, но случайно один-два могут достичь берега. Тогда он погонит их к какому-нибудь из отравленных источников поблизости, не подпуская к тем, где вода пресная или чуть солоноватая. Некоторые из беглых умирали раньше, чем он стрелял… Отверстие от пули лишь свидетельствовало, что это его добыча.

Панама был любопытен, как все индейцы. Сейчас он гадал, знает ли человек в новых сапогах о других водоемах. В какую часть Пинакате он направится? Ему казалось, что это будет восточная сторона, подальше от вулканических жерл и лавы западного склона.

С Панамой сейчас было одиннадцать воинов, все умелые охотники. Четверо яки, один изгнанник пима, остальные — из племени юма. Все, кроме одного, ездили с ним и раньше, хотя и в разное время.

С таким отрядом он может пасти беглецов, как овец, выпуская пулю, когда надо повернуть их назад, отгоняя их от легкой тропы, и добыть окончательную победу просто долгой ездой по пустыне… Эти размышления забавляли Панаму. Но были у него и сомнения… Тот человек в новых сапогах… он опытный путешественник, хитрый, как койот. Найдет ли он другую дорогу?

Но в конце концов ему придется свернуть в дюны. Конечно, если он будет и дальше держаться линии гор, то может достичь места, откуда путь к берегу будет короче. Если он это попробует, придется ему помешать.

Панама был первым среди охотников, поэтому ему было любопытно, на какие уловки пустится его добыча. Он не тревожился. Это ведь были любители в стране Пинакате; а он был профессионал. У него оставалось лишь одно опасение… сама Пинакате может вмешаться в игру.

Старые боги прячутся среди гор, он знал это, а Пинакате — это место богов, потому что подобные уединенные места пригодны для этого. У Пинакате бывают разные настроения и капризы — внезапные бури, странные туманы, наплывающие с Залива, белые морозы, приходящие нежданно даже летом. Эти заморозки падают на скалы утром и исчезают с первыми лучами солнца…

Прямо на своем пути они попадут на заросли чольи. Появляясь на склонах с востока или запада, он погонит свою затравленную дичь к чолье. Может, им удастся пройти ее без повреждений, но такое случается нечасто. В чолье были и такие тропы, которые никуда не вели. Он сам проложил часть из них. Во время многочисленных набегов в пустыне он прекрасно изучил эти узенькие тропинки. Каждая из них была тупиком, ловушкой, из которой нелегко выбраться без последствий.

Он открыл, что эти слепые тропки исправно заставляют его врагов ходить пешком. Конь, который хорошо накололся о шип чольи, это уже искалеченный конь. Панама не имел таких чувств к лошадям, какие бывают у индейцев прерий, а также у кое-кого из его собственного племени. Для Панамы лошадь была чем-то таким, на чем ездят, и если конь умирал или становился калекой, он просто брал другого.

Наконец Панама лег спать. Его разбудит первый свет, и это будет скоро. Ему хотелось выбрать место, где они будут умирать, и в мыслях он уже сделал этот выбор.