Глава 1

В овраг, где я искал в густом кустарнике прячущихся от слепней коров, спустился отец.

— Поднимайся в дом, сынок. Приехал Тэп, он рассказывает о землях Запада.

Я свернул лассо, повесил его на луку седла и, сев на коня, поехал вслед за отцом через заросли деревьев у реки на просторное равнинное пастбище.

На широкой веранде собрались люди, некоторые стояли рядом с домом и слушали Тэпа Генри, переговариваясь между собой.

Для меня это было не ново, потому что споры и рассуждения длились уже несколько недель. Мы все понимали, что необходимо что-то предпринять, — ведь на Западе было много пустой земли.

Тэп Генри был рослым парнем лет двадцати восьми, мы вместе выросли, хотя он был лет на семь-восемь старше. Крутой, безжалостный и бесшабашный, любящий свободную жизнь в диких, непокоренных землях, Тэп в любой компании выделялся ловкостью и умением работать. К тому же он мастерски владел револьвером.

На Тэпа Генри невозможно было не обратить внимания. Ростом шесть футов, поджарый, весом фунтов сто девяносто. На нем была свежевыстиранная рубашка синего цвета с двумя рядами пуговиц, оружейный пояс и испанские сапоги с большими калифорнийскими шпорами. Он все еще носил тот самый револьвер с перламутровой рукояткой, который снял с убитого им человека, и был красив, как никогда.

Он был моим другом и в каком-то смысле братом.

Когда я подъехал, Тэп пристально посмотрел на меня, но его глаза оставались холодными и оценивающими. Я и раньше замечал этот взгляд — так он смотрел на возможных соперников. И вдруг он узнал.

— Дэнни! Дэн, дружище! — Он прошел мимо людей, собравшихся послушать рассказы о западных землях, и протянул руку. — Будь я проклят! Да ты ведь уже взрослый!

Спрыгнув с коня, я протянул ему руку, помня, как гордился Тэп своей силой. Не уступая ему, я ответил таким же сильным пожатием, но потом потихоньку ослабил кисть, потому что Тэп самолюбивый, а мне нечего ему доказывать — ведь он мой брат.

Я с удивлением заметил, что мы стали одного роста: он всегда казался мне очень высоким. Похоже, его это тоже удивило. Почти непроизвольно он кинул взгляд на мой пояс, однако я не носил револьвер. Винтовка лежала в седельном чехле, и со мной был только нож.

— Дэнни, мы едем на Запад! — Обнимая за плечи, он подошел к отцу, который стоял с Ароном Старком и Тимом Фоули. — Я разведал ту землю. Там полно пастбищ, их даже больше, чем нам нужно!

Отец с интересом посмотрел на нас: сначала на одного, потом на другого, а в тени веранды я заметил, что за нами с интересом наблюдает Зебони Ламберт. Его длинные, до плеч каштановые волосы, как всегда, аккуратно расчесаны, зеленые глаза спокойно смотрели из-под ровных полей мексиканской шляпы.

Зебони Ламберт был моим другом, однако, кроме меня, друзей у него почти не было, потому что Ламберт — одинокий, замкнутый и неразговорчивый человек. Он был среднего роста, но казался меньше из-за необычайно широких плеч, которые подчеркивала короткая испанская куртка и расклешенные кожаные брюки.

Тэп с Ламбертом не знали друг друга, и это меня немного обеспокоило, поскольку оба были людьми с характером, а Тэп к тому же отличался некоторым высокомерием.

— Так это правда? — спросил я отца. — Все решено?

— Да… Мы переезжаем на Запад, Дэн.

Тим Фоули, наш сосед, державший несколько коров и изредка помогавший нам, сказал:

— Давно пора. Здесь осталось мало свободных пастбищ, зато есть много врагов.

Это был крепко сбитый, коренастый человек с открытым, чистым лицом.

— Далеко отсюда?

— Миль шестьсот, может, меньше. Надо будет миновать Техас, добраться до Нью-Мексико. Если остановимся там, то меньше шестисот миль.

Отец взглянул на меня. Он все больше и больше полагался на мои решения. Однако хозяином был он — мы оба это понимали, — тем не менее он рассчитывал на меня и постепенно перекладывал дела на мои плечи.

— Сколько у нас скота, Дэн? Сколько голов мы можем собрать? — спросил отец, а я поймал удивленный взгляд Тэпа: он до сих пор видел во мне только ребенка.

— По меньшей мере тысячи полторы, может быть, чуть больше. Около трехсот голов ходит с клеймом Тима и почти столько же у Арона. Когда соберем всех коров, думаю, получится тысячи три.

— Это большое стадо, а у нас мало людей, — задумчиво произнес отец.

— А еще три фургона и табун, — добавил я.

— Фургоны? — возразил Тэп. — Я не рассчитывал на фургоны.

— У нас семьи, — сказал Тим, — нам надо захватить с собой вещи и инструменты.

Началось обсуждение. Все стали спорить, что надо брать, а что не надо, какие трудности нас ожидают, сколько людей не хватает, а я прислонился к жердям корраля и вполуха слушал. Любое дело начинается с разговоров, часто долгих и бесполезных, но я знал, что, когда все выговорятся, решать буду я и сделаю так, как найду нужным.

Давным-давно, когда только начались разговоры о переселении на Запад, я все продумал и составил собственный план. Ламберт, человек предусмотрительный, тоже внес несколько дельных предложений.

Мы едва ли наберем с дюжину людей, а это слишком мало для такого дела. Когда стадо привыкнет к перегону, с ним вполне управятся четверо или пятеро, но до этого времени надо еще дожить. Большая часть стада выросла здесь, на реке Каухаус. Старые, привыкшие к здешним пастбищам коровы никогда не подвергались перегонам. Надо основательно подготовиться ко всем трудностям пути. Мы хорошо знаем друг друга, но невозможно предположить, кто как поведет себя, когда мы покинем обжитые районы и нас будут преследовать команчи.

Дело было очень рискованным. Мы ставили на карту все, что имели.

Мы могли бы попробовать отстоять свои пастбища и выжить здесь, но отцу это было не по душе, хотя смелости у него хватит на двоих, и он в свое время повоевал и с мексиканцами, и с индейцами. Он вырос в местах, где хорошо знали, что такое междоусобицы. Это Тэп предложил перебраться на Запад, и отцу эта идея понравилась.

Ну, а кто я? Зовут меня Дэн Киллоу, родился я в хижине поселенца на реке Каухаус под грохот выстрелов, когда отец с дядей Фредом отбивали нападение индейцев. Я сделал первый вдох в комнате, наполненной пороховым дымом, и после того, как умерла мама, меня выкормила мексиканка, отец которой погиб в битве с техасцами при Аламо.

Когда мне исполнилось шесть лет, отец поехал в Форт-Уорт, где встретил мать Тэпа. Он женился на ней и привез вместе с Тэпом к нам на Запад.

Она была очень красивой, как я сейчас вспоминаю, всегда хорошо относилась ко мне и Тэпу, но жизнь на границе едва освоенных территорий была не для нее, и она сбежала с каким-то бродягой.

Тэп никогда не отлынивал от работы, делая то, что ему положено, и даже больше, поэтому быстро освоился с жизнью колониста, словно родился на Западе, и мы поладили. Ему было всего лет тринадцать, но работал он, как взрослый мужчина, и гордился этим. Я был младше и, естественно, во всем подчинялся ему, а когда мы вместе недолго ходили в школу. он защищал меня от старших ребят, которым нравилось бить маленьких.

Тэп в первый раз уехал из дома, когда ему исполнилось семнадцать, а мне было чуть больше десяти. Он отсутствовал год с лишним, работая ковбоем на каком-то ранчо.

Тэп приехал домой с револьвером на поясе, а позже поползли слухи, что он убил человека около озера Кэндо.

Вернувшись, он работал как проклятый, однако вскоре приобрел репутацию человека, которого лучше не трогать. Отец с ним много не разговаривал, хотя иногда делал замечания или давал совет, и Тэп его слушал или делал вид, что слушает. Но он все чаще уезжал из дома, а возвращаясь, становился все сильнее, жестче и самоувереннее.

Последний раз мы видели Тэпа» три года назад. На сей раз он появился вовремя.

Над Каухаусом сгустились тучи: наши новые соседи напирали со всех сторон, земли становилось все меньше. Близилось время трогаться в путь на Запад, на новые пастбища.

Каухаус мы покинем без сожаления. Когда отец переселился сюда, здесь невозможно было выжить в одиночку, поэтому люди искали друг у друга поддержки и защиты. Но время шло. Некоторые соседи умерли, некоторых убили, другие же переселились дальше на Запад или продали свои земли. На их место приходили новые люди, и сейчас над нашей округой нависла опасность междоусобной войны за пастбища.

Многие из новых колонистов не имели даже скота и время от времени угоняли наших коров. Отец никогда не стал бы возражать, если бы соседским детишкам грозил голод. Но все чаще новые переселенцы угоняли скот и продавали его. Напряжение росло.

Несколько раз я останавливал людей, перегонявших скот с нашим клеймом, и отбирал у них коров, и в меня уже стреляли два раза.

Первые поселенцы, которые работали до седьмого пота и дрались за свои дома, ушли, а вновь пришедшие, кажется, думали, что имеют право пользоваться плодами чужого труда и жить за счет других. Все шло к войне. Мы хотели одного: чтобы наша земля оставалась нашей, с четко очерченными границами, но теперь это стало невозможным.

Все чаще поговаривали о том, что пора перебираться на Запад, а Тэп приехал как раз оттуда.

— Путешествие будет трудным, — говорил Тэп, — и если переезжать, то только сейчас, когда в пути у нас не будет трудностей ни с водой, ни с кормом для скота.

— А там, куда мы собираемся? — спросил Фоули.

— Там будет лучшая трава в мире и вода тоже. Мы можем остановиться на реке Пекос в Нью-Мексико или двинуться дальше до Колорадо.

— А что бы ты предложил? — Фоули был хитрым мужиком, поэтому, расспрашивая Тэпа, он внимательно наблюдал за ним.

— Пекос. В районе Боске-Редондо.

Подошла Карен Фоули и встала рядом со мной. Она не сводила глаз с Тэпа.

— Чудесный человек. Я так рада, что он будет с нами.

Впервые в жизни я испытал ревность, но устыдился, потому что сам любил Тэпа Генри и восхищался им и понимал, что именно она имеет в виду.

Тэп изменился. Он одевался лучше, чем мы могли себе позволить, у него был великолепный конь под очень красивым, ручной работы седлом. Больше того, Тэп теперь держался с каким-то не присущим ему прежде достоинством.

Мы с Карен несколько раз гуляли, разговаривали и даже иногда вместе выезжали на пастбища. Между нами ничего не было и не могло быть, но я считал, что она самая красивая Девушка в наших краях, к тому же чувствовала себя на техасских равнинах как дома.

Карен явно понравился Тэп Генри, а единственное, что я мог сказать о нем точно — Тэп всегда интересовался женщинами. Он знал, как вести себя с ними, и женщины интуитивно это чувствовали.

Отец обернулся.

— Поди сюда, Дэн. Надо посоветоваться.

Когда я подошел, Тэп рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

— Что случилось, Киллоу? Ты советуешься с детьми?

— Дэн знает о коровах больше, чем кто-либо другой, — спокойно ответил отец, — к тому же ему уже приходилось перегонять скот.

— Правда? — удивился Тэп.

— Да. В прошлом году перегонял стадо через Бакстер-Спрингс в Иллинойс, и там его продал.

— Через Бакстер-Спрингс? — хмыкнул Тэп. — Небось потерял полстада. Я знаю ребят, орудующих около Бакстер-Спрингс.

— Они не тронули стада, — сказал Фоули, — и не завернули его. Он прошел через Бакстер-Спрингс и продал коров за хорошие деньги.

— Отлично! — Тэп сжал мне плечо. — Мы с тобой сработаемся, мой мальчик. Господи, как хорошо дома!

Он поглядел в сторону корраля, где стояла Карен, и вдруг сказал:

— Ну, вы знаете, что надо делать. Когда будете готовы, я вас поведу.

Он подошел к девушке. Тим Фоули покосился в их сторону, но промолчал. Однако я хорошо знал Тима и понял, что он чем-то недоволен.

Фоули повернулся и вошел в дом, остальные тоже начали расходиться, оставив нас с отцом вдвоем.

— Ну вот, — сказал отец, — Тэп вернулся. Что ты о нем думаешь?

— Нам повезло, что он с нами. Тэп знает, где есть вода, он хороший ковбой. Поверь, отец, нам дорог каждый человек.

— Да, это верно. — Он, казалось, хотел сказать что-то еще, но передумал.

Мой отец осмотрительный человек и не станет говорить лишнего, но я знал, что, если у него что-то на уме, он обязательно поделится со мной. Что-то его беспокоило. Через минуту-другую он почему-то спросил:

— Ты помнишь Элси?

Элси Генри — мать Тэпа, и я ее хорошо помнил. Она была мне единственной матерью, но сейчас казалась не родным человеком, а просто знакомой, которая приехала погостить и уехала.

— Да, помню.

— Она не была приспособлена к такой жизни. Не стоило ей переезжать на Запад.

— Я часто удивляюсь, зачем она приехала. Красивая женщина, любила хорошо одеваться и хорошо жить. По-моему, она могла бы найти счастье на Востоке.

— Характер одинаково присущ лошадям, собакам и людям. Или женщинам, если уж о них зашла речь.

Он больше ничего не сказал и ушел, а я отвел коня в корраль, расседлал его и повесил упряжь. И все время думал над словами отца, пытаясь понять, что за ними скрывается. Однако все мысли вскоре вытеснила подготовка к предстоящему путешествию.

Наступила весна. Жаркая и сухая. Зимой прошли обильные дожди, по дороге к переправе Хорсхед должна быть вода.

Присев на корточки рядом с корралем, я прикинул маршрут. Карен с Тэпом куда-то ушли, но я думал не о них, а о лошадях. Нам понадобится ремуда note 1 голов в пятьдесят-шестьдесят, а если сложить всех имеющихся, включая лошадей Тима Фоули и Арона Старка, нам не хватало около двадцати голов.

Надо отремонтировать два фургона и починить упряжь. Потребуется много свинца для пуль, для начала надо отлить столько, чтобы хватило на случай столкновения с индейцами команчи. И нам понадобятся дополнительные бочонки для воды.

Подошел Зебони Ламберт и присел рядом со мной. Он курил самокрутку — привычка, которую некоторые техасцы начали перенимать у мексиканцев. Большинство, однако, предпочитало сигареты.

— Так вот он какой, Тэп Генри.

Он произнес это странным ровным тоном, и я покосился на него. Обычно, когда Зеб так говорит, ему что-то не нравится, а мне очень хотелось, чтобы они подружились.

— Мы вместе выросли, Зеб. Он мой брат, приемный брат, не знаю, как правильно.

— Слыхал.

— Когда его мать сбежала, отец обращался с ним, как с родным сыном.

Зеб посмотрел на другой конец двора, где, разговаривая с Карен, смеялся Тэп.

— Он после этого видел мать?

— Нет. По-моему, нет.

— Он выставляет свой револьвер напоказ, так ведь?

— Это точно… и он умеет им пользоваться.

Зеб докурил сигарету и втоптал окурок в пыль.

— Если тебе нужна помощь, — сказал он, — можешь на меня рассчитывать. Вам понадобится много лошадей.

— Ты видел диких?

— На реке Леон. Хочешь поохотиться?

Зеб был лучшим охотником на лошадей в наших краях. Но нас подгоняло время. Если мы не хотим в дороге испытывать трудности с водой, надо отправляться не мешкая. А вообще-то нам следовало бы сделать это еще две недели назад.

Зебони Ламберт никогда ни на кого не работал, хотя был первоклассным ковбоем. Иногда в трудные времена он помогал нам, но платы не брал. Это казалось странным, но в Техасе не задают лишних вопросов. Человек поступает так, как находит нужным.

— Может быть, стоит обменяться с Томом Сэнди. В оврагах полно бычков, слишком молодых для перегона.

— Если вы его позовете, он к вам присоединится.

— Сэнди? — не поверил я. — У него отличное ранчо. С какой стати ему переезжать?

— Из-за Розы.

Ну, это меняет дело. Хотя мужчина, который оставит такой дом ради Розы, оставит и любой другой дом и в конце концов окажется ни с чем. Роза очень красивая женщина и хорошая хозяйка, но только не пропускает ни одного мужчины. В нее влюбляются многие, и она это понимает.

— Из-за нее кого-нибудь убьют.

— Из-за нее убьют Тома.

Зеб встал.

— Я заеду перед рассветом. Помогу тебе с молодняком. — Он помолчал. — И возьму собак.

Зебони Ламберт работал с коровами в Биг-Тикет, у него была свора лучших в округе пастушьих собак, а в густых кустарниках одна собака стоит трех ковбоев.

Он подошел к коню и вскочил в седло. Мне всегда нравилось смотреть, как он это делает — ловко, красиво, без усилия. Мы с Зебом часто работали вместе, и я не знал другого человека с такой координацией движений.

Он повел коня, огибая корраль, чтобы не встречаться с Тэпом Генри. Тэп понял, что Зебони нарочно избегает его. Его пристальный взгляд мне не понравился.

Из дома донесся запах еды: миссис Фоули готовила ужин.

Когда я подошел к дому, Тэп и Карен оживленно разговаривали. Он тихим голосом что-то настойчиво доказывал, а она смеялась и качала головой, но было заметно, что Карен увлечена Тэпом, и это меня задело. В конце концов, Карен — моя девушка, во всяком случае, все считали именно так.

Тэп посмотрел на меня.

— Знаешь, Карен, не могу поверить, что Дэнни уже взрослый. Он всегда ходил за мной, как теленок за матерью.

Она засмеялась, а я почувствовал, что краснею.

— Я не всегда ходил за тобой следом, Тэп, — ответил я. — Например, в тот раз на реке Бразос.

Он вздрогнул, словно получил пощечину, но прежде чем собрался ответить, Карен положила ему ладонь на плечо.

— Хватит вам ссориться. Вы же друзья… даже братья.

— Ты права, Карен, — ответил я и направился к дому.

Когда я вошел, миссис Фоули бросила взгляд на меня, а потом на Тэпа с Карен, стоявших у крыльца.

— У тебя красивый брат, — произнесла она, и тон ее сказал больше, чем любые слова.

В течение следующих трех дней мы работали от восхода до заката. Тэп Генри, Зеб Ламберт и Арон Старк прочесывали овраги в поисках молодняка, отец поехал договариваться с Томом Сэнди насчет обмена телят на лошадей, а Тим Фоули со своими ребятишками ремонтировал фургоны.

В дорогу нам требовалось много припасов. Мы вялили мясо и мололи муку, и это занимало много времени.

Никто из нас не носил одежду, купленную в магазине, мы все делали своими руками, например, шили из домотканого полотна или кожи куртки и брюки с бахромой, чтобы одежда скорее высыхала после дождя. Люди с Востока думают, что бахрома нужна только для красоты, но это не так.

Из Сан-Антонио, продав скот, вернулись Джим Пур, Бен Коул и Айра Тилтон, и работа пошла веселее.

Как только выдавался случай, я расспрашивал Тэпа о дороге на Запад. Тот единственный перегон через Канзас и Миссури в Иллинойс многому меня научил, но места, куда мы собрались переезжать, были намного суровее тех, по которым путешествовал я.

В рощицах вдоль реки Каухаус воздух был влажным и тяжелым. Речушка петляла меж высоких берегов, под которыми обычно прятался в кустах скот. Работать там было трудно, а накидывать лассо почти невозможно: мешали деревья и кустарники.

Большой пятнистый бык бросился бежать между деревьями, как олень, я на своем сером жеребце припустил за ним. Едва успев пригнуться, чтобы толстый свисающий сук не снес мне череп, я все-таки не сумел увернуться от ветки, и она больно хлестнула по лицу. Бык исчез в густых зарослях высокого кустарника, серый устремился за ним. Я скакал, чувствуя, как острые шипы и ветки рвут одежду.

Наконец бык вырвался на открытое место, и я раскрутил и накинул лассо.

Петля обхватила рога, серый мгновенно встал, уперевшись всеми четырьмя копытами, и бык, тяжело упав, покатился по земле, но тут же вскочил и приготовился к драке. Высокий и массивный, тонны на полторы, он был взбешен.

Бык наклонил голову и бросился на меня, но серый развернулся, и мы опять опрокинули драчуна на землю.

Оглушенный падением, бык встал и начал озираться, готовый схватиться с любым противником, но я уже пришпорил коня, мы помчались через кусты, лассо натянулось, и ему ничего не оставалось, как последовать за нами.

Выехав на открытое место, я снял петлю и отогнал быка в стадо.

Жара, пыль, пот, скачущие лошади, рвущиеся в драку быки… Мы вытаскивали их одного за другим из кустарника и сгоняли в гурт. За исключением нескольких старых, сварливых коров, все они не особенно упрямились, как только оказывались среди своих.

Мой знакомец, старый пятнистый драчун, попытался было снова удрать в овраги на берегу Каухауса, но мы с серым с помощью лассо уговорили-таки его остаться в стаде.

Все мы поднимались до рассвета, только начинало бледнеть, а мы уже направлялись к оврагам, меняя по три-четыре лошади в день, благо, для лошадей находилась замена.

Два дня мы работали как проклятые, но дел оставалось еще очень много. Мы с отцом занимали одну часть дома, а Тим Фоули с семьей — другую, но теперь к нам присоединился Старк, и мы отдали кровати его жене и детям, а сами ночевали снаружи вместе с ковбоями.

На третье утро я встал, надел шляпу — ковбой всегда первым делом надевает шляпу, потом сапоги и кожаные штаны.

Женщины уже встали, было слышно, как они на кухне звенят тарелками. Тэп вылез из-под одеял и пошел к колодцу, где достал ведро воды и умылся. За ним последовал я. Как всегда на рассвете, он выглядел злым и раздраженным. А я наоборот утром чувствую себя лучше всего.

Мы прошли в дом, и миссис Фоули с Карен подали нам завтрак — приличный кусок говядины и большую тарелку бобов с жареным луком. Как всегда, при мне была уздечка, я засунул мундштук под мышку, чтобы согреть холодный металл, прежде чем взнуздать коня. Мне не хотелось, чтобы мой мустанг с утра был в плохом настроении.

Правда, на его настроение я особенно не рассчитывал, но…

Мы молча ели, сидя на ступеньках крыльца. Из кухни вышла Карен с большим кофейником и налила нам кофе, задержавшись на секунду рядом с Тэпом.

После завтрака ко мне поближе перебрался Зеб и стал сворачивать самокрутку.

— Ты ездил к реке Леон?

— Нет.

— Надо бы нам с тобой туда прогуляться. Как ты на это смотришь?

— Здесь полно работы, — сказал я, — не понимаю…

— Зато я понимаю, — оборвал меня Тэп. — Я знаю, о чем он говорит.

Зеб легонько дотронулся языком до сигаретной бумаги.

— Ты думаешь, — спросил он меня, — они так просто позволят вам перегнать скот?

— Это наш скот.

— Конечно, в этих краях почти весь скот — ваш. Эти другие… переселенцы… у них нет ничего, они живут за ваш счет. А теперь прослышав, что вы хотите перегнать все стадо, они собирают коров по оврагам.

— Ну и что?

— Дэн, что на тебя нашло? — раздраженно спросил Тэп. — Они украдут половину стада и попытаются силой отнять другую. Сколько у нас человек?

— Сейчас? Человек девять или десять.

— А знаешь, сколько их? Должно быть, не меньше тридцати.

— Скорее сорок, — сказал Зеб. — На берегах реки Леон много следов. Переселенцы сгоняют коров быстрее вас и перегоняют к северу на пустые земли.

— Пожалуй, надо за ними съездить.

Тэп встал.

— Да уж надо, — сухо отрезал он. — И если у тебя есть револьвер, лучше взять его с собой.

Все правильно. Эти переселенцы, которые сгрудились вокруг наших пастбищ, не привезли с собой ничего, кроме полудохлых кляч и разбитых фургонов. Только у двоих или троих было по молочной корове… а теперь они стали жиреть на наших мясных коровах, питаясь ими, — против чего отец никогда не возражал, — но они воруют скот для продажи. И ни один из этих нищих пришельцев с Востока и Юга не попробовал честно работать.

— Не говори отцу, — сказал я. — Он плохой стрелок.

Тэп бросил на меня взгляд, как бы говоря: «Ну, а ты, конечно, отличный?», но я не обратил внимания.

Тим Фоули увидел, что мы что-то замышляем, и подошел. От него невозможно ничего скрыть. Он не совался в чужие дела, но знал все, что происходит вокруг.

— Ребята, будьте поосторожней, — предупредил он.

Мы двинулись в путь, когда небо уже начало розоветь. Перед отъездом я велел Бену Коулу держать стадо поближе к строениям. Оставшиеся догадались о том, что мы задумали, но никто не сказал ни слова, увидев, как мы направились к западу, а потом повернули на север.

— Ты знаешь, кто этим занимается? — спросил я у Зеба.

— Банда Холтов — Мак, Билли, Уэбб и все остальные, кто ездит с ними.

Крутые ребята, и подлые. Грязные, вечно небритые, и все, как один, воры и убийцы. Два раза я их видел на наших землях.

— Уэбб — левша, — сказал я.

Тэп оглянулся.

— Вот это ценная информация.

— Носит револьвер на правой стороне рукояткой вперед, но стреляет одинаково хорошо и левой и правой.

Мы натолкнулись на их следы в сухом русле неподалеку от реки Леон. Они гнали голов двадцать, их было двое. Идти по следу было сущим пустяком, потому что бандиты даже не пытались прятаться. Может быть, они провоцировали нас на драку.

Мы поднимались на каждый склон и внимательно осматривались, прежде чем спуститься с холма или любого возвышения, стараясь, насколько это было возможно, держаться низин.

Если мы уведем отсюда наш скот, все это отродье умрет с голода, или же им придется искать себе новые кормушки.

Мы жили на границе освоенных территорий. Дальше к западу лежала пустая земля. Правда, Зеб рассказывал, что видел скот в Колорадо, но это были отбившиеся от стада, случайно уцелевшие, одичавшие коровы, люди там не жили.

Солнце взошло, но утренний воздух оставался холодным, низко нависли облака, чувствовалось приближение дождя. Мы очень надеялись на него. В наших краях дождь означал не только воду в колодцах и сухих руслах, но и траву на пастбищах. Через несколько дней наша жизнь будет зависеть и от того, и от другого.

Зеб Ламберт натянул поводья.

— Дэн, — сказал он, — посмотри-ка сюда.

Мы остановились и увидели цепочку следов. С востока к тем всадникам, которых мы преследовали, присоединились еще двое. Трава, примятая копытами их лошадей еще не распрямилась: они проехали несколько минут назад.

Тэп Генри взглянул на следы.

— Может, это и случайность.

— Что ты хочешь сказать? — спросил я.

— А может, кто-то проведал, что мы едем.

Зебони начал скручивать свою любимую самокрутку.

— Кто бы это мог сделать? — спросил я. — Наши исключаются.

— Поживешь с мое, — коротко сказал Тэп, — научишься никому не доверять. Преследовали двух всадников и вдруг, откуда ни возьмись, еще двое.

Мы тронулись дальше, на этот раз с большей осторожностью. Никто из наших не стал бы предупреждать этих паршивых скотокрадов. Тем не менее их стало четверо, а нас трое. Не такой уж большой перевес, но сам факт настораживал. Если им известно, что мы едем за своими коровами, к преследуемым может присоединиться еще подмога.

Тэп неожиданно обернулся и увидел, что Зеб свернул в сторону.

— Что это на него нашло? — требовательно спросил он.

— Зеб ищет следы. Он может найти следы любого зверя на голых скалах при лунном свете.

— А он выдюжит в драке?

— Выдюжит. Он боец. Таких ты еще не видел.

Тэп поглядел вслед Зебу, но промолчал. Тэп сидел в седле прямо, с гордо поднятой головой, готовый к любым неожиданностям. А уж он-то встречался с ними часто.

Вдруг мы почувствовали запах дыма и почти в тот же момент увидели свой скот. В стаде было голов триста. Рядом с костром сидели четверо, но только один из них встал, когда мы подъехали.

— Осторожно, Тэп, — тихо произнес я, — их больше, чем четверо.

Низина, в которой находилось стадо, была длинной, примерно с четверть мили, по берегам протекавшего по ней ручья росли ивы и тополя, то здесь, то там были разбросаны заросли меските. Ивы почти полностью скрывали ручей. Что еще они могли Прятать от нас?

Табун сменных лошадей пасся поблизости. Я внимательно рассмотрел их.

— Тэп, — сказал я, — на пяти лошадях пот.

Напротив нас сидели Уэбб Холт, Бад Колдуэлл и высокий худой человек по имени Татл. У четвертого была грива нечесаных, белокурых, спадающих на плечи волос и тяжелый подбородок, контрастирующий с мягкими чертами лица. У него был недовольный, злобный вид.

— На этих коровах наше клеймо, — спокойно сказал я. — Мы их заберем обратно.

— Да неужели? — с грубым вызовом спросил Холт.

— И предупреждаем: больше мяса вы не получите.

— А кто вы такие? — сказал Холт. — У вас есть право на этот скот? Когда вы сюда пришли, у него не было хозяев.

— Хозяев не было. И скота тоже не было. Его пригнал мой отец. С тех пор мы пасем его, ухаживаем за ним и лечим. А вы заявились сюда с пустыми руками и даже не пытаетесь заняться делом. Мы не хотим, чтобы люди голодали, особенно дети, поэтому и разрешили вам убивать наших коров. Но теперь вы их просто крадете.

— Ты все сказал? — Холт встал и заложил большие пальцы за пояс. — А сейчас я тебе кое-что скажу. Вы можете уехать, но вы не уведете отсюда ни одной коровы.

— Если вы рассчитываете на человека в засаде, — сказал я, — то лучше позабудьте про него. Он вам не поможет.

Холт моргнул, а Бад Колдуэлл облизал губы. Длинноволосый блондин не двигался, не отрывая взгляда от Тэпа Генри, будто пытался вспомнить, где он его встречал.

— Не знаю, на что вы надеетесь, — сказал я, — но на вашем месте я бы оседлал коней и убрался отсюда.

— С какой стати, — спросил Холт, к которому возвращалась прежняя уверенность. — Коровы у нас, преимущество в людях — тоже.

— А нам наплевать на ваше преимущество, — сказал Тэп.

Холт перевел на него взгляд.

— Я тебя вижу в первый раз.

Тэп мотнул головой в мою сторону.

— Я сводный брат Дэна, и часть стада вроде как моя.

— Я его знаю, — вдруг сказал блондин. — Это Тэп Генри. Я его видел в Ньюсесе.

— Ну и что?

— Он ганфайтер, Уэбб.

Теперь все внимание Уэбба Холта сосредоточилось на Тэпе. Бад Колдуэлл отступил в сторону, чтобы обойти нас с фланга. Моя многозарядная винтовка «паттерсон» лежала поперек седла, рука сжимала затвор, а дуло было нацелено на Бада. Он занервничал.

Тэп не отрывал глаз от Холта. Мы знали, что в кустах сидит еще один человек, и надеялись, что о нем позаботится Зеб. Может, зря надеялись, нас было двое против четверых, и некогда было думать о пятом.