Глава восьмая

Ночь, и дальнее зарево в небе… откуда, интересно? Над головой сияли звезды, где-то, не очень далеко, лаяла собака. И больше никаких звуков, только поскрипывало седло и цокали копыта лошади. Воздух был прохладный и, кажется, донесся запах реки.

Клив Ван Вален знал, что он трижды дурак. С чего вдруг он кинулся за этой девушкой, которая, может, вовсе и не появится здесь? Разве он не слышал, как она сказала, что не поедет в Калифорнию? Правда, когда законник упомянул про золото, она заинтересовалась… и он тоже.

Клив внимательно взглянул на себя, как бы со стороны, и то, что он увидел, ему вовсе не понравилось — зрелый мужчина, который провел четырнадцать, а то и пятнадцать лет своей жизни за карточным столом, кинулся вдруг искать девушку просто потому, что она получила в наследство золотоносный участок. И зачем? Затем, что надеялся жениться на ней и завладеть этим участком и тем, что он дает.

В его прошлом немного было такого, чем стоит гордиться, но и ничего такого, чего надо стыдиться; но если он действительно сделает то, что собрался… довольно постыдное дело он задумал. Если, впрочем, это дело вообще выгорит… вот тут-то и появляется сомнительная карта в его колоде — ведь Лилит не проявила к нему ни малейшего интереса.

Она посмотрела на него, увидела, в какой он компании, и с той самой минуты перестала замечать. Вот это его и грызло больше всего.

От этой мысли ему стало стыдно, а потом накатило раздражение. Да что он, мальчишка зеленый, что ее невнимание так его задело за живое? Женщины его любили, женщины его ненавидели, некая девица пыталась даже убить его — но ни одна не оставалась к нему безразличной.

Так что же так тревожит его? Неужели опасение, что это золото может проплыть мимо носа?

Из-за нее он уже потерял сотню долларов, из-за одной-единственной юбки… и он собирался вернуть свое. Так он сказал себе — и безбожно соврал. Он хотел попробовать жениться на Лилит Прескотт не из-за этой сотни и не потому, что полюбил ее — нет, ему даже не нравились женщины такого типа — а просто потому, что во всем прочем он потерпел неудачу, и ему не осталось ничего другого, кроме как подыскать себе теплое местечко раньше, чем он станет слишком стар для этого. А когда человек вынужден принять такое решение, не очень-то это приятный момент…

Но как, Господи Боже, найти ему одну девушку на атом бескрайнем Западе? Даже если это такая девушка, как Лилит Прескотт?

А найти ее необходимо. В кармане у него лежат три двадцатидолларовые золотые монеты, лошадь, на которой он едет, его собственная. В кобуре на поясе у него револьвер, сзади за седлом, в скатанном одеяле немного одежды — и это все. У него нет винтовки, нет никакого опыта жизни на границе цивилизации и, в конечном счете, никаких оснований, чтобы ехать на Запад.

Он внезапно, повинуясь минутной прихоти, связал свое будущее с этой девушкой и ее наследством; а что еще оставалось ему делать?

Он даже не знал наверняка, что она поедет этой дорогой — знал только, что она бросила работу и растворилась в воздухе. Но, если принять во внимание это неожиданное наследство, то такое предположение вполне правдоподобно. Вокруг Индепенденса и по соседству с этим городом собирались люди, которые отправлялись на запад в фургонах и верхом. Здесь они собирались, сбивали караваны фургонов, приводили в порядок снаряжение и готовились к предстоящему долгому путешествию.

Неожиданно для себя Ван Вален выехал на вершину пригорка и в изумлении натянул поводья. Перед ним до самой реки протянулась широкая равнина, и посреди этой равнины лежал городок, сияющий огнями, хотя уже давно перевалило за полночь. Но удивил его не сам город, не то, что он был освещен в такое позднее время — удивили его лагерные костры вокруг.

Вокруг на невысоких холмах разместились стоянки и казалось, будто под каждой звездой на небе горит свой костер на земле. Куда ни глянь, ночь расцвечивалась огнями, поблескивающими и приветливыми.

С самого детства слышал он рассказы о людях, отправившихся на запад, разговоры о тех, кто собирался туда, но никогда, даже в самых безудержных фантазиях, не мог он вообразить такого всеобщего исхода. Должно быть, они здесь собирались не одну неделю. Несомненно, самые рисковые уже двинулись через прерию, раскинувшуюся на западе, но совсем недавно, самое большее — несколько дней назад.

Часом позже он подъехал к кузнице Боба Уэстона. В городке имелись и другие кузнецы, но эта была самая большая, самая бойкая, и она служила центром притяжения для путников, собирающихся на запад, местом, где назначались встречи, где сбивались караваны фургонов. Здесь всегда толпились люди. И здесь он решил начать свои поиски…

Дюжина наковален звенела под ударами молотов, светились раскаленные поковки, красные отблески огня ложились на черные от сажи лица и тела кузнецов. Здесь работали одновременно два десятка людей — ковали подковы, приколачивали их к копытам лошадей, изготовляли железные части для фургонов. И все это — среди ночи!

Мимо проехал очередной фургон. Женщина на сиденье держала на руках плачущего ребенка, рядом с фургоном шел мужчина с палкой в руках и погонял волов. Пусть на волах — но они все же ехали на запад.

Неожиданно чья-то рука легла на его стремя.

— Неужели это вы? Вы едете на запад?

Это был Гейб Френч.

— Да вот подумываю. А вы?

— Выезжаю завтра с компанией Роджера Моргана, у меня четыре фургона. Если решитесь ехать, найдите меня, прежде чем обращаться к кому-нибудь другому. Мне пригодятся лишние руки.

— Я огляжусь сперва.

Гейб Френч поднял руку и заторопился прочь своей странной, косолапой походкой. Клив посмотрел ему вслед.

— Да, паренек, — сказал он, обращаясь к своему коню, — этот человек справится. Пока мы с тобой будем привыкать, он уже завладеет половиной Калифорнии.

Под фонарем на другой стороне улицы какой-то человек раскидывал карты — играл с желающими в три листика. Клив присмотрелся — это был Канада-Билл.

Клив поехал дальше вдоль улицы. Он видел, как загружают фургоны и отгоняют подальше в прерию. Куда ни глянь, повсюду кипела работа — и повсюду шли разговоры. Никогда в жизни не слышал он, чтобы столько людей одновременно разговаривали об одном и том же, одними и теми же словами. Все в один голос вели разговоры о тропе, о том, какие фургоны лучше, о волах, о лошадях, о мулах. Рассуждали об индейцах, о фортах, которые ставят на тропе военные. Повсюду царило возбуждение, чтоб не сказать — экстаз… эти люди были вовлечены в грандиозное приключение, небывалое переселение под магическим сиянием слова «Запад». Это слово звучало, как «Сезам, откройся!» — и открывало фантастическое будущее.

Он повернул коня и поехал обратно. Он смертельно устал, надо было найти ночлег — а чуть дальше по улице находилась гостиница полковника Ноланда.

И тут, приближаясь опять к шуму и звону кузницы Уэстона, он увидел ее…

Она о чем-то беседовала с высоким, крепко сложенным человеком, который изучал кнуты, выложенные на продажу на столике прямо перед входом в кузницу.

Клив остановил коня в тени соседнего строения и прислушался. Человек говорил:

— Я полагаю, фургон у вас есть?

— Могу купить, — отвечала Лилит.

— А упряжка?

— Я достану все, что нужно.

— Вы замужем?

— Нет, мистер Морган.

— Путешествуете в одиночку?

— Да.

— Ну-у, в таком случае — нет. Только не в моем караване. Незамужняя женщина, путешествующая в одиночку, — да в мужчин сам дьявол вселится. Всех достанет… а вы мне поверьте — в этих караванах люди и без того совсем дикие.

— Я буду держаться в стороне, мистер Морган, а о себе я умею позаботиться. В конце концов, — сухо добавила она, — любую проблему, которая может возникнуть, мне уже приходилось решать раньше.

— Не сомневаюсь. Но… такая женщина, как вы? В один прекрасный день вы обнаружите, что… э-э… попали в беду, и вам придется затратить черт знает сколько сил, чтобы выяснить кто виноват.

У Лилит побелело лицо. Она схватила один из кнутов и, резко отступив на шаг назад, умело щелкнула им.

— А, ну, — сказала она ледяным током, — повторите ваши слова еще раз, мистер Морган, и вы получите такую порку, какую давно заслужили!

Морган засмеялся, но в глазах у него появилось уважение.

— Ну-ну, ладно. Мне нравятся женщины с характером… и я действительно не имел никакого права так разговаривать с вами… Есть у меня мысль, что вам надо сделать, чтобы ехать с нами. — Он забрал кнут у нее из рук. — Этот кнут мне нравится, — сказал он и бросил монету на столик.

А потом снова повернулся к Лилит.

— Есть тут одна женщина по фамилии Клегг — Агги Клегг. Попробуйте с ней договориться, чтобы она присоединилась к вам — или вы к ней. Вас двоих вместе я возьму с удовольствием.

Клив подождал, пока Лилит уйдет, потом последовал за ней на приличном расстоянии. Она шла целеустремленно — видимо, знала, где можно найти эту самую женщину по фамилии Клегг.

В конце улицы она повернула к нескольким фургонам, стоящим на краю прерии. При свете факела какая-то женщина заталкивала в задок фургона тяжелую корзину.

Подойдя чуть поближе, Клив услышал, как она говорит:

— Ну… не знаю. Я надеялась проделать путь вместе с мужем… и чуть не поймала себе мужа на прошлой неделе.

— Мне говорили, что в Калифорнии на одну женщину приходится сорок мужчин. Подумайте, мисс Клегг. Я бы вам охотно заплатила.

— Да не нужны мне деньги, мне мужчина нужен! — Взглянув на Лилит, она добавила: -Да и тебе он тоже потребуется, пока эта дорога кончится.

Клив легко тронул каблуком коня и шагом двинулся вперед. Они услышали и подняли глаза.

— Добрый вечер, леди, здравствуйте. Мисс Прескотт? Клив Ван Вален, к вашим услугам. Я — в вашем распоряжении, если захотите, отсюда и до самой Калифорнии.

— Благодарствуйте, — резко бросила Лилит. — Что бы вы ни предлагали, мы в этом не нуждаемся.

Агата Клегг вытерла руки о передник.

— Говори за себя, милочка. Я ведь уже сказала тебе, пока это путешествие закончится…

Клив перебил ее.

— Боюсь, вы меня неправильно поняли, мисс Прескотт. Я…

— Не волнуйтесь, я все поняла правильно. И когда я вижу перед собой пустозвона без гроша в кармане, я его ни с кем не спутаю.

— Я предлагаю вам честную ежедневную работу за честную ежедневную плату.

— Прощайте, мистер Ван Вален.

Клив повернулся ко второй женщине.

— Очень приятно было познакомиться с вами, мисс Клегг. Я никогда не видел женщины с такими красивыми волосами… естественно, я обеспокоен… для индейца это будет такой почетный трофей, когда он повесит их на гриву своего пони…

Посмотрел на Лили и сказал уже серьезно:

— Надеюсь, вы хорошо понимаете, что делаете, мисс Прескотт. Две красивые женщины, одни в диком краю, — кто защитит вас? Когда нападут индейцы, каждый мужчина станет защищать свою семью — и кто осмелится упрекнуть его за это? — Он приподнял шляпу. — Спокойной ночи, мэм. Или правильнее сказать, доброго утра?

Он повернул коня и поехал прочь между фургонами, а Лилит посмотрела ему вслед, наполовину раздраженная, наполовину смущенная.

— Черт возьми! — сказала Агата. — Никто мне раньше такого не говорил…

— Чего?

— Что у меня волосы красивые… — Она с явным удовольствием провела рукой по волосам, потом сказала Лилит: — Знаете, чую я, что мужчины на вас летят, как бабочки на огонь. Может, и я какого сумею поймать, когда он будет пролетать мимо. — Она протянула руку. — Ладно, мисс Как-Вас-Там, считайте, что у вас есть напарница.

— Меня зовут Лилит Прескотт, — ответила Лилит, — и не думайте, что я не смогу нести свою ношу. Я выросла на ферме в северной части штата Нью-Йорк.

— В жизни бы не подумала! — Агата удивленно глянула на нее. — Странно все же, что такая красивая девушка — и до сих пор не замужем.

— А я не искала себе мужа, — резко ответила Лилит. — Когда мне встретится нормальный мужчина, я за него выйду, но пока что мне не к спеху.

Клив Ван Вален ехал обратно к городу, ничуть не обескураженный неудачей. Он чувствовал, что бросил семя в плодородную почву.

Время от времени он останавливал коня, чтобы послушать разговоры вокруг. И впервые ему пришла в голову беспокойная мысль, что сам-то он не слишком подготовлен к предстоящему путешествию. Ему приходилось править упряжкой, от случая к случаю выполнять физическую работу — но таких случаев было раз-два и обчелся…

Люди вокруг него мелькали самые разные, всех нравов и ремесел, всех национальностей. Здесь были немцы, швейцарцы, поляки, французы, шведы, норвежцы, испанцы. Короче, здесь собрались всевозможные люди — и на всевозможных повозках.

Его остановил высокий человек в цилиндре и с бакенбардами-котлетками.

— Простите, сэр, не найдется ли у вас огонька? Я истратил последнюю спичку.

Клив дал ему прикурить.

— И вы тоже переселенец? — спросил он, хоть и понимал, как глупо звучит его вопрос в этом месте и в это время.

— Я — юрист, сэр. Да, адвокат, и намерен отправиться на Запад. За золотом, сэр, да, за золотом, хоть и не собираюсь выкапывать его из земли. Просто подожду, пока они мне его сами принесут…

— Вы карточный игрок? Или собираетесь открыть салун?

— Ни то, ни другое, сэр. Как я уже имел удовольствие сообщить, я юрист. Повсюду, где есть золото и есть люди, неизбежно возникают споры и тяжбы, а где есть тяжбы, там не обойтись без адвоката. Уж я-то разбогатею, на этот счет у меня никаких сомнений, сэр!

Клив доехал дальше. Может, он и юрист, но, судя по носу, уж слишком много салунов он разглядывал изнутри… Клив доехал до «Дома Ноланда» — и тут ему повезло: нашлась свободная кровать, она еще хранила тепло человека, спавшего здесь до него. Сейчас этот человек, несомненно, готовится отправиться на запад с караваном фургонов. На рассвете должны были выступить четыре каравана.

На следующее утро за завтраком в столовой «Дома Ноланда» он услышал, что караван Моргана ушел. В первым день они вряд ли пройдут больше чем восемь или десять миль — просто для того, чтобы животные в упряжках привыкли друг к другу и втянулись в работу. Из-за этого караван может остановиться совсем рано — так обычно делают, пока еще не привыкли к дороге.

Дважды за это утро у Клив а хотели купить лошадь, но он отказался ее продавать. Позднее, когда он уже насиделся в гостинице, прислушиваясь к разговорам и прикидывая, как бы организовать небольшую игру (что у него не получилось), он вышел на улицу и начал пополнять свое снаряжение. Купил кофейник, запас пеммикана note 27, а старый миссуриец продал ему немного «холодной муки».

Клив никогда не слышал о «холодной муке», но миссуриец только хмыкнул.

— Мексиканцы вовсю ею пользуются. Берешь малость кукурузного зерна, поджариваешь, размалываешь как следует и добавляешь чуток сахара и корицы. На половине бушеля такого харча человек может месяц прожить. Да и вкусно. Просто разбалтываешь в воде и пьешь.

Он купил гуттаперчевое note 28 пончо на случай дождя, пару одеял, подстилку. Добавил еще флягу и сотню зарядов для своего револьвера.

Магазины были забиты людьми, которые делали покупки, обсуждали планы, спрашивали совета у продавцов и у других посетителей — у тех, по крайней мере, кто имел время выслушать.

— Сливочное масло? — услышал Клив чужой разговор. — Ну, с ним никаких проблем. Прокипятите его… прокипятите как следует, пену снимайте, пока оно не станет прозрачное и чистое, как растительное масло, а потом разлейте в жестяные бидоны и запаяйте. Это масло выдержит даже дорогу до Техаса, хоть там я здорово жарко… Овощи? Ну конечно, можно взять и овощи. Только берите сушеные, какими пользуется армия. Они спрессованы и запечены такими коржами, твердыми как камень. Кусок такой штуки размером с женский кулачок даст вам горшок еды на четыре-пять человек, Я снабжал ими армию, когда военные отправились в Юту приглядеть за Бригемом note 29 и его Святыми. Вкусная это штука и сытная — будь здоров…

Он нашел у Ноланда сигары своего сорта и упаковал в дорогу. Это была единственная роскошь, какую он мог себе позволить. Снаряжения и запасов он взял явно недостаточно, но у него было слишком мало денег, а ему хотелось сохранить несколько долларов, чтобы иметь что поставить, если в дороге кто-то затеет игру в карты.

Конь у него, в общем-то, был объезженный, но к такому дальнему пути явно непривычный, придется его обламывать по дороге, дать втянуться… Он сел в седло и двинулся на запад.

Пока что Клив не собирался догонять караван. Он хотел сделать это подальше от населенных мест, чтобы Роджер Морган не смог отправить его назад.

Роджер Морган имел хорошую репутацию. Он славился как отличный караванщик, один из немногих, кто сам сколачивал фургонные караваны — обычно путешественники выбирали старшего — «капитана» — из своего числа, а если он не мог как следует вести караван и командовать людьми, так и смещали. Морган прошел весь путь не один раз, исполняя обязанности и проводника, и руководителя. Он был известен, как человек твердый, не допускающий у себя в караване никаких глупостей и готовый немедленно справиться с любым затруднением.

К западу от Индепенденса и Ливенворта кое-где попадались редкие поселки и фермы — здесь с радостью встречали проезжего. Людей волновали новости из внешнего мира, им хотелось знать, что делается в людных городах, вроде Индепенденса.

Язык у Клива Ван Валена был хорошо подвешен, говорил он вежливо, без развязности, и легко находил благодарных слушателей для своих историй о делах в Сент-Луисе, Цинциннати и в самом Индепенденсе. Он не гнал, проезжая за день иногда всего несколько миль, останавливался по дороге на фермах и ранчо, чтобы поесть домашней пищи, и при каждом удобном случае, не стесняясь, задавал вопросы.

Клив был достаточно опытный игрок, чтобы не понимать своей слабости — он ведь едет в такие места, где придется играть в чужие игры, а этого ни один разумный игрок делать не станет. В последнее время ему не раз приходилось слышать — то за карточным столом, то возле игорных домов, то на речных пароходах — бесконечные разговоры о схватках с индейцами, о жизни на равнинах и в горах, и постепенно он начинал понимать, что ожидает его впереди. Теперь он старался разузнать побольше у пограничных поселенцев. Ему хотелось к моменту встречи с караваном быть подготовленным, чтобы оказаться нужным и Лилит Прескотт, и всему каравану.

К западу от Ливенворта он встретил индейца-чероки, который направлялся к месту встречи с охотничьим отрядом, и какое-то время ехал вместе с ним. Черокез этот, когда-то владевший плантацией и рабами в Джорджии, но вынужденный уехать на запад во время переселения индейцев note 30, много рассказывал ему о кайовах note 31, арапахо и шайенах, которых он встретит дальше на западе. Эти индейцы, в отличие от чероки, чокто, чикасо, криков и семинолов, — индейцы дикие, занимаются набегами, конокрадством и охотой за скальпами.

— При первой возможности они переполошат твой скот, стадо с перепугу понесется как бешеное — это называется «стампида»… — объяснял черокез, — они его угонят, а потом соберут. И любой человек, которого они поймают в стороне от каравана, будет убит — можешь не сомневаться.

Они ехали вместе три дня, а потом расстались у небольшого ручейка, и черокез показал Кливу фургонный тракт, ведущий на запад. Ван Вален повернул коня и уехал. Он перебрался через ручей, пересек полосу кустарника на противоположном берегу и направил коня вверх по длинному травянистому склону.

Воздух поражал необычайной чистотой… в небе ни облачка. Погода была приятная, не слишком теплая, конь легко шел шагом по высокой траве. На вершине холма Клив натянул поводья и остановился. Отсюда он увидел тракт — внизу и чуть подальше.

Сколько хватит глаз, простиралась бесконечная травянистая равнина. Далеко-далеко в траве виднелись два темных пятнышка — это паслись бизоны. Он набрал полные легкие свежего воздуха — как будто напился холодной, чистой воды. Все вокруг было неподвижно, только ветер низко клонил траву. Да… это земля для мужчин.

Его мерин поставил уши стрелками, нетерпеливо переступил с ноги на ногу — его влекло вперед.

Весь долгий день ехал он по траве, миля за милей. На ночь остановился в ивняке у ручья. С рассветом поднялся, в первый раз за всю дорогу сварил кофе, разболтал немного «холодной муки» в воде и выпил. А потом поехал дальше…

Когда он приблизился к каравану, фургоны уже остановились на полуденный привал. Караван не так давно пересек речку Вермиллион, а на ночь должен был остановиться лагерем у верхнего брода через Биг-Блу — Большую Голубую реку.

Чуть ли не первым ему на глаза попался фургон Агаты Клегг и Лилит Прескотт. Крупный человек верхом на лошади, остановившийся у их костра, был не кто иной, как Роджер Морган. Он повернул голову и уставился на Клива, который приближался легким галопом.

Клив снял шляпу и изящно взмахнул ею.

— Леди, — начал он, — я…

— А я думала, — сухо перебила его Лилит, — что мы видели вас в последний раз.

— Честно говоря, я тревожился. Меня просто мучили мысли, что вы едете одни и без всякой помощи. Если бы с вами что-то случилось, я бы этого себе никогда не простил.

— Вы проехали сотню миль в одиночку? — спросил Морган.

— Насчет сотни миль я поверю вам на слово. Меня будто грызло что-то, я испытывал столь мрачные предчувствия, что как-то не заметил расстояния.

— Вы можете их испытывать еще сто миль на обратном пути. Нам в этом караване игроки не нужны. Если сломается фургон, то мне нужен будет такой человек, который сможет его починить, а не такой, который станет биться об заклад, сколько времени займет починка.

— Вы хотите сказать, что завернете человека одного назад? Посреди индейской страны?

— Мы пока еще не в индейской стране, вы приехали сюда сами, целый и невредимый, так что, думаю, сами и обратно сможете добраться.

Лилит хотела было возразить, но Агги ее опередила:

— Мистер Морган, я беседовала с этим человеком еще в Индепенденсе. Я сказала ему, что если он успеет уладить свои дела и догнать нас, то мы возьмем его с собой. Думаю, до конца пути нам еще понадобится мужская сила.

— Я хороший наездник, капитан, а стреляю без промаха, — сказал Клив.

Морган повернулся к Лилит с явным раздражением.

— Это правда, мисс Прескотт? Вы действительно пообещали нанять этого картежника?

— Переговоры вела мисс Клегг, — ответила Лилит вполне честно, — и, кажется, это дело решенное. Кроме того, у мистера Ван Валена есть и еще один друг в этом караване. О нем очень высоко отзывается Гейб Френч.

Морган был в изумлении — и в сомнении.

— Вы знаете Гейба Френча?

— А как же! Собственно, мы с ним как-то провели одну небольшую операцию… э-э… транспортную. Должен признать, что основную нагрузку нес Гейб, но наше сотрудничество было взаимовыгодным.

Несколько успокоенный, Морган кивнул.

— Ну тогда ладно, если уж вам так хочется.

И уехал в голову каравана.

Лилит резко повернулась к Агате.

— Агата! Что это тебе в голову взбрело? Ты что, с ума сошла?

— Он сказал, что будет честно делать ежедневную работу, а мы с тобой уже проехали достаточно далеко, чтобы понять, что для нас это слишком тяжело. Я не возражаю против того, чтобы собирать бизоньи лепешки или править упряжкой… но водить мулов на водопой, привязывать на ночь, искать и рубить дрова — это для меня слишком.

— Ты, конечно, права… — Лилит смерила Клива холодным взглядом. — Одно я тебе обещаю твердо, Агата. Он будет делать свою работу. Он ее будет делать, или я уж присмотрю, чтоб он умотал отсюда один — и неважно, где мы тогда будем.

— Да, мэм, — послушно сказал Клив. — Как скажете, мэм.

Он соскочил с седла, привязал коня за повод к заднему борту фургона и взобрался на козлы. Разобрал вожжи и прикрикнул на мулов.

— Эй, вы ж ничего не поели! — запротестовала Агата.

— В следующий раз, добрая леди, — ответствовал Клив с серьезным лицом, — Моя безжалостная хозяйка на такую ерунду времени не дает. А кроме того, пора уже трогаться.

Клив снял и аккуратно сложил пиджак. Лилит посмотрела на его безукоризненно чистую белую рубашку. Ну, долго она белой не останется…

Перед ними широко раскинулась пустынная равнина. Фургоны катились по пыльной траве. Скоро начнутся весенние дожди, и Морган спешил проехать до дождей подальше, чтоб не пришлось пробиваться через самую вязкую грязь.

Когда сидишь на козлах и весь долгий день погоняешь мулов, времени на раздумья хватает, и Клив Ван Вален принялся разрабатывать свой план кампании. Лилит владеет золотым прииском, который ему хочется добыть, — значит, в первую очередь надо завоевать Лилит.

«Но только ни в коем случае нельзя показывать, что я ее добиваюсь, — размышлял Клив. — Она вовсе не дура, и жизненного опыта у нее вполне хватает, так что легко ее не возьмешь. Без сомнения, не один мужчина пытался вскружить ей голову и врал при этом напропалую… а она и так смотрит на меня с подозрением. Поэтому лучше держаться от нее в стороне. Надо хорошо справляться со своей работой, но при этом избегать любых контактов с ней. Нельзя вертеться возле нее, нельзя заводить с ней разговоры. И, наконец, надо быть умелым и нужным работником, иначе не удержишься в караване достаточно долго, чтобы осуществить свои планы».

Несколько дней путешествия, пока фургоны были где-то далеко в прерии, дали ему возможность втянуться в эту жизнь. Его приятель-черокез оказал ему громадную помощь; когда он увидел, что Клив хочет чему-то научиться, он постарался как следует использовать те три дня, что они ехали вместе. И теперь, когда время работало на него, Клив старательно припоминал все полезное. что ему когда-либо приходилось слышать.

За время своих странствий и пребывания в пограничных городах он слышал множество разговоров и многое из них запомнил, потому что память у него была цепкая, потому что его всегда интересовали конкретные сведения и факты, и потому что он умел слушать…

В памяти начали всплывать обрывки сведений, услышанных от трапперов и торговцев, с которыми ему довелось провести Долгие часы за картами или разговорами. К счастью, он довольно много прочел — и, среди прочего, — «Путешествие по прериям» Вашингтона Ирвинга note 32 и «Торговлю в прериях» доктора Грегга. Он начал систематически просеивать свою память, стараясь припомнить все, что сможет, из этих книг.

Когда они разбили лагерь у верхнего брода через Биг-Блу-Ривер, река была чистая и холодная. В этом месте ширина ее составляла добрых шестьдесят ярдов. Трава тут росла в изобилии, хватало и дров.

Клив, который продумал каждый свой шаг с момента появления в лагере, быстро выпряг мулов и снял с них сбрую; потом, оставив животных на привязи у фургона, он развел костер из бизоньих лепешек и веточек, валявшихся под ногами. Когда огонь разгорелся, он повел мулов на водопой, а потом — в отгороженный веревками загон, или кораль, где они вместе с другими упряжными и верховыми животными будут под надзором ночной стражи. Своего коня он привязал к колышку рядом с фургоном.

Потом взял топор, пошел в заросли у реки и нарубил дров на ночь и на утро, чтобы хватило приготовить завтрак.

Работа была непривычная, и ему пришлось попотеть. От топора на руках вздулись водянки, потом лопнули. В детстве он частенько охотился и ловил рыбу в горах Вирджинии, в молодые годы вел активный образ жизни, занимался верховой ездой, фехтованием, стрельбой. Но такой работы, как сейчас, ему делать никогда не приходилось.

Когда он вернулся к костру с охапкой дров на утро, Агата протянула ему полную тарелку. Руки у него тряслись, он едва двигал ими, и она заметила, как неуклюже он взял тарелку. Но он отошел со своей тарелкой на несколько шагов в сторону и сел один. Лилит удивленно глянула на него, однако он сделал вид, что не замечает.

Он уже доедал, когда, случайно подняв глаза, увидел перед собой Роджера Моргана.

— Почему вы оставили свою лошадь здесь?

— Ну, мне кажется, — сказал Клив, — что если индейцы спугнут наших животных, я буду выглядеть очень глупо, гоняясь за ними пешком.

Морган ничего не ответил, лишь какое-то время разглядывал его, а потом прошел к костру. Раскурил сигару и заговорил с Лилит и Агатой. Через несколько минут Агата подошла к Кливу и наполнила его кружку снова. От второй порции еды он отказался, хотя мог бы управиться с ней без труда.