Глава двадцать седьмая

Два пистолета у меня были, но это означало всего два выстрела, а потом между мной и смертью — только нож.

Где они положили мой мушкет и шпагу? Конечно, в главной каюте, тут я был уверен. Это шпага моего отца, и я хотел бы ее вернуть. Но сейчас я согласился бы на любую шпагу, любое оружие вообще.

Я быстро оглядел крохотную каюту — и ничего не увидел. Но все же они сунули нас сюда в спешке, не раздумывая, и здесь могло что-нибудь остаться. Я придвинулся к Лиле и велел ей поискать.

Они начала обыск бесшумно — прощупала койку человека, который спал здесь обычно, осмотрела выдвижные ящики небольшого шкафа. Компас, Библия, небольшая, затертая до дыр штурманская книжечка, швейная коробка — и ничего больше.

— Подушка, Лила! — подсказал я.

Она посмотрела. Подушки нечасто увидишь на борту корабля, но этот человек, видно, любил удобства, сколь ни убоги они были, и у него имелась подушка — мягкая пуховая подушка, отдававшая легким рыбным запахом. Видно, она набита перьями чаек и сделал он ее себе сам.

Лила заглянула под подушку, но я качнул головой и жестом показал ей, чтоб подняла ее над головой. Лила сразу уловила мою мысль и подняла подушку, положив ее на небольшую полочку рядом с собой.

Джереми Ринг — молодой человек острого ума и умеет соображать быстро. Я верил, что он сразу заподозрит неладное, когда увидит шлюпку, возвращающуюся без нас. Поистине, жизни нас всех — моя, моей семьи и Лилы, — были сейчас в его руках. Его — и Тома Уоткинса.

Но я не имел желания надеяться на кого бы то ни было, когда на карту поставлено так много, и потому намерен был использовать любой шанс, который предоставится нам здесь. Мне не понравилось лицо этого человека — Олдфаста Уилсона.

Ну что ж, два выстрела у меня есть. Если случится самое худшее, первый достанется ему. Если нам удастся хитростью заставить охранника открыть дверь и я сумею отвлечь его внимание, тогда Лила и ее подушка сделают остальное.

Если кто-то, мужчина или женщина, склонен совершить убийство, не так уж важно, есть ли под рукой ружье. Вокруг всегда найдется добрая дюжина предметов, с помощью которых можно убить человека. Что касается меня, я не желал никаких таких предметов. В те дни я уже умел сдерживать свой нрав и надеялся, что когда-нибудь смогу завоевать его полностью. Ибо всегда у меня была склонность впадать в свирепую, пусть даже не беспричинную ярость. Это был мой серьезный порок, и я немало трудов положил, чтоб научиться сдерживать себя, ибо давать волю гневу — признак слабости в мужчине.

До нас не доносились никакие звуки, кроме тех, что издавал сам корабль, да случайных передвижений на палубе.

Эбби сжала мои пальцы и шепнула:

— Барни, что же будет?

— Надейся на Джереми, — постарался успокоить ее я. — Если затеется драка, так у нас есть на берегу несколько правильных парней, а если они потерпят неудачу, тогда придется нам сделать что-нибудь самим.

Ждать — дело тяжкое. Эбби положила маленького Кина на койку и он лежал вполне довольный — что ж, иногда не понимать, что происходит, — это счастье.

Время тянулось долго и медленно, но наконец мы услышали шаги на палубе снаружи и дверь распахнулась. Это был Джошуа, и в руке он держал пистолет.

— Капитан Уилсон желает знать, как далеко им пришлось идти. Уж слишком долго их нет.

— Н-ну, — я сдвинулся к дверному косяку в противоположную сторону от Лилы, — им надо перейти через остров, ты же знаешь. Там всего-то примерно миля, но по глубокому песку быстро не пойдешь. Туда и обратно — это уже две мили. Дальше им надо выгрузить меха из лодки и перенести на эту сторону. Шесть тюков, каждый тюк — ноша на двоих, я так считаю.

Я умышленно оперся плечом на косяк, так что ему пришлось повернуться, чтобы глядеть на меня, и он оказался к Лиле боком. Пистолет был нацелен прямо на меня, и на таком расстоянии он промахнуться не мог. Лила колебалась в нерешительности, и я внезапно проговорил:

— Только и вправду они что-то завозились. А по мне, если уж взялся что делать, так давай делай!

Последние два слова я резко выкрикнул и в тот же миг ударом правой ладони сбил ствол пистолета в сторону — а Лила с размаху прижала ему подушку к лицу. Только все пошло не так, как я задумал.

Ладонь моя, ударив по пистолетному стволу, не схватилась за него крепко, а лишь немного сбила в сторону. А Лила, припечатав подушку к лицу Джошуа, дернула его назад и вывела из равновесия. Пистолет выстрелил, что-то ужалило меня в лицо, опалив щеку и лоб, но Лила уже крепко держала Джошуа, а я выворачивал пистолет у него из пальцев.

На палубе раздался топот ног — кто-то бежал, — но я уже переступил через Джошуа. Эбби схватила Кина и бросилась за мной следом. Мы направились к палубе. Лила бросила Джошуа — то ли потерявшего сознание, то ли мертвого, но не забыла забрать у него разряженный пистолет и снять абордажную саблю — а я еще не забыл, что когда у нее в руках клинок, шутить с этой девушкой не стоит.

Эбби быстро кинулась к двери в главную каюту в конце коридора и распахнула ее. А я стоял лицом в противоположную сторону, к выходу на палубу. В проеме возник человек с обнаженным клинком в руке и бросился на меня.

Дверь была узка, и в тот момент, когда он сделал выпад, я выстрелил. Пуля ударила его в грудь и остановила в середине прыжка. Потом его глаза словно остекленели и он повалился вперед, в мою сторону. Я заткнул пустой пистолет за пояс, схватил его абордажную саблю и выскочил на палубу.

Передо мной стояла добрая дюжина людей, но Уилсона среди них не оказалось. У меня была сабля и один заряд. Рядом со мной остановилась Лила, тоже с абордажной саблей в руке.

— Брось оружие! — крикнул плотный чернобородый матрос со свернутым набок носом. — Ничего ты этим не добьешься.

Есть время сражаться — и время вести разговоры. Мы с Лилой вдвоем могли уложить троих-четверых, прежде чем они справятся с нами, но у нас за спиной оставалась Эбби с Кином.

— Джошуа убит, — сказал я. — Ваши матросы, отправленные на берег, сейчас или мертвы, или в плену. У меня там две дюжины человек и больше сотни индейцев. Спустите на воду шлюпку — и мы уплывем. Попробуйте нас задержать — и мы выпустим на вас индейцев.

— Капитан! — позвал чернобородый здоровяк. — Капитан Уилсон!

Он смотрел мне за спину. Страх обрушился на меня, словно волна ледяной воды в штормовую ночь в море. Уилсон — позади нас, в главной каюте!

Я стоял твердо, но был напуган. Эбби — там, сзади, Эбби и Кин! Они находятся за мной, а Уилсон — за ними, но если я оглянусь, мы все пропали.

— Звать его бесполезно, — сказал я. — Спускайте шлюпку, если жить хотите. И еще, — добавил я, — если кто-то из вас захочет скрестить клинок с Лилой, так учтите, что она сильнее любых двоих из вас, а клинком владеет лучше, чем любые четверо…

— Пятеро, — хладнокровно поправила Лила. — Столько я наметила для себя. А ты бери остальных.

Вредно человеку раздумывать слишком долго, когда нужно действовать, а на них обрушилось сразу слишком много мыслей, и каждая порождала сомнения и неуверенность.

Джошуа мертв… Где капитан Уилсон?.. Индейцы на берегу, команда шлюпки то ли захвачена в плен, то ли мертва, на них самих нацелены два клинка и пистолет — с такого расстояния, что по крайней мере один человек упадет мертвым еще до того, как скрестятся сабли…

Они колебались — и утрачивали свое преимущество.

Я быстро шагнул вперед, Лила двинулась вместе со мной — и они осмотрительно сдали назад. Никто не отдавал им приказа, каждый ждал, пока начнет действовать другой, — а из каюты у нас за спиной все еще не прозвучало ни слова.

Раздираемый страхом, я не отваживался оглянуться назад и потерять свое сиюминутное превосходство. Я не знал ни что произошло на берегу, ни в каком положении моя жена и сын.

И вдруг у меня за спиной раздался удар и выкрик, в борт корабля ударилась лодка, а люди передо мной, рванувшиеся было вперед, услышав крик из каюты, замерли и полуобернулись к борту.

Едва удержавшись от выстрела, я сделал быстрый выпад в сторону ближайшего противника. Он попытался парировать мой укол, но реакция у него была слишком медленная, хоть отчасти он и отбил выпад. Острие, а заодно добрых шесть дюймов моего клинка вонзились ему в бедро. Быстро выдернув саблю, я без замаха провел резкий рубящий удар сбоку, метя во второго, тот отскочил и наткнулся на третьего.

Внезапно через борт один за другим посыпались на палубу люди, и первым из всех появился Джереми Ринг со шпагой в руке. Никто из команды корабля, как и следовало ожидать, не был вооружен пистолетом, зато у всех моих людей они были.

За спиной у меня раздался резкий вскрик, я, развернувшись на месте, прыгнул в коридор и двумя скачками оказался у двери в главную каюту. Дверь была распахнута, внутри, за столом, стояла Эбби, прижимая к себе Кина. Лицо у нее было очень белое, а глаза, расширенные и холодные, смотрели на Олдфаста Уилсона.

У него рожа лоснилась от пота, рубашка была мокрая и каюту заполнял запах бренди.

— Я убью тебя, ты!..

Пистолет у меня был заткнут за кушаком, а сабля опущена к полу. Меня ввела в заблуждение огромная туша этого человека, я никак не ожидал от него такой быстроты движений. Он развернулся мгновенно, как кот, и нанес сильный удар подзорной трубой.

Медная труба угодила мне по костяшкам, и я выронил абордажную саблю. Он прыгнул на меня, и я отреагировал инстинктивно — как любой человек, знакомый с кулачным боем: ударил в лицо — слева, потом справа.

Кровь брызнула во все стороны, но в следующее мгновение я оказался в тисках здоровенных лап.

— Х-ха! — просипел он. — А сейчас я сломаю тебе спину!

Силища у него была необычайная. Выглядел он огромным и жирным, таким он и был — но, кроме того, отличался неимоверной силой. Огромные руки оплели меня и начали сдавливать. Я отчаянно колотил его короткими хлесткими ударами в лицо, и каждый удар разбивал кожу до кости, но он, безразличный к этим ударам, стискивал меня все сильнее. Я ощутил, как пронизала меня мучительная боль. Я боролся, пытаясь разорвать захват, — и не мог. Уже нечем было дышать. А он теперь навалился на меня всем своим чудовищным весом. Рот у него был раскрыт, из него со свистом вырывалось тяжелое дыхание. Кровь текла из губ, расплющенных моими ударами.

Я впился большим пальцем ему в щеку, а остальными захватил кожу под ухом, за челюстью — и рванул изо всех сил. Что-то лопнуло, разорвалось, и он завопил. Отчаянным толчком я сбросил его с себя и свирепо ударил справа. Кулак угодил ему под задранный подбородок.

Голова его мотнулась назад, но я бешеный от страха, продолжал молотить его по лицу и корпусу. Но лупить это огромное тело было бесполезно. С тем же успехом я мог колотить по кожаному мешку с пшеницей. Так что я оставил в покое корпус и бил дальше только по лицу, пока он не упал; я покачнулся, чуть не упал сам и едва удержался на ногах, вцепившись в дверной косяк.

Кто-то схватил меня за руку, я вырвался, резко повернулся — и увидел Джереми Ринга.

— Все в порядке, — сказал он. — Корабль наш.

Глава двадцать восьмая

— Эгей, парус! — долетел с палубы громкий крик.

Все мы, как один, покинули разгромленную и окровавленную каюту и поспешили на палубу.

Прямо на нас двигался красивый большой корабль с прямыми парусами, несущий флаг Британии. Я тихо выругался. Мог ли я подумать когда-то, еще мальчишкой, что смогу испытывать при взгляде на этот флаг что-либо иное, кроме почтения и восторга?

— Приготовьтесь! — сказал я. — Сдаваться я не собираюсь.

Они спустили шлюпку, и через несколько минут она подошла к нашему борту. На веслах сидели шесть матросов. Седьмым, на руле был крепкий широкоплечий человек.

Когда они подошли вплотную, он спросил:

— Могу ли я подняться к вам на борт?

— Можете, — ответил я.

Мои люди ходили по палубе, собирая разбросанное оружие. Тут и там попадались брызги крови, а команда корабля — вернее, та ее часть, что оставалась на борту, — стояла в средней части палубы под охраной О'Хары и Магилла.

Когда офицер поднялся на борт, я объяснил ему:

— У нас были некоторые недоразумения, но сейчас уже все позади. Чем могу быть вам полезен?

— Мы нуждаемся в пресной воде, — объяснил он, — и, увидев, что вы стоите здесь на якоре, подумали, что вы можете знать, где ее найти, — а может, и сами берете воду.

— На берегу есть пресная вода, и я с удовольствием провожу вас туда и даже помогу. Как вы видите, — я повел рукой в сторону палубы и команды корабля, — мы здесь столкнулись с неприятностями. Я — здешний поселенец и поднялся на борт этого корабля, чтобы продать шесть тюков пушнины. Шкипер корабля и его команды попытались похитить мою пушнину и мою жену.

Он огляделся с мрачноватым видом.

— Что ж, ему это не удалось, как я вижу?

— У нас было на берегу больше людей, чем он рассчитывал, капитан.

— Могу я посмотреть на ваши меха?

— Можете. Они недалеко от источника, где вы будете брать воду, — я показал ему нужное место на берегу. — Если отправитесь туда, я составлю вам компанию.

Он заколебался.

— Здесь вы благополучно вышли из положения. Я надеюсь, дальнейшей драки не предвидится?

Внезапно он резко повернул голову, и я оглянулся. Позади, привалившись к косяку двери, стоял Олдфаст Уилсон. Лицо его было избито и окровавлено, а рот теперь стал заметно шире в том месте, где я разорвал ему щеку.

— Святый Боже на небесах!

Капитан нового корабля повернулся ко мне.

— Мы с ним подрались, капитан. Этот человек необыкновенно силен.

— Он побил меня, будь проклята его душа! Меня побил… — Олдфаст Уилсон в изумлении покачал крупной головой. — Я думал, это никому не под силу.

— Уилсон, мы сейчас отправляемся на берег и берем у вас часть пороха, ядер и примерно шестьсот фунтов провианта. Если скажете, сколько я вам должен, я заплачу.

— Забирай, что хочешь, и будь проклят! Я к твоим деньгам и не прикоснусь! — он повернул голову. — Это — Барнабас Сэкетт, капитан. Объявлен в розыск королевой. Я думал отвезти его в Англию.

Капитан нового корабля пожал плечами:

— Мы — не военный корабль, я мирный торговец, следующий в Вест-Индию. Я куплю у него пушнину, если мы сойдемся в цене. Мне неизвестно, действительно ли королева разыскивает этого человека, и никто меня не просил его искать. И мне ничего не известно о его преступлениях, если какие за ним и числятся. Он встретил меня вежливо и любезно, и я отвечу ему тем же самым.

Мы ждали еще две недели, но так и не увидели никакого признака «Абигейл». Больше времени тратить было нельзя, так что мы вновь погрузились в лодки и двинулись вверх по реке, которая впадала в море несколько южнее нашего прежнего маршрута.

Вот тут меня и застигла лихорадка: бросало то в жар, то в холод. Я болел много дней. Иногда, когда я приходил в себя, мы стояли у берега, чаще плыли по реке, но постоянно рядом со мной была Эбби — и постоянно командовала остальными. Она знала много о людях и кораблях и потому взяла старшинство на себя, когда меня свалила болезнь. Если возникали сомнения, она их разрешала, когда требовалось принять решение — принимала его.

Проплавав на корабле вместе с отцом столько лет, Эбби многое узнала о таких делах и понимала, что должен делать человек, командующий другими людьми. А у меня на смену жару приходил озноб, на смену ознобу — горячка. И не успел я начать понемногу поправляться, как с такой же лихорадкой свалился Том Уоткинс. Сакима все это не удивило, ибо такая болезнь встречается во многих тропических странах, по его словам.

Несколько дней мы простояли, отдыхая в месте под названием Кросс-Крик. Здесь сходились многие торговые тропы, но пока мы там стояли, индейцы не появлялись — а если и появлялись, то избегали нас.

Лила готовила густую кашу по рецепту, которому научилась у женщин катоба: блюдо из индейского зерна — маиса — и сушеных персиков. Кейн О'Хара убил бизона, а Джереми — оленя, одного из самых крупных, каких мне приходилось когда-либо видеть, с благородными развесистыми рогами.

В конце концов мы с Томом начали понемногу ходить, хоть были еще очень слабы. Каждый день я пытался пройти на несколько шагов больше. Я все время беспокоился о наших посевах, о форте, я представлял себе, какую тревогу должны испытывать Слейтер и Куилл, ибо мы задержались намного дольше, чем предполагалось.

И вот наступил день, когда я решил, что больше ждать нельзя, а нужно снова садиться в лодки и продолжать путь вверх по реке. Мы начали грузиться — сперва аккуратно уложили все в грузовую лодку, потом взялись за остальные.

Мы уже сталкивали лодки на воду, как вдруг из леса вышли четверо индейцев и остановились, глядя на нас, — и что-то во внешности одного из них немедленно привлекло мое внимание.

— Потака! — закричал я.

Он шагнул в воду и пошел вброд, протягивая ко мне руки.

— Сэк-этт! Это ты!

Мой старый знакомый, индеец из племени эно!.. Он положил руки на планширь и спросил:

— Куда ты направляешься, друг мой?

— В землю катоба, — ответил я. — Мы теперь живет там, хотя подумываем отправиться за голубые горы.

— О-о! Всегда тебе хочется за горы, Сэк-этт. Но мы тоже хотим отправиться туда. Катоба — наши друзья.

Имея четырех дополнительных гребцов, мы очень быстро достигли места, где нужно было уже оставить лодки и двинуться дальше пешком. Как и в прошлый раз, мы спрятали их недалеко от устья небольшой речушки, в заросшей тростником протоке — затащили глубоко в гущу тростника и как следует укрыли. В каждую лодку мы налили немного воды, чтобы доски днища не рассохлись. Как и в прошлый раз, взвалили вьюки на плечи и начали путь по суше к форту — теперь, правда, нам предстояло пройти намного меньшее расстояние, ведь река, которую мы выбрали, привела нас ближе к стране катобов.

В первый же вечер ко мне подошел Потака, очень обеспокоенный.

— По этой дороге прошли много воинов, — сообщил он.

— Кто?

— Тускароры… Может быть, тридцать мужей… без женщин, без детей.

Значит, военный отряд. Направляющийся к катобам и к нашему форту.

— Когда?

— Четыре дня, я думаю. Может быть, три дня.

Это была плохая новость. Продвигаясь с такой быстротой, какая доступна военному отряду, они должны были появиться вблизи форта уже два дня назад.

Четыре эно рассыпались во все стороны и двинулись через лес. Они могут драться и будут драться, но все же они не такие воины, как тускароры или катоба. Вернувшись, они сообщили, что не нашли ни следа индейцев.

Мы двинулись дальше, прибавив ходу. Ко мне силы вернулись, да и Черный Том Уоткинс снова мог ходить, но ни он, ни заболевший позднее Фитч не были еще вполне здоровы, и нам приходилось соблюдать осторожность, чтобы не оказаться захваченными врасплох возвращающимся отрядом.

Отчаяние гнало меня вперед, мне хотелось оторваться от всех, но я не решался в такой момент бросить семью. Мы держались все вместе, лишь эно шли как охранение впереди и позади.

Прожитые здесь месяцы сделали из меня лесного жителя куда в большей степени, чем когда-либо, и с Джереми произошло то же самое. Веселый молодой плут, с которым я впервые встретился в грязном лондонском постоялом дворе, теперь носил охотничью кожаную блузу. Шляпу с пером он сменил на охотничью шапку, на ногах вместо сапог были мокасины. Кейн тоже стал настоящим лесным волком, да и все прочие, хоть и в меньшей степени.

Неожиданно для нас лес кончился, и перед нами возник форт — опаленный огнем, но не разрушенный. Стены стояли на месте.

— Кейн! Барри! Останьтесь с моей женой.

А мы с Пимом, Джереми и Гласко вытянулись в редкую цепь с мушкетами наготове.

Саким и Питер прикрывали нас сзади, а индейцы рассыпались на флангах.

Из форта не доносилось ни звука.