— Кончай его, Барнабас. Нам далеко идти, а корабль ждать не станет, ты сам приказал.
Снова скрестились клинки, я сделал выпад, он парировал, и я ощутил тонкую линию боли, когда его клинок нежно коснулся моей кожи и оставил струйку крови, как свою метку.
Он был силен и очень быстр — великолепный фехтовальщик. Не слишком ли он искусен для меня? Неужели мы умрем здесь оба?
Нет! Там ждет меня Эбби, и разве не было предсказано также, что у меня будут четыре сына?
Пот сбегал полосками по моему лицу. Кровь стекала по боку. Я двигался устало.
— Вот это была девчонка, вот это красавица! — сказал он вдруг. — Бездна отваги в ней жила. Ничуть она не боялась, стояла и говорила мне в лицо, что будет потом.
— И прекрасно знала, что говорит, — ответил я. — Ибо в ее жилах текла кровь Нила!
— Ага…
Этот светловолосый дикарь быстро рванулся вперед, клинок его сверкнул, словно вспышка молнии далекой грозы.
— Мне много времени потребовалось, чтоб узнать, кто о н был!
Внезапно его глаза поднялись от клинков к моему лицу, всего на миг.
— Вот только она ошиблась, потому что это ты умрешь сегодня, Ее Сын! Ты!!!
Он нанес колющий удар, низкий и сильный, но отец научил меня и этому, а клинок у меня был обоюдоострый. Я парировал — совсем мягко, а потом поднял свой клинок… теперь уже не мягко.
Лезвие моей шпаги не достало его живота, как я хотел, но срезало ему подбородок… ровно и чисто, как сыр нарезают. А потом короткий, совсем короткий укол вперед — и клинок высунулся на четыре дюйма с задней стороны его шеи. Он повалился, чуть не вывернув отцовскую шпагу из моих пальцев, но я наступил ему на грудь и выдернул клинок.
Тот человек был мертв.
Мы выбрались на улицу, таща за собой сундук — он оказался страшно тяжелый, его бы вчетвером нести, но Джереми нашел где-то ручную тележку и мы кое-как погрузили сундук на нее.
Мы бежали, спотыкаясь, толкая перед собой тележку — сперва я, потом меня сменил Джереми. Мы пробегали мимо мертвых мужчин, мимо удирающих женщин и детей и наконец добрались до берега.
Синий был на месте. Он прикрыл себя вместе со шлюпкой какой-то рогожей, чтобы спрятать от глаз людей, которые могли искать спасения на другой стороне узкой гавани.
Мы влезли внутрь, втащили сундук и оттолкнулись. Синий погрузил весла глубоко в воду и шлюпка рванулась вперед, и мы вновь увидели свой корабль, свою «Абигейл».
— О, дьявол! — воскликнул Джереми. — Она пошла!
— Пошла?
Я присмотрелся. Действительно ли корабль движется? Какое-то мгновение я не мог сказать наверняка, а потом… да, он двигался к выходу. Они поймали отлив и позволили ему нести себя. Ни одного паруса они не подняли, чтобы не привлекать внимания, просто поставили рулевого на «кнутовище».
— Дай мне сменить тебя, Синий!
Я пересел на банку гребца. Он передал мне весла, я налег, напрягая спину, и шлюпка прыгнула вперед. Отлив нам тоже помогал. Я быстро глянул на небо. Там уже показались звезды, но еще хватало блекнущего света.
Мы постепенно нагоняли «Абигейл», но одновременно приближались к английскому военному кораблю.
Вот мы поравнялись с флейтом, окликнули, кто-то бросил конец, который мы закрепили на лодке. Потом нам спустили тали, мы отправили наверх сундук, быстро вскарабкались на борт сами и принялись поднимать шлюпку.
Но едва я оказался на палубе, как с правого борта донесся крик:
— Лечь в дрейф! Мы поднимаемся к вам на борт!
Тилли бросился ко мне:
— Это королевский военный флот! Что делать?!
— Лечь в дрейф, немедленно, и делать все что сможем. Мы — фламандское судно, но команда в основном английская, попали к испанцам в ловушку, пока появление английского флота не дало нам шанс удрать… Скажи им это. Больше мы ничего не можем сделать. Убери Уоткинса и Уа-га-су с глаз долой. Если придется, выведем Уа-га-су наверх — якобы мы везем его обратно в Америку как посланца от Рэли к индейцам, в то место, где он собирается обосновать свою колонию.
— Быстро вы соображаете, — безрадостно заметил Тилли. — Надеюсь, ваша выдумка сработает.
— Я тоже надеюсь, — ответил я. — В противном случае меня ждет Ньюгейт.
Тем временем к нам на борт поднялся офицер — аккуратный, подтянутый, боец, судя по виду, и человек, знающий свое дело.
— Что за корабль? — требовательно спросил он.
Он, конечно, видел название на корпусе, это был формальный вопрос.
— «Абигейл», капитан. — Он не был капитаном, но от такого неофициального повышения в чине вреда не будет. — Фламандское судно, но команда в основном английская. Слава Богу, что вы появились так вовремя. Мы заплыли прямо в ловушку.
— Что вы имеете в виду?
Глаза офицера ничего не пропускали, но Джон Тилли был с виду настоящий просоленный моряк-торговец, он должен был вполне удовлетворить его проницательность.
— Идем из Америки, семьдесят два дня в море, нам нужна пресная вода. Кинсейлскую гавань мы знаем, и как завидели Олдхедский мыс, решили, что мы в безопасности. Зашли прямо в порт и первое, что увидели, — нацеленные на нас пушки испанских кораблей.
Ну, сошли мы на берег, чтоб как-то отговориться, надеялись, они нас отпустят, а тут начался штурм, и наша шлюпка вернулась на корабль, как раз в тот момент, когда вы, ребята, вошли в гавань.
Клянусь Господом, капитан, что за радость была вас увидеть! Как завидели мы британский флаг, как услышали эти пушки… — Тилли промокнул лоб носовым платком. — Чем мы можем вам служить, капитан?
— Куда вы следуете?
— В Фальмут, капитан, выгрузиться и взять товары для обратного рейса в Америку. У нас на борту есть индеец… ну, один из тамошних дикарей, вы же знаете, но он отличный парень и здорово нам помогает. Мы его везем обратно, чтобы договорился со своими насчет колонии для Рэли. Да, хороший человек, ну да и мы с ним обращались хорошо. Мы думаем, он как надо поговорит со своими вождями, когда мы его вернем. Это нам облегчит путь.
— Ваше имя?
— Джон Тилли, штурман.
— Я — Эфраим Доз, старший офицер корабля Ее Величества «Фея». Предъявите ваш грузовой манифест.
Тилли повел его в каюту, а я постарался не попадаться на глаза. Непохоже на то, чтоб он меня знал в лицо, но он наверняка знает мое имя, ибо такая история, как возможная находка сокровищ короля Джона, явно нашумела на всю страну.
Я, опершись на релинг, глядел в воду, и вдруг услышал легкий шорох неподалеку. По привычке положил руку на рукоять шпаги. Звук шел из корабельной шлюпки, которую мы подняли на борт. Я ждал — и вдруг на планшире шлюпки показалась белая рука, потом над бортом показалась голова — ровно на столько, чтобы глаза могли высунуться над планширем, а потом, ловко и быстро, как угорь, из шлюпки выскочил мальчик, замер на миг — и бросился в тень.
Вот чего мне сейчас меньше всего хотелось, так это устроить тут суматоху, которая продлит пребывание на борту английского офицера, — а потому я не шелохнулся.
Но что ж это за мальчишка? Или просто невысокий человек? Или, может, девушка?
Поколебавшись лишь мгновение, мальчишка нырнул в люк и исчез. Нечего и спрашивать, этот… кто бы он ни был… сумел как-то ловко спрятаться на шлюпке — то ли с разрешения Синего, то ли выбрал момент, когда тот на минуту отлучился. А место там спрятаться — одно-единственное: маленький отсек впереди, куда укладывают парус.
Снизу появились Джон Тилли и Доз. Тилли прошел с ним к трапу, где стояли кучкой несколько британских матросов.
— Можете плыть, — сказал Доз, — только остерегайтесь испанских кораблей. Тут еще есть несколько поблизости.
И в этот момент на палубу вышла Абигейл. Она быстро огляделась по сторонам, увидела меня и направилась в мою сторону.
— Барнабас!..
Доз застыл. Очень медленно повернулся и уставился на меня. Я еще не успел привести себя в порядок после схватки на берегу. На мне остались кое-где отметины от шпаги, одежда — вся в пыли от падающей штукатурки, а сам я мокрый от брызг из-под весел. Короче говоря, походил я в эту минуту на что угодно, но не на офицера с этого корабля.
— Эй, ты! Как твоя фамилия?
— Крокер моя фамилия, прошу прощения, — я неуверенно убрал прядь волос со лба. — Барнабас Крокер.
— Эта дама назвала тебя по имени?
— Ну да, наша семья ихней семье уже почти что сотню лет служит, хоть мы из Йоркшира.
Я работал с йоркширцами и легко подражал их акценту… ну, до известной степени.
— И из какого ты там места, Крокер?
— Дом мой родной в Файли, и совсем бы я не против там сейчас оказаться.
Он разглядывал меня еще какое-то время, потом повернулся и спустился по штормтрапу. Когда его шлюпка отошла, мы еще постояли какое-то время, провожая ее глазами.
— Поставь паруса, Джон, — сказал я негромко, — но не особенно спеши, пока нас не вынесет чуть дальше. А потом будем улепетывать что есть духу.
Эбби наконец-то подошла ко мне.
— Прости меня, Барнабас. Я просто не думала…
— Ладно, все обошлось.
Я поднял глаза к парусам. Ветер был крепкий, и они забрали хорошо. Скоро мы будем в море, а там уж британцы нас не перехватят ни ядром, ни пулей. Но я сказал, что мы пойдем в Фальмут, и чем дольше я размышлял, тем больше мне нравилась эта мысль.
У нас в трюмах дранка, поташ и меха, и в Фальмуте мы можем взять за них ничуть не худшую цену, чем в любом другом месте. А уйти оттуда куда легче, чем из Бристоля. Каждый час в этих водах я рисковал своей свободой и своими планами на будущее, но мы уже заимели приличную сумму после сделки с лесом. Сколько денег в сундуке, мы до сих пор не определили, но явно больше, чем стоили бревна, которые мы продали.
Но нам все еще нужны были припасы — и для плавания домой, и для пребывания в новой земле. А кроме того, инструменты, орудия труда и одежда.
Ко мне подошел Джон Тилли.
— Идем в Фальмут, — сказал я ему. — Быстро заходим в порт, сплавляем груз первому же покупателю, тут же закупаем припасы и уходим. Я хочу, чтобы мы простояли в порту не больше двух дней.
— Это очень быстро, — сказал он, задумавшись.
Иначе нельзя было. Этот английский офицер мог собраться с мыслями и, сопоставив одно с другим, вернуться, чтобы приглядеться к нам. С другой стороны, сию минуту мы для него ничего не значим. Когда у него на берегу отряды матросов и не исключен риск дальнейших боев с испанцами, ему сейчас совсем не до нас, мы для него — мелкий случай. Вряд ли он вспомнит о нас, пока ситуация в Кинсейле не уляжется. А к тому времени, при удаче, мы уже дойдем до Фальмута, и выйдем из него, и скроемся в море.
* * *
«Абигейл» спокойно вошла в фальмутскую гавань и бросила якорь. Серые крепостные стены замка Пенденнис, который сейчас достраивался, высились над гаванью.
Джублейн стоял рядом со мной, глядя на берег.
— Тебе надо встретиться с кем-нибудь из Киллигрю, — сказал он, кивнув в сторону города. — Если они сами не вышли гоняться за испанскими судами, то будут тебе рады, я думаю. Видишь большое здание вон там, близко к берегу? Это — «Аруэннак», дом Киллигрю… О, это ребята шустрые! Они выдернут твой корабль прямо у тебя из-под ног, если зазеваешься, но умеют уважать смелость и отвагу. Поговори с Питером, если выйдет. Он не молод уже, но человек толковый, и тебе безопасней будет говорить с ним, чем с кем другим. Более того, хоть он и человек королевы, но чертовски независим и вряд ли станет доносить о твоем появлении или хватать тебя и сдавать королевским чиновникам.
— Ты его знаешь?
— Служил с ним когда-то. Думаю, он меня вспомнит.
— Ну тогда отправляемся на берег.
* * *
Питер Киллигрю принял нас в комнате с низко нависшими потолочными балками и большим старинным камином. Вынул трубку изо рта и положил на стол.
— Кто вы?
— Барнабас Сэкетт, шкипер «Абигейл». Только что вошел в вашу гавань с грузом дранки, поташа и мехов. Я бы хотел продать то, что у меня есть, загрузиться припасами и отчалить. У меня такое впечатление, — добавил я деликатно, — что большим временем я не располагаю.
— Сэкетт, говорите? Уж не тот ли, за кем охотятся по всей стране?
— Тот самый. Мне говорили, вы человек честный и независимый, а мне надо кое-что продать и много чего купить. У вас, если согласитесь.
— Говорят, вы нашли сокровища короля Джона?
— Абсурд, капитан Киллигрю. Чистый бред. Нашел как-то случайно несколько золотых монет — и тут выяснил, что на древности есть большой спрос. Мне иногда встречались развалины в лесах и среди холмов, ну, добыл я рукопись Лиленда — а он бродил по стране, выискивая такие места… Отправился в одно место, которое мне запомнилось, начал раскопки. Повезло, нашел еще кое-что — но это было чистое везение.
У Киллигрю зарокотало где-то в груди. Наконец он проговорил:
— Везение! Удача! Я не верю в везение, Сэкетт! Удача приходит к человеку, который умеет стать на ее пути. Вы отправились туда, где можно было что-то найти, — и нашли, вот и все… Ладно, Сэкетт. Мне нравится, как вы держитесь, как вы говорите. Так в чем у вас нужда?
Я передал ему свой список.
— Я обойдусь с вами честно, — сказал он. — Вы заплатите на десять процентов больше, чем моя здешняя цена, и все равно это выйдет дешевле, чем вы заплатили бы в Бристоле или в Лондоне.
Он передвинул с места на место какие-то бумаги у себя на столе.
— Я подам к вашему судну лихтеры в течение часа. За ваш поташ я заплачу по рыночной цене. А за дранку и любой лес, какой у вас есть, заплачу с премией. Сейчас этот товар трудно добыть.
Он повернулся в кресле и позвонил в колокольчик. Когда в дверях появился слуга, приказал:
— Пришли ко мне Уиллиса… тотчас же.
Он показал на стул.
— Сядьте, Сэкетт. — И уставился на меня из-под густых бровей. — Итак, вы уходите обратно в Америку?
— Это верно.
— Прекрасно! У вас отличный корабль. Нагрузите его мачтовым лесом и присылайте сюда. Я его куплю, и все остальное, что вы предложите, а если сумеете взять какие-то призы[25], отправляйте их ко мне.
— Так я и сделаю, — отвечал я спокойно, — и с благодарностью.
Он внезапно вскочил.
— Пошли вниз, в таверну. Мы там с вами выпьем. Можно бы и здесь выпить, но мне нужен свежий воздух. И пройтись тоже. Я уже теперь не двигаюсь столько, сколько привык… Так, значит, говорите, Земля Рэли? Ну-ну! Дикари, говорите? Вы их видели? Они и вправду такие свирепые, как тут говорят?
Я пожал плечами.
— Некоторые — да, некоторые — нет. Они хорошие воины, но есть среди них и хорошие торговцы. Я надеюсь подружиться с ними.
— Вот это правильно! Отправляйте свои корабли в Фальмут. Мы будем обходиться с вами честно, не станем задавать вопросы и доносить. Ну что за глупость, право, все эти разговоры о сокровищах! Я в них ни капли не верю — вовсе вы не так себя ведете, как человек с кучей золота!
Мы сидели над кружками с элем и вели неспешную беседу о кораблях и королеве, о Рэли, Эссексе и Маунтджое, а также об актере Шекспире — и я решил, что он очень приятный человек, этот Питер Киллигрю.
* * *
Когда я вернулся, «Абигейл» спокойно стояла на хрустальной воде залива, к ней были причалены лихтеры, в которые выгружали наши товары, а Эбби ждала у релинга.
Она беспокойно глянула мне в глаза.
— Барни, я так тревожилась! Я боялась, что тебя схватят и выдадут королеве!
— Только не эти люди.
Внезапно я кое-что вспомнил.
— Эбби, ты ничего необычного не слышала на корабле? Может, заметила кого-то постороннего?
Она удивленно взглянула на меня, и я объяснил.
— Мальчик? — переспросила она. — Забрался на борт в Кинсейле? Ой, Барни, давай найдем его!
— Мы обязаны найти. Мне вовсе не хочется, чтобы меня схватили за похищение ребенка.
Я позвал Джереми.
— Раскрой люк, ладно? Я спущусь вниз.
— А что случилось-то?
Когда я объяснил, он пожал плечами.
— Да просто очередной мальчишка, которому охота уплыть в море, можешь не сомневаться.
Оказавшись в темном трюме, я заговорил:
— Эй, паренек, я видел, как ты выбирался из шлюпки прошлой ночью. Вылезай, а то утром мы отплываем в Америку, а там неподходящее место для мальчиков, которых разыскивает семья.
Тишина. А потом он вылез из-за свернутых штук парусины — вылез и встал. Мы разглядывали друг друга в этом сумраке.
Отличный, приятного вида мальчишка он был, тоненький, но с хорошими плечами, лицо чистое, ладно вырубленное — и копна красивых волос. Кожа на лице и руках выдавала в нем джентри, мелкопоместного дворянина.
— И кто же ты такой, паренек?
Он смотрел на меня — довольно смело, хоть и не без опаски.
— Я из Ирландии, — сказал он наконец, — и все мои родные убиты. Я один остался, и хочу только добраться до Франции, где есть другие такие, как я.
— До Франции, говоришь? Хочешь удрать и бросить свою страну? Во Франции у нас враги, парень.
— Это у вас там враги, если вы англичанин, а я не сомневаюсь, что так оно и есть. У меня там нет врагов, ибо я ирландец, а они там относятся к нам дружественно.
— Это да, я слышал. Вы ведь с ними паписты, ирландцы и французы. Ладно, пошли на палубу. Ты, полагаю, голоден, и будь ты хоть католик, хоть протестант, а от еды не откажешься. У меня на корабле никакой мальчишка не останется голодным.
— Очень любезно с вашей стороны.
Но посматривал он на меня с опаской — явно не доверял мне. Так что я заметил:
— Паренек, манеры у тебя как у человека хорошего воспитания, так что, надеюсь, и честь у тебя тоже есть.
Он резко развернулся, гордо выпрямился и посмотрел прямо мне в глаза.
— Есть, капитан. В нашей семье честь всегда была на первом месте.
— Знакомо тебе имя Барнабас Сэкетт?
— Нет, не знакомо.
— Ну так вот, это мое имя, и оно ничем не хуже любого другого, но меня разыскивают люди королевы. Ищут они меня по ошибке, но я уже черт знает сколько времени потратил, пытаясь это доказать, — и все понапрасну, а потому с рассветом я уже буду в море, на пути в Америку.
— В Америку? — он был ошеломлен. — Я думал…
— Ну да, ты, конечно, ожидал чего угодно, только не такого. И, думаю, вовсе не держал в голове такое путешествие, когда забирался к нам на корабль.
— Убраться подальше, капитан, — вот единственное, чего я хотел. Найди они меня — убили бы на месте. Ведь я…
Я поднял руку.
— Ничего не говори мне. Это не требуется. Я кое-что знаю о бедах ирландцев и ничего против вас не имею, ни я сам, ни кто другой у меня на борту, но в здешних городах такие могут найтись. На твоем месте я бы постарался уйти подальше от моря.
— Так вы, значит, не идете во Францию?
— В Америку, только в Америку, и, если будет на то воля Господня, носа на сушу не покажем, пока не доберемся туда. Так что если хочешь сойти на берег, паренек, то придется сделать это здесь.
Он устремил глаза в пространство, немного напуганный, но показать этого не желал.
— Не рассказывай ничего о себе. Не говори никому, что ты ирландец, — и подольше. Сейчас в Англии будет много бродячих мальчишек. Может, кто возьмет тебя в обучение…
— Я джентльмен!
— Ну да, — согласился я угрюмо, — но что ты предпочтешь: умирать с голоду джентльменом или сытно жить учеником? Послушай, я никого здесь не знаю, но я отправлю тебя на берег с полным желудком, с небольшим запасом пищи и с таким количеством денег, чтоб ты мог купить себе место ученика в том ремесле, какое тебе по вкусу.
Он ошарашенно уставился на меня:
— Вы дадите мне денег?
Мы поднялись на палубу, прошли в каюту, и Лила его накормила, а мы с Эбби немного развлекли разговорами.
— Как меня зовут? — Он заколебался. — Мое имя — Таттон. А фамилию я называть не стану.
Симпатичный парнишка он был, с чистыми ореховыми глазами и теплой улыбкой. Надеюсь, когда-нибудь таким будет мой сын… А этого мы высадили на берег в Фальмуте с пятью золотыми монетами, зашитыми в пояс, и узелком с пищей.
Он помахал нам рукой с прибрежной дороги, перед тем как ушел прочь, и больше мы его не видели… Славный, стойкий паренек, ушедший к будущему, которого никто не знает.
Глава двадцать вторая
Темны были воды реки Човон, тусклы тени в лесу и на болоте, угрюм свет на пустом холме, где когда-то стояла наша крепость. Бревна, которые мы нарубили собственными руками, соединения, которые подгоняли с любовной тщательностью, большие ворота, разбитые и починенные — все исчезло.
Сгорело…
— Ты видишь что-нибудь, Джереми?
Ринг изучал лес и речные берега в подзорную трубу.
Мы стояли вместе на корме, разглядывая берега, скользящие мимо в тускнеющем свете умирающего дня, и красный мазок, положенный закатом на холмы, казался нам предостережением. Рядом со мной была Эбби, сильно располневшая в ожидании ребенка, и Джон Тилли, тихий, серьезный, немного обеспокоенный, полагаю, поскольку он не одобрял нашего ухода. Джублейн признался мне наконец, что у него больше не хватает духу для диких краев.
— Боюсь, тебе придется уйти отсюда без меня, Барнабас.
Я понимал его достаточно хорошо и ничуть не винил. Для него есть на свете другие места, другие страны. В какой-то мере я даже испытал облегчение, ибо мне очень хотелось иметь где-то хорошего друга, который знал бы, где мы находимся и что делаем.
В конце концов я решил оставить корабль Джону Тилли, потому что Джублейн его не хотел, ему нужно было только доплыть до Европы или до французских земель на севере. Пиммертон Берк, Том Уоткинс и Джереми Ринг отправлялись со мной, да и некоторые другие решили попытать счастья в диком краю. Джублейн заверил меня, что прибудет сюда снова в следующее плавание, но в ближайшие дни нам предстояло подниматься против течения с Уа-га-су в роли проводника.
Мы надеялись найти форт нетронутым, но он погиб, сгорел. Нашли ли наши враги тайники с пищей? Сейчас мы в ней не нуждались, но может настать другое время, и было бы спокойней знать, что она здесь есть.
Утром мы поднялись на холм; над нами нависало угрюмое небо, затянутое тучами, вдали играли молнии, а мы стояли среди обгорелых бревен — и сердце сжимала печаль; в самом деле, найдется ли человек, который не любит того, что построил собственными руками?
Земля над тайниками заросла травой. Если кто-то и нашел наши припасы, то это было очень давно. Ну, по крайней мере орехи сохранятся.
Мы вернулись к реке, снова поднялись на корабль и сели за стол, лишь изредка перекидываясь словом.
— Все пропало? — спросила Абигейл.
— Все сгорело, — отозвался я, — несколько бревен осталось и зола. Там, где были наши дома, растет трава, и где стены стояли. Я думаю, это произошло почти сразу после нашего отплытия.
— Ник Бардл? — спросила она.
— Индейцы, полагаю. Бардл не стал бы жечь форт. Он бы предпочел сохранить бревна на случай, если придется менять рангоут вблизи этих берегов. Он, конечно, мерзавец, но человек предусмотрительный.
Вот так мы тогда разговаривали — о старых временах и новых, о нашем флейте — и все время пытались избежать мыслей о прощании.
Ибо все мы здесь были добрыми друзьями, а время расставания близилось, и никому не хотелось первым заговорить о том, что все, пережитое нами вместе, кончено.
Из всех присутствующих самым старым моим другом был Джублейн, с той случайной встречи, когда он помог мне выбраться из первой моей серьезной беды. А теперь… больше я его не увижу. Или увижу когда-нибудь? Кто может сказать наперед в таком мире?
И все же нас сжигало нетерпение — и Эбби не меньше, чем меня, — нетерпеливое желание заглянуть за те голубые горы, найти новую страну, проложить борозду в новой земле и увидеть, как зеленеют всходы под солнцем новой весны. Ибо земля за горами — это всегда мечта и призыв, и каждому поколению нужна она, эта мечта о каком-то отдаленном месте, куда надо дойти.
Мы пересекли океан, чтобы прийти сюда, — почему? Что гнало нас сильнее, чем других? Почему Пим идет с нами, а Джублейн — нет? Почему порывистый Джереми Ринг, а не Джон Тилли?
До этих мест мы дошли вместе, а теперь какой-то неведомый порыв, какая-то внутренняя тяга, какой-то странный побег, проросший в наших существах, выбирает из нас тех, кто двинется на запад.
Выбирает? А может, сами мы делаем этот выбор? Нет, никогда не перестану я гадать, почему этот человек, а не другой…
Последним нашим приобретением у Питера Киллигрю были три легкие и крепкие лодки, которые мы привезли на палубе, чтобы спустить на воду уже здесь. Сейчас мы их приготовили, а тем временем спустились на флейте по течению и поплыли вдоль залива на юг, к другой реке, побольше — это Уа-га-су так говорил: «река побольше».
Я много времени проводил с Уа-га-су. Он сразу узнал местность на моей карте, ткнул пальцем в заливы, провел по рекам. То здесь, то там он указывал мне изменения в русле реки или какие-то места, нанесенные неверно.
— Каждый год я буду проходить вдоль этих берегов, — говорил Джон Тилли, — и другим скажу, чтобы посматривали, нет ли твоего сигнала.
Еще раз я показал ему на карте местность, где собираюсь поселиться.
— Конечно, заранее никак не узнаешь, пока сам не доберешься, но, думаю, я буду плыть по реке до того места, где она вытекает из гор. А после поищу какую-нибудь долину, или ложбину — какое-то укрытое место, которое можно оборонять, — вот там мы и поселимся.
У нас есть орудия и инструмент, есть семенное зерно и много боеприпасов. Весной мы посеем семена, а еще попытаемся искать минералы — не столько золото, сколько полезные минералы, а там и застолбим себе землю. Я даже для тебя застолблю участок — на случай, если вдруг передумаешь.
— Барнабас! — Это Джублейн положил руку мне на плечо. — Не смогу ли я, даже в этот, самый последний момент, убедить тебя не делать этого? Очень нескоро придут сюда другие белые люди, и еще дольше им понадобится времени, чтобы достичь гор. Вас будет очень мало, и вы будете одни. Подумай об Абигейл… без женского общества, без дружбы, без удобств…
— Там будет Лила. А друзей мы заведем среди индейцев.
— Ты на это надеешься? Ну что ж, — он пожал плечами, — пусть будет так. Может, это твое предназначение, Барнабас. Но если у тебя будут сыновья, хоть одного из них отправь домой, в Англию. Здесь им не получить образования.
— Мы их выучим. У меня есть книги. И все же одно дело ты можешь сделать, Джублейн. Ты помнишь, где мы первый раз прятали наши меха? В пещере?
— Помню.
— Если соберешься в эти края, привези книг, заверни их получше в клеенку и спрячь там. Может, когда-нибудь мы вернемся на побережье, тогда заглянем туда.
Снова мы пожали друг другу руки, а потом заговорили на другие темы, и наконец, когда наш корабль бросил якорь против устья реки и наши три лодки были спущены на воду и загружены нашим снаряжением — на двух мы собирались грести, а третью тащить за собой на буксире, — неожиданно снизу пришел Саким.
— С твоего разрешения, — сказал он негромко, — я отправлюсь с вами. Там, куда вы направляетесь, вам рано или поздно понадобится лекарь, а твоей жене он точно нужен будет. Мне хотелось бы пойти с вами.
На мгновение у меня язык отнялся. Я просто протянул руку, а он ее пожал; итак, наш отряд теперь стал сильнее и больше — больше на самого талантливого человека, какого я в жизни встречал.
* * *
В первой лодке находился Уа-га-су, наш проводник и переводчик, Эбби, Лила, Саким, Пим Берк, Черный Том и я.
Во второй лодке плыли: Тим Гласко, крепкий молодой парень квадратного сложения, светловолосый и веселый, который был прежде бродячим кузнецом; Джон Куилл, бывший батрак в большом поместье в Англии; Кейн О'Хара, служивший солдатом-наемником; Питер Фитч, тонкий, жилистый, не знающий устали человек, который сначала работал на верфи, а потом стал корабельным плотником; Мэттью Слейтер, фермер; Барри Магилл, который был медником и ткачом, и, наконец, Джереми Ринг.
Эбби твердо смотрела только вперед, на реку перед лодкой; лицо у нее немного побледнело, глаза были большие и серьезные. Лила ни разу не оглянулась назад, впрочем, думаю, она вообще никогда не оглядывалась назад, если уж разум ее выбрал путь, по которому идти.
Мы плыли вверх по течению, а я вновь и вновь прикидывал, в чем сила и слабость нашего отряда. Я знал, что мы сильны телом и духом, но нам предстояло встретиться с первой зимой в диком краю… впрочем, на побережье зима могла оказаться даже суровее.
Мы не видели индейцев, не видели никаких животных. Лодки медленно и упорно продвигались против течения, держась середины реки, за исключением тех мест, где можно было сойти со стрежня и плыть по более мелкой и спокойной воде возле одного берега или другого.
Каждый мужчина греб, не исключая и меня. Только Уа-га-су, который сидел на носу, был свободен от этой работы, поскольку не хотел отрывать глаза и внимание от реки и ее берегов.
В тот первый день мы преодолели, как мне кажется, с десяток миль. Ближе к вечеру Кейн О'Хара убил оленя, а Саким вытащил большую рыбу. Мы причалили к островку и разбили небольшой лагерь с тщательно прикрытым со всех сторон костром.
Река тихо текла к морю, легкий ветерок шелестел листьями, потом притих. Наш костер из плавника — выброшенного на берег хвороста и сучьев — отбрасывал теплый отсвет на лица людей, собравшихся вокруг. Мы ели и говорили. Наши лодки были вытащены в маленькую бухточку и скрыты за деревьями и длинными бородами мха, свисающего с их ветвей. В одной из них остался караулить Питер Фитч, я встал от костра и прошел к нему — поговорить и послушать голоса ночи.
Над рекой плавно пролетела сова, едва поводя крыльями.
— Большая, — сказал Фитч.
— Большая, — согласился я и помолчал, набираясь духу. — Скажи, Фитч, почему ты решил идти с нами?
Он оглянулся на меня, и вид у него был немного смущенный.
— Неохота мне было возвращаться домой с пустыми руками, — сказал он наконец, — потому как я много языком плескал, как уйду в море и чего там совершу. Дома-то, в деревне, мне все сны снились, как я кидаюсь в битву и завоевываю себе принцессу, а может, кучу золота.