Глава 4

Человек по имени Кеттлмен сидел на пороге каменной хижины и глядел на зеленую траву котловины. Он слушал ветер в соснах и чувствовал свежесть прохладного горного воздуха. Неожиданно он почувствовал что-то совсем забытое. Давным-давно он шел по одиноким, древним, таинственным тропам с Флинтом. Куда бы ни направлялся этот странный, молчаливый человек, он знал самый нехоженый, тайный путь. Они путешествовали целыми днями, не перемолвившись ни словом; их лагерные костры окружала огромная, пустая тишина. Он вспомнил терпкий запах кедра, клубы дыма от сырых дров, хрусткие щелчки поленьев, темно-красный цвет умирающих углей, звуки ветра в мескитовых рощах. Он добирался до самых границ цивилизации, к землям, известным только кочевникам-индейцам.

Три года… И ни разу Флинт не сказал, чем он занимается. Мальчик всегда оставался подолгу ждать с лошадьми. Затем внезапно появлялся Флинт, они меняли лошадей и снова отправлялись в дорогу.

Флинт никогда не останавливался у салунов и игорных домов. Обычно они уезжали в самые глухие, отдаленные уголки, и там Флинт иногда часами говорил о пустынях, о горах, о том, как выжить в самых тяжелых условиях.

Кеттлмен медленно поднялся на ноги и направился к ручью. Он стоял, глядя, как вода журчит по камням. Боль в желудке теперь грызла его постоянно. Оставалось совсем немного времени. Тем не менее спокойствие этого места передалось и ему: внутреннее напряжение спало.

Звезды давно уже усыпали небосклон, когда он крепко уснул без сновидений, но потом проснулся от свежести прохладной ночи, сел и закурил трубку.

Эта девушка из поезда… Он вспомнил ясный, гордый взгляд, грациозные движения. Почему ему не встретилась такая девушка, когда он был еще жив? Теперь он умрет, как волк, в темной норе, кусая собственные раны. Да и жил он, как волк, с вечно обнаженными клыками.

Неожиданно на ум ему пришел Портер Болдуин. Хитрый, жестокий, опасный человек. Бизнесмен. Вряд ли годится для Дальнего Запада, но Болдуин никогда не предпринимал никаких шагов без причин, у него огромный опыт в финансовых схватках и интригах. Во время Гражданской войны он занимался контрабандой: менял конфедератам винтовки на хлопок и продавал информацию Северу, участвовал в попытках задушить рынок золота, который, по слухам, основали Джим Фиск и Джей Голд.

Если Портер Болдуин оказался здесь, то совсем не из-за скота. Скотоводство приносит некоторый доход, и Портер не станет пренебрегать им, но и не будет лично участвовать в деле, если оно не сулит немедленные и огромные барыши.

Ладно, теперь это его не касается. Кеттлмен выбил пепел из трубки и вошел в дом. Когда он проснулся, солнце уже стояло высоко, и впервые за долгое время он хорошо выспался. Боль не оставляла его, поэтому он встал и приготовил легкий завтрак, двигаясь медленно и осторожно. Во время завтрака распланировал дела на день. Прежде всего необходимо найти выход в прилегающую котловину. Вряд ли после стольких лет там живут лошади, хотя Флинт оставил молодых, породистых и здоровых и, как он утверждал, в той котловине достаточно корма и воды для дюжины голов.

Пищи, которую он принес с собой, едва ли хватит на три дня скромного житья, значит, нужны припасы. Ему также хотелось получить ящик с книгами, отосланный в Хорс-Спрингс. Два других ящика с книгами и припасами он адресовал в Аламитос, не желая слишком часто появляться в одном и том же месте. Однако, чтобы доставить все это сюда, ему потребуются вьючные лошади.

Флинт в свое время оставил в прилегающем оазисе одного жеребца и двух или трех кобыл. Если они живы, им должно быть по шестнадцать-семнадцать лет, но у них могли быть жеребята. Переход в соседнюю котловину лежал через один из длинных лавовых туннелей, которыми изобиловало это место.

Кеттлмен подошел к переходу, которым Флинт соединил дом с конюшней. Флинт просто выбрал плоские обломки скал и без цемента уложил их вдоль всего пути. У задней стены конюшни стояли ясли, а за ними — темный проем. Он взялся за ясли, они качнулись на скрытых петлях и открыли проем. Перед ним лежал туннель. Справа на высоте человеческого роста он обнаружил полку.

Он протянул руку и нащупал несколько свечей. Засветив одну из них, он двинулся по туннелю. Проход был ровный, футов восемь в высоту и пятнадцать-шестнадцать в ширину. Он насчитал почти сто шагов, прежде чем увидел свет и вышел в маленький парк.

Перед ним расстилалось прекрасное пастбище. На дальней стороне росли дюжина тополей и несколько ив, там и тут высились сосны.

Стоя у выхода лавового туннеля, он насчитал семь лошадей, которые, подняв головы, смотрели на него. Высокий гнедой жеребец вдруг вскинул голову и громко всхрапнул. Он немного прорысил вперед и начал бить землю копытом.

— Хочешь подраться? — мягко спросил Кеттлмен. — Я друг, старина. Не надо нам ссориться.

Он перевел взгляд на остальных лошадей. Две трех— или четырехлетки, две — постарше. Еще там стояла одна совсем старая кобыла.

Флинт любил лошадей и часто приручал их к себе. Кеттлмен позвал — протяжный ласковый зов, которым пользовался Флинт.

Старая кобыла резко повернула голову. Неужели помнит? Некоторые утверждают, что у лошадей плохая память, другие доказывают обратное. Кеттлмен снова позвал и шагнул вперед, держа на вытянутой руке кусочек сахара, как всегда делал Флинт.

Лошади стали отходить, гнедой жеребец охранял их с высоко поднятой головой и раздувающимися ноздрями. Старая кобыла смотрела на Кеттлмена, затем сделала несколько шагов поближе и вытянула голову, словно принюхиваясь.

Кеттлмен стоял спокойно и расслабленно, приятное тепло грело спину. Ярко светило солнце, где-то в кустах, рядом со стеной, прожужжала пчела. Он позвал еще раз и шагнул вперед. Гнедой жеребец шарахнулся, отбежал немного, затем развернулся и зарысил обратно. Кобыла стояла.

Тем не менее она беспокоилась, и ему не хотелось пугать ее. Он подождал еще немного и шагнул в ее сторону. Увидев, что она готова отбежать, он бросил ей сахар. Она мотнула головой, но отошла всего на несколько футов, а когда он сделал шаг назад, приблизилась к тому месту, куда упал сахар, и стала нюхать траву. Было видно, что она нашла сахар.

День только начался, и Кеттлмен захватил с собой книгу. Он сел на плоский камень на солнце и начал читать. Жеребец некоторое время настороженно кружил вокруг, но затем успокоился и принялся щипать траву.

Через час Кеттлмен отложил книгу и стал рассматривать пастбище.

По форме это был почти правильный овал, окруженный лавовыми стенами пятидесяти-шестидесяти футов высотой. Непересыхающий источник снабжал пастбище водой — тот же, что протекал рядом с хижиной. Флинт говорил, что в дальнем конце котловины есть еще один. В некоторых местах человек мог выбраться отсюда, но не лошадь.

Он все еще чувствовал усталость, ноги болели. Он провел почти весь день возле выхода из туннеля, затем ушел в хижину, приготовил мясной бульон и медленно его выпил.

Еще несколько дней…

Пит Геддис оперся о красное дерево стойки в салуне «Дивайд». Был ранний вечер, он приехал в город несколько минут назад, встретив по пути много чужаков, большинство из которых явно работали на Порта Болдуина.

Рэд Долан, бармен, подошел к Геддису и положил свои широкие, мясистые ладони на стойку. Эти двое были друзьями. Они не были знакомы до Аламитоса, но их связывало пережитое, их Прошлое было почти одинаковым.

— Не то что в наше время, — прокомментировал Долан, глядя на ковбоев Болдуина. — Крутые ребята, пощады от них не жди, это тебе не Маккинни или Картрайт.

Долан вынул изо рта сигару.

— Ты знал Длинноволосого Джима?

— Как-то раз проезжал через Лейк-Вэлли. Он как раз там сшивался, — пробурчал Геддис.

— Быстрый мужик. Из Иллинойса вышло много таких: Картрайт, Хикок — могу насчитать с дюжину.

Геддис глотнул виски.

— Бакдан в городе, — заметил он.

— Это значит — кто-то умрет. — Долан поднес спичку к потухшей сигаре. — Но ты ошибаешься. Его нет в городе. Уехал на рассвете.

Геддис раздумывал над полученной информацией. Вряд ли тут есть связь, но Эд Флинн тоже уехал на рассвете. Эд направился на юг, к Хорс-Спрингс, и никто об этом не знал. Однако чем больше он думал, тем больше ему это не нравилось. Флинн хороший парень, надежный, но не идет ни в какое сравнение с Бакданом, даже если тот будет играть по-честному, чего он, конечно, делать не будет.

— Страшные это люди, — сказал Геддис. — Я никогда не смог бы стрелять в человека из засады.

Рэду Долану вспомнилось прошлое.

— Да, — задумчиво протянул он, — странные люди. Давным-давно я знал одного. Он считал, что для него — это война, а он — солдат в этой войне. Только, по-моему, потом он стал думать по-другому.

— Что с ним сталось?

Долан стряхнул пепел с сигары.

— Как сквозь землю провалился. До сих пор не знаю, что с ним случилось, хотя имел бы, кажется, право знать.

— Дружили?

— Через меня ему кое-что передавали на словах. Сам знаешь работу бармена.

Долан помолчал.

— Нет, я бы не сказал, чтобы мы дружили. Кажется, у него вообще не было друзей, если не считать мальчишку.

У Пита Геддиса пробежали мурашки по коже. Говорят, такое чувство возникает, когда кто-то проходит по твоей могиле.

— Однажды в Эйбилин заявился мальчишка, он искал этого парня, — продолжал Долан. — Через несколько месяцев появился Флинт. Я никогда не видел их вместе, а хозяин конюшни, где работал мальчишка, сказал, что они даже не разговаривали. Только когда пропал Флинт, пропал и мальчишка.

Пит Геддис вынул коричневую бумагу и скрутил сигарету. Он знал Долана уже несколько лет, они много говорили об оружии, коровах, выпивке, возникающих и исчезающих городах, но, странная вещь, никогда не говорили о том общем, что их связывало.

— У такого человека не может быть друзей, — сказал Геддис. — Даже на друга можно положиться до поры до времени. Сомневаюсь, чтобы у парня, занятого таким делом, водились друзья.

Геддис сменил тему.

— Этот Бакдан, он поехал на юг?

Долан внимательно осмотрел сигару.

— Не знаю, — сказал он. — Я стараюсь не замечать того, что меня не касается.

Геддис допил виски. Он пил очень мало, растягивая каждый глоток. Геддис сделал последнюю затяжку, бросил окурок в опилки, которыми был покрыт пол в салуне, и тщательно затер его носком сапога.

— Заезжал Бад — ты знаешь этого длинного, тощего, который работает на Наджента? Он здорово поддал и рассказывал что-то о чужаке, который отшил самого Тома Наджента.

— Ты говоришь, чужак?

— Крупный смуглый парень с каким-то расчудесным ружьем. Сказал Тому Надженту, что не любит, когда его будят, а когда Том приказал ему убираться вон, послал его к черту.

Геддис рассмеялся.

— Хотел бы я это видеть. Наджент — герой.

— На этот раз герою пришлось уступить.

Пит Геддис поглубже надвинул шляпу и вышел из салуна на вечернюю улицу. Чужак… правда, сейчас чужаков в округе было много…

Он перешел улицу, направляясь к ресторану, думая о чужаке. О делах Тома Наджента знали все, и если тот встретился с чужаком, то это произошло к востоку, за плато Себолетта в ту ночь, когда он охотился за скваттерами.

Это означало, что если около лавовых полей он разговаривал с тем же чужаком, то он направлялся на запад. Но с того места, где они разговаривали — опять же, если это был тот самый чужак, — можно идти только на юг: через лаву дороги нет. А на юге нет ничего, кроме Хорс-Спрингс и пастбищ, где пасся скот с «Кейбара».

Допустим, туда послали не одного ганфайтера, а больше? Допустим, этот крутой парень, который спорил с Томом Наджентом, — убийца? Кого он собирался убить?

Нэнси?

Вряд ли. Мало кто будет стрелять в женщину, и никто не станет нанимать для этого убийцу.

Эд Флинн?

Это уже более вероятно, и такая мысль беспокоила его. Если бы он знал, откуда этот чужак… Или как он выглядит. Бад его видел, а Геддис хорошо знал Бада и был уверен, что тот сегодня будет в городе. Лихой парень, но слишком уж любит выпить.

Флинн все равно уехал в Санта-Фе сделать заявки на землю.

Пит Геддис настроился ждать.

Только на третий день Кеттлмену удалось заставить кобылу взять сахар с руки, но как только это произошло, она позволила гладить себя и почесывать, а буквально через час ему удалось накинуть на нее уздечку, а потом седло.

Высокому гнедому жеребцу это не понравилось. Он фыркал, тряс головой и бил копытом. Он сначала подбежал с высоко поднятой головой, затем отбежал, испытывая одновременно ярость и страх. Его, несомненно, озадачило поведение кобылы — она не волновалась и, кажется, даже была довольна.

Кеттлмен почистил кобылу, расчесал ей хвост и гриву, вычистил копыта. Много времени прошло с тех пор, как он помогал подковывать лошадей, но навыки остались.

Когда он сел на нее верхом, кобыла даже не взбрыкнула. Она хоть и была старой, но помнила те времена, когда за ней ухаживали, когда ее угощали овсом и, конечно, сахаром. Он проехал на ней по кругу, потом повел ее к выходу из туннеля.

Кеттлмен собирался поехать в Хорс-Спрингс, но даже сидя верхом на кобыле, он с восхищением смотрел на гнедого. Более красивого коня с такими грациозными движениями он еще не встречал.

В табуне еще выделялись неплохой вороной и серый в яблоках — почти такой же высокий, как гнедой жеребец, но на год-два моложе.

Станция дилижансов в Хорс-Спрингс представляла собой низкое здание с навесом, который поддерживали два вбитых в землю столба. Ветер и дождь основательно побили некрашеное дерево, стерли надписи и превратили цвет здания в неприглядный серый. По соседству стояло еще с полдюжины домов, два из них пустые. В самом здании станции размещался салун, почта и магазин — и все это под началом «Серного» Тома Уэйлена.

Серный Том получил свое прозвище благодаря многочисленным рассказам о молодых годах, проведенных на Серной реке в северо-восточном Техасе, о знаменитых ганфайтерах — Каллене Бэйкере, Бобе Ли — и о скотоводческой междоусобице, известной как «Война пяти округов».

Это был высокий человек с узкими, сутулыми плечами, перекрещенными подтяжками поверх красной фланелевой рубашки. Он редко брился, а его толстые, моржовые усы порыжели от табака. Для человека, который так много рассказывал о перестрелках и дуэлях, Серный Том удивительно ловко избегал неприятностей.

Его принципиальный нейтралитет подчеркивало находящееся под рукой ружье, об этом знали все. Даже во время нападения апачей он ухитрялся оставаться нейтральным, поднося индейцам дары в виде сахара и табака.

Как правило, под навесом станции, если позволяла погода, у изгороди ближайшего корраля всегда сидели трое-четверо бродяг и в клубах табачного дыма, пронизываемого плевками, врали друг другу об объезженных мустангах, клейменых бычках и убитых медведях.

Когда на станции появился человек по имени Кеттлмен, на обычном месте сидели только двое. Кеттлмен въехал на старой кобыле шагом по западной тропе.

Когда этот крупный мужчина в сапогах без каблуков слез с седла в Хорс-Спрингс, все присутствующие посмотрели на клеймо кобылы незнакомца — довольно четкое изображение шестизарядника.

Кеттлмен спешился и, не глядя ни на кого, прошел внутрь. Серный Том стоял у двери, но быстро вернулся к бару. Незнакомец бар проигнорировал.

— Я приехал забрать почту, — сказал он, — почту и большой ящик.

Серный Том прикрыл глаза.

— Имя?

— Джим Флинт, — спокойно ответил незнакомец.

Серный Том стоял с опущенной головой, протирая стакан, и не поднял глаза, пока не закончил работу. Он посмотрел прямо на визитера, затем поспешно отвел взгляд.

— Я вас ждал, — сказал он, зашел за зарешеченное окно, служившее почтовой конторой, и вынул из открытой коробки несколько писем.

Человек, который теперь хотел называться Джимом Флинтом, мельком взглянул на письма и опустил их во внутренний карман. Он осмотрелся и указал на две седельные сумки.

— Я их покупаю. Еще мне пригодилось бы несколько торб, если они у вас есть.

— Кажется, есть. — Серный Том снял с крюка седельные сумки и извлек из-под прилавка торбы. Его взгляд упал на кобылу.

— Необычное клеймо, — заметил он.

Ответом ему был холодный взгляд.

— Да?

Для Серного Тома этого было достаточно. Слова застыли у него на губах, во рту пересохло, а внутри что-то екнуло. В этом человеке было нечто, что ему не понравилось… совсем не понравилось.

Он указал на стоящий на полу ящик.

— Вот он, только на лошадь вам его не погрузить.

Нагнувшись, Джим Флинт легко поднял ящик, оперев его на бедро, затем вышел и, взяв поводья, отвел лошадь через улицу к корралю. Скрывшись от любопытных глаз за углом корраля, он вскрыл ящик, переложил содержимое в седельные сумки и торбы и провел лошадь обратно к станции.

Он положил на прилавок список товаров и подтолкнул его к Серному Тому.

— Подберите мне все, что есть, — сказал он и, повернувшись, вышел.

Двое сидевших у стены лениво переговаривались.

— Говорят, это он, точно. Господи! Вот уж не думал увидеть тут таких! Да, Бакдан известный человек! Такой же известный, как Дикий Билл, или Клей Эллисон, или кто другой. Говорят, он убил больше людей, чем все они вместе взятые!

— Стрелял он в спину, — презрительно сказал второй.

— Ну, стрелял он из засады, так ведь все равно убил, верно?

Говоривший помолчал.

— Интересно, кого он должен убить здесь?

Флинт опять подошел к прилавку, куда Серный Том выкладывал товары.

— Я съем одну банку персиков здесь, — сказал он, открыл банку и стал есть, накалывая персики на лезвие ножа.

Когда Серный Том получил почту и ящик на имя Джима Флинта, он обрадовался. Он не знал Флинта, но один его знакомый передавал для Флинта сообщения и получал за это деньги. Серный Том надеялся, что может заняться тем же.

Больше, чем деньги, его интересовала связь с громким именем, возможность получать конфиденциальную информацию. Он не был болтуном, но сама мысль, что он знает то, чего не знают другие, была ему приятна.

Вначале он испытал острое чувство разочарования. Этот был слишком молод, и под смуглой кожей угадывалась бледность, которая говорила, что он давно не появлялся на свежем воздухе. Затем Том вспомнил, где можно лишить человека свежего воздуха на долгие годы.

Тюрьма.

Этот мужчина не Флинт. Как звали Флинта? Он не помнил, чтобы Флинта называли иначе, чем Флинт.

Сколько ему было лет?

И вот, поди ж ты, он и этого не знал. Серный Том никогда не встречался с Флинтом, но, судя по рассказам, Флинту, когда он исчез много лет назад, было лет тридцать-сорок. Он еще раз украдкой кинул взгляд на человека, который ел персики. А может, и он. Едва ли, но, может, и он.

— Умелый человек, — сказал он вслух, — может сделать тут много денег. Намечаются большие дела.

Не получив ответа, он добавил:

— Я знаю человека, который давным-давно ездил на лошадях с таким клеймом.

— Прошлое лучше всего забыть. — Флинт отошел от стойки, вышел на улицу и ополоснул руки в поилке для лошадей. Он вытер их о джинсы и посмотрел на тропу.

По тропе приближались всадники. Четверо.

Он зашел обратно в магазин, вдруг почувствовав раздражение при мысли, что здесь его могут увидеть. Меньше всего ему хотелось возбудить любопытство. Чем меньше людей знают о его присутствии, тем лучше.

Он оглядел магазинчик. Нью-Йорк показался ему недостижимо далеким, Джеймс Т. Кеттлмен — человеком из другой жизни. Он уже думал о себе как о Джиме Флинте. Он посмотрел в засиженное мухами зеркало и не увидел ничего, что напоминало бы о смерти, тем не менее он знал, что смерть смотрит ему в глаза.

В Нью-Йорке он регулярно занимался спортом. Он боксировал, боролся, играл в мяч. А на второй год пребывания в Нью-Йорке несколько раз выступал на профессиональном ринге. Это, кстати, помогло ему добиться финансового успеха.

Он встречался со многими известными профессионалами — Джеком Руком, Баттом Рейли, Джином Дуайером — и одержал немало впечатляющих побед. Через год он прекратил выступать, потому что его собственное дело быстро росло. Но он продолжал тренироваться в спортивных залах, боксировать в спарринг-боях с Майклом Донованом или Домиником Маккаферти, бороться и играть в мяч. Тогда не было и намека на ту штуку, что сейчас сидела внутри и пожирала его.

Дверь распахнулась, и вошли четверо ковбоев. Флинт коротко взглянул на них и понял, что неприятностей не избежать. Двое вошедших были юнцами с нарочито развалистой походкой, нестрижеными волосами, в грязной рабочей одежде. Двое других были постарше, один — мексиканец, второй — крепкий, уверенный в себе мужчина, одетый просто и аккуратно.

— Эй! — закричал один из юнцов Серному Тому. — Налей-ка нам выпивки!

— Как только закончу, — ответил Том.

Юноша подошел к стойке, явно ища приключений.

— Слушай, старик, — сказал он, — ты, кажется, меня не слышал. Я сказал, что хочу выпить. И немедленно.

Джим Флинт почувствовал, что внутри у него что-то поднимается. Была ли это горечь от понимания, что этот наглый мальчишка будет жить после того, как он умрет, или вспомнилась старая любовь к драке?

А может быть, он надеялся, что его убьют?

— Он обслуживает меня, — резко сказал Флинт. — Подожди своей очереди.

Юнец вскинулся, как необъезженный мустанг.

— Ах, ты!..

Предложение осталось незаконченным. Джим Флинт, уже не связанный далекими городскими правилами приличия, сильно ударил.

Мальчишка начал двигаться к нему, и удар в незащищенный подбородок застал его врасплох. Юнец рухнул на пол лицом вниз, как будто его ударили по затылку деревянным молотком.

Джим Флинт взглянул на остальных.

— Он сам нарывался. И нарвался. Если есть желающие, можем продолжить.

Второй юнец хотел было что-то сказать, но тот, что постарше, аккуратно одетый, перебил его:

— Кулаком вы бьете быстро и сильно. А как насчет револьвера?

Флинт посмотрел ему в глаза и холодно ответил:

— Как видите, я вооружен. Если желаете получить ответ, -за него придется платить.

Мальчишка на полу не двигался. Ковбой, задавший вопрос, получил ответ. Он посмотрел на упавшего.

— Он умрет?

— Сомневаюсь.

Не оборачиваясь, Флинт через плечо сказал Серному Тому:

— Налейте им. Я плачу.

Подошел мексиканец и носком сапога перевернул лежащего на полу юнца. Тот мигнул, хотел сесть, затем опять со стоном повалился.

— Лучше заберите у него пушку, — предложил Серный Том. — Он кинется на вас, как змея, которой наступили на хвост.

— Пусть, — сказал Флинт. — Пусть делает, что хочет.

Серный Том снял с полки бутылку и наполнил стаканы.

— И ему налейте, — сказал Флинт.

Мальчишка на полу медленно, часто моргая, сел. Он поднес ладонь к подбородку, затем, вдруг вспомнив, что произошло, начал озираться.

— У тебя есть оружие, — холодно сказал Флинт, — а на стойке — выпивка. Выбирай, что тебе по душе.

С трудом поднявшись на ноги, юнец повернулся спиной к Флинту и с минуту стоял, покачиваясь. Затем сделал шаг к стойке и взял стакан.

Допив виски, все четверо вышли, сели на лошадей и уехали.

Серный Том уложил припасы в мешок.

— Вы, видать, не любите медлить?

Джим Флинт оглянулся на него.

— У меня есть преимущество, — спокойно ответил он, — потому что мне на все наплевать.

Подняв мешок, он отнес его к кобыле. От четверых и след простыл. Он погрузил поклажу и сел верхом. Старой кобыле придется нелегко, но она в хорошей форме, к тому же он не собирается погонять ее. Флинт совсем не был уверен, что четверо всадников не следят за ним. Он направился на запад, оставив огромную равнину Сент-Огастин-Плейнз слева. Держась поближе к горам, он неожиданно свернул в каньон Паттерсона, затем по узкой индейской тропе поехал через холмы к каньону Мангас. Несколько раз он останавливался и прислушивался. Прежде чем спуститься в Мангас, он некоторое время осматривал местность. На другой стороне каньона в балке он увидел рощу и несколько минут наблюдал за ней. Затем спустился с горы, пересек тропу и, обогнув огромный валун, обнаружил балку, поросшую соснами, где мог спокойно и в безопасности развести костер.