Глава 13

О книжке он никому ничего не сказал.

Это была обычная маленькая книжечка, такие владельцы ранчо называли счетными и записывали туда, сколько скота у них, на каком пастбище или в каком эти пастбища состоянии. Большинство держали такие вещи в голове, но, если скота у тебя ходило несметное количество, книжечка весьма выручала.

Что, если Джордж прямо взял и назвал имя? Если в книжке изложена разгадка преступлений? Этого ему, Чантри, и надо? Или он побаивается того, что может в ней найти? Ведь в городе он знает каждого человека. Со всеми в приятельских отношениях, даже с Таймом Рирдоном. А преступник должен быть одним из них.

Чантри покрутил в уме немногое, что удалось разведать, пытаясь выстроить схему.

Потом подумал: убийца будет как на иголках. Он, маршал, не знает, кого ловить, но тот-то знает, кто его выслеживает, и наверняка следит за каждым его шагом, видит, когда Чантри подбирается ближе, смеется, когда что-либо уводит полицейского в сторону от истины. И еще одно не следует сбрасывать со счетов. То, что тот, неизвестный, может потерять над собой контроль.

Как говорили старые люди? На воре и шапка горит? Предположим, преступник считает, что маршал стоит ближе к решению задачи, чем это есть в действительности? Да что предположим — так и есть, ведь он попытался убить его. Или отогнать.

Мальчики пришли с улицы ужинать. Чантри посмотрел на Билли, паренек торопливо отвел глаза. С ним-то что случилось? Ведет себя так, словно в чем-то провинился. Но уж это глупо. Еще только осталось Бесс заподозрить и Тома.

Как обычно, было много разговоров, однако Чантри думал о своем. Вернулся мысленно к Буну Сильве. В ближайшие несколько дней наемный стрелок может оказаться в городе. И время он выберет с большим старанием. Только одна маленькая зацепка есть у Бордена Чантри. Сильва, скорее всего, не ждет, что о нем предупредили.

Что может обернуться очень большими неожиданностями.

Ужин кончился. Борден смотрел, как парни помогают мыть и вытирать посуду, после чего прихватил чашку кофе и отправился в гостиную.

Бесс с удивлением оглянулась, когда он открыл эту дверь, потому что гостиная использовалась редко, если не считать случаев, когда в дом являлся пастор или другая какая важная особа. Но сегодня он хотел побыть один.

— Мне надо подумать, — пояснил он.

— Понятно, — согласилась Бесс.

С появлением детей дом переставал быть самым спокойным местом, но Бордену их присутствие нравилось все равно.

По пути он подобрал Сэкеттовы седельные сумки. Усевшись на диване, расположил их между ног и расстегнул ремешки.

Некоторое время не решался продолжать. Глубоко сидящая в нем деликатность мешала этому вторжению в личное имущество другого человека. Сам он держал свое при себе, с людьми обходился приветливо, но сдержанно — зоркий часовой у врат своей личной жизни. В той же мере он уважал и чужие дела.

Вдруг руки его застыли в неподвижности. Вот этот ремешок, только что расстегнутый: одна из дырок свободнее остальных, и язычок пряжки просунут в следующую. Чего не должно быть. Кто везет что бы то ни было в седельных сумках, засупонит их до последнего, чтобы ничего не потерялось. А вот если в сумки лазили и спешили опять их закрыть, могли тогда бросить именно так.

Чантри досадливо тряхнул головой. Ну кто здесь будет заниматься такими делами? Бесс — конечно нет. Том? Нет. Билли? На эту тему Чантри мысленно порассуждал. Не он. Билли — мальчик честный, это ему известно. Не упомнишь, -сколько раз Билли подворачивался случай что-нибудь подтибрить, и он никогда этого не делал.

Чантри сунул руку в сумку, достал мешочек с патронами сорок четвертого калибра, табличку пеммикана и небольшой мешок кукурузной муки — неприкосновенный запас, такой в прежние времена часто возили с собой. Плотный клубок бечевки из сыромятной кожи, футов десять-двенадцать. Такую могут возить, чтобы ставить силки, спутывать лошадей, она пригодится около лагерного костра или в дороге. Удобная вещь, часто необходимая.

Во второй сумке тоже мало что было. Запасной платок, небольшая связка писем, письменные принадлежности и разные мелочи, которые могут оказаться у любого, кто путешествует, не придерживаясь дорог.

Письма, все, кроме одного, адресованы Джо Сэкетту. Одно послано Тайрелу Сэкетту.

Два — от девушки в Санта-Фе. Очень официальные, как предписывал этикет, но не скрывающие глубокого интереса. Первое — любовное письмо, недвусмысленное. Второе выдержано почти в том же тоне. Рассказывает о незначительных повседневных событиях, приглашает навестить и выражает тревогу по поводу его «путешествия». Очевидно, этого самого, из которого Джо Сэкетт никогда не вернется.

Спокойная нежность, пробивающаяся сквозь обычные, вежливые формулы, трогала сердце.

Борден выругался. Негромко и крепко. Кому-то придется ей написать, и Чантри возблагодарил Бога, что это будет не он. Когда убивают человека, зло расходится точно круги на воде, задевая все новых и новых людей. Казалось бы, незначительное происшествие — смерть одного, но кто знает, каким будет его влияние, как широко оно распространится?

Письмо Тайрелу Сэкетту было написано без затей:

«Дорагой Тай

Встретил тут одного звать Хайне Келлерман. Сторателем был. Жил тагда в лагире. Халера забрала всех а Мэри Энн Хейли всех нас подняла выходела. Он говорит, она там в восточном Коло. Недужит легочной лихораткой. Он и парни собрали денек ей послать. Моим сображением ты захочишь войти в долю и посмотреть, чтобы ей отвезли.

Кон Флечер преехал с Лидвилла, еще денек привес.

Кэп Раунтри».

Должно быть, с этого письма все и началось. В дело вступили Сэкетты. Что бы ни происходило сейчас — если связь существовала — началось это раньше, со смертью Пина Доувера. Но он-то почему умер? Возможно, поплатился за что-то, случившееся еще раньше.

Положив письма обратно в сумку, Чантри снова застегнул пряжки. Ничего важного, вот только если бы Хайэт согласился выпустить вещи из своих когтей без пререканий, личность мертвого была бы установлена сразу же. Имя «Джо Сэкетт» стояло тут в нескольких местах.

Самое противное, что теперь придется извещать семью погибшего. Адрес вот он, у него в руках. Личность установлена без малейшей возможности ошибиться.

Получив это извещение, Сэкетты смогут явиться сюда через три-четыре дня. Может, чуточку позже. А у него нет разгадки, чтобы сунуть им в руки.

Репутация у них такая: безукоризненная честность, но, если убьют кого из родни, держись! Чантри же не хотел постороннего вмешательства, пока у него не будет, что предложить.

Джордж Ригинз оказался убит, когда он, по-видимому, пришел к некоторым выводам. Либо подошёл очень близко. Чантри проворно встал и плотно задернул занавеси на окнах. Потом сел опять и достал Ригинзову счетную книгу.

На первой странице — явно старый список: клейма и количество найденных животных. Клейма из других штатов, видимо, учтен и скот, подобранный на пастбищах, найденный у воров и такое прочее. Несколько следующих листков занимало перечисление арестов, день за днем: за появление в пьяном виде, за драки, за домашние скандалы и так далее. Рутина.

На четвертом листе: ДОУВЕР, ПИН, расследование преступного убийства.

Сведений о врагах нет. Покойный имел в кармане два доллара. В связях с преступниками не замечен. Пользовался доброй славой. Хороший, но не выдающийся работник. Имел отношения с женщиной в Тринидаде в течение восьми лет. За несколько лет не выигрывал и не проигрывал более нескольких центов. Ревность, грабеж, вражда исключаются. Угонов скота в округе нет. Лошадь не взяли. Следов вокруг тела нет. Пил по субботним вечерам. В пьяном виде добродушен. Работа местная: два лета на Бордена Чантри, три — на Блоссом Гейли. На момент смерти работал у Блоссом Гейли. Последняя работа перед этой — Мора, «С-ленивое С-С».

Знак Сэкеттов… вот оно, связующее звено, только что за ним стоит? Джо Сэкетт явился в город с простым, мирным делом. Пин Доувер ушел с работы в Море, поехал на север и пошел работать туда, где работал раньше. За последние несколько месяцев — ну, лет — не один ковбой сделал точно так же. Для них это являлось прямо-таки образом жизни.

Вскоре по возвращении он оказался застрелен.

Борден Чантри покачал головой и вернулся назад к счетной книге. Пальцем вел по строке, которую читал.

Возможно: Пин Доувер убит, потому что что-то знал… или что-то сделал… или что-то видел.

Возможно: нечто виденное либо известное о ком-то здешнем. Не беспокоился, пока его не было? Начал беспокоиться, когда он вернулся?

Или что-то, узнанное им за время отсутствия?

Эд Пирсон разведывал ископаемые близ Моры; он же однажды пас близ Моры овец. Пин Доувер пас коров в Море.

О Хайэте Джонсоне говорят, что он был замешан в земельных войнах в Море… слух всего лишь… доказательств пока что не находится.

Между Блоссом Гейли и Морой связи нет.

Тело Доувера найдено там, где старая тропа пересекает ручей Двух мысов. Убийца находился в 150 ярдах к сев. -вост. Небольшой пригорок, кусты. Сразу позади — площадь под лесом, хороша для ухода. Найд. патронная гильза 52-го калибра в зарослях лоха поблизости. Есть указания на то, что убийца ее искал.

Гильза металлическая, «Криспина». Употреблялась некоторыми частями в войне между штатами.

Такой винтовки или патронов в окрестностях не знаю. Применялись для оружия системы Гилберта Смита.

Чантри положил книжицу рядом с собой на софу и уселся поудобнее — поразмыслить. Одну за одной перебрал все детали убийства. По натуре он был скрупулезным. За большой ум, правда, себя никогда не считал. Человек, наделенный здравым смыслом, только и всего. Избранный подход для него был единственно возможным. Никаких специальных знаний или замечательных способностей у него не имелось. Надеялся, что если постоянно будет пересматривать в уме немногие известные ему факты, то как-нибудь появится в них логика. Он достаточно знал о том, как отыскивают по следам зверей и людей, чтобы не оставаться в неведении: большинство следует какой-то схеме; проявляют оригинальность, уклоняются с привычных путей немногие. Олень, если воспользоваться примером, редко отходит от места своего рождения больше чем на милю.

Преступник выглядел как местный житель, со знанием местных условий: значит, и действует, руководствуясь названными условиями, не иначе. И, если для убийства существовала какая-то причина, она должна происходить из местного источника. Или же быть способной повлиять на него — либо на нее — здесь, на этом месте.

Хайэт попытался скрыть от полиции информацию. Он же находился в точке, откуда мог пристрелить Джонни Маккоя.

Есть ли связь между Доувером и Хайэтом? Есть ли связь между Доувером и Блоссом Гейли — помимо того, что он на нее работал?

Кто был той ночью в старом сарае, не считая убийцы и его самого?

У кого есть винтовка, для которой можно использовать этот патрон пятьдесят второго калибра?

Временами охотясь и посещая стрелковые соревнования, Чантри был уверен: он знает каждое ружье, находящееся в собственности местных жителей. Но такого вспомнить не мог.

Джордж Ригинз никому о пятьдесят втором калибре не говорил. Чантри решил поступить также. Это — ключ… хотя и ненадежный.

Единственный, кто пришел в голову, как вероятный владелец подобного оружия — это Эд Пирсон.

Смекнул еще кое-что — должен был сообразить сразу! Выстрелы, предназначенные ему, были произведены из легкого, более современного оружия. Ничего похожего на густой звук пятьдесят второго калибра. Значит, ружье у преступника имелось не одно.

Обычное дело. На любом ранчо на мили вокруг в каждом почти доме можно найти две винтовки или больше, а вероятно, еще и дробовик. Это не считая домов в городе. Обычай страны, рожденный необходимостью добывать пропитание охотой и защищать свой дом и свой очаг. Но также и убеждением, что свобода, завоеванная оружием, может нуждаться в поддержке оружием же. Здесь, как в Швейцарии, весь народ составлял одно готовое к бою ополчение.

Мора… все туда и возвращается. Не тупик ли это? Вполне может оказаться простым совпадением.

Чантри положил себе, что преступник — здешний житель, действует, пользуясь знанием здешних мест, не сомневался также, что нечто, содеянное им, Чантри, побудило того попытаться прикончить маршала, чтобы избавиться от страха или беспокойства. Начаться это могло с мертвой лошади, и это доказывало, что убийца за ним следит.

Так почему бы не подбросить ему кое-что? Выставить приманку и вытащить из укрытия? Распустить слух, скажем, что объявился источник информации, потом оседлать коня и выехать из города? Не последуют ли за ним? А если последуют, не послужит ли сей факт первоклассным свидетельством против виновного?

Но ведь это значит превратить самого себя в мишень. По своей воле встать под пули. Возможно, распрощаться с жизнью.

Чантри поднялся на ноги, запихал счетную книжку к себе в карман и вновь отправился в город. Бесс окликнула его, и он обернулся. Стоит в дверях и смотрит.

— Борден, ты надолго?

— Нет, я скоро. Надо кое с кем поговорить.

Войдя в тюрьму, он кивнул Большому Индейцу, потом открыл дверь в отделение, где помещались камеры. Ким Бака подошел к решетке.

— Сколько ты еще будешь тут меня мариновать? — сердито поинтересовался он. — Если меня хотят судить, чего дожидаются?

— Судья подъезжает. Мы ему по дороге. — Борден взялся за прутья. — Ким, можно ли считать тебя мужчиной?

— Чего? — Лицо воришки покрылось краской. — Это что за разговоры такие? Я такой же мужчина, как любой чертов сын, не хуже, и я тебя…

— Твое слово чего-нибудь стоит? Я слыхал, что да.

Ким таращился на него во все глаза. Недоумевающий, настороженный.

— Мое слово — железное. Никогда не забывал обещанного.

— Против тебя дело — начать и кончить. Засадить тебя нам легче легкого. Ты это понимаешь, нет?

— Достану хорошего адвоката.

— От этого много проку не будет, а вот если поможешь мне, возможно, и тебе что обломится. Мое слово судье может на него повлиять.

— Что значит «поможешь мне»?

— Мне понадобится уехать. Кто-то в городе хочет меня хлопнуть. Нужно, чтобы ты наблюдал и высмотрел человека, который последует за мной. Покинет город, во всяком случае.

— Как же я буду наблюдать, сидя тут? Из этого окошка много не высмотришь.

— На это я не рассчитываю. Ты мне дашь слово, что не сбежишь, и я пущу тебя погулять.

— Ты… чего?

— Устрою тебе то, что называют условным освобождением. Сможешь ходить по улицам, есть в ресторане, заказывать выпивку, только выбираться за пределы города права не получишь. И все, что от тебя потребуется, — это следить за отъезжающими и не разевать пасть.

— И не побоишься, что я тебя надую? Смотри, маршал, сопру вот одну из твоих же лошадей — только ты меня и видел. Аппалуза твой, например…

— Я на нем поеду.

— Ну, другую какую-нибудь. Почем ты знаешь, что я ничего такого не выкину?

— Нипочем не знаю. Ставлю на то, что ты — человек слова.

Борден Чантри вставил ключ в замок и отомкнул дверь камеры.

— Вылазь, Бака. А чтобы народ уяснил, что тебе дозволено шататься по городу, пойдем сейчас в «Бон тон», и я угощу тебя кофе.

Глава 14

Лэнг Адамс сидел у окна, когда они вошли. Присси заняла вместе с Элси столик, Хайэт Джонсон устроился у другого окна, и все они уставились на вошедших: Борден Чантри и Ким Бака.

— Ну и ну! — Лэнг, улыбаясь, перевел взор с одного на другого. — Удивительные дела творятся!

— Большого Индейца сегодня не будет, — добродушно сообщил Борден, — так что Бака под честное слово отпущен ходить по городу.

— Рискуешь, а? — выразил сомнение Лэнг. — Для меня не будет сюрпризом, если он ухватит еще лошадь и покинет наши края.

— Этого он не сделает. — Борден сел и обвел глазами комнату. — Дал мне обещание, и я в него верю.

Ким Бака пожал плечами, глядя на Адамса.

— Особый сорт, мало таких осталось. До сих пор надеется на людей, верит им на слово. Способен нанять меня ухаживать за своими лошадьми, ей-ей!

Чантри повернул лицо к оратору.

— Возьмешься? — спокойно спросил он. — Хороший работник мне бы пригодился.

Лэнг Адамс в свою очередь пожал плечами.

— Бака, Чантри из таких, не вздумай становиться ему поперек дороги. Подведешь его, не отстанет от тебя до самой своей смерти… или твоей… Он вроде бульдога, не знает, когда надо зажать зубы.

Разговор принял общий характер, Борден смотрел наружу в надвинувшуюся ночь и обдумывал свой следующий ход. Большой Индеец ему действительно был нужен, и заботиться о сидящем в заключении Баке будет некому. К тому же и сам Бака будет ему не лишним.

Он не решался признаться себе, что его поступок имел и другое основание. В глубине души Чантри чувствовал убежденность, что Ким Бака — хороший человек, получше многих. Плохо то, что он развил в себе вкус к дорогостоящему конскому мясу, покупать каковое ему не на что. Но если предоставить ему возможность, он мог бы стать кем только пожелает, и Чантри не хотелось видеть, как он скатится до тюрьмы, где его жизнь повернет в нежелательном направлении. Получив нынешний шанс, парень может оправдаться, и ежели так случится, Борден сдержит обещание и замолвит за него словечко судье.

Судью Чантри знал хорошо — закаленный первопроходец, стоящий за строгость, но знающий жизнь и сознающий: от ошибок не застрахован никто. Борден верил: он даст Баке еще один шанс. И приговорит его к повешению, если тот не сумеет исправиться. Такой он человек: твердый, но понимающий.

Лэнг Адамс сегодня тихий. Высказывается скупо, а когда Борден осведомился о Блоссом Гейли, метнул взгляд в Баку и какое-то время не отвечал.

— С ней все в порядке, — сказал он наконец. — Рук на ранчо не хватает, так что я, может быть, поеду пособить.

— Она доброго работника потеряла — Пина Доувера, — подтвердил Чантри. — Знал его?

— Разговаривал. Да, работал неплохо, все говорят. Его ведь убили, так?

— Так… последнее дело Ригинза. Работал над ним перед своей гибелью.

— Жалко. Мог бы выяснить, кто это сделал.

— Мог бы? Наверняка бы выяснил. Не исключено, что уже успел выяснить, но теперь мы этого никогда не узнаем. Что ему было известно, для нас — закрытая книга, но погубителя Доувера мы достанем.

— У тебя есть путеводная нить?

— Человек обязательно оставляет следы, чем бы он ни занимался. Джордж Ригинз говаривал, что идеальных преступлений не бывает, бывают плохие расследования. И еще новые убийства…

— Считаешь, это его рук дело?

— Само собой, его. — Борден возвысил голос достаточно, чтобы каждый, находящийся в комнате, слышал — если слушает. А находящихся вполне хватит донести до всякой живой души в городе, что у него, Чантри, на уме. — Он убил Джорджа Ригинза и потом Джо Сэкетта и Джонни Маккоя. И меня хотел пришить.

— Я бы на твоем месте, — заметил от соседнего стола Хайэт Джонсон, — держал ухо востро. Пока что он делает успехи.

— Пока… только с каждой следующей смертью он все туже затягивает петлю на своей шее. Людям свойственно создавать определенную картину своими действиями. И этот такую картину нарисовал. Правду говоря, — он отодвинул свой стул, — у меня есть ключ, и хороший. Поэтому Индеец нужен мне в другом месте, и Бака выпущен под честное слово — так мне легче будет его выследить. Возможно, что, вернувшись в город, я буду знать в точности, кто устроил эту бойню… и почему.

— Помочь тебе? — предложил Лэнг. — Стоит только сказать, Борд, и подставлю плечо. Любой в городе не откажется.

— Я знаю, но эту работу я должен сделать сам. — Борден поднялся. — Пошли, Бака, вернемся обратно. Увидимся завтра, Лэнг. Либо послезавтра. Охоту на индеек для меня придержи. Закончу с этим, и тогда уж мы с тобой постреляем.

В тюрьме он проводил Баку до камеры, но дверь оставил распахнутой.

— Спать тут можно, как и во всяком другом месте, мы оба дрыхли в хоромах похуже. Вряд ли я тебя завтра увижу, но смотри во все глаза.

— Буду. — Бака положил руку на решетчатую дверь и подвигал ее взад-вперед. — Доверять так доверять, верно?