Глава 3

Борден Чантри терялся в догадках. Ему очень хотелось выполнять свою работу как следует, вот только докой по части расследований он никогда не был… Следы на местности, это да. Их он умел распутывать, и бывало, что задача оказывалась нелегкой. Ну хорошо, а почему бы не попробовать и здесь то же самое? Эта идея сообщила Чантри некоторую уверенность в себе.

Тайм Рирдон сказал, что незнакомец носил при себе туго набитый кошель… куда этот кошель девался? Если Тайм его приметил, вполне могли углядеть и другие. Тут Борден вспомнил, что не видел ни уха, ни рыла Боксера Кернза или Фрэнка Харли — приятелей Рирдона.

То, что они хулиганы, было бы слишком мягко сказано. Джордж Ригинз не единожды сажал их обоих, но не мог найти за ними ничего такого, что позволило бы их не выпускать. Если поблизости грабили пьяного, все шансы были за то, что один из них приложил к этому руку или оба вместе. Весьма вероятно, что они были замешаны в нападении на дилижансы, выезжающие из Шайенна, но свидетелей не находилось.

Этим утром они на улице не показывались. Хотя еще рано.

От нечего делать Чантри поплелся обратно к сараю. Еще раз осмотрел тело и в первый раз отметил про себя одну вещь, которую, собственно, видел, но не придал ей значения. На костяшках рук мертвеца были ссадины.

Ударил кого-то? Похоже на то. Кисти у покойника плотные, сделаны на совесть.

На лице отметин нет. В драке — если таковая состоялась — все шишки достались другой стороне.

Замшевый жакет сработан со старанием. Индейцами шайенами, судя по стилю. А шайены — жители Великих равнин, хотя их можно найти иногда и далеко к югу в Техасе, и у подножия Скалистых гор в Колорадо. Жакет поддерживали в хорошем состоянии, но новым он явно не был. Из чего следует: хозяин его, надо думать, жил в краях шайенов и, вероятно, дружил с индейцами. В противном случае за такое изделие надо отдать, самое малое, лошадь или хорошее ружье.

Жакет и шпоры… ну, это уже кое о чем говорит. Приезжий, видимо, из горных районов Колорадо, или с севера штата Нью-Мексико, или же побывал там. Ехать отсюда дня два-три… Может, и больше. Зависит от лошади и от всадника.

— Большой Индеец, — позвал Чантри, — делай ему гроб. Хорошо?

— Сойдет и одеяло, — отрезал Большой Индеец. — Так и эдак червяки съедят.

— Я хочу, чтобы его похоронили в гробу. Сделаешь или мне нанимать другого?

— Один доллар?

— Хорошо.

О чем ни зайдет разговор — все у Большого Индейца один доллар. Не знает, что на свете существуют четвертаки? Или слишком хитер, чтобы интересоваться ими?

По словам Рирдона, покойный больше одной порции не выпил и ушел, не задерживаясь. В карты, значит, не играл.

Улица за улицей Чантри обходил город, заглядывая в каждую конюшню и в каждый загон. Гнедого с тремя белыми чулками не было. Вообще в городе не оказалось ни одной незнакомой лошади, какой бы то ни было масти. Последней он обследовал конюшню Джонни Маккоя.

Билли Маккой стоял во дворе и крутил веревку, безуспешно пытаясь сделать круг, в который мог бы запрыгнуть и выпрыгнуть.

— Привет, маршал! Все ищем лошадь того покойничка?

— Точно. Не помнишь, какое на ней было клеймо?

Билли оставил веревку и нахмурился, очевидно, напрягая мозги.

— Нет, сэр. Никак не припомню. Сдается, я его и не видел.

Чантри взглянул на Билли внимательнее. На Западе мужчина или мальчик смотрит на клеймо, даже не думая об этом. Обязательно смотрит. Может ли Билли врать? И зачем ему это?

— Ничего, если я погляжу в ваш амбар? Я у всех смотрю.

— Давайте. Там нету лошадей. Наши все в коррале.

В маленьком амбаре было темновато и тихо. Ни одной лошади в нем не было, имелись только разрозненные части старой сбруи, несколько мотков веревки, старые сношенные сапоги, к которым давно уже не притрагивались, и обычный набор инструментов.

В одном стойле лежали лошадиные яблоки, и Чантри остановился, чтобы осмотреть это место во второй раз.

Джонни Маккой содержал помещение в чистоте… либо за этим следил Билли. Примерно раз в неделю его убирали и посыпали земляной пол свежей соломой. Навоз был только в одном стойле, но Борден Чантри обратил внимание на то, где он лежал. Его, верно, оставил крупный конь или такой, который прежде попятился, натянув привязь до отказа.

Сняв шляпу, Чантри вытер ее изнутри. Привычка у него такая появляется — вытирать изнутри шляпу, когда думает… если это можно так назвать — рассердился он на себя.

Он внимательно оглядел все в амбаре. Как будто помещение в порядке. Вот только навоз этот. Мог оказаться именно там по десяткам причин, вполне естественных причин, но мог ведь являться следом высокого коня с длинным туловищем. Скажем, семнадцати ладоней в вышину.

Он открыл дверь пошире, чтобы впустить больше света, прошел обратно к стойлу и принялся его изучать. На заусеницах с правой стороны дощатой перегородки обнаружил несколько красновато-коричневых волосков. Ну и что с этого? В стойле в разное время могла перебывать дюжина гнедых лошадей.

Он уже направился к выходу, когда его взгляд зацепил нечто неожиданное. Здесь среди висящих на гвоздях лассо… три на одном гвозде… и одно… Чантри поднял две пеньковые веревки, под ними обнаружилась третья — из сырой кожи. Длинная.

Услышав шорох, повернулся и встретил пристальный взгляд мальчика.

— Билли, — мягко обратился он к нему, — откуда взялась эта веревка?

— Не знаю. Одна из папиных, наверно.

— Ну, Билли, для тебя же не секрет, что твой па в жизни не дотронется до сыромятного лассо. Я штамповал коров вместе с ним, и лучшего в этом деле на свете не бывало, но с веревкой из кожи я его не видел ни разу.

— Ладно… я ее нашел.

— Где нашел?

— Там. — Он показал на проход в кустах, виднеющийся в некотором отдалении. — Думал… ну… может, никто не придет искать… ну, вроде как она мне останется.

— Это понятно. Но это очень ценная вещь, и кто-то наверняка расстроился, потеряв ее. Лучше бы ты сначала принес ее мне, тогда, если никто за ней не явится, она по-настоящему стала бы твоей.

— Правда? — Билли жадно смотрел на лассо. — Никогда такого длинного не видал.

— Это мексиканская веревка, Билли, или одна из тех, какие употребляют калифорнийцы. Это у них в ходу арканы из сыромятной кожи. Я видел, как они их плетут. Заходи ко мне как-нибудь, покажу, как это делается.

Чантри присел на корточки.

— Билли, я считаю, веревка принадлежала убитому человеку. Есть у тебя какие соображения на этот счет?

— Нет, сэр. Пожалуй, нет.

— А тот гнедой? Ступал он хоть раз сюда в амбар?

— Нет, насколько я знаю, нет. — В глазах мальчика внезапно появился страх. — Вы… вы не думаете, что это сделал па?

— Нет, Билли, не думаю. Совсем не могу взять в толк, кто это сделал и как. Твой па — хороший человек. Свои проблемы у него есть — у всех они есть, — но такого он не сделает. Мог бы застрелить человека в открытом бою, но не сзади.

Борден поднялся на ноги.

— Вот что, мне необходимо найти ту лошадь. Первое, что я должен, — это найти лошадь и прочесть клеймо. Мне намекнули, что тот убитый принадлежал к очень воинственной команде, и, случись им узнать, что он стал жертвой преступления, они способны прискакать сюда с оружием. При таком обороте многие из твоих лучших друзей могут пострадать, поэтому мне надо разыскать преступника… очень быстро.

— Да, сэр. Думаете, та лошадь была у нас в амбаре?

— Не знаю. Когда ты тут был последний раз? В амбаре, хотел я сказать?

— Не помню. Позавчера, может. Особенно сюда ходить незачем, а я манежил Хайэтовых лошадей. Он мне дает пятьдесят центов в неделю, чтобы я брал их и проезжал, а то они очень прыткие делаются.

— В таком случае, здесь могла побывать лошадь и без твоего ведома?

— Да… могла. Но кто будет ее, не спросясь, сюда ставить?

— Из тех, кого я знаю, никто. Где твой па?

— Дома. Спит.

— Когда проснется, скажи ему, чтобы зашел ко мне в канцелярию. Хочу с ним малость потолковать.

Чантри медленно зашагал обратно к дощатому тротуару, потом вдоль него. Совсем мало упряжек привязано на улице, полдюжины лошадей под седлом. Как это возможно, явиться в такой городишко, погибнуть от руки преступника и потом устроить так, чтобы твоя лошадь исчезла с лица земли?

«Лэнг прав. Зря я тяну время. Лучше бы уехать на ранчо охотиться за индейками. Хоть результат был бы. Видимый и ощутимый».

Дойдя до своего дома, Чантри оседлал аппалузу. Он старался использовать лошадей на смену, чтобы держать всех в форме, и сегодня настала очередь аппалузы. Хотя поездка, скорее всего, будет недолгой.

Отыскал место, где Билли, как он объяснял, подобрал веревку. Ага, вот и следы крупной лошади с прекрасным, длинным шагом.

Битый час ехал по вьющемуся следу среди кустарника, скорее огибая город, нежели удаляясь от него, следуя окольным маршрутом. Неожиданно выехал на дорогу и тихонько выругался.

Конец следу! Полностью затоптали коровы.

Чантри натянул поводья, сдвинул шляпу на затылок и принялся обдумывать события. Еще одно указание, что убийца — если это он сидел на гнедом — знаком с городом и его населением. Ведь знал же, пробираясь к этому месту, что по дороге Дед Питерсон гоняет свое дойное стадо, снабжающее горожан молоком и маслом.

Каждое утро и каждый вечер стадо проходит здесь. Какие тут могут остаться следы!

Однако подобная хитрость немало удивляла Чантри. Кто бы ее ни задумал, он делал ставку на то, что следопыт на этом остановится, или знать не знал, как можно разобраться в следах. Джонни Маккой вряд ли допустил бы такую ошибку.

Борден Чантри попросту покинул дорогу, по которой шел скот, и поехал параллельной, так близко, как позволял густой кустарник. Если только всадник не направляется в домашний загон Питерсона, рано или поздно он должен свернуть. А по другую руку тянутся сараи, загоны для скота, задние дворы, принадлежащие жителям города.

Не торопясь, внимательно разглядывая почву, маршал продирался сквозь заросли или объезжал их, пока не наткнулся на след гнедого, где он свернул с проселка в сторону. Даже оставил на жестких ветвях частого кустарника несколько волосков. Просто, аж скука берет. Чантри пустил своего коня по следу. След нырнул в сухой овраг, ярдов через сто поднялся по другой стороне, прошел сквозь разреженную поросль можжевельника и вверх — на лежащие уступами камни, где всадник старался пускать коня по каменным пластинам.

Он явно не хотел оставлять следов, но Чантри не снижал скорости. Белые царапины, оставленные на камне железными подковами, были достаточно четкими. Раз он потерял след, описал широкий круг и нашел его снова.

Присоединился другой след — отпечатки выглядят знакомо…

Вот они расходятся. Первый след более давний. Оставлен не раньше последнего дождя, но более давний.

И затем лошадь точно вознеслась на волшебном ковре — следы гнедого пропали!

Ни одной отметины, ни следа от копыт… вообще ничего.

Размашистый круг влево… другой вправо… ничего.

Чантри проехал по собственным следам назад, до точки, на которой потерял дорогу. Вот оно, здесь лошадь постояла, подвигалась немного, а потом делась непонятно куда.

Сойдя с седла, он стал у бока своей лошади, разглядывая землю. Прохладный ветер шевелил волосы надо лбом. Чантри откинул их назад и оглянулся в сторону города. До него недалеко, но отсюда не видать.

Пахнет пылью, истертой хвоей. Надо же умудриться втравить себя в такую историю.

Как это ему сказали? Если он начнет подбираться слишком близко, допрыгается, что его пристрелят. И что хуже всего, он и знать не будет, кто может в него стрелять.

Вдруг вспомнился Ким Бака. Вор, за которым он гонялся. С ворами, уводящими лошадей, по крайней мере, знаешь, что почем… И кстати. Что Бака вообще делал в здешних местах? Это не его территория.

Надо бы его спросить. И любопытно, и, возможно, лучше разберешься, как работают преступные мозги.

Чантри снова уставился в землю. Ну, и что тут все-таки произошло? Волшебных летающих ковров в восточном Колорадо в наше время не наблюдается. Чтобы лошади развеивались в воздухе, такого тоже не случалось.

Однако эта конкретная лошадь исчезла. Как?

С этого места она могла лишь уйти. Улететь с нею не могли, унести на руках — тоже. Нет полос, говорящих о том, что след заметали — очень прозрачная уловка, но иногда ее применяют.

Двигаться дальше не имело смысла. Бывает, что можно измучить себя, бегая взад-вперед, когда гораздо выгоднее оставаться на месте и думать. Вот и Чантри остановился и именно тогда сумел увидеть нитку. Нитка, не длиннее дюйма или двух, зацепилась за иголки опунции. От джутового мешка нитка. Что некоторые называют дерюгой. И все стало просто.

Ехавший на лошади слез с нее и обернул копыта мешковиной.

С такими штуками на ногах далеко не уйдешь. Не ушла и эта лошадь.

Через четверть мили Чантри обнаружил участок, где край сухого русла обвалился. Подъезжая на аппалузе поближе, он заметил выскользнувшего из впадины койота.

Куча камней и земли осыпалась с края обрыва, футах в десяти кверху. Обрушилась сама или же кто-то подкопал.

Оставив лошадь, Чантри спустился по осыпи, забивая в грунт каблуки. Раскачал большой камень, откатил в сторону, поскреб глину. Под ней появился кусок гнедой шкуры. На все ушел почти час. Куча упрямо осыпалась, но ему наконец удалось добраться до лошадиного бока и затем очистить его, чтобы посмотреть на клеймо.

Которого там не было.

Аккуратно вырезанный круг дюймов восьми-девяти в поперечнике, кожа внутри снята.

С исчезнувшим клеймом исчезла и всякая возможность установить принадлежность коня — и личность владельца.

Борден Чантри чертыхнулся. Негромко и зло. Начал подниматься, ногу свело судорогой, и он покачнулся. Только это его спасло.

Его стегнуло воздухом от пролетевшей мимо пули!

Глава 4

Борден Чантри был человек тихий, относился к окружающему миру без особой требовательности, но легкомыслием тоже не отличался. Вся его жизнь до сих пор проходила в тяжелой работе, и он не ожидал, что ему что-либо достанется даром. Отлично умея обращаться и с винтовкой, и с револьвером, он никогда не чувствовал необходимости кому-то это доказывать, и немногие драки на его счету решились кулаками. Его чувство юмора не бросалось в глаза, но отметило уголки его глаз морщинками смеха. Правда, сейчас ему было не до веселья.

Слишком близко прошла эта пуля. Кто бы ни стрелял, шутить он не собирался.

Отреагировал Чантри инстинктивно, но правильно. Бросился на землю и откатился к противоположному краю оврага.

Его лошадь находилась на другой стороне, примерно в тридцати ярдах, и пробираться к ней, когда снайпер только сидит и ждет, что он это сделает, Чантри не собирался.

Прижимаясь к обрыву, он быстро добрался до места, где этот самый обрыв резко поворачивал к западу — откуда стрелял незадачливый убийца.

С винтовкой, готовой к выстрелу с бедра, он обогнул поворот и, увидев перед собой безлюдное продолжение оврага, забрался наверх по рытвине, с которой когда-то стекала вода, сливаясь с основным потоком. Лежа там, прислушался.

Ничего.

Собирая отбившийся скот, он много раз объезжал эти места и знал, что в дюжине ярдов отсюда имеется скопление валунов и кустарника, откуда можно с большим удобством наблюдать за окрестностями. Но там мог подстерегать снайпер.

Чантри взвесил все за и против. В обычное время он отличался осторожностью, теперь же возмущение вызывало желание напасть самому, да и неприятно было, не шевелясь, гадать, когда раздастся еще один выстрел. Он был охотником по природе, а сейчас как раз за охоту ему и платили. Так что он бегом выскочил из рытвины и кинулся к скоплению валунов. Где-то слева рявкнула винтовка, но опоздала: пуля пролетела далеко позади, и в следующую секунду Чантри был уже среди камней и готовился выстрелить сам.