– Иди сюда, – предложил Маркус, решив больше не срывать гнев на маленьком человечке, – я покажу тебе, как бросать камешки, чтобы они прыгали по воде.
Он швырнул несколько плоских камней, один за другим, наблюдая, как они запрыгали по гладкой поверхности.
– Как здорово! Дай, дай я попробую! – Колин подпрыгивал от нетерпения, совсем как ребенок; может быть, такому невинному существу и в самом деле неведомы плотские желания?
Камешек, брошенный Колином, сразу утонул, но он тут же поднял следующий и, закусив нижнюю губу, старательно начал овладевать новой игрой, всецело погрузившись в это занятие. С улыбкой наблюдая за ним, Маркус сел на землю, прислонившись спиной к дереву, и снял куртку. Скатав в валик, он подложил ее к себе под голову и, разморенный жарой, прикрыл глаза.
Должно быть, он моментально уснул, потому что ему сразу же начал сниться какой-то необычный сон. Как будто он, проснувшись, увидел достроенный дом возле пруда, а рядом с домом девушку, долговязую худощавую девушку с длинными черными волосами. Напевая что-то себе под нос, она собирала цветы. Из открытой двери домика доносилось жужжание веретена, на крыльце спал большой белый кот.
Маркус встал, и это движение, видимо, привлекло внимание девушки, потому что она выпрямилась и взглянула на него. Он увидел ее лицо – узкое, худое, даже, пожалуй, костистое, а на лбу поросшее волосами родимое пятно, увидел ее блестящие глаза и бледную кожу.
– Ты должен был прийти, – сказала она.
Эти слова почему-то так напугали Маркуса, что он сразу проснулся, на этот раз по-настоящему, и, тяжело дыша, сел. Колин, все еще швырявший камешки, обернулся и поглядел на него.
– Я уже научился, – сообщил он.
– Молодец, ты очень быстро освоил эту игру. – Маркус поднялся на ноги, с удивлением ощущая, как у него ноет все тело.
Колин с серьезным видом разглядывал его.
– Это заняло не так уж мало времени, – сказал он. – Посмотри, солнце уже садится.
Он был прав. Вода в пруду уже не блестела под прямыми солнечными лучами, а тускло мерцала и казалась совершенно неподвижной. Маркус взглянул на дом и вновь увидел недостроенные стены, без крыши и окон.
– Должно быть, я немного поспал.
– Да, хотя глаза у тебя были открыты. Ты все время смотрел.
– На что?
– На этот маленький домик.
– Там кто-нибудь был?
– Нет, никого. Мы все время были здесь только вдвоем.
Маркусу вдруг стало холодно.
– Пойдем отсюда. Становится прохладно. Пора домой.
– Мы вернемся сюда завтра?
– Нет, не стоит. Завтра поедем на речку, как обычно.
Они сели на лошадей и в молчании направились в Мэгфелд. Поднявшись на вершину холма, откуда уже хорошо был виден дворец, они увидели, как из его главных дверей вышли ярко и пышно разодетые мужчина и женщина. Фигура мужчины показалась Маркусу знакомой.
– Кто это? – спросил он. Колин прищурился.
– Пьер Шарден, брат Ориэль.
У Маркуса упало сердце. В последний раз он видел Пьера над истекающим кровью телом Джеймса Молешаля.
Не поднимая глаз на Роберта, Ориэль сглотнула и снова уставилась на пол.
– Скажи же что-нибудь! – нетерпеливо потребовал Шарден. – Ну же, девочка, не стой, будто ты проглотила язык! Пойдешь ли ты за брата архиепископа? – Не дожидаясь ответа, он продолжал: – Я даю тебе возможность отказаться, Ориэль, невзирая на твое обещание беспрекословно мне повиноваться. Почему я это делаю? Только потому, что считаю Колина де Стратфорда сумасшедшим лунатиком, вот почему.
– Это неправда.
– Что ты сказала?
– Он не сумасшедший, он просто большой ребенок.
Глаза Ориэль, обычно столь ясные и добрые, вдруг гневно засверкали, но она сразу же опять опустила их. Уже гораздо спокойнее Роберт примирительно уточнил:
– Значит, ты не находишь его отталкивающим? – Где-то в стороне от себя Роберт уловил движение обтянутой синим чулком ноги Маргарет, подающей дочери знак. Сделав вид, что он ничего не заметил, Шарден продолжал: – Если так, для нашей семьи будет большой честью породниться с самим архиепископом. – Он откашлялся. – Видишь ли, меня считают возможным кандидатом на пост шерифа графства. Когда настанет время делать выбор, Стратфорд может соответствующим образом повлиять на короля.
Роберт замолчал, и Ориэль мягко ответила:
– Отец, я благодарю вас за то, что вы дали мне возможность отказаться. Однако Колин очень добр, и я согласна выйти за него.
Выйдя из тени, заговорила Маргарет:
– Ты уверена в этом, Ориэль? Честолюбивые планы твоего отца ничто по сравнению с необходимостью прожить жизнь рядом с человеком, которого, по самым скромным меркам, нельзя назвать иначе, как неполноценным.
Роберт повернулся к жене, но Маргарет встретила его таким твердым взглядом, какого он не видел у нее ни разу в жизни. Шарден мельком подумал, что его жена превращается в женщину, с которой нельзя не считаться.
Наступившую тишину нарушила Ориэль:
– Нет нужды больше говорить об этом. Мне пора наконец выйти за кого-то замуж, и Колин не хуже всякого другого.
– В таком случае, я сейчас же поеду и сообщу им, – решил Роберт и отвернулся к окну, чтобы Маргарет не увидела на его лице борьбу эмоций.
Но ему не пришлось предаваться раздумьям, ибо его внимание привлекла необычная кавалькада, приближавшаяся к замку. В сопровождении нескольких верховых рука об руку ехали разряженные в пух и прах его сын Пьер и Джулиана де Молешаль.
Даже на расстоянии Роберту было видно, что одежда Пьера сшита из самой дорогой ткани и украшена бриллиантами, а на голове Джулианы развевается расшитая золотом вуаль.
– Господи спаси, это еще что? – изумился Роберт, в то время как Маргарет и Ориэль, позабыв о только что закончившейся дискуссии, с не меньшим удивлением смотрели в окно.
– Так вот, значит, где он пропадал! – со злостью заметила Маргарет.
– Утешал несчастную мать! – в тон ей отозвался Роберт.
Процессия миновала подвесной мост, и вскоре из холла послышался пронзительно-возбужденный голос Пьера:
– Где мой отец?
– Здесь, здесь, – крикнул Роберт, перегнувшись через перила. – Где, интересно знать, тебя черти носили? – Он делал вид, будто не замечает Джулианы, семенившей за Пьером.
– Сэр! – драматически произнес Пьер и, решив держаться соответствующим образом, бросился перед отцом на колени.
– Встань, встань сейчас же! – сердито приказал Роберт, но пришел в ужас, увидев, как Джулиана, в свою очередь, опустилась на колени рядом с его сыном.
– Мы просим вашего благословения, отец, – сладким голосом произнес Пьер.
– Помилуй нас, Господи! – возопил Роберт. – Что ты еще натворил?
– Я женился, сэр. Женился!
– Ушам своим не верю! – воскликнула Маргарет. – Мадам, позвольте узнать, что здесь происходит?
Вместо ответа Джулиана, тяжело поднявшись на ноги, бросилась к Маргарет, взывая:
– Матушка! Матушка!
Роберт тяжело осел на ступеньку.
– Коггер, принеси мне вина! Единственное, что мне остается, чтобы перенести все это – как следует выпить.
Широко раскрыв глаза, Ориэль обратилась к матери:
– Неужели Джулиана теперь действительно моя невестка?
– Да, да, именно так, – подтвердил Пьер, поднимаясь на ноги и трепля сестру по голове скорее безжалостно, чем нежно. – Вчера у нас побывал священник, мы обвенчаны, наш брак скреплен как полагается, и мы уже побывали с визитом у архиепископа. Все, что нам нужно, чтобы окончательно подтвердить наше счастье – это ваше благословение.
Он вызывающе смотрел на Роберта, как бы говоря: «Да, я сделал это! Я женился на богатстве Молешалей, и можешь отправляться к черту, если тебе это не по вкусу!» Но губы Пьера продолжали победно улыбаться, в то время как Джулиана неуклюже приседала перед своими новоявленными свекрами.
– О-о, Господи, Господи, Господи, – причитал Роберт, осушив кубок. – Сразу двое в один день! Это больше, чем я в состоянии вынести, – и, отвечая на недоумевающий взгляд Пьера, пояснил: – Твоя сестра только что дала согласие на брак с Колином де Стратфордом, младшим братом архиепископа.
– С полоумным? – ахнул Пьер.
– Ты не должен так говорить о нем! – выкрикнула Ориэль. – Он добрый, он талантливый музыкант, и мне кажется, будто я знала его всегда. Он уже стал мне другом!
С этими словами Ориэль, резко повернувшись, выбежала из комнаты.
Глава десятая
Солнце ушло из лесистой лощины, где так уютно прилепился к одному из склонов обнесенный естественным рвом замок Шарден. Над ним начали сгущаться темные, пришедшие с моря тучи. Слышались отдаленные раскаты грома, затем наступила предгрозовая тишина, прерываемая только зловещими криками буревестника. Июньский день 1334 года обещал закончиться совсем не так красиво, как начинался. К великому облегчению домашних, Пьер настоял на немедленном отъезде в Молешаль, долго и шумно разглагольствуя по поводу того, что его новобрачная может промокнуть. Наскоро попрощавшись с родными, он помог Джулиане сесть на коня, а затем сам аккуратно взгромоздился в седло, тщательно оберегая свой костюм.
– Не знаю, что и сказать, – вздохнула Маргарет, когда они исчезли из виду.
– Зато я знаю, – выразительно сказал Роберт. – Пьер добился того, чего хотел; можно сказать, поймал удачу за хвост, женившись на этой ведьме. Жалею, что не отрекся от него.
– Так в чем же дело? Кто тебе мешал это сделать, когда он просил твоего благословения? – пожала плечами Маргарет.
В который раз Роберт был озадачен, столкнувшись с произошедшими в жене переменами.
– Я слышал, что гасконский рыцарь потчует тебя своими снадобьями, – резко сказал он. – Хотелось бы мне знать, кто научил его этому искусству?
Маргарет вспыхнула, но ответила:
– Не знала я, что ты уже опустился до того, чтобы сплетничать со слугами, Роберт. Но впрочем, это правда: сэр Поль готовит для меня настои. Его научил этому один монах, побывавший за Пиренеями и постигший там тайны арабской медицины.
Роберт почувствовал, что уже проникся неприязнью к человеку, которого даже ни разу не видел.
– Обязательно взгляну на этот образец совершенства, когда буду сегодня во дворце. Надо же – рыцарь, врач, средоточие знаний, да вдобавок еще воплощение обаяния! – раздраженно заявил он.
К некоторому его облегчению, Маргарет рассмеялась:
– Вижу, ты уже настроился против него, но тем хуже для тебя: лишишься интересного и остроумного собеседника. – Прежде чем ее супруг успел возразить, Маргарет переменила тему: – Если ты намерен ехать сегодня во дворец, лучше это не откладывать. Похоже, скоро разгуляется непогода.
Ориэль, до этого молча сидевшая в стороне, поднялась и спросила:
– Вы едете сообщить Колину о моем решении?
– Да, дитя мое.
Девушка кротко и устало улыбнулась.
– Надеюсь, он обрадуется. Спокойной ночи. Пойду лягу, пока не началась гроза.
Она тихо скользнула прочь, хрупкая и беззащитная, как цветок. Глядя вслед дочери, Маргарет нахмурилась:
– Не нравится мне все это. Совсем не нравится.
Роберт встал.
– Ты сама слышала, что она сказала. Наша дочь велела Пьеру попридержать язык, заявив, что Колин уже стал ее другом. Ты не можешь отрицать этого, Маргарет.
Но в глубине души Роберт не так уж был уверен в своей правоте и, выехав из замка, в какой-то момент уже готов был вернуться назад и сказать жене, что передумал.
Усиливающийся ветер срывал с Роберта плащ и трепал гриву его коня. Пригнувшись к шее лошади, всадник всячески понукал ее двигаться быстрее, вздрагивая при каждом завывании ветра, пронзительном и одиноком, как плач ребенка.
– Она сама утверждает, что он ее друг. Я же давал ей возможность отказаться, – вслух оправдывался Роберт.
Но ветер не ответил ему, и Роберт поехал дальше, петляя между черными тенями деревьев. Выехав на открытое место, он почувствовал облегчение и затрусил напрямик ко дворцу. Едва он миновал ворота, дождь хлынул стеной. Шарден торопливо вошел во дворец, то и дело оглядываясь и приговаривая: «Ну и погодка! Дьявольская ночь!» – размышляя в это время над вопросом, представится ли ему случай увидеть сэра Поля д'Эстре и наградить его испепеляющим взглядом.
Поднимаясь по лестнице, Роберт услышал голоса и, войдя в кабинет архиепископа, увидел с комфортом разместившегося возле очага Джона де Стратфорда, мирно беседующего над шахматной доской с каким-то незнакомцем.
При звуке его шагов они подняли головы, и не успел Роберт подумать: «Не может быть, чтобы это был он!» – как толстый коротышка, собеседник архиепископа, уже вскочил и раскланялся. Приглядевшись, Роберт заметил сверкающие умом проницательные мышиные глазки и понял, что этот человек не из тех, с кем можно не считаться.
Роберт вернул поклон и с прохладцей произнес:
– Роберт Шарден. Полагаю, вы и есть тот самый сэр Поль, о котором все вокруг твердят с благоговением и восторгом.
Гасконец улыбнулся.
– Господин Шарден, я также наслышан о вас и бесконечно счастлив, получив, наконец, возможность познакомиться с вами.
Не выпуская из рук шахматной фигуры, Джон де Стратфорд кивнул:
– Садитесь, Роберт. Полагаю, вы хотите сообщить мне кое-какие новости.
– Да, – сказал Роберт, тяжело опускаясь на стул и заставляя себя отвлечься от мысли, как лучше всего поставить на место Поля д'Эстре. – Я привез вам ответ.
Обитателям верхнего этажа буря казалась еще более свирепой и яростной, чем была на самом деле. Оконные стекла дрожали под бешеными порывами ветра, дождь неистово стучал в стены. Шум стоял такой, что Маркус подумал, уж не настал ли конец света, и выглянул в окно, но не увидел ничего, кроме темного, разрываемого зигзагами молний небесного океана, по которому неслись, как колесницы, черные грозовые тучи. Сидевший позади него Колин вздрогнул, услыхав очередной раскат грома.
– Неужели господин Шарден в самом деле приехал к Джону в такую бурю? – спросил он.
– Да. Я думаю, он хочет сообщить архиепископу свое решение относительно вашей женитьбы, – ответил Маркус, стараясь казаться безразличным.
С каким-то сверхъестественным прозрением Колин вдруг спросил:
– Тебе не нравится, что я женюсь на Ориэль, правда? Но это вовсе не означает, что мы и дальше не сможем оставаться друзьями.
Взволнованный, со сморщившимся от тревоги лицом и глазами, полными слез, Колин был так трогателен, что Маркус, повинуясь внезапному пор ву, сел рядом с ним и обнял его.
– Я хочу, чтобы ты был счастлив, ты ведь знаешь. Это просто так…
– Ты боишься, что я буду любить Ориэль больше, чем тебя? Обещаю тебе, что нет. Мы, все трое, всегда будем вместе.
Уставший от всех переживаний Колин вскоре закрыл глаза, да так и уснул в объятиях Маркуса. Оруженосец бережно уложил маленького человечка в постель, а сам, не раздеваясь, растянулся на полу возле кровати. Некоторое время он прислушивался к тому, что творилось снаружи, а затем незаметно погрузился в сон.
За ночь буря утихла, и на следующее утро о ней напоминали лишь облака, мчавшиеся, как гончие, по голубому небу. Солнце, стремясь наверстать упущенное, немилосердно жгло холмы и долины.
Поднявшись с постели еще до рассвета, Джон де Стратфорд вместо того, чтобы пройти во дворцовую часовню, уединился в своем большом кабинете, выбрав для молитв и размышлений то самое место, где когда-то, по преданию, преклонял колени Томас Бекет.
Сперва он позволил себе обратиться мыслями в прошлое: его участие в свержении Эдуарда II, последовавшая за этим опала и преследования со стороны Роджера Мортимера, любовника королевы; повторное возвращение к вершинам власти после того, как юный монарх самолично арестовал Мортимера. Ходили слухи, что Эдуард III ворвался в спальню графа и буквально вытащил того из постели, которую Мортимер делил с матерью короля. Королева умоляла сына умерить свой гнев и не убивать ее любовника, на что, якобы, Эдуард неохотно согласился. Однако архиепископ знал, что юный король и не замышлял ничего подобного: он был слишком умен, чтобы пачкать свои руки в крови. Вместо этого Эдуард позволил привлечь Мортимера к суду, а своего верного друга Джона де Стратфорда назначил канцлером и своим главным советником.
Стратфорд отдавал себе отчет в том, что боится своего короля ничуть не меньше, чем любит. Как и его предшественник Генрих II, Эдуард III отличался непостоянством и огромной самонадеянностью. Ни кто никогда не мог предсказать, каков будет его следующий шаг, и даже самый близкий друг не был уверен, что завтра вдруг не окажется злейшим врагом.
Готовясь к молитве, Стратфорд предпочел отвлечься от политики и обратился к своим семейным делам. И сразу же, как будто Господь услышал его, архиепископа захлестнуло огромное чувство вины за то, как он обошелся с Шарденами. Жестоко, хладнокровно и безжалостно он принудил юную прелестную девушку к замужеству, которое не могло принести ей счастья. Ибо, как бы добр и трогателен ни был Колин, он оставался ребенком во всех отношениях. И хотя его тело, может быть, и догадывалось о возможности физического соединения мужчины и женщины, в отличие от большинства сумасшедших, Колин не способен был осуществить этот акт. Ориэль де Шарден была обречена на жизнь без любви.
Но так ли это? Стратфорд ощутил холодок беспокойства: в этой сфере могли действовать неподвластные ему силы.
– Господи, помоги мне, – шептал он. – Я – самый могущественный и в то же время самый смиренный из всех твоих слуг. Укажи мне путь, помоги мне узнать, что правильно, а что неверно.
Внезапно он вздрогнул. Ему почудилось, будто рядом с ним стоит на коленях и молится еще кто-то. Стратфорд почти слышал, как шуршит ряса того, другого кающегося, и тут чей-то голос – или ему показалось? – прошелестел.
– Пусть все идет своим чередом.
Обуреваемый священным ужасом, Стратфорд перекрестился и закрыл глаза, как будто и впрямь опасаясь увидеть рядом с собой великого Бекета.
Но часом позже, когда рассвело и дворец зажил обычной утренней жизнью, архиепископ вновь был самим собой: лишенные выражения глаза на застывшем, как маска, лице.
– Я уезжаю в Кентербери, – сообщил он своему секретарю. – Будьте готовы в течение часа. И пусть разбудят сэра Поля д'Эстре, я хочу, чтобы на сей раз он меня сопровождал.
Во дворце царила суматоха, слуги и монахи сновали туда-сюда.
– Что происходит? – спросил Маркус у Веврэ.
– Мой господин неожиданно решил ехать в Кентербери. Мы должны быть готовы через час.
Не успев привести себя в порядок, Маркус поспешил подняться в комнату к сэру Полю, где увидел своего хозяина уже одетым для поездки. Пыхтя и отдуваясь, рыцарь натягивал на свои толстые ноги дорожные сапоги.
– Маркус, где ты пропадаешь? Мне нужна была твоя помощь, но твоя комната оказалась пуста.
– Колин боялся грозы, и я провел ночь в его спальне, – несколько раздраженно ответил Маркус.
– К счастью, тебе уже недолго осталось обременять себя такого рода обязанностями. Скоро он женится. Вчера вечером приезжал Роберт Шарден и дал согласие на брак Колина с его дочерью.
Не отвечая, Маркус наклонился и начал помогать рыцарю натягивать сапоги.
– Странное это дело, – продолжал Поль, не замечая скованных манер своего оруженосца. – Для нее в этом союзе не будет никакой радости.
Маркус на мгновение поднял голову.
– Почему? Вы хотите сказать, что между ними не будет настоящих супружеских отношений?
– Может быть, и так, но, возможно, Колин не оставит ее девственницей. И в том, и в другом случае ни к чему хорошему это не приведет.
Наконец-то обратив внимание на поджатые губы и побелевшие ноздри Маркуса, Поль замолчал. Почему такие острые переживания? Даже голос молодого гасконца стал тихим и трагическим, почти как у маленького мальчика с угрюмым лицом и прикрепленным к чепчику кольцом.
– В чем дело, Маркус? Ты не одобряешь этот союз?
– Мне отвратительна даже мысль о том, что эту молодую девушку приносят в жертву. Мне это не нравится.
– Каждый день молодых девушек приносят в жертву по тем или иным причинам, но до сих пор это нас нимало не трогало. Почему же ты так расстроился в данном случае?
Ядаже не знаю, знаком ли ты с ней.
– Едва ли это можно назвать знакомством – я всего лишь раз очень коротко разговаривал с ней.
Поль задумчиво покачал головой.
– Тем не менее, мне кажется, что у тебя появилась к ней привязанность. Будь осторожен, Маркус.
– Что вы имеете в виду?
– То, что сказал. Это опасный путь, Роберт де Шарден – жесткий и суровый человек.
– Мне нет до него дела, – почти свирепо отозвался Маркус, – но я не потерплю, чтобы его дочь страдала.
– И что же ты сделаешь, чтобы не допустить этого?
– Еще не знаю. Но что-нибудь сделаю. Рот рыцаря превратился в узкую щелочку.
– Ты не посмеешь даже пальцем коснуться брата архиепископа. Стратфорд – наш единственный покровитель в этой стране, и ты должен помнить об этом!
Маркус поклонился:
– Я буду помнить об этом.
Поль встал.
– Маркус, я знаю тебя слишком хорошо. Дай слово, что не наделаешь глупостей, пока меня здесь не будет.
– Клянусь.
Однако непредсказуемая сторона натуры оруженосца одержала верх, ибо, не успел Поль выйти из комнаты, как Маркус схватил и спрятал за пазухой склянку с настоем, приготовленным для Маргарет.
Он намеревался во что бы то ни стало увидеть дочь Роберта Шардена.
Глядя на себя в зеркало, Ориэль думала: «Неужели это создание с таким строгим и серьезным лицом действительно я? Неужели это Ориэль Шарден смотрит на меня без тени улыбки?»
Она внимательно изучила свое отражение: водопад золотых волос, темно-синие глаза, алые изогнутые губы, – и равнодушно отметила, что хорошо сегодня выглядит. Ориэль выпила немного вина, чтобы взбодриться, и теперь ее щеки порозовели, а глаза засверкали, как драгоценные камни. Однако настроение у нее было печальное – настроение человека, решившего покориться своей судьбе, какова бы она ни была.
Девушка сделала еще глоток, наслаждаясь приятным крепким вкусом вина, и, вновь обратясь к зеркалу, исследовала линии своего носа. Да, она красива; и она надеялась, что эта здоровая, полнокровная, золотистая красота даст ей мужчину, с которым она познает все прелести и опасности любви. Но оказалось, что ей уготована другая судьба – прожить жизнь рядом с добрым товарищем.
Послышавшиеся снизу голоса заставили Ориэль вскочить на ноги. Неужели это и вправду гасконец?.. Склонив голову набок, Ориэль прислушалась. Да, это Маркус Флавье говорит там о чем-то с ее матерью. Ориэль снова бросилась к зеркалу и увидела глаза, сияющие, как никогда раньше, и розовые губы, уже начавшие улыбаться. Чувствуя, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди, Ориэль поспешила вниз.
Маркус поднял глаза, и Ориэль застыла на месте, споткнувшись о его взгляд. Гасконец не мог скрыть ни восхищения, ни своих чувств к ней. Они видели друг друга всего второй раз, но Ориэль уже знала, что Маркус Флавье любит ее.
Переполнявшие молодых людей чувства, казалось, наэлектризовали атмосферу в комнате до такой степени, что у Маргарет слова замерли на устах. Она видела, что молодой оруженосец смотрит на ее дочь так, как будто в любой момент готов заключить ее в свои объятия. Маргарет вспомнила, как когда-то, много-много лет назад, Роберт почти так же смотрел на нее, когда предпочел ее Анне де Винтер.
– Господин Маркус, – кашлянула она, – спасибо, что вы привезли этот бальзам. Мы бы, конечно, пригласили вас передохнуть, но дело в том, что мы как раз собрались выезжать.
Маргарет говорила неправду, и все прекрасно это понимали. Ценой огромного усилия Маркус взял себя в руки.
– Благодарю вас, мадам, но в любом случае я не мог бы остаться. Господин Колин нуждается в моих услугах.
– Останетесь ли вы его… э-э… компаньоном после свадьбы? – необычно громким для нее голосом поинтересовалась Маргарет.
– Пока не знаю, мадам, но думаю, что нет. Архиепископ еще не говорил со мной на эту тему.
– Но ведь вы все равно останетесь во дворце? – вдруг звонко выпалила Ориэль.
Маркус поклонился.
– И этого я тоже пока не знаю, госпожа Ориэль. Все зависит от сэра Поля, он распоряжается моей судьбой. Я могу только ожидать развития событий.
Последовала очередная насыщенная взглядами пауза, затем Ориэль, вспыхнув, к ужасу Маргарет, пробормотала:
– Надеюсь, вы останетесь в наших краях.
«Еще минута, – в отчаянии подумала Маргарет, – и они начнут целоваться! О-о, Господи Иисусе, и надо же было этому случиться именно сейчас, когда она выходит замуж. Я должна поговорить с Робертом. Необходимо удалить гасконцев из дворца». Но уже в эту минуту Маргарет знала, что не сделает ничего подобного, ибо скорее предпочтет, чтобы ее дочь пошла по плохой дорожке, чем лишится общества и дружеских советов Поля д'Эстре. Что же делать, если зеркало говорит ей, что она хорошеет с каждым днем, а сердце – что ей наплевать, пусть даже у Роберта будет сто женщин с надушенными перчатками.
Маргарет услышала свой голос.
– Да, я тоже очень надеюсь, что вы не уедете отсюда.
Маркус не услышал ее слов, полностью растворившись во взглядах, которыми они обменивались с Ориэль.
Глава одиннадцатая
В вечер накануне своей свадьбы Ориэль Шарден вдруг исчезла, и в течение некоторого времени никто не знал, где она. И лишь случайно Маркус увидел ее, сидящую в одиночестве на берегу реки в том месте, где заросший цветами и травами луг вплотную спускался к воде. Он увидел зеленый мох и серебристую иву, а на их фоне – неповторимые золотые волосы, и понял, что сама судьба привела его сюда, чтобы дать возможность встретиться лицом к лицу с Ориэль до того, как она выйдет замуж.
Она сидела спиной к нему, поджав колени к подбородку и обхватив их руками, и не слышала его приближения. Только когда его тень упала на нее, заслонив августовское солнце, она обернулась и без тени улыбки на устах и даже без обычного блеска в глазах серьезно взглянула на него.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и лишь пенис птиц и доносящееся с дальних пастбищ мычание коров нарушали тишину.
Наконец Ориэль спросила:
– Зачем вы пришли? Вы знали, что я здесь?
Маркус ответил вопросом на вопрос:
– Что вы делаете тут в одиночестве?
Она отвернулась к реке.
– Думаю.
– Ориэль, вы любите брата архиепископа? – неожиданно напрямик спросил гасконец.
– Не знаю. Я ничего не знаю о любви. Да и откуда мне знать? Я знаю только, в чем состоит мой долг – и здесь все ясно и понятно. Отец обещал меня Колину, и я должна повиноваться.
– Значит, в вашем сердце нет нежности к вашему нареченному?
Ориэль вновь повернулась к Маркусу.
– Я очень хорошо отношусь к нему. Я уверена, что он станет моим самым большим, самым близким другом. Но я не люблю его так, как женщина любит мужчину, если вы об этом спрашиваете.
– Да, я спрашивал именно об этом, – признал Маркус, бережным и нежным движением помогая Ориэль встать. – Можно мне задать еще один вопрос?
– Какой?
– В тот день, четыре недели назад, когда я приезжал в Шарден…
– Да?
– Почувствовали ли вы тогда так же, как почувствовал я, что между нами возникла некая привязанность? Привязанность, которая легко может перейти в любовь?
Ориэль чуть-чуть покраснела.
– Я почувствовала… Одним словом, да.
Маркус шагнул вперед и положил руки ей на плечи. Он был так высок, что Ориэль пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо.
– Во мне эта перемена уже произошла. Влечение превратилось в любовь.
Она смотрела на него очень серьезно.
– Вы не разыгрываете меня?
Вместо ответа его губы прикоснулись к ее губам, так легко и нежно, словно это был взмах птичьего крыла, затем они скользнули вниз, исследуя каждую линию, каждую впадинку на ее шее, и, наконец, вновь вернулись к губам. И сразу же поцелуй стал совсем другим, рот девушки раскрылся, в то время как Маркус крепко сжал ее в объятиях.
Когда они наконец оторвались друг от друга, Маркус сказал:
– Кровью Христовой клянусь, что не обманываю вас. Я люблю и желаю вас с первой же минуты, как только увидел.
Задохнувшись, Ориэль отпрянула от него:
– Но я не могу быть вашей, вы знаете это. Завтра – моя свадьба.
Ярость Маркуса была под стать силе его чувства.
– К черту свадьбу. Колин не будет вашим мужем. Если он осмелится хоть пальцем дотронуться до вас, я убью его.
Ориэль застыла в ужасе.
– Вы не должны причинять ему вреда! Ведь он всего лишь большой ребенок. Я буду только называться его женой.
Последовала пауза, во время которой они изучающе взирали друг на друга, пока Ориэль не добавила.
– Это будет нелегко для каждого из нас. Боюсь, что мы встали на гибельный путь.
Ястребиное лицо Маркуса отвердело:
– Мне все равно, если впереди меня ждет ваша любовь. Могу ли я надеяться?
– Да, – тихо ответила она.
Они еще раз поцеловались, осознавая, что сейчас им нужно расстаться и в следующий раз они увидятся уже только на свадьбе. Маркус помог Ориэль сесть на коня и долго смотрел ей вслед.
Когда она исчезла из виду, Маркус взобрался в седло и медленно поехал между полей и лугов Изабель де Бэйнденн. Впереди уже показалось поместье Джона Валье, когда оруженосец услышал топот копыт и обернулся, думая, что его хочет догнать Ориэль. Однако это была не она, а ее брат Пьер.
Словно желая подчеркнуть контраст между собой и сестрой, первым делом, подъехав к Маркусу, Пьер с отвращением сплюнул на землю.
– Узнав, что в свите архиепископа появились два гасконца, я сразу заподозрил неладное. А услышав описание вашей внешности, уверился в своей правоте. Маленький толстяк и молодой высокий, похожий на ястреба, – кто еще это мог быть, как не вы! Значит, мне не придется разыскивать тебя, чтобы отомстить за смерть Джеймса. Берегись, кровавый убийца!