Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Уснуть и только

ModernLib.Net / Сентиментальный роман / Лампитт Дина / Уснуть и только - Чтение (стр. 22)
Автор: Лампитт Дина
Жанр: Сентиментальный роман

 

 


Это была спальня архиепископа, где когда-то любили молиться Стратфорд и, по преданию, Томас Бекет, где почивала королева Елизавета, когда была в гостях у сэра Томаса Грэхема. Специально для этого случая сэр Томас распорядился пристроить башню с лестницей, чтобы в комнату можно было попасть, минуя внутренние помещения дворца. Бейкеры всегда использовали эту комнату, как спальню хозяев, и именно здесь умерла мать Люси, давая жизнь своему двенадцатому ребенку, Рут. Сейчас там в одиночестве обитал старый сквайр Бейкер, в свои семьдесят семь лет находившийся в добром здравии и не проявлявший никакого желания покинуть этот мир.
      Услыхав доносящийся из-за двери храп, Люси улыбнулась и вошла в комнату. Но это была грустная улыбка. Нелегко было одиннадцатилетней девочке вдруг оказаться старшей женщиной в доме и обнаружить, что все, в том числе и отец, по любому поводу обращаются к ней. Нелегко было и пожертвовать своей судьбой ради того, чтобы поднять семью (правда, два ее брата умерли в детстве), нелегко было смотреть, как младшие сестры выходят замуж и покидают дом, предоставляя Люси справляться со старым сквайром, добросердечным братцем Джорджем, глупенькой Филадельфией, апатичным Томасом и робким Найзелом, который не мог взглянуть на женщину без того, чтобы не покраснеть.
      Люси подошла к окну и, раздвинув занавеси, выглянула наружу. Луна, только что вышедшая из-за туч, залила светом сад и виднеющийся в отдалении шпиль церкви. Люси задумчиво смотрела на храм. Доведется ли ей когда-нибудь невестой переступить через его порог? Вздохнув, она отвернулась от окна и бросила взгляд на фигуру в ночном колпаке, распростертую посреди огромной кровати. Даже в полумраке лицо ее отца казалось розовым и цветущим.
      Люси опустила глаза. Если бы она испытывала к нему подлинную любовь, а не глухое раздражение, вызванное тем, что он продолжает жить, удерживая ее возле себя и превратив в пленницу собственной совести. Если бы только она могла оставить дворец и выйти замуж, пока еще не слишком поздно… Если бы…
      Донесшийся снизу шум прервал ее мысли. Люси торопливо прошла через гардеробную отца, когда-то бывшую частью покоев архиепископа, затем – через бывший будуар матери, где теперь размещался ее собственный маленький кабинет, и начала спускаться по широкой каменной лестнице, прозванную «глав ной» и известную тем, что по ней ступали ноги великих деятелей английской церкви. Люси услышала всхлипывания Филадельфии и голос своего брата Джорджа:
      – Проклятый головорез все забрал. Все, что у нас было. Только Генриетте удалось сберечь свои украшения. – Чертыхнувшись, он закричал. – Люси, Люси, где же ты? Нас ограбил мерзкий разбойник, будь он проклят, и Генриетта близка к обмороку. Иди скорей сюда, моя дорогая! Люси, где же ты, черт возьми?
      – Здесь, Джордж, здесь, – успокоила его Люси, сбегая по лестнице и останавливаясь на последней ступеньке, чтобы охватить взглядом всю сцену.
      Генриетта Тревор, старшая из дочерей покойного сквайра Джона Морли Тревора из Глинда, отнюдь не собиралась лишаться чувств и выглядела самой спокойной из присутствующих, в отличие от Сэма Бриггса, дворецкого Бейкеров, который стоял, уставившись в потолок и дико вращая глазами, видимо, ругая себя за то, что не успел пристрелить проклятого разбойника. Мисс Тревор же с едва заметной улыбкой наблюдала за чертыхающимся Джорджем и бьющейся в истерике Филадельфией. Люси незаметно разглядывала девушку, как всегда восхищаясь очаровательным личиком с двумя прелестными ямочками на щеках и густыми, цвета осеннего меда, волосами. Хотя Генриетту нельзя было назвать красавицей, в ней была какая-то изюминка, которой неизменно восхищались мужчины. Люси бессознательно вздохнула.
      Шагнув вперед, она протянула руки к Генриетте.
      – О, моя дорогая, какое ужасное испытание! Вы целы и невредимы? Разбойник не причинил вам вреда?
      Генриетта с улыбкой повернулась к Люси:
      – Нет, вовсе нет. Он даже оставил мне все драгоценности.
      Филадельфия прекратила всхлипывать и пропищала:
      – Как романтично! А он не украл поцелуй, Генриетта?
      – Нет.
      – Значит, вы не видели его лица?
      Генриетта помедлила.
      – Ну, я…
      Джордж мгновенно обратился в слух.
      – Как, Генриетта, вы его видели? Черт возьми, если вы сможете опознать негодяя, его нетрудно будет поймать.
      Он с надеждой смотрел на Генриетту, его съехавший на ухо парик подрагивал от возбуждения.
      Генриетта снова замешкалась, без всяких видимых причин не желая сознаваться, что видела разбойника. Но присущая ей внутренняя честность в конце концов заставила ее сказать:
      – Его платок на мгновение соскользнул, и я успела мельком увидеть его лицо.
      – Он хорош собой?
      – Разумеется, Филадельфия.
      – Нет, отнюдь. Настоящий разбойник.
      – Вы узнаете его, если еще раз увидите? – возбужденно настаивал Джордж.
      Испытывая все то же странное чувство, Генриетта неохотно ответила:
      – Думаю, что да.
      От дальнейших расспросов ее спасло прибытие «холостяков Бейкеров», как прозвали двух неженатых братьев Люси. Хотя они носили общее прозвище, трудно было представить себе более непохожих людей. Достигший среднего возраста Томас всегда одевался по последней моде, как будто жил в Лондоне, а не в глухой суссекской деревушке; в то время как Найзел постоянно носил одну и ту же куртку и старые бриджи, в которых его можно было принять за фермера. Но это было не единственное различие. Если Томас слыл повесой и дамским угодником, то Найзел проводил дни, рисуя акварелью, и обычно всем остальным женщинам предпочитал общество своих сестер.
      Вот и сейчас, увидев Генриетту Тревор, Томас поспешил поцеловать ей руку, галантно воскликнув: «Моя милая Генриетта!», в то время как Найзел, вспыхнув до корней волос, переминался с ноги на ногу и бормотал что-то нечленораздельное.
      У Люси вдруг лопнуло терпение, и она оттолкнула Томаса, заявив:
      – Генриетта устала и напугана. Давайте-ка все поднимемся в гостиную, перекусим и поскорее разойдемся по спальням. Генриетта, дорогая, вы будете спать в бывшей комнате Рут.
      Она взяла мисс Тревор за руку и уже собиралась увлечь за собой, когда ее остановил Джордж:
      – Один момент, Люси. Сэйер ранен в плечо и потерял много крови. По-моему, несмотря на поздний час, нужно послать за Джоном Лэнгхемом.
      Генриетта почувствовала, как напряглась рука, которую она держала в своей, и, приглядевшись к Люси, заметила, что та немного побледнела. Но ее голос был по-прежнему ровен и спокоен, когда она сказала:
      – В таком случае, я сама дождусь его. Тебе не о чем беспокоиться, Джордж.
      – Как это не о чем, – вскипел Джордж, поднимаясь по лестнице. – Черт возьми, Люси, он Мой кучер и был ранен ограбившим меня негодяем. Я обязан присутствовать.
      Брат и сестра продолжали препираться, и Генриетта оказалась позади них, рядом с Филадельфией.
      – А я бы на вашем месте непременно упала бы в обморок, – заявило безмозглое маленькое создание, теребя ленту, которой наспех связала свои длинные темные волосы. – Уж конечно, упала бы – ведь он, наверное, такой грубый мужлан!
      Генриетта рассмеялась.
      – Он огненно-красный, рыжие волосы и синие глаза, но вовсе не красавец.
      – Значит, вы хорошо его разглядели? – заметила Филадельфия, проявив большую сообразительность, чем Генриетта могла в ней заподозрить.
      Мисс Тревор очаровательно покраснела.
      – В общем-то… да. Я успела заметить цвет его волос.
      Филадельфия хихикнула, но больше ничего не сказала. Они вошли в красивую уютную гостиную, которую Генриетта очень любила и с особым удовольствием посещала ее, бывая во дворце. У нее всегда было чувство, что ей знаком тут каждый уголок, каждый камень.
      Часом позже Генриетта Тревор сидела перед зеркалом в комнате Рут Бейкер – ныне миссис Вильям Фуллер, и не спеша расчесывала волосы. Она отказалась от услуг Сары, поскольку у той до сих пор дрожали руки, и теперь наслаждалась одиночеством и тишиной, воцарившейся в доме, когда все Бейкеры наконец удалились на покой. Она любила их шумное общество, но сегодня они немного утомили ее. Положив щетку, Генриетта начала рассматривать свое отражение. Холодные зеленые глаза изучали серьезное лицо, на котором сейчас не было и следа шаловливых ямочек.
      Генриетта встала и медленно подошла к окну. Отдернув штору, она увидела, что облака рассеялись, и луна во всей красе сияет с небес, ярко освещая церковь и сад. Нигде не было видно ни души.
      Мысли девушки вновь обратились к сегодняшнему ограблению. Она задумалась о том, куда мог деться разбойник – и откуда он взялся. Он определенно не был уроженцем Суссекса, что же, в таком случае, удивилась Генриетта, могло привести его в Мэйфилд?
      Генриетта уже собиралась отвернуться от окна, но в этот момент какое-то движение во дворе церкви привлекло ее внимание. Она присмотрелась: ночь была не такой уж мирной и безлюдной, как ей показалось вначале. Кто-то ходил возле церкви, и уж, наверное, не замышлял ничего хорошего; по всей видимости, это были контрабандисты: никто другой не рискнул бы безбоязненно разгуливать по улицам в такой час. Перед тем, как задернуть занавеси, Генриетта бросила туда последний робкий взгляд и заметила чью-то тень возле одной из колонн. Очертания фигуры показались ей смутно знакомыми, но она не успела ничего рассмотреть: тень исчезла, растворившись во мраке, и девушке ничего не оставалось, как забраться в постель и, укрывшись с головой, уснуть.

Глава тридцать четвертая

      По ясному весеннему небу цепочкой катились облака самой невероятной формы, размеров и цветов: одни были похожи на маргаритки с торчащими в разные стороны лепестками, другие – на сиреневые гиацинты, третьи напоминали белые розы, которые вот-вот должны были распуститься в саду около Венбэнса – большого дома, расположенного в верх ней части Бивелхэмской долины под таинственной сенью леса Снейп-Вуд.
      Отражения облаков в ручье, стекавшем с холма на поля, плясали и искажались в такт движению крошечных волн и легкой ряби, а потом и вовсе исчезли, когда чья-то рука, швырнув камень, разбила чудесное водяное зеркало.
      Человек, бросивший камень, поднял голову, хмуро взглянув на те же самые облака, которые только что отражались в воде, вошел в дом и, подойдя к одной из дверей, принялся громко стучать, выкрикивая:
      – Кит! Кит, ради Бога, проснись! Я принес интересные новости.
      Затем он направился на кухню и, несмотря на ранний час, налил себе большой стакан эля. Это был молодой человек весьма необычной внешности: очень маленький и темный, с густой однодневной щетиной на подбородке, до странности светлыми глазами, окруженными глубокими темными тенями, и продетой в одно ухо серьгой в виде золотого кольца.
      Поскольку сверху по-прежнему не доносилось ни звука, он подошел к подножию лестницы и заорал во все горло:
      – Кит, сдох ты там, что ли? Спускайся сюда! Послышалось невнятное бормотание, и через минуту наверху появился мужчина с заспанными глазами.
      – Какого черта? – поинтересовался он. – Эдвард, это ты?
      – Конечно, это я, – ответил тот. – Я был в Мейфилде и видел Лихого. Плохие новости.
      Кит встрепенулся и быстро спустился вниз.
      – Ну, что там? – спросил он, усаживаясь за грубый деревянный стол и, зевнув, тоже налил себе эля.
      – Какой-то человек, по внешнему виду джентльмен, нынче ночью ограбил карету сквайра Бейкера на спуске с моста Пенни-Бридж.
      Кит выпрямился.
      – Со времен Шестнадцати Висельников в наших краях не было ни одного грабителя. Кто же это?
      – Никто не знает. Лихой говорит, что у того странное произношение. Он не из здешних.
      – Так пусть лучше катится туда, откуда пришел. Я не потерплю здесь чужаков. Выясни, кто он такой, Тед, да поскорее.
      Эдвард кивнул.
      – Завтра в Сифорд прибывает бренди. Говорят, там будет не меньше сотни бочек.
      – И ценные письма в Лондон. Думаю, я прогуляюсь туда сегодня утром, посмотрю, что к чему. – Кит встал. – Но я хочу, чтобы ты остался здесь, Тед. Мне нужно побыстрее разузнать, кто этот малый. Пусть он будет хоть двадцать раз джентльмен, мы не позволим ему портить нам жизнь. Черт бы побрал этого ублюдка!
      Эдвард выглядел разочарованным, но не стал спорить.
      – Я постараюсь выследить его к тому времени, когда ты вернешься, Кит. – Вспомнив что-то, он вдруг рассмеялся. – Лихой говорит, что в карсте была одна из мисс Тревор, так этот парень ее не тронул.
      Кит задумчиво поскреб пальцем подбородок.
      – Понятно, любитель красивых куколок. Это не доведет его до добра.
      – Ясное дело, не доведет, – согласился его брат.
 
      На чердаке не было окон, и свет проникал туда только через щели в крытой тростником крыше. Комната, однако, была довольно просторной – в ней помещались кровать, деревянный сундук, стул, таз для умывания и кувшин. Повсюду была разбросана одежда: бриджи, рубашка, куртка, плащ для верховой езды, сапоги и черная шляпа. На стуле висели женские вещи: красная нижняя юбка, чулки, платье, чепец с сатиновыми оборками, а рядом стояла пара туфель с пряжками. Владельцы одежды спали в узкой стоящей у стены кровати.
      Первым проснулся мужчина и, вытянув руки из-под одеяла, потянулся. Это движение разбудило девушку, она шумно зевнула и тут же с подозрением взглянула на своего любовника.
      – Итак, ты уже дома, Джейкоб Чаллис. Я и не слышала, как ты вернулся. Куда ты ездил?
      Он рассмеялся.
      – К Пенни-Бриджу и назад. Весьма успешная вылазка, Эмми. Первый раз я попытал счастья в Мэйфилде и сразу попал на местного сквайра.
      – И много у него было?
      – Шкатулка с деньгами, украшения, табакерки.
      – Он был один?
      Чаллис замялся.
      – С ним была женщина, но на ней были только безделушки. Кажется, ее зовут Генриетта Тревор.
      – Должно быть, одна из глиндских Треворов. Наверное, старшая, раз ездила в Лондон. У нее необыкновенно красивая мать, а отец умер года два назад. Титул сквайра теперь перешел к малышу.
      – К малышу?
      – Да, к брату Генриетты. У миссис Тревор было уже девять дочерей, когда напоследок она произвела на свет сына. Полагаю, что старый сквайр был настолько ошеломлен этим, что вскоре отправился на тот свет.
      Джейкоб вылез из постели и начал одеваться.
      – Мне здесь нравится. Добыча обещает быть великолепной.
      Эмми окинула его долгим загадочным взглядом и после паузы ответила.
      – Да, пока ты не встанешь поперек дороги Киту Джарвису.
      Джейкоб обернулся.
      – А это еще кто?
      – Предводитель здешних контрабандистов. Он известен всему Суссексу. Его настоящее имя – Габриэль Томкинс, но он предпочитает кличку Кит. Он был каменщиком, пока несколько лет назад не занялся совиным промыслом.
      – Совиным промыслом? Что это значит?
      – Так называют контрабанду шерсти. Сейчас Кит занимается в основном спиртом и чаем, не говоря уже о шелке и кружевах. Он сторонник Претендента – публично пил за его здоровье, когда Джейми высадился в Англии в 1715 году.
      Джейкоб поднял брови.
      – Звучит неплохо. Достойно настоящего мужчины.
      – А он и есть настоящий мужчина, – мягко заверила Эмили.
      Надев сапоги, Чаллис подошел к двери.
      – Пойду пройдусь. Просто посмотрю, что к чему.
      – Будь осторожен. Смотри, чтобы никто тебя не узнал.
      – А меня никто и не видел.
      С каким-то сверхъестественным прозрением Эмили вдруг спросила.
      – Даже мисс Тревор?
      – Даже мисс Тревор. Пожалуйста, поторопись. Я голоден, как волк.
      Оставив ее, Джейкоб спустился в кухню, по пути с удовольствием втягивая ноздрями аромат свежеиспеченного хлеба. Возле печи, орудуя ухватом, стояла Лиззи, мать Эмили.
      Вынув очередной горячий каравай, она повернулась к Джейкобу и улыбнулась, приоткрыв полу сгнившие коричневые зубы. Когда-то она была такой же хорошенькой, как дочка, но времена эти давно миновали. Теперь она превратилась в бесформенный темноглазый обрубок с седеющими космами, торчащими из-под засаленного чепца. Почему-то всякий раз при виде нее сердце Чаллиса наполнялось дурными предчувствиями.
      Когда он подошел ближе, улыбка Лиззи стала еще шире.
      – Я слышала, как ты вернулся. Охота была удачной?
      – Очень. Мне повезло, наткнулся на сквайра Бейкера, он как раз возвращался из Лондона.
      – Но никто не видел, что ты поехал сюда?
      – Никто.
      – Отлично, – еще раз улыбнулась она.
      Лиззи опять повернулась к печи, а Чаллис вышел на крыльцо и с удовольствием поглядел на открывшуюся ему картину. Вокруг простирались изумрудно-зеленые поля, за ними виднелись покрытые темными лесами округлые холмы, заслонявшие Пенни-Бридж и идущий от него крутой спуск, где экипажи вынуждены были ползти, как улитки, чтобы не перевернуться. Кроме трех домишек на вершине холма, вокруг не было ни одного строения. Трудно было представить себе более подходящую местность, где джентльмен удачи мог бы спокойно заниматься своим делом.
      Джейкоб сделал глубокий вдох. Бодрящий запах свежего хлеба смешивался с приятными апрельскими ароматами. Внезапно Чаллис почувствовал себя счастливым, как будто вернулся домой после долгого путешествия. Он радовался случайному повороту судьбы, приведшему его в таинственный и прекрасный Суссекс. Теперь Джейкоб был уверен, что принял правильное решение. Он уже полюбил эту землю, получил хороший улов, успел познакомиться с самой привлекательной и волнующей женщиной, которую когда-либо видел. Сердце Джейкоба ускорило свой бег, когда он представил себе эти причудливые ямочки на щеках. Вздохнув, он вернулся в дом, притягиваемый волшебным ароматом горячего хлеба.
 
      Генриетта долго не могла до конца проснуться, потягивалась и зевала, оглядывая строгие, изящные линии бывшей комнаты Рут, и снова удивлялась тому ощущению спокойствия и близости, которое возникало у нее всякий раз, когда она бывала во дворце. Конечно, она очень любила Глинд с его длинными галереями, пурпурной столовой, но он никогда не занимал в ее сердце такого места, как древний дворец в Мэйфилде.
      Она выбралась из постели и накинула пеньюар. Накануне вечером Сара довольно небрежно распаковала ее вещи, и теперь изумрудно-зеленое платье, которое Генриетта собиралась надеть, еще не было приведено в надлежащий вид. Девушка позвонила в колокольчик, надеясь, что ее горничная уже встала и поможет ей привести себя в порядок. Сара не замедлила явиться, и не прошло и тридцати минут, как мисс Тревор была одета, причесана и готова спуститься в столовую.
      Сегодня в доме было на удивление безлюдно и тихо, лишь старый сквайр Бейкер сидел в столовой, когда-то бывшей приемной архиепископа, и поглощал свой завтрак. Только по очень торжественным случаям Бейкеры обедали в большом зале, но в последние годы такие случаи выпадали вес реже и зал постепенно начал ветшать.
      Генриетта сделала реверанс и подошла поздороваться со сквайром. Цветущее лицо старика повернулось к ней, несколько мгновений он сверлил ее подозрительными глазами-буравчиками, но, наконец, поняв, кто перед ним, прохладно улыбнулся.
      – Доброе утро, сквайр Бейкер. Я ищу Люси. Вы не знаете, где она?
      В груди у сквайра что-то загрохотало, потом он ответил:
      – Она во флигеле, ухаживает за кучером. Вы ведь знаете, он был ранен. Говорят, на Пенни-Бридж опять появился какой-то проклятый разбойник. Дай те мне только до него добраться, я повешу мерзавца! В кандалы! Сброд, негодяи! Всех их надо перевешать!
      Генриетта поежилась, живо представив себе жуткую агонию висельника.
      – Тогда я схожу туда к ней.
      Старик, набивший рот сдой, только махнул рукой в ответ, и Генриетта вышла из столовой, спустилась по парадной лестнице, пересекла двор, и, обойдя кухни, направилась к флигелю, где жили слуги. Услышав голос Люси, она поднялась в маленькую ком натку, где помещались только кровать и сундук. Там она обнаружила спокойно спящего раненого и свою подругу, погруженную в серьезную беседу с каким-то мужчиной. Услышав шаги Генриетты, они вздрогнули и обернулись.
      – О-о, – воскликнула Люси, слегка покраснев, – Генриетта, дорогая! Я не слышала, как вы подошли. Мы с мистером Лэнгхемом, хирургом, сидели возле бедняги Сэйера. Мистер Лэнгхем извлек пулю из его плеча. Давайте я вас познакомлю. Генриетта, это мистер Джон Лэнгхем из Лакхерст-Холла. Джон, это мисс Генриетта Тревор из Глинда.
      – Как поживаете, мисс Тревор? – спросил хирург и, встав, вежливо поклонился.
      Генриетта в ответ присела и пробормотала обычное приветствие, в то же время исподтишка внимательно наблюдая за новым знакомым.
      Она пришла к выводу, что ему около пятидесяти лет и что его никак нельзя назвать красивым из-за лунообразного лица и склонности к полноте, но не могла не обратить внимания на его замечательные, глубокие и проницательные глаза. Генриетта сразу прониклась расположением к доктору. «То же самое, – подумала она, – относится и к Люси Бейкер, чья манера обращения с Лэнгхемом свидетельствовала о глубокой привязанности». Генриетта от всей души пожелала, чтобы хирург оказался холостяком и ее дорогая подруга, наконец, могла обрести счастье.
      – Вы уже завтракали? – спросила Люси и, когда Генриетта отрицательно покачала головой, предложила: – Тогда мы можем перекусить вес вместе. Джон, вам обязательно нужно поесть после такой утомительной ночи.
      – С удовольствием, – ответил он, еще раз поклонившись. – Пожалуй, перед отъездом мне еще следует взглянуть на Филадельфию.
      – Да, прошу вас. Сегодня утром она не смогла встать. – В ответ на удивленный взгляд Генриетты Люси пояснила: – Вы же знаете, Филадельфия такая нервная и чувствительная. Они могли бы давно перебраться в Айлвинс, но Джордж настоял, чтобы она осталась здесь, пока не освоится и не встанет на ноги.
      Генриетта улыбнулась. Состоятельные Бейкеры владели не только дворцом, но и домом, выстроенным для сэра Томаса Грэхема, который они переименовали в Миддл-Хаус, и Айлвинсом, бывшим жилищем железных дел мастера Томаса Айнскомба. В семье было заведено, чтобы наследник титула жил в бывшей резиденции Грэхема, и сейчас там действительно обитал Питер Бейкер, старший из сыновей сквайра, недавно ставший Мэйфилдским викарием. Генриетта невольно подумала, что Бейкеры, подобно осьминогу, оплели и держат под своим влиянием все селение.
      – Я тоже перед отъездом зайду к Филадельфии, – сказала Генриетта.
      – Неужели вам уже нужно ехать? – ответила Люси, одной этой фразой выдав, как ей не хочется вновь оставаться наедине со своими заботами.
      – Боюсь, что так. Мама ожидала меня еще вчера вечером. С тех пор, как умер отец, она во многом стала полагаться на меня.
      – О-о, это я хорошо понимаю, – с чувством вздохнула Люси.
      Она вздыхала еще печальнее, когда часом позже к парадному крыльцу дворца подвели лошадь Лэнгхема и карету, которая должна была доставить домой мисс Тревор.
      – Я буду скучать без вас, – призналась Люси, и Генриетта невольно заметила, как доктор крепко сжал пальцы старой девы, наклонившись, чтобы поцеловать ей руку.
      Почувствовав неловкость, Генриетта поспешно отвела глаза. Когда она вновь повернулась к подруге, доктор уже выезжал за ворота.
      – Поскорее снова приезжайте к нам, дорогая Генриетта, – попросила Люси. – Передайте самый сердечный привет вашей матушке, сестрам и маленькому брату.
      Генриетта обняла ее, испытывая грусть, как это бывало всякий раз, когда ей приходилось покидать дворец.
      – Я постараюсь.
      – Может быть, это случится раньше, чем вы думаете. Если удастся схватить разбойника, вас вызовут, чтобы вы его опознали.
      – Надеюсь, что этого не произойдет, – вырвалось у Генриетты, прежде чем она успела сообразить, что говорит.
      Люси выглядела удивленной, но, не пожелав объясняться, мисс Тревор села в карету, Сара заняла место рядом с ней, и, обменявшись с хозяйкой прощальными жестами и воздушными поцелуями, они отбыли в Глинд.
      Но девушка никак не могла выбросить из головы слова Люси. Если разбойника поймают, то ее долг будет сказать правду. Хоть он и вернул Генриетте ее драгоценности, факт оставался фактом: такие, как он, под покровом темноты грабившие невинных и беззащитных, были бичом их графства, особенно его сельской части. И все-таки ей очень не хотелось бы обрекать человека на смерть. Генриетта питала особенное отвращение к казни через повешение и всегда отворачивалась при виде виселицы, чтобы не упасть в обморок. Она так сильно боялась именно этой смерти, что даже по ночам ее мучили страшные видения. Множество раз ей снилось, будто она вынуждена присутствовать при казни человека, которого она любит и которому не может помочь. В таких случаях она всегда просыпалась в слезах, задыхаясь, кашляя и хватаясь руками за шею. Воспоминание об этих кошмарах даже сейчас заставило ее закашляться.
      Сара настороженно взглянула на хозяйку.
      – Вам нехорошо, госпожа?
      – Нет, ничего страшного, просто вдруг запершило в горле. Где мы?
      – В Кроссин-Хэнд. Будем ли мы останавливаться где-нибудь по дороге?
      – Да, обязательно. – Высунувшись из окошка, Генриетта крикнула кучеру. – Я хотела бы немного передохнуть. Давайте остановимся в гостинице «Черные братья».
      – Хорошо, мисс Тревор.
      Карета вскоре остановилась перед трактиром, и, сопровождаемая кучером, Генриетта вошла внутрь. В гостинице было совсем пусто, и Генриетту провели в уютную маленькую гостиную, где сидел еще один путешественник. Когда она вошла, он встал и, увидев, что перед ним женщина с положением, спросил:
      – Мое присутствие не стеснит вас, мадам? Может быть, вы предпочитаете, чтобы я удалился?
      Очаровательно улыбнувшись, Генриетта ответила:
      – Нет-нет, оставайтесь, я пробуду здесь совсем недолго.
      Человек поклонился, взмахнув шляпой. Генриетта заметила, что он носит вышедший из моды парик с перевязанной черной лентой косицей. Она – сразу заинтересовалась, кто же он, потому что такие парики, считавшиеся домашними, носили представители всех слоев общества.
      – Далеко ли вы держите путь? – спросила заинтригованная Генриетта и, когда он ответил «В Мэйфилд», обратилась во внимание.
      – А я как раз еду оттуда, – призналась она, внимательно всматриваясь в незнакомца.
      Он был довольно высок, худощав, с подвижными и выразительными чертами. Главными на его лице были серьезные, очень красиво очерченные глаза, обрамленные серыми тенями. Генриетта обратила внимание также на изящные, немного женственные руки с длинными тонкими пальцами.
      – …Совсем не знаю этих мест, – говорил он. – Я еду с визитом.
      – К Бейкерам? – сразу же спросила Генриетта.
      Человек внезапно насторожился.
      – Нет. Хочу возобновить знакомство со старенькой тетушкой.
      – Понимаю.
      Они молча смотрели друг на друга. У Генриетты вдруг появилось ощущение, что они уже когда-то встречались. По-видимому, такая же мысль мелькнула у ее собеседника, потому что он неожиданно сказал:
      – Ради Бога, извините меня. Мы с вами не знакомы?
      Она засмеялась.
      – Я думала о том же.
      – Гастингс? Может быть, там? Я прожил там некоторое время.
      – Вряд ли. Я всего один раз была там.
      – Тогда это загадка. – Он встал и поклонился. – Позвольте представиться – Николас Грей. Лейтенант Николас Грей.
      – Генриетта Тревор из Глинда, – наклонила голову девушка. – Значит, вы служите в армии, лейтенант?
      Грей замялся, на его лицо легла тень. Затем его глаза стали еще серьезнее и, понизив голос, он сказал:
      – Вообще-то нет. Я прикомандирован к акцизному управлению.
      – Вы – офицер таможенной полиции? – широко раскрыв глаза, спросила Генриетта.
      – Да.
      – И направляетесь в Мэйфилд? Могу я спросить, с какой целью?
      – Чтобы изловить Кита Джарвиса.
      – Кита Джарвиса! – воскликнула Генриетта, облегченно переводя дух. – В таком случае, желаю вам удачи, сэр.
      – Она мне понадобится, – мрачно заметил Николас Грей, – поскольку я поклялся, что схвачу его в течение этого года – или погибну. – Он выпрямился. – Мне пора. Я и так уже сказал слишком много. Мисс Тревор, я надеюсь, что вы сохраните в тайне вес услышанное.
      – Можете на меня положиться.
      – Благодарю вас.
      Он взял свои вещи и направился к двери, обернувшись, чтобы еще раз улыбнуться ей. К своему величайшему удивлению, Генриетта заметила среди его багажа лютню – довольно неподходящий, по ее мнению, предмет для офицера полиции.

Глава тридцать пятая

      Весенняя ночь. Приятный легкий бриз стремительно несет по небу светлые облака. Тишина, но вот раздался слабый свист, а вслед за ним чей-то хриплый смех. На тайной тропке, ведущей из Коггин-Милл, обозначились две фигуры. Кит и Эдвард Джарвисы сошли с потайной тропинки и совершенно спокойно направились к проезжему тракту.
      Эдвард отвязал от дерева коня и сел на него, в то время как Кит пешком направился к трем близлежащим домикам, стоявшим на повороте ведущей к мосту Пенни-Бридж дороги. Улыбаясь, он постучал в дверь того, что был посередине. Ему открыла Лиззи Пирс со свечой в руке. Увидев ее перепуганное лицо, Кит расхохотался.
      – Привет, Лиззи. Как поживаешь, старая ведьма?
      – Кит! – дрожа, ответила та. – Не ожидала увидеть тебя здесь.
      – Не сомневаюсь, что не ожидала, – ухмыльнулся он. – Могу я хотя бы войти?
      Лиззи неохотно отступила, пропуская его внутрь. Кит направился прямиком к очагу и протянул руки к огню.
      – Для конца апреля еще довольно холодно.
      – Да, пожалуй. Ты не останешься выпить эля?
      – Я останусь гораздо дольше. Мне кажется, у тебя есть, что мне рассказать, Лиззи.
      Побледнев, женщина слабо запротестовала.
      – Что ты, Кит, о чем мне тебе рассказывать?
      – В самом деле, о чем? – Он бросил на нее презрительный взгляд. – Мне говорили, что Эмми вернулась.
      Лиззи замялась, не зная, что лучше: сказать правду или притвориться несведущей. Наконец она решилась:
      – Да, Эмми приехала меня навестить.
      – Навестить? А я слышал, что она вернулась насовсем, да еще с каким-то франтом. С мужчиной, который выглядит как джентльмен и тоже живет здесь. Так что, Лиззи, теперь занимаешься укрывательством преступников?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31