Однако Сент Эдмунд-Холла не было, а на его месте возвышался какой-то храм, Куинз-колледж – справа, Юниверсити-колледж – слева, – оба были на месте, хотя узнать их было довольно трудно. Посмотрев на то место, где должен был быть Олл Соулз-колледж, Николь увидела какое-то строение, но без готических украшений Хоксмура оно мало походило на себя. Церковь святой Девы Марии с ее огромной башней, напротив, была совсем такой же, какой ее знала Николь. Повозка прогрохотала мимо Бреизноуза и остановилась на месте, где сходились четыре широкие улицы.
      – Это главный перекресток? – спросила Николь.
      – Да, – ответил Карадок и повернул повозку направо на улицу, которая, как думала Николь, называлась Корн-Маркет, хотя она показалась ей немного шире, чем она ее помнила.
      – Куда мы теперь едем?
      – Сейчас минуем Корн-Маркет, потом церковь Святого Михаила и выедем через Северные ворота.
      – Выедем из города?
      Кажется, впервые за всю поездку Карадок обернулся и посмотрел на нее.
      – Лорд Джоселин расположился в доме за пределами города. Он посчитал, что вы захотите жить подальше от людского шума и толпы.
      – Как это мило и разумно с его стороны. А где находится дом?
      – Возле церкви Святого Илии, недалеко от Сент Джонс-колледжа. В отличие от города, население которого растет с каждым днем за счет притока новых людей, там очень свежий воздух.
      – Я и не представляла себе, как мал Оксфорд внутри этих стен.
      Карадок еще раз взглянул на нее:
      – Мне показалось, вы сказали, что бывали здесь раньше.
      – Да, но с тех пор он сильно изменился, – ответила Николь, давая своим тоном понять, что не собирается продолжать беседу.
      Только когда они поравнялись с Корн-Маркет – стоящим посреди улицы длинным низким строением, открытым по бокам, но придавленным крышей, опирающейся на деревянные колонны, – стали заметны признаки жизни в этом городе. Несмотря на ранний час, мимо них проехала, гулко цокая копытами по мостовой, группа всадников, явно только что въехавших в город. Они разделились на две группы, чтобы обогнуть низкую базарную постройку, и Карадоку пришлось остановить телегу у обочины, чтобы пропустить их. Николь разглядывала их во все глаза – это были первые солдаты, которых она видела с тех пор, как король поднял знамя и объявил войну.
      – Очень красиво, – одобрительно проговорила Эммет.
      Карадок усмехнулся, и его лицо совершенно преобразилось:
      – Их полно в городе, они только и делают, что пьют, дерутся да портят девушек. Так что будь осторожна, моя милая.
      – Тебе незачем мне указывать, как себя вести, – сдержанно ответила Эммет. – Я сама прекрасно разберусь, что к чему.
      Карадок рассмеялся, и Николь очень удивилась, поняв, что он обыкновенный человек, просто ее он почему-то не любит.
      – А вдруг тебе попадется особенно бойкий петушок?
      – Не груби! – воскликнула Эммет, а Николь оставалось только гадать о смысле произнесенных им слов.
      Повозка поравнялась с Иезус-колледжем – единственным колледжем в Оксфорде, который был построен при Елизавете, его кирпичный фасад выглядел красивым и новым. И тут перед ними выросла башня церкви Святого Михаила. Несмотря на ее головокружительную высоту, Николь поднималась на самый верх, когда была здесь в двадцатом веке. Теперь же она смотрела на нее совсем другими глазами, понимая, что башня служит прикрытием с северной стороны города. Теперь она поняла значение ее полного названия, которое несколько раз слышала: «Церковь Святого Михаила у Северных ворот». Между тем повозка подъехала к большим деревянным воротам и, после того как Карадок показал пропуск, подписанный Рупертом, покинула стены города.
      Впереди, чуть правее возвышался Беильел-Колледж, он сильно отличался от того колледжа, который знала Николь. В ее веке от викторианской архитектуры в облике этой постройки, которая была заложена как первое здание университета еще в 1282 году, не осталось почти ничего. Теперь же она увидела две высоченные башни и квадратный монастырский двор. Инстинктивно Николь повернула голову налево, где должны были находиться театр «Аполон» и Оксфордский драматический театр, но, конечно, их там не было. Прямо перед ними посреди улицы стояла церковь Святой Магдалины, а слева от нее – ряд домов. Напротив них, рядом с любимым колледжем его преосвященства архиепископа – Сент Джонс-колледжем – возвышался дом, почти такой же красивый, как и сам колледж.
      – Вот он, – коротко бросил Карадок, – тот самый дом, где расположился лорд Джоселин.
      – Эти хоромы сгодились бы и для самого короля, – проговорила Эммет, расширив глаза.
      – Ты почти угадала. Этот дом принадлежит кому-то очень важному.
      Повозка заехала в ворота и по извилистой дорожке подкатила к ступенькам, ведущим к парадной двери. Николь не проронила ни слова, слыша только тяжелый стук своего сердца. Хотя она и уверяла себя в том, что она современная женщина из двадцатого века и может выпутаться из любой ситуации, сейчас она думала лишь о том, стало ли Джоселину каким-то образом что-то известно о ее отношениях с Майклом. В тот момент, когда повозка остановилась, и Карадок помог ей выйти из нее, прежде чем вытащить оттуда Эммет, актриса почувствовала, что дрожит. Потом вдруг неожиданно к ней пришло спасение. От сонного слуги, который провожал ее в дом, Николь узнала, что лорд Джоселин уехал вместе с принцем Рупертом и вернется только вечером.
      – В таком случае, я хочу что-нибудь перекусить, а потом немного отдохнуть, – сказала она, почувствовав облегчение от того, что все самое страшное откладывается до вечера.
      – Конечно, миледи, – ответил слуга и пригласил уставшую грязную компанию пройти в переднюю.
      Николь, однако, зашла не сразу, она помедлила на пороге, внимательно осматривая дом, в котором ей теперь предстояло жить.
      Дом, который Джоселину Аттвуду удалось каким-то образом заполучить под жилье, был поистине великолепен. Он был построен в классическом стиле, и огромное количество освещенных солнечным светом окон делали его величественным и просторным. Пол в прихожей, в которую выходили двери почти всех основных комнат, был выложен черным и белым мрамором, богато отделанный потолок имел форму креста, а перед каждой дверью стояло по две ионических колонны с треугольными фронтонами. В архитектуре Николь никогда не была сильна, так что все, что она могла установить из своих наблюдений, что дом построен в течение последних пятидесяти лет.
      Прихожая, в которую она вошла и села на один из стульев с высокой спинкой, стоящий перед камином, была тоже очень красивой. Одну стену полностью занимал огромный ковер, изображающий мифологическую сцену с Венерой и Вулканом, в нем преобладали яркие красный, зеленый и синий цвета; на другой висел ковер с изображением сцены охоты. Огонь горел в камине, выполненном в геральдическом стиле. Цвет пламени, а также красные оттенки, преобладающие в гобелене и картинах, прекрасно гармонировали с турецким ковром и тяжелыми занавесками на окнах.
      – Ну, что скажете? – спросила Эммет, внимательно наблюдавшая за хозяйкой.
      – Просто потрясающе. Интересно, кому это все принадлежит?
      – Вы сможете это узнать, когда вернется хозяин.
      – Странно, что ты называешь лорда Джоселина хозяином, хотя сама еще ни разу не видела его.
      – Теперь, когда вы расстались с Майклом, я знаю, что хозяин – он.
      Николь наклонилась и взяла Эммет за руки:
      – Я прекрасно понимаю, что ты знаешь о наших отношениях с Майклом, поэтому мне нет смысла говорить тебе об этом. Единственное, о чем я хочу тебя попросить, – ничего не говори моему мужу.
      Служанка посмотрела ей прямо в глаза:
      – Зачем вы это сделали?
      – Я думаю, в этом была физическая потребность, – честно ответила Николь.
      Эммет ничего не ответила, но посмотрела на нее своим внимательным «птичьим» взглядом так пристально, что Николь не выдержала и отвернулась, уставившись на пламя. К счастью, в этот момент открылась дверь, двое слуг внесли подносы с едой и поставили их на стол, чем сделали дальнейшее обсуждение аморального поведения Николь невозможным. Несмотря на голод, Николь обратила внимание, что на столе появились блюда, неподходящие для еды в это время суток: целая гора устриц и анчоусов, а также пиво и вино. Понимая, что ее желудок не сможет воспринять такую пищу, Николь попросила принести ей кусок хлеба с джемом, чем сознательно придала себе репутацию привередливой особы. Эммет, однако, от души поблагодарив, с удовольствием налегла на еду и налила себе огромный бокал пива. Ребенку Николь тоже не рискнула дать тяжелой пищи, и Миранда с удовольствием съела хлеба с вареньем, которое намазывала ей «мать».
      – А теперь я собираюсь лечь, – сказала Николь, возвращая ребенка Эммет. – Разбуди меня, если вернется муж.
      – Конечно, разбужу, и ничего ему не скажу. Да будет вам известно, я прекрасно понимаю разницу между физической потребностью и любовью, – сказала Эммет, вытирая рот ладонью.
      – Но как ты можешь это понимать? – пораженная, спросила Николь. – Ты, простая деревенская девчонка?
      – Такая же, как и вы, если уж на то пошло.
      – Не груби, – оборвала ее Николь, – ты не знаешь и не догадываешься, кто я такая.
      – Во всяком случае, вы совсем не та девочка, с которой я вместе выросла! – сердито произнесла Эммет и вся красная выбежала из комнаты.
      Вздохнув, Николь подвинула стул поближе к огню и собралась подремать. Но стоило ей закрыть глаза, как раздался бесцеремонный стук в дверь, которая тут же начала открываться. Оглянувшись, Николь увидела, что в комнату вошла служанка.
      – Извините, что тревожу вас, миледи, – сказала она. – Но прибыл лорд Георг Горинг и желает вас видеть. Он говорит, что опередил лорда Джоселина, и у него есть сообщение от вашего мужа.
      – Попросите лорда Георга подождать и дайте ему что-нибудь выпить. Мне нужно переодеться. Да, а позже я хотела бы принять ванну.
      – Хорошо, миледи, – с виноватым видом произнесла служанка.
      Николь послала за Эммет и попросила ее помочь надеть какое-нибудь повседневное платье, которое они привезли с собой. Пока служанка одевала ее, возясь со множеством пышных кружев, Николь постаралась вспомнить все, что рассказывал мистер Холлин о Георге Горинге. По словам священника, господин, ожидающий ее внизу, женился когда-то на богатой ирландской наследнице только из-за ее денег и с легкостью сделал великолепную военную карьеру. Его тесть, не задумываясь, купил в качестве свадебного подарка пехотный полк в датской армии для своего зятя, который, казалось, был создан для того, чтобы вершить великие дела. Потом, к сожалению, лорд Горинг был тяжело ранен в сражении под Бреда, и его карьера военного резко оборвалась. Переживающему свою неудачу Горингу пришлось вернуться в Англию. Будучи почти ни на что не годным инвалидом, он неожиданно достиг успеха в политике, став сначала губернатором, а потом и членом Парламента от Портсмута. Он был одним из заговорщиков, вынашивающих план захвата порта, благодаря посылке туда французских войск, с целью поддержать короля, но портсмутский план провалился, и Горинг начал разрабатывать новый.
      К тому времени командующие армией поменялись: ими стали граф Нортумберленд и граф Ньюкасл. Идея заключалась в том, чтобы организовать в Лондоне милицию, которая приструнила бы Парламент. Но в последний момент лорд Георг рассказал обо всем Джону Пиму – главе Палаты Общин. Заговор провалился.
      – И парламентарии снова избрали его губернатором Портсмута, – рассказывал священник Николь, – а потом, когда король объявил войну, он снова надел мундир и призвал горожан сражаться за короля. Мне кажется, он самый настоящий двуличный негодяй.
      Николь спустилась по лестнице, слегка взволнованная тем, что ей предстоит встреча с персонажем, сошедшим прямо со страниц истории. «Если не считать мимолетной встречи с королем, Рупертом и другими знатными королевскими отпрысками, это первая настоящая беседа с историческим персонажем с тех пор, как я превратилась в Арабеллу», – думала Николь.
      Лорд Георг Горинг поднялся ей навстречу, как только она вошла, и актриса невольно улыбнулась, пораженная тем, как сильно ототличается от человека, которого она себе представляла. Она думала, что встретит темноволосого мрачного демона с непроницаемым лицом, но у этого парня был открытый простудушный вид, его широко посаженные глаза были большими и ясными. Глаза рассматривали ее оценивающе, а их хозяин склонился в поклоне, насколько больная нога позволяла ему это сделать.
      – Леди Аттвуд? – и после кивка Николь продолжал: – Боже мой, да мой друг Джос просто счастливчик! До меня доходили слухи, что он женился на красавице, но я не привык доверять сплетням, пока сам не уверюсь в их правоте. Скажите, дорогая, а вы прислушиваетесь к слухам и сплетням?
      Он явно ее поддразнивал, и Николь ответила:
      – Конечно. Так узнаешь много интересного.
      – Тогда вы наверняка слышали, что я пьяница и распутник, но уверяю вас, что это только с виду.
      Ситуация была столь забавной – разговаривать с человеком, имя которого было ей известно по учебникам, – что Николь снова невольно улыбнулась.
      – Я вижу, что нравлюсь вам, – нагло заявил лорд Георг и подмигнул. – Что ж, тогда я хочу выпить за ваше здоровье, – он поднял бокал с вином. – Вы не хотите ко мне присоединиться?
      Николь кивнула, наполняя его бокал до краев и наливая себе.
      – За самую прекрасную женщину в Оксфорде, чье присутствие среди нас, без сомнения, поднимает настроение всем, кто будет иметь счастье ее лицезреть, – он осушил бокал и снова откровенно посмотрел на нее. – Скажите, леди Аттвуд, вы настолько же целомудренны, насколько красивы?
      Будь она в прошлой жизни, Николь ответила бы ему изысканной колкостью, но этому самоуверенному, длинноволосому, одетому в кружева кавалеру ей было как-то неудобно грубить.
      – А вы? – спросила она в ответ.
      Лорд Георг расхохотался и хлопнул себя по бедру:
      – Боже мой, да вы просто очаровательная распутница. Дорого бы я дал за то, чтобы провести с вами сладостную ночку!
      – Может, прямо сейчас? – ответила Николь, все еще улыбаясь. – Ах, да, извините, ведь сейчас светит солнце, а днем, как я понимаю, вы ни на что не способны.
      Георг рассмеялся еще громче и осушил еще один бокал:
      – Вы еще и остроумны! Клянусь всеми святыми, вы женщина, с которой нельзя не считаться.
      – Мне сказали, что у вас есть для меня сообщение, – строго сказала Николь, с интонацией, которой никогда раньше за собой не замечала.
      – Да, конечно. Человек Джоса, Карадок догнал нас на дороге и сообщил о вашем прибытии. Его светлость послал меня к вам, чтобы сообщить, что он вернется сегодня вечером и присоединится к вам во время праздника.
      – Какого праздника?
      – Главный церемониймейстер подготовил карнавал в честь того, что вскоре возобновятся военные действия.
      Николь уставилась на него в изумлении, она когда-то слышала, что при дворе есть такая должность, но даже представить себе не могла, что церемониймейстер появится в городе, который фактически превращен в военный гарнизон.
      – Вы выглядите удивленной, – произнес Горинг, без труда поняв, что выражало ее лицо. – Король почти сразу, как появился здесь, назначил церемониймейстера, и теперь этот человек просто незаменим.
      – Но зачем нужно его держать? Чтобы повышать моральный дух?
      – Чтобы показать, что придворная жизнь не стоит на месте, – серьезно ответил лорд Георг. – Тут в Оксфорде у нас есть почти все развлечения: пьесы, концерты, показ мод. Надо сказать, что всего этого вполне достаточно для светского образа жизни.
      – Но это же просто возмутительно! Я думала, король перебрался сюда, чтобы вести войну.
      Горинг взмахнул кружевным платочком:
      – Конечно. Но нельзя же заниматься только войной. Что тогда скажут дамы?
      – А что, здесь много дам?
      – Конечно: жены, любовницы, женщины, сопровождающие армию. Их здесь просто море. Вы не останетесь без компании, дорогая.
      – Это очень приятно, – сказала Николь, – ничего подобного я просто не ожидала.
      – Подождите до вечера, – ответил Георг, – клянусь, вы будете удивлены еще больше.
      – А где будет праздник?
      – В церкви Христа, там сейчас находится резиденция его величества. Так что не обедайте сегодня очень плотно, потому что ужин будет просто грандиозным. Вы будете представлены королю в восемь вечера, – он слегка наклонился, и в его глазах заплясали веселые искорки. – Если у вас в голове уже зреет проблема, что надеть на бал, разрешите облегчить вашу задачу. Владелец этого дома – священник, когда уезжал, взял с собой только то, что смогло уместиться в его экипаже, то же сделала и его жена.
      – А кто он?
      – Член Городского Совета Ричард Френч, удачливый купец, но яростный сторонник парламентариев. Он сбежал отсюда в самом начале войны, когда по городу пошли слухи, что король собирается обосноваться здесь.
      – И Джоселин присвоил все его хозяйство?
      – Конечно, – лорд Георг поднялся на ноги, – в городе полно чужаков, они размещены по частным квартирам, в помещениях колледжей, в тавернах и гостиницах, и число их прибавляется с каждым днем. Позвольте вас заверить, что далеко не все приезжие живут в таких прекрасных условиях, как вы, миледи. И благодарить вам за это надо Джоса. Он примчался сюда, как ураган, и заявил свои права на этот дом, когда никто еще даже не успел сообразить, что к чему.
      Николь улыбнулась:
      – Могу себе это вообразить.
      Горинг усмехнулся, его огромные глаза озорно блеснули:
      – Дружище Джос очень хороший парень, несмотря на то, что я с удовольствием занял бы его место в постели. Так что сегодня вечером я буду ждать благословения и с его, и с вашей стороны.
      Николь сделала реверанс, готовая расхохотаться от нелепости ситуации.
      – Значит, до вечера, милорд, – произнесла она и вдруг почувствовала, как ей приятна мысль, что она – жена лорда Джоселина.

* * *

      Поближе познакомившись с домом и пристройками, Николь обнаружила, что член Городского Совета Френч и его супруга оставили после себя много нужного и полезного, когда уезжали из Оксфорда. Только почти вся прислуга уехала вместе с домочадцами. Как бы то ни было, среди одежды Николь нашла несколько совершенно потрясающих платьев, и хотя они были великоваты для миниатюрной фигуры Арабеллы, перешить их не составляло особого труда. Среди предоставленных самим себе слуг нашлась швея, и она быстро переделала одно из платьев, пока Николь принимала долгожданную ванну. Вернувшийся после обеда Карадок, между тем, наведался в конюшни и убедился в том, что лучший экипаж члена Городского Совета находится на месте; правда, экипаж едва ли годился для стремительных поездок. Лошади тоже были далеко не молоды, но, как объяснил Николь Карадок, они вполне могли довезти куда надо.
      – Значит, Золушка едет на бал!
      – Что, миледи?
      – Нет, ничего, – ответила она, не горя желанием даже пошутить с ним.
      Как всегда, угрюмое молчание слуги ужасно раздражало ее, и Николь, спускаясь вниз к карете, жалела о том, что уехавшие хозяева не оставили своего кучера, и ей приходится довольствоваться Карадоком. Спокойный и невозмутимый, слуга Джоселина сидел на месте кучера, и лишь слегка кивнул ей, когда она поднималась в карету.
      Возвращаясь по утреннему пути, они въехали в город через Северные ворота, потом мимо Корн-Маркет доехали до главного перекрестка. Николь смотрела в открытое окно кареты, и ее не покидало чувство, что она в сказочной стране. Она внимательно изучала Оксфорд, существовавший много лет назад. Народ был повсюду: солдаты, входящие и выходящие из таверн, проститутки, стоящие в дверях гостиниц, простые горожане, спешащие по своим делам; все они были освещены светом горящих факелов, прикрепленных металлическими скобами прямо к стенам домов, магазинов и гостиниц.
      Из неосвещенных мест доносились крики и шум, явные свидетельства того, что народу на улицах на самом деле еще больше, а из темных аллей слышались звуки драк и потасовок, иногда шепот и смех – верные спутники любовных утех. Завороженная чарующим зрелищем, Николь представила себе картину, которую завтра утром осветит солнце после этих безумств, творящихся ночью на улицах. Даже кровь не вызовет удивления. Она видела двух солдат у пивной, один из которых так сильно ранил другого, что кровь лилась у того потоком из раненой руки. Было невероятным облегчением покинуть эти полные буйства, шума и разврата улицы и оказаться под надежной и спокойной крышей Сент-Олдейт.
      Помещение оказалось Таун-Холлом, потом здесь будет находиться Оксфордский музей, в котором когда-то была Николь с туристической группой. Им тогда всем выдали наушники, и она слушала запись, которая рассказывала о прошлом этого города. Теперь же она видела это прошлое своими глазами, она полной грудью вдыхала его волнующий запах и была так близко от одного из придворных короля, что могла бы дотронуться до него рукой. Впервые с тех пор, как начали происходить события на вечеринке у Луиса Дейвина, Николь чувствовала, что ей повезло.
      Огромные деревянные ворота церкви Христа быстро открылись, и карета въехала во внутренний двор. Николь не смогла узнать постройки, потому что красивой резной башни Кристофера Рена Тома не было. Вместо нее возвышалось типичное для архитектуры Тюдоров сооружение с башенками на каждой стороне ворот, через которые и проехал экипаж. Он повернул налево и остановился перед воротами, которые Николь никогда не видела, несмотря на то, что бывала здесь довольно часто во время учебы в той далекой прошлой жизни. Оттуда доносились звуки музыки, голоса, смех, звон стаканов. В церкви Христа шел праздник, король принимал гостей.
      Неожиданно узкая лестница вела наверх, она наверняка не смогла бы уместить всех людей, которые собрались наверху; Николь уже чувствовала сладко-горький запах духов и немытых тел и слышала движение множества пар в бальных одеяниях. Вдруг, озабоченная тем, как она выглядит, актриса дотронулась до светлых волос Арабеллы, откинула их со лба и взбила полукруг вьющихся локонов по обеим сторонам лица. Потом она дошла до вершины лестницы, и, забыв обо всем, шагнула в большой зал церкви Христа, в зал, который в данный момент являлся главным залом королевской резиденции.
      Там горело множество свечей, их свет терялся в высоте резного потолка, бросая искры на бокалы и тарелки и на все остальные предметы королевской роскоши, которые делали пребывание короля вдали от Лондона настолько приятным и удобным, насколько это было возможно. На специальном помосте помещалась группа музыкантов, зал был наполнен звуками скрипок, флейт и волынок, и над всем этим поднимался красивый и высокий голос труб. Эффект был просто потрясающий, отраженное несколько раз пламя от двух горящих каминов придавало всей атмосфере еще более захватывающий вид. И посреди всего этого великолепия небольшого роста, худощавый и слегка осунувшийся, с длинными волосами, в которых мелькала первая седина, стоял Стюарт – монарх, из-за которого и началась вся эта война. Открыв от изумления рот, Николь присоединилась к шеренге людей, ждавших своей очереди, чтобы поприветствовать короля.
      Она совершенно не ожидала, что в этом человеке окажется столько обаяния и врожденного шарма, которые составляли большую часть его натуры. Отвесив ему реверанс и поцеловав руку, как это делали другие, Николь, не отрываясь, смотрела в это удивительное лицо с огромными, слегка навыкате черными глазами.
      – Леди Аттвуд, – проговорил стоящий рядом с королем высокий слуга, присутствие которого отнюдь не делало его величество меньше ростом.
      – Добро пожаловать в Оксфорд, – раздался голос из прошлого, голос из истории, который никогда никто из тех, кто будет жить в двадцатом столетии, не сможет услышать.
      Николь чувствовала, что комната поплыла у нее перед глазами, до нее дошла вся важность того, что сейчас произошло.
      – Благодарю вас, сэр, – еле слышно произнесла она и отошла от него неуклюже, как старуха, не способная на что-то большее.
      Все вокруг нее вдруг ожило, она стала замечать улыбки на лицах, сверкание драгоценных камней, сияние атласных и шелковых одежд. Глубоко дыша, чтобы успокоиться, Николь оглядывалась вокруг. Даже если именно этой ночью ей будет суждено вернуться домой, она навсегда запомнит этот праздник, все его мелочи и самые незначительные события. И тут она увидела Джоселина.
      Он стоял в дверях, смуглый и красивый, тонкие колечки волос падали на белоснежный кружевной воротник его безупречного костюма. В одном ухе он носил жемчужную сережку, которая сейчас вспыхивала почти так же, как его глаза, когда он обводил ими зал. Николь вдруг поняла, что никогда никого еще не была так счастлива видеть. Она больше не думала о том, что он может узнать ее постыдный секрет. Переполнявшие ее эмоции заставили ее подняться на носки, замерев, наблюдать, как этот самый удивительный на свете человек движется по залу.
      Было совершенно очевидно, что он ищет ее, но пока не видит. Еще мгновение Николь оставалась на месте, но потом не выдержала и пошла ему навстречу. И когда между ними оставалось несколько групп людей, занятых беседой, их глаза встретились. Первый раз в жизни она не играла хорошо заученную роль, у нее даже кровь застыла в жилах. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло.
      «Боже, – подумала она, – что это такое?» Она поймала себя на том, что ее губы улыбаются вопреки ее воле.
      – Арабелла! – позвал он и помахал рукой.
      Николь поняла, у нее не осталось и тени сомнений.
      Она была влюблена в этого человека так, что не могла даже говорить. Чудо наконец-то произошло, и, поняв это, она вдруг осознала, что ее чувства к Луису Дейвину были просто ничтожными и больше смахивали на самовнушение.
      – Джоселин, – прошептала она так тихо, что он вряд ли смог услышать ее слова, – что же ты сотворил со мной? Что же ты сделал с женщиной, которая всю жизнь считала себя блистательной Николь Холл?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ