Осень, которая поначалу угнетала сыростью и холодом, превратилась в неописуемый хоровод красок и цветов. Небо, которое в сентябре было бледно-голубым, в октябре – серым и скучным, в ноябре сделалось пронзительно ярко-синего цвета, стало высоким и прозрачным, как стекло, и дни стояли такие ясные, что казалось, до склонов, лежащих на противоположной стороне долины холмов, можно дотронуться, протянув руку. В парке возле дома деревья приобрели оттенки всех вин, которые можно найти в винном погребе: искрящийся янтарем мускат, темно-красная, волнующая кровь мальвазия, горящая ярким оранжевым огнем гальвания, бледно-желтый рошель. Николь, гуляя по хрустящим листьям с Мирандой на руках, мысленно переносилась в прошлое: в те времена, когда она гуляла в высоких ботиночках рядом с матерью, пока Джон Карстейр не разлучил их; все это казалось теперь таким далеким, как будто произошло вовсе не с ней.
      Карадок уехал на поиски Джоселина, и ни от одного из них не было никаких известий. У Николь было много свободного времени, и как-то, просматривая библиотеку, она нашла удивительную книгу. Она называлась «Английская домохозяйка», написал ее Г. Маркхам, адрес которого был смешным: «У Библейского знака на Лудгейт-хилл», а напечатал – человек по имени Джордж Собридж, там было написано, что книга отличается от первоначального варианта, она печаталась шесть раз, прежде чем была «дополнена и расширена и стала необходимой для каждого человека этой нации». Взгляд Николь привлек также и подзаголовок: «Внешние и внутренние качества, которыми должна обладать настоящая современная женщина».
      Как ни странно, там было несколько довольно неплохих рецептов: «Взять форель, хорошенько выпотрошить ее и помыть, потом положить в глубокую оловянную тарелку. Взять полпинты сладкого вина, кусок масла, целый мускатный орех, петрушки, чабера и чабреца, – все это мелко порубить и хорошо перемешать, смесью набить живот форели и тушить четверть часа. Измельчить вареный желток и посыпать им форель сверху, обложить блюдо травами, посыпать сахаром и подавать на стол». А вот еще один, более необычный: «Взять индюшку или лебедя, выпь, журавля, утку или любую другую крупную птицу. Спустить с нее кровь и хорошенько выпотрошить, варить на огне до тех пор, пока она не станет мягкой, потом положить внутрь несколько ломтей первосортного белого хлеба, смоченного в уксусе, и снова варить».
      С книгой в руке Николь отправилась на кухню, ей захотелось что-нибудь приготовить. Малышку, которая могла уже сидеть, она расположила за столом и сунула ей в руки ложку.
      – Надо же, Арабелла, никогда не думала, что вы такая хозяйственная, – проговорила Эммет, зайдя на кухню и увидев госпожу, укладывающую что-то в кастрюлю.
      Ее это явно удивило.
      – Ну, не такая я уж и хозяйственная. Но знаешь, цыпленок «табака» у меня получается очень неплохо, а лосось, запеченный в тесте, – просто божественно.
      – А что это такое?
      – О, я просто пошутила, – ответила Николь, а Эммет, к счастью, не обратила внимания на ее слова, так что ее ошибка осталась незамеченной.
      В книге, кроме кулинарного раздела, было еще много интересного, например глава «Домашнее лечение» была просто захватывающей. Некоторые хвори, такие как нарыв в ухе, прыщи на лице, запах изо рта, связанный с болезнью желудка, не говоря уже о соплях в носу и о сифилисе, который назывался французский или испанский люэс, считались настолько ужасными, что автор не считал возможным писать о них.
      Николь особенно понравился рецепт: «При бешенстве, или воспалении головного мозга, больному следует впрыснуть через ноздри сок свеклы, что немедленно очистит и промоет ему голову, потом дать ему выпить горячего пива, смешанного с отваром фиалок и салата-латука; он тут же успокоится и безумная болезнь покинет его».
      – Да, не завидую тому, на ком испробуют такое средство, – сказала она Миранде, которой читала книгу вслух.
      Девочка радостно улыбалась и была в тот момент похожа сразу на двоих – на Майкла Йорка и Майкла Морельяна, что все больше удивляло Николь.
      Ее мысли довольно часто возвращались к любовнику Арабеллы, которого она знала всего несколько часов и не старалась угадать, где он и куда направляется, если он, конечно, еще жив. В ее мозгу иногда возникала ужасная картина: Майкл и Джоселин убивают друг друга, и Николь впадала в депрессию. Слова «Разделенные мечом», казалось, приобретали для нее все большее значение, особенно теперь, когда новости о войне доходили только через слуг и очень редко – через священника.
      Как и предсказала Николь пораженному мистеру Холлину, сражение при Эджгилле произошло в октябре и закончилось бегством графа Эссекса и победой короля. Рассказы об этом сражении отличались друг от друга, но все они сводились к признанию того, что победу завоевал принц Руперт, который неожиданно налетел на врага со своей конницей и отрыл огонь сразу из тысяч орудий, чем напугал противника и с легкостью обратил в бегство все его четыре полка. Однако роялисты тоже понесли немалые потери. Королевская охрана, специальный полк, замаскировался недостаточно хорошо, и в какой-то момент королю лично угрожала опасность, в то время как его знаменосец сэр Эдмонд Верни был подло и жестоко убит. Николь со священником с благоговением обсуждали слух о том, что он, отказавшись от помощи офицера охраны, убил шестнадцать парламентариев и сам был сражен вражеским мечом. Но и после смерти он так крепко сжимал древко знамени, что пришлось разрубить ему запястье, чтобы забрать флаг.
      – Его тело не нашли, – добавил мистер Холлин почти шепотом, – но говорят, что обнаружили руку с кольцом, на котором был маленький портрет короля.
      – А что стало со знаменем?
      – Его, слава Богу, отбили чуть позже, войско Лукаса возвратило его королю.
      К наступлению ночи с обеих сторон погибло, как слышал священник, около полутора тысяч человек из тридцати тысяч, начавших сражение. Темнота опустилась на поле, когда там все еще шла битва. Граф Эссекс получил подкрепление – к нему присоединились еще двое членов Парламента: полковник Джон Гемпден и капитан Оливер Кромвель. Когда наступил рассвет следующего дня, обе армии уже подсчитали свои потери и восполнили их, но ни одна не решилась снова начать сражение. Наконец, под крики и вопли роялистов Эссекс со своими людьми начал отступать в Уорик.
      – Вы выглядите ужасно усталой, миледи, – произнес священник, когда разговор закончился.
      – Я до смерти боюсь за сэра Джоселина.
      Мистер Холлин прокашлялся:
      – Позвольте мне вам заметить, что то, как вы его любите, написано на вашем лице. И у меня сердце обливается кровью за вас, миледи.
      Она, было, засмеялась над ним и чуть не назвала старым сентиментальным дураком, но потом вдруг резко оборвала себя. А что, если ее постоянный страх за жизнь Джоселина и желание увидеть его снова это вовсе не глупости?
      Она с грустью посмотрела на человека, разделившего с ней трапезу:
      – Все не так просто, и кое-какой камень за пазухой у меня имеется. Честно говоря, ваша светлость, среди парламентариев у меня тоже есть один друг. И за него я тоже переживаю, гадая, остался ли он жив.
      – Несомненно, это жесточайшие времена в нашей истории, – грустно ответил мистер Холлин. – Брат убивает брата, и каждый из них думает, что делает это ради Господа и добродетели.
      – Это продолжается и по сей день, – пробормотала Николь.
      – Что вы сказали?
      – Да нет, ничего.
      – А что это за парламентарий? Он ваш родственник?
      – Я буду с вами откровенна, мистер Холлин. Он отец ребенка Ара… моего ребенка. Мы были с ним помовлены и собирались пожениться. Но сэр Дензил оказался на стороне короля, а сэр Джордж Морельян – член Парламента. Поэтому наши отношения закончились.
      – Простите. Мне очень жаль, что я невольно вмешался в вашу личную жизнь.
      Николь решила сменить тему:
      – Вы сказали, что король направляется в Оксфорд?
      – Мне кажется, что он прибудет туда в самое ближайшее время.
      – А граф Эссекс?
      – Он, кажется, сейчас переходит через возвышенность Чилтерн. Совсем неудивительно, что он покинул Эджгилл для того, чтобы пополнить свое войско.
      – Но я уверена, – сказала Николь, нахмурившись, – что остатки королевского войска могут свободно отступать в Лондон. Там есть кто-нибудь, кто стал бы с ними сражаться?
      – Никого. И если они сейчас там появятся, то, наверняка, смогут без труда захватить столицу.
      Актриса притихла, задумавшись. Она пожалела, что в свое время не очень хорошо изучила историю гражданской войны и смутно припомнила, что в Тэрнхэм-Грин должно произойти что-то, что остановит Карла и Руперта на пути к Лондону и положит начало перелому в ходе всей войны. Увидев, что она опять задумалась о чем-то постороннем, мистер Холлин, ничего не понимая, сказал:
      – Уверен, скоро вы получите весточку от лорда Джоселина.
      – Надеюсь, что вы правы. Скажите, а если погода испортится, то все сражения прекратятся?
      – Да, так обычно всегда бывает. Осмелюсь предположить, что милорд вернется домой к Рождеству.
      – Рождество?! – воскликнула Николь. – Неужели я уже нахожусь здесь почти девять месяцев?
      – Нет, только три, – мягко поправил ее священник, – я обвенчал вас почти сразу после того, как король поднял знамя и объявил войну, и вам понадобилось несколько дней, чтобы приехать сюда.
      Но Николь не слышала его, она качала головой и изумленно повторяла:
      – Не может быть, чтобы это длилось так долго, не может быть! Я просто не могу в это поверить!

* * *

      После этого разговора прошло немного времени, и Николь вспомнила подробности разгрома при Тэрмхэм-Грин. Королевская армия поднималась вверх по реке от Патни, и тут ей преградила путь армия парламентариев из двадцати четырех тысяч человек, что в два раза превышало количество роялистов. Парламент собрал всех, кого смог, включая простых фермеров. Все они бросились навстречу врагу, стараясь не допустить того, что было под Брентфордом, когда принц Руперт неожиданно налетел на них и обратил в бегство. В то воскресенье, тринадцатого ноября 1642 года обе армии встретились лицом к лицу, а потом, ночью, король приказал своим войскам отступать в Оксфорд. Таким образом, королем был упущен единственный шанс закончить войну быстро и почти без потерь.
      – И что же теперь будет? – спросила Николь у Эммет, потому что, когда до них дошла эта новость, мистер Холлин находился на службе.
      – Говорят, что в эту зиму король не будет ничего предпринимать и встретит Рождество в Оксфорде.
      – А его враги? Что будут делать они?
      – Думаю, они будут продолжать войну. Они же пуритане и не одобряют всякие празднества.
      – Похоже, они просто трусливая и нудная компания.
      – Они не могут все быть такими, – разумно заметила Эммет. – Вот Майкл, например, совсем не такой. Он оказался на войне только из-за своих убеждений.
      – Скорей из-за убеждений своего отца, – Николь села на кухонный стол. – Поверь, я за него ужасно волнуюсь. Но за Джоселина я волнуюсь в два раза больше. Я почему-то уверена, что он и Карадок погибли.
      – Такое не могло случиться, – твердо сказала Эммет, – уверяю вас, госпожа, этот парень просто неуязвим, я имею в виду Карадока. Вы бы видели, как ловко он умыкнул Миранду и меня из Хазли Корт. Не было сказано ни слова, все передавалось лишь знаками, а выбрал для побега он ту ночь, когда сэр Дензил куда-то отлучился. И я уезжала с ним совершенно спокойно. Клянусь Богом, этого человека, наверное, даже меч не сможет убить.
      – Но куда же тогда запропастился мой муж?
      Эммет посмотрела на нее, прищурившись:
      – Вы стали такая странная, Арабелла.
      – Почему ты так говоришь?
      – Потому что я знаю вас очень давно и прекрасно вижу, что вы изменились.
      – Расскажи мне об этом.
      – Хорошо, когда вы были совсем юной, вы были такой беззаботной, думали только о Майкле, а у самой в голове ветер гулял. Потом у вас родился ребенок, и вы вдруг начали утверждать, что вы – это не вы, а кто-то другой. Но потом вы и вправду превратились в кого-то другого. Вы стали хорошей матерью, а теперь, клянусь, мне кажется, что вы влюбились. Когда вы говорите об этом человеке, у вас такое лицо, такой взгляд, что мне он уже тоже нравится, он, наверное, очень хороший человек.
      – Да, он просто замечательный, – улыбнулась Николь. – Но то, что я влюбилась в него… не знаю.
      – Зато я знаю. Он покорил ваше сердце, этот человек. И вы его любите гораздо больше, чем Майкла.
      – И больше, чем Луиса? – вслух удивилась Николь.
      Но Эммет, по всей видимости, ее не расслышала, так как продолжала лепить слоеные пирожки, ничего не ответив.
      Ноллисы, когда уезжали, были настолько осторожны, что забрали с собой своего повара и оставили вместо него довольно безразличного ко всему малого, в чьи обязанности входило кормить слуг. Теперь на кухне хозяйничали он и его помощник, но они не очень успешно справлялись с делом. Поэтому, когда появились Эммет и Миранда, Николь стала часто заглядывать на кухню. Сейчас же, когда до Рождества оставалось всего две недели, она решила рискнуть и попробовать что-нибудь приготовить.
      – Неужели мне придется устраивать банкет? – спросила она, с ужасом глядя в книгу Г. Маркхама.
      Эммет заглянула ей через плечо:
      – Прочитайте мне. Вы же знаете, я не умею.
      – …Нужно приготовить большую лесную птицу, например: выпь, утку, журавля, дрофу и так далее. Потом большую полевую птицу: павлина, фазана, перепелок. Затем горячее мясное блюдо: пирог с костным мозгом, пирог с айвой, флорентийский пирог и торт. Потом холодное мясное блюдо: пирог с олениной, зайчатиной, с окороком или беконом, дикой уткой или косулей и так далее, и все это должно подаваться на стол!.. Господи, да я сомневаюсь, что кто-то из гостей сможет сдвинуться с места, если съест хотя бы одно из этих блюд. Нет, давай оставим это.
      – Но это же праздничный обед. Мы приготовим его только в том случае, если ваш муж вернется к Рождеству.
      Николь постаралась переключить свое внимание с Джоселина на книгу рецептов.
      – Значит, по-твоему, мы должны приготовить что-нибудь попроще?
      – Да. Но, несмотря на то, что сейчас война, вы должны пригласить мистера Холлина и еще несколько человек, которые были у вас на свадьбе. Им это будет очень приятно.
      – Ты права. Я обязательно приглашу их, – Николь перелистала страницы книги «Английская домохозяйка». – О Боже, не очень праздничные блюда звучат нисколько не лучше. Вот послушай: во-первых, блюдо свиного холодца с горчицей, во-вторых, вареного каплуна, в-третьих, кусок вареной говядины, в-четвертых, филе из тушеной говядины, в-пятых, поджаренный говяжий язык, в-шестых, жареный поросенок, в-седьмых, вареная зубатка. Боже, кто это? В-восьмых, жареный гусь, в-девятых, жареный лебедь, в-десятых, жареная индюшка, в-одиннадцатых, бедро оленя, в-двенадцатых, пирог с олениной, в-тринадцатых, козленок, начиненный пудингом, в-четырнадцатых, оливковый пирог, в-пятнадцатых, пара каплунов, в-шестнадцатых, сладкое или десерт. Это же невозможно!
      – Не понимаю, почему вы так удивляетесь? Сэр Дензил всегда заказывал все это, когда к нему приходили гости.
      – Я думаю, что люди здесь не становятся ужасно толстыми только потому, что им приходится много двигаться.
      – Ну вот, вы опять за свое, – укоризненно проговорила Эммет. – А зубатка – это рыба, и вы это прекрасно знаете.
      – Конечно, – беспечно ответила Николь.
      – А сейчас я собираюсь покормить Миранду, прежде чем она уснет.
      – Принеси ее сюда. Нам втроем будет веселее.
      – Но нянька Ноллисов не одобрит этого.
      – Ну и черт с ней, – ответила Николь и улыбнулась.
      Была уже вторая неделя декабря, смеркаться начинало рано, и к тому времени, как они накормили Миранду и вымыли ее в теплой воде, которую Николь специально кипятила в чайнике, было уже почти темно. Когда обе женщины вышли из хозяйственной пристройки, располагающейся вплотную к хозяйскому дому, пошел снег.
      – Он остановит все сражения, – с надеждой сказала Николь.
      – Да, и должно быть так. Но от деревни к деревне ходят слухи, что Уильям Уоллер, командующий армией роялистов, которого так боятся парламентарии, поклялся, что в случае необходимости закончит войну, и даже зима ему – не помеха.
      – Надеюсь, что у него не возникнет такой необходимости.
      – Я тоже на это надеюсь.
      Они стояли около маленького застекленного балкончика и смотрели на улицу; в руках у Николь была Миранда. Пейзаж изменялся прямо на глазах: первые снежинки были большие и падали медленно, тяжело, аккуратно ложась на ветки деревьев в парке перед домом, выделяли силуэт покосившейся старой башни, рисовали на лужайках белых лебедей. Уютно устроившись на руках «матери», девочка молча во все глаза смотрела, как с неба падает что-то белое и совершенно изменяет такой знакомый окружающий мир.
      – Посмотрите на Миранду, – улыбаясь, сказала Эммет, – это снег, малышка.
      – А в тот день, когда она родилась, разве не шел снег?
      – Да, шел. В тот день я думала, что потеряю вас.
      Что-то давно забытое очень ясно всплыло в ее памяти, и Николь даже удивилась. Тогда, в тот момент, когда она была в трансе, она прекрасно сознавала, что искусственное дыхание ей делал Билл Косби. Возможно ли, что Билл и Эммет сделали это одновременно в разных столетиях? И именно в тот момент и благодаря этому – она прошла временной барьер?
      – Сегодня ночью подморозит, – сказала Эммет, – пойду лягу, чтобы согреть постель.
      – А я немного почитаю.
      – Тогда подкиньте дров в камин, а то к ночи совсем замерзнете.
      Когда Эммет с девочкой на руках ушла, Грейз Корт погрузился в свое обычное молчание. Тишина в эту ночь была более полной благодаря снегу, который укутал землю. Николь направилась в библиотеку, по дороге отпустив слуг спать, и выбрала книгу. Она все больше привыкала к написанию и шрифту, в котором буква «S» заменялась на «F», что было довольно забавно для нее. В конце концов, она почувствовала, что устала и у нее нет сил продолжать. Подкинув в камин немного дров, Николь задремала прямо в кресле.
      Вдруг, вздрогнув, она проснулась, уверенная, что до ее слуха донесся звук, который обеспокоил ее. В комнате было почти совсем темно, пахло погасшими свечами, и только догорающий огонь в камине слабо освещал комнату. Николь выпрямилась, прислушиваясь. Она снова услыхала шум. Несмотря на то, что его заглушал снег, она не могла ошибиться. Стуча подкованными копытами лошадей и бряцая железными доспехами и оружием, к дому приближалась группа всадников. Николь бесшумно подошла к окну и, осторожно отодвинув занавеску, выглянула на улицу.
      Их было около тридцати: темные всадники на фоне сверкающего в лунном свете белого снега. На какое-то мгновение она обрадовалась, решив, что это возвращается Джоселин. Но она тут же узнала куртки из бычьей кожи и шлемы с тремя стальными полосами, защищающими лицо, которые носили только парламентарии. Полная ужаса, она осознала, что к ее дому приблизилась группа врагов.
      Николь колебалась, не зная, что ей делать, но решение принять было необходимо, потому что в этот момент раздался громкий стук в парадную дверь. Выхватив из ящика стола пистолет Джоселина, она вышла на балкон.
      Двое спешились и теперь стояли возле крыльца прямо под балконом, их фигуры отбрасывали огромные тени на сверкающий под луной снег.
      – Что вам угодно? – надеясь, что ее голос не выдаст ее, они не поймут, как она боится, но не только за себя, а за мирно спящих в доме, ни в чем не повинных людей.
      – Не стоит так волноваться, девочка, – ответил один из них, – если ты будешь хорошо себя вести, то мы не причиним тебе никакого вреда.
      Она тут же сообразила, какую возможность они ей подсказали. Часто игравшая на сцене простых крестьянских девушек, Николь сказала:
      – Хозяина нету дома, сэр. Дома нет никого, кроме нас, слуг. Он уехал кого-то навестить, и его пока не будет.
      Другой мужчина коротко хохотнул:
      – Да, он уехал навестить Германию. Мы прекрасно знаем, что здесь, кроме слуг, никого нет. Поэтому от имени парламентариев мы займем Грейз Корт. А теперь, девчонка, поднимай своих подружек и дружков, мои люди долго ехали и устали, но прежде, чем лечь спать, нам не мешало бы немного поесть.
      В последнем из говоривших было что-то удивительно знакомое Николь, и она, перегнувшись через перила, внимательно всмотрелась в него. Она улыбнулась в темноте.
      – Но-но, дядя, следите за своими манерами, – коротко бросила она, – или я попрошу свою госпожу, чтобы она вышла и отрезала тебе уши.
      – Какого дьявола… – начал он, но она перебила:
      – Мне кажется, что моя госпожа также и твоя госпожа!
      – Что все это значит? – сердито воскликнул он.
      – Как все-таки неприятно, когда тебя не узнают, – продолжала Николь, сделав вид, что обиделась.
      – Господи… – произнес он и вдруг тоже рассмеялся.
      Это был Майкл Морельян.

      Не было никаких сомнений, что Грейз Корт превратился в настоящий гарнизон. В большом доме поселились капитан Морельян и лейтенант Филд, а солдаты вместе с кузнецом и шорником расположились в конюшне. Лошади, конечно, были на первом этаже, в то время как два других превратились в общую спальню и столовую, и, таким образом, вся компания была устроена более или менее удобно.
      – Но почему вы оказались здесь? – спросила Николь Майкла, как только им удалось остаться наедине.
      – То же самое я хотел бы спросить у тебя.
      – Давай пока не будет об этом говорить. Скажи мне, пожалуйста, почему ваша группа «круглоголовых» обосновалась в этом уединенном месте?
      Майкл удивленно поднял брови:
      – Из-за того, что отсюда недалеко Оскфорд, моя девочка.
      – Ты хочешь сказать, что вы собираетесь его атаковать?
      – Конечно, нет, нас для этого слишком мало. Но, поскольку король обосновался в этом городе, мы стараемся собрать все войска, расположенные в Лондоне, поближе к Оксфорду. Если он попытается двигаться в сторону Лондона, у него на пути окажутся сотни группировок, подобных нашей, которые преградят ему путь.
      – Как жестоко.
      – Война сама по себе отвратительна. Раньше мне никогда не приходилось видеть смерть, но в Эджгилле я насмотрелся всего вдоволь. Я видел, как люди умирали, и никто не приходил им на помощь, хотя они захлебывались собственной кровью и подбирали свои кишки. Мой кузен лежал на земле окровавленный, и за то, что я наклонился над ним и держал его голову, пока он не умер, я получил выговор от офицера.
      – Потому что он дрался на другой стороне?
      – Да.
      Николь внимательно посмотрела на Майкла при ярком солнечном свете зимнего дня, проникавшего через окна в библиотеке:
      – Ты изменился.
      – Боже мой! Конечно.
      Он действительно изменился, даже внешне: его красивое юношеское лицо огрубело и осунулось, подбородок и скулы приобрели резкие очертания. Майкла Морельяна больше нельзя было назвать нежным, задумчивым юношей. Он казался гораздо старше двадцати одного года.
      – Ты тоже изменилась, – сказал он, наклоняясь вперед.
      Они сидели в креслах перед камином, лицом друг к другу.
      – Как же?
      – Во всех отношениях. Я знаю, что у тебя был день рождения, пока мы не виделись, но изменило тебя вовсе не то, что ты стала на год старше, – он взял ее руку и прикоснулся к ней губами. – Я вижу у тебя на пальце обручальное кольцо.
      – Да. Я вышла замуж за лорда Джоселина Аттвуда почти сразу после того, как король объявил войну. Мы встретились с ним в Ноттингеме. Проще говоря, Майкл, мой муж спас меня от сэра Дензила.
      – Как это?
      – Ну, он решил, мой отчим, я имею в виду, что раз мы с ним не настоящие родственники, то наши отношения могут быть интимными. Он старался, мягко говоря, навязать мне себя. А когда я сбежала от него, то встретила лорда Джоселина, и он помог мне.
      Глаза Майкла сузились и потемнели, став почти фиолетовыми:
      – Ты считаешь, я должен благодарить его за это?
      Николь решила сократить разделяющее их расстояние и встала на колени перед креслом Майкла:
      – Майкл, не будь таким сердитым. Ты все равно ничего не смог бы сделать. Поэтому не злись на Джоселина. И запомни – он действительно меня спас.
      Она собиралась еще сказать, что ее муж – очень хороший человек и у него доброе сердце, но Майкл не дал ей ничего произнести. Перегнувшись через ручку кресла, он прикоснулся губами к ее губам, и последовал поцелуй такой горячий, такой долгий и нежный, что у нее перехватило дыхание. Потом он сполз с кресла и оказался возле нее на полу, лицом он уткнулся ей в грудь, и она почувствовала горячие слезы на своей обнаженной шее.
      – Господи! – сдавленно произнес Майкл. – Эта проклятая война! Она отобрала тебя у меня, и я никогда больше не смогу тебя вернуть!
      – Никогда – это слишком долго, – бездумно сказала Николь, и, приняв ее слова за поощрение, Майкл снова поцеловал ее, на этот раз еще более нежно.
      И она уступила ему, слегка приоткрыв рот.
      Неизвестно, что могло бы произойти дальше, но звук приближающихся шагов заставил их сесть в кресла и продолжить прежнее занятие – обсуждение достоинств Грейз Корт по превращению его в военную базу. И только когда Николь спустилась в комнату Джоселина, которую он занимал еще совсем недавно, и обнаружила, что все его вещи пропали, она до конца осознала суть той перемены, которая произошла в доме благодаря этому бесцеремонному вторжению.
      Потом она решила разобраться в себе и с прискорбием обнаружила, что хочет Майкла, что ее сущность «коллекционера» вовсе не изменилась, ей нравилось целоваться с ним, несмотря на всю ту необычную страсть, которую она испытывала по отношению к Джоселину. Поняв все это, она почувствовала себя больной.
      – Вы проспали весь день, – сказала Эммет, заходя к ней в комнату.
      – Да, проспала.
      Девушка выглядела слегка смущенной:
      – Под одной крышей с господином Майклом вам будет нелегко, госпожа. Но, в конце концов, у вас с ним дочь. Он, кстати, уже видел Миранду?
      – Нет еще, он был слишком занят, но я обещала показать ее ему сегодня вечером.
      – Только будьте осторожны, чтобы солдаты и особенно лейтенант не заметили, что вы с ним в таких дружеских отношениях.
      – Почему ты меня об этом просишь?
      – Потому что, если ситуация изменится, и роялисты опять захватят поместье, будет очень плохо, если пойдут слухи о вас, как о стороннице парламентариев.
      – Вряд ли меня можно обвинить за хорошее отношение к человеку, с которым я когда-то была помолвлена.
      – Сейчас это ничего не значит. Никакие причины учитываться не будут.
      Николь вздохнула:
      – Какая идиотская ситуация, – потом она замолчала, потому что ее вдруг поразила другая мысль. – Господи, надеюсь Джоселин не вернется, пока они здесь. Он же попадется в ловушку!
      – Не бойтесь, он узнает об этом раньше, чем появится в доме. Ведь слуг никто не держит взаперти.
      – А как же мистер Холлин?
      – Если он не дурак, то будет держаться подальше, хотя Майкл вряд ли обратит внимание на визиты священника.
      – И наш изумительный рождественский обед придется отменить…
      – Но пуританами являются только лидеры «круглоголовых», – ответила Эммет, – а простые солдаты в этом ничего не понимают. Они любят праздники так же, как и мы.
      Николь встала:
      – Если я не могу пригласить соседей, тогда и все остальные пролетают с рождественским обедом.
      – Конечно, за исключением Майкла, – прямо сказала Эммет.
      – Без всяких исключений, – твердо ответила Николь и вышла из комнаты под пристальным взглядом Эммет.

* * *

      В тот вечер, может быть, это было глупо и неразумно, но Николь ужинала поздно в обществе Майкла потому, что она хотела этого.