«Ты осмеливаешься пренебрежительно отзываться о моем наследнике? Каждый Вамфири один раз за свою многовековую жизнь может позволить себе произвести наследника. А я подарил своего сына тебе...»

— Не разыгрывай передо мной роль гордого отца, Тибор Ференци! — в ярости заорал Драгошани. — И не пытайся изображать оскорбленное достоинство. Я хочу избавиться от твоего ублюдка! И не говори мне, что тебя это хоть немного волнует. Я знаю, что вы, вампиры, ненавидите друг друга еще больше, чем люди ненавидят вас!

Старый дьявол понял, что Драгошани видит его насквозь.

"Честный торг, честная сделка”, — холодно повторил он.

— К черту твою сделку! Я хочу избавиться от этой гадости! — прорычал Драгошани. — Скажи мне, как это сделать... и я вытащу тебя оттуда.

Последовало долгое молчание, а потом... “Ты не можешь сделать это. И твоим докторам это тоже не удастся. Только я могу взять обратно то, что вложил в тебя”.

— Тогда возьми.

«Что?! Как я могу, лежа здесь, под землей? Помоги мне подняться... и я сделаю это?»

Теперь настала очередь Драгошани обдумать предложение. Или по крайней мере сделать вид, что обдумывает его.

— Прекрасно, — наконец ответил он. — Что я должен сделать?

Тибор оживился.

«Прежде всего скажи, делаешь ли ты это по доброй воле?»

— Ты же прекрасно знаешь, что нет! — презрительно отозвался Драгошани. — Я делаю это, чтобы избавиться от той мерзости, которая сидит внутри меня.

"Но по своей воле?” — настаивал Тибор.

— Да, черт побери!

"Хорошо. Во-первых, здесь, под землей имеются цепи. Когда-то я был ими связан, но с течением, времени тело мое усохло, и они свалились с меня. Видишь ли, Драгошани, Вамфири не переносят некоторых химических веществ. Сочетание в определенных пропорциях железа и серебра парализует нас. Несмотря на то что большая часть железа разрушилась, частицы его остались здесь, в земле. Сохранилось и серебро. Поэтому в первую очередь ты должен выкопать цепи”.

— Но у меня нет лопаты. “У тебя есть руки”.

— Ты хочешь, чтобы я руками разрывал эту грязь? И как глубоко надо копать?

«Совсем неглубоко — они почти что на поверхности. В течение долгих столетий я выталкивал серебряные цепи поближе к поверхности в надежде, что кто-нибудь когда-нибудь наткнется на них и унесет, как сокровище. Серебро еще ценится, Драгошани?»

— Более чем когда-либо.

«Тогда возьми его, а я будут лишь благодарен тебе за это. Давай, начинай копать!»

— Но... — Драгошани не хотелось, чтобы вампир подумал, что он тянет время, но, с другой стороны, ему необходимо было завершить некоторые приготовления. — Сколько мне на это потребуется времени? Я имею в виду всю процедуру. И что еще от меня потребуется?

"Мы начнем сегодня ночью, а закончим завтра”.

— Значит, мне не удастся вытащить тебя оттуда до завтра? — Драгошани постарался скрыть облегчение.

«Нет, раньше не получится. Я слишком слаб, Драгошани. Но, как я заметил, ты принес мне подарок. Это очень хорошо. Овца подкрепит мои силы... и после того, как ты уберешь цепи...»

— Прекрасно, — сказал некромант. — Где мне следует копать?

«Чуть ближе, сынок. Иди к самому центру площадки. Так... так... Теперь можешь копать...»

Мурашки пробежали по спине у Драгошани, едва он, опустившись на колени, начал копать, разгребая руками землю, покрытую слоем опавшей листвы. На лбу выступил холодный пот. Однако связано это было не с физическим напряжением, а с неожиданно нахлынувшими воспоминаниями о последнем приезде сюда и о том, что, тогда произошло. Почувствовав страх, вампир под землей злорадно хмыкнул.

«О да, ты боишься меня, Драгошани? Несмотря на браваду? В чем дело? Ты такой молодой и сильный, а я всего лишь старый Тибор Ференци, слабое бессмертное существо, лежащее под землей! Тебе должно быть стыдно, сынок!»

Драгошани тем временем успел углубиться на пять-шесть футов, отгребая в сторону землю, листья, остатки корней и растений. Он достиг твердого слоя мерзлой земли непосредственно над могилой. Погрузив пальцы в странного вида плодородную почву, он вдруг почувствовал, что они уперлись во что-то твердое, глухо звякнувшее при прикосновении. Он начал работать быстрее — и вот уже на поверхности появились звенья цепи из чистого серебра, массивные и тяжелые. Каждое звено было не менее двух дюймов длиной, а толщина прута, из которого они были согнуты, составляла около полудюйма.

— Как... как велика эта цепь? — задыхаясь, спросил он.

"Ее хватило, чтобы удержать меня здесь... до сих пор”, — ответил Тибор.

Простой, казалось бы, ответ вампира таил в себе столько злобы, прозвучал так угрожающе, что у Драгошани волосы встали дыбом. Звучавший в его голове голос Тибора клокотал от злобы и ярости, идущих, казалось, из самой земли. Драгошани был некромантом и знал, что он жесток, как дикий зверь, но рядом со старым дьяволом он ощущал себя невинным младенцем.

Схватившись за кусок серебряной цепи, он выпрямился и потянул ее из земли с невероятной силой, которой никогда в себе не ощущал. Цепь вырвалась на поверхность, разбрасывая во все стороны комья слежавшейся земли, обломки мелких корешковой веток. Задрожали даже корни стоявших вокруг огромных деревьев, много лет скрывавших от посторонних глаз таинственную могилу. В три приема перетащив цепь к внешнему краю разрытого участка земли, Драгошани решил, что она, должно быть, весит не менее пятисот или даже шестисот фунтов. Окажись он на Западе, он мог бы стать очень богатым человеком. Но в Москве... в Москве такая цепь обеспечила бы ему как минимум десять лет на соляных шахтах в Сибири. В СССР запрещено кладоискательство — оно расценивается как воровство.

С другой стороны, какой ему прок от этого сокровища? Никакого, кроме, пожалуй, одного — он может использовать его как средство к достижению цели. Он не может сейчас насладиться плодами своего труда, как это делают другие. Но однажды придет день его триумфа, когда остальные — все без исключения — упадут к его ногам и лидеры всех государств мира почтительно склонятся перед Великой Державой Валахов. Вот о чем втайне мечтал Драгошани, вот о чем думал, когда, вытащив на край ямы последние звенья цепи, стоял, часто и тяжело дыша, вглядываясь в черноту потревоженной могильной земли.

Он криво усмехнулся, вспомнив времена, когда он ничего не мог разглядеть в такой темноте, даже несмотря на то, что у него всегда были глаза, как у кота. А сейчас... Сейчас он видел все, как при дневном свете! Еще одно доказательство того, что внутри его живет вампир, завладевший его телом и вскоре намеревающийся завладеть его умом. Драгошани был уверен, что обещание Тибора избавить его от этого существа яйца выеденного не стоит. Ну что ж, если он должен жить и дальше с этой пиявкой внутри, пусть будет так. Но хозяином положения останется он, а не это чудовище. Когда-нибудь, как-нибудь он найдет способ...

Однако эти мысли Драгошани предпочел держать при себе...

Наконец дело было сделано, и серебряная цепь кольцом окружила разрытый участок земли.

— Ну вот, — обратился он к Тибору, — я закончил. Теперь тебя больше ничего не удерживает, Тибор Ференци.

«Ты хорошо поработал, Драгошани. Я доволен. А теперь я должен поесть и отдохнуть. Не такое уж это легкое дело — вернуться из могилы. Будь любезен, отдай мне то, что ты принес, и, я надеюсь, ты позволишь мне насладиться твоим подарком в одиночестве. Мне потребуется то же самое завтра ночью, тогда я смогу встать рядом с тобой и полюбоваться звездами. И ты тоже обретешь свободу...»

Драгошани пнул овцу, которая тут же очнулась. Он зажал ее ногами и запрокинул голову бедного животного. Вытащив блестящее острое лезвие, он легко и быстро полоснул им по горлу овцы, так что оно осталось чистым, успев отлететь, прежде чем первая струя крови обагрила взрытую землю. Схватив бьющееся в судорогах животное за холку и хвост, он шагнул вперед и швырнул его прямо в середину ямы. Овца вскочила было на ноги, но почувствовала боль и поняла, что ей пришел конец. Заливаясь кровью, она повалилась на бок, забилась в агонии и затихла.

Драгошани отступил назад, потом отошел еще подальше и мысленно услышал глубокий вздох плотоядного вожделения и удовольствия, который издал вампир.

«А-а-а-а-х! Это не совсем мне по вкусу, Драгошани, но тем не менее вполне сойдет. Я должен поблагодарить тебя, сынок, но с выражениями благодарности придется подождать до завтра. А сейчас уходи. Я голоден и устал, к тому же одиночество послужит для меня лекарством, в зависимости от которого я по-прежнему нахожусь...»

Драгошани не пришлось просить дважды. Он попятился от разрытой могилы, от пульсирующего черного круга в ее середине. Уже на ходу он успел краем глаза увидеть слабое движение на поверхности и ощутить, что вампир под землей зашевелился. Да, Тибор Ференци обрел способность двигаться — некромант почувствовал, что под его ногами тот потянулся, почти что услышал хруст застывших мускулов и скрип старых костей, в то время как тело старого дьявола наполнялось кровью и приобретало прежнюю гибкость. А потом...

Тело овцы стало погружаться в пропитанную кровью почву. Такое впечатление, сама земля, разверзнув рот, всасывает ее в себя. Под мертвым животным Драгошани уловил какое-то движение, но не успел определить, что именно это было. Продолжая пятиться, он ударился спиной о ствол дерева, быстро обогнул его и бросился прочь, подальше от того, что происходило за его спиной, не переставая, однако, оглядываться на тело овцы.

Животное, покрытое густой шерстью, было довольно большим и тяжелым, но Драгошани видел, что оно очень быстро уменьшилось в размерах, а потом и совсем исчезло — словно растворилось. Некромант попытался мысленно связаться с Тибором, но, ощутив исходящую от вампира поистине звериную страсть, мгновенно ретировался.

Едва животное было полностью поглощено землей, как почва начала дымиться. Холодный туман поднимался от нее, густел на глазах и окутывал все вокруг, скрывая от глаз происходящее. Словно земля потела или кто-то, лежавший внутри ее, глубоко и жадно дышал, как после долгого перерыва.

Все, хватит! Драгошани подбежал к Бату. Приложив палец к губам, он дал ему знак следовать за собой, и они помчались вниз по склону вдоль заросшей просеки к машине.

Чуть раньше в этот же день в семистах милях от крестообразных холмов Гарри Киф стоял перед надгробным камнем, на котором было высечено имя Августа Фердинанда Мёбиуса и низке даты — “родился в 1790 г., умер 26 сентября 1868 г.”. Гарри думал о том, что это был черный день для науки чисел, поистине черный день. Точнее, для топологии и астрономии. Он, конечно, имел в виду тот день, когда умер Мёбиус.

Некоторое время назад здесь были студенты — по большей части из Восточной Германии, но, как и студенты во всем мире, длинноволосые, одетые в какие-то невообразимые наряды. Тем не менее вели они себя очень почтительно, как и подобало в таком месте. В присутствии этого человека Гарри тоже испытывал почтение, почти благоговейный трепет. Он ждал, когда останется у могилы один. К тому же ему необходимо было подумать, каким образом лучше обратиться к Мёбиусу, ибо здесь лежал не обыкновенный человек, но мыслитель, открывший множество верных путей развития науки.

В конце концов Гарри решил напрямую связаться с ним. Он сел и направил свои мысли к мыслям лежавшего под землей покойника. Его охватило обычное в таких случаях спокойствие, взгляд застыл и остекленел; несмотря на окружающий холод, на лбу выступили капельки пота. И постепенно к нему пришло сознание того, что Мёбиус (точнее то, что от него осталось) находится здесь. И что — мозг его по-прежнему работает.

В голове Гарри, словно импульсы, посылаемые мощным компьютером, проносились формулы, таблицы, колонки цифр, астрономические расстояния, фигуры неевклидовой геометрии. Но... неужели все это умещается в одном мозге? Какой разум мог обладать всеми этими знаниями одновременно? И тут до Гарри дошло, что Мёбиус работал, перелистывая в уме страницы памяти, знаний, пытаясь связать воедино фрагменты задачи, чересчур сложной для понимания Гарри Кифа, как, впрочем, и любого другого живущего на земле человека. Все это хорошо, но таким образом он может размышлять не один день. А у Гарри времени не было.

— Сэр! Прошу прощения, сэр! Мое имя — Гарри Киф. Я проделал большой путь, чтобы встретиться с вами.

Фантасмагорический поток цифр и формул немедленно прекратился, словно кто-то выключил компьютер.

— А? Что? Кто?

— Гарри Киф, сэр. Я англичанин. Последовала недолгая пауза, затем резкий голос отрывисто произнес:

— Англичанин? Да по мне хоть араб! Вы мне мешаете! В чем дело? Что происходит? Я совершенно не привык к подобным вещам!

— Я некроскоп, — как мог, попытался объяснить Гарри. — Я могу разговаривать с мертвыми.

— С мертвыми? Разговаривать с мертвыми? Гм-м-м. Я думал об этом, да, и давно пришел к заключению, что действительно умер. Так что вы, очевидно, говорите правду. Да, все мы смертны! Однако смерть имеет свои преимущества. Во-первых, уединение! Так я, же всяком случае, думал до сих пор. Некроскоп, говорите? Это новая наука?

Гарри невольно улыбнулся.

— Думаю, можно это назвать и так. Только, насколько мне известно, я ее единственный представитель и последователь. Спиритуализм — это несколько иное.

— Я бы сказал, совершенно не то. Спиритуалисты — это в лучшем случае шайка мошенников. Так чем я могу вам помочь, Гарри Киф? Я уверен, у вас были веские причины, для того чтобы побеспокоить меня. Думаю, благородные причины, не так ли?

— Вы совершенно правы. Дело в том, что я выслеживаю злодея, убийцу моего друга. Я знаю, кто он, но не знаю, каким образом могу предать его в руки правосудия. У меня есть лишь идея, ключ к тому, как мне это устроить. И вот здесь мне необходима ваша помощь.

— Выслеживаете убийцу? Обладая таким талантом, как ваш, тратить его на поиски убийц? Мальчик мой, вам следовало бы побеседовать с Евклидом, Аристотелем, Пифагором! Нет, с последним не нужно. Вы от него ничего не узнаете. Ни от него, ни от его чертова Пифагорийского братства! Удивляюсь, как это он сумел додуматься до доказательства своей теоремы! Так в чем состоит ваша идея?

Гарри мысленно передал ему изображение ленты Мёбиуса.

— Вот она, — сказал он. — Именно так связано мое будущее с будущим того, кого я преследую. Его собеседник заинтересовался.

— Топология во временном измерении? Это вызывает множество самых разных и интересных вопросов. Вы говорите о предполагаемом или вполне реальном будущем? А вы уже разговаривали с Гауссом? Он знаток вероятностей и топологии, с ними связанной. Гаусс был большим ученым, когда я только учился — хотя студентом я был блестящим!

— Речь идет о реальном — о нашем реальном будущем, — ответил Гарри.

— В таком случае следует предположить, что вам уже известно кое-что о будущих событиях. Неужели дар предвидения — это еще один из ваших талантов? — В голосе Мёбиуса послышался легкий сарказм.

— Нет, но у меня есть друзья, которые иногда видят фрагменты будущего, так же как я...

— Ерунда! — прервал его Мёбиус. — Сущая чепуха! Зольнеризм!

— ...Умею беседовать с мертвыми, — все же закончил Гарри.

Минуту или две длилось молчание. Затем голос Мёбиуса зазвучал снова:

— Возможно, я глупец... но, мне кажется, я вам верю. Во всяком случае тому, что вы сами верите в то, что говорите, а также в то, что вас ввели в заблуждение. Но, клянусь, я не понимаю, каким образом моя вера способна помочь вам в ваших поисках.

— Я тоже, — удрученно ответил Гарри. — Разве что... Как насчет ленты Мёбиуса? В данный момент это единственное, на что я могу опереться. Не могли бы вы объяснить мне свое изобретение? В конце концов никто не сможет рассказать об этой ленте больше, чем вы.

— Нет! — Гарри почувствовал, как Мёбиус отрицательно покачал головой. — Под ней просто поставили мое имя. Изобрел? Это просто смешно! Я обратил на нее внимание, вот и все. А что касается объяснения... раньше объяснить ее было очень легко. Но теперь...

Гарри молча ждал.

— Какой сейчас год?

Такая резкая перемена темы разговора озадачила Гарри.

— Тысяча девятьсот семьдесят седьмой, — ответил он.

— Неужели? — В голосе послышалось неподдельное удивление. — Прошло так много времени? Что ж, вы и сами видите, Гарри, что я лежу здесь более ста лет. Но не думайте, что эти годы я бездействовал. Это не так! Цифры, мой мальчик, позволяют решить все загадки Вселенной, Космоса. Выявить формы, качества и свойства пространства — такие свойства, о которых даже не подозревают в мире живых. А мне не нужно ничего воображать, потому что я знаю! Но объяснить? Вы математик, Гарри?

— Я немного разбираюсь в математике.

— А в астрономии?

Гарри отрицательно покачал головой.

— А что вам известно о науке? О Науке с большой буквы? Что вы знаете о физических, материальных и других предполагаемых свойствах Вселенной?

Гарри снова покачал головой.

— Вот это, например, вам понятно? — перед мысленным взором Гарри пронесся поток формул, уравнений, вычислений, каждое последующее сложнее предыдущего. Некоторые из них были знакомы Гарри по разговорам с Джеймсом Гордоном Ханнантом, о значении других он догадывался интуитивно, но большинство было ему совершенно неведомо.

— Все это... чересчур сложно для меня, — наконец сказал он.

— Гм-м-м! — невидимый собеседник медленно кивнул головой. — Но, как я убедился, вы... обладаете интуицией, и весьма развитой, по-моему. Полагаю, мне удастся научить вас кое-чему, Гарри.

— Научить меня? Математике? Тому, над чем вы работали в течение столетия, прошедшего после вашей смерти? Кто из нас двоих несет чепуху? Мне потребуется на это не меньше времени, чем вам! А кстати, что такое зольнеризм?

— Дж. К. Ф. Зольнер был математиком и астрономом. Он пережил меня. К тому же он был чудаком и спиритуалистом. Числа для него были своего рода “волшебством”. Неужели я назвал вас зольнеристом? Непростительно с моей стороны! Но вы должны извинить меня! В конце концов он не так уж сильно ошибался. У него был не правильный подход к топологии, вот и все! Он пытался применить законы и принципы нематериальной — ментальной — Вселенной к материальному миру. А это невозможно. Связь пространства и времени так же постоянна и непоколебима, как число “Пи”.

— В этой области нет места метафизике, — сказал Гарри, уверившийся в том, что его приход сюда не принесет пользы.

— Абсолютно верно, — согласился с ним Мёбиус.

— Телепатия?

— Чепуха!

— А как же тогда можно назвать то, что происходит сейчас? Каким образом я разговариваю с вами? Мёбиус слегка растерялся, потом сказал:

— Некроскопия. Во всяком случае это вы мне сказали.

— А провидческий дар? Или способность мысленно видеть то, что происходит на большом расстоянии? Это тоже чушь?

— В материальном мире такое невозможно. Вы повторяете ошибки Зольнера.

— Но я точно знаю, что такие явления происходят, — возразил Гарри. — Я знаю людей, которые обладают такими способностями. Для них это не всегда легко, не все их прогнозы сбываются, но тем не менее они часто оказываются правы. Это новая наука, основанная на интуитивном мышлении.

Помолчав, Мёбиус ответил:

— Что ж, в таком случае я вновь вынужден поверить вам на слово. Какой смысл вам меня обманывать? Человеческие знания расширяются с течением времени. В конце концов, и я сам обладаю такими способностями. Но я не принадлежу материальному миру. Больше не принадлежу...

У Гарри голова пошла кругом.

— Вы? Вы хотите сказать, что способны видеть события, происходящие на расстоянии?

— Да, я вижу их, — ответил Мёбиус, — но отнюдь не в волшебном кристалле. И не на расстоянии. Расстояние — понятие относительное. Я просто отправляюсь туда, где, по моему мнению, должны произойти события, свидетелем которых хочу стать.

— Но... куда вы отправляетесь? Каким образом?

— Каким образом — мне объяснить сложно, — сказал Мёбиус. — А вот куда — намного проще. Гарри, при жизни я был не только математиком, но и астрономом. После смерти, естественно, возможности заниматься математикой стали весьма ограниченными. Но астрономия существовала внутри меня, была моей частью, не отпускала меня. А тот, кто умеет ждать, всегда дождется. Со временем я стал чувствовать сияние звезд не только ночью, но и днем. Я узнал их вес — массу, если хотите, — расстояние до них и расстояние между ними. Вскоре мне стало известно гораздо больше, чем я знал когда-либо при жизни. И тогда я решил отправиться к звездам и увидеть их собственными глазами. Когда вы появились, я как раз вычислял величину новой звезды, которая вскоре должна появиться в созвездии Андромеды. И я намереваюсь быть там, когда это произойдет. А почему бы и нет? Я бестелесен. На меня больше не оказывают воздействия законы материального мира.

— Но вы только что отрицали существование метафизики, — запротестовал Гарри. — А теперь утверждаете, что способны в воображении перенестись к звездам, точнее телепортироваться!

— Телепортироваться? Нет-нет! Материальная часть в данном случае не движется! Я уже сказал вам, Гарри, что физически я не существую. Возможно, так называемая “метафизическая вселенная” действительно имеет место быть, но реальное и нереальное не могут накладываться друг на друга.

— Во всяком случае, вы считали так до встречи со мной, — сказал Гарри, и вдруг его широко открытые глаза раскрылись еще шире, а в голосе зазвучал благоговейный страх, вызванный тем, что в голове Гарри внезапно засияла яркая звезда, гораздо более яркая, чем мог себе представить Мёбиус.

— Что? Что это?

— Так вы утверждаете, — в голосе Гарри появились нотки безжалостности, — что между материальным и метафизическим не может быть никакой связи? Вы убеждены в этом?

— Абсолютно!

— И тем не менее я существо материальное, а вы нет, но мы все же встретились!

Он почувствовал, что собеседник едва не задохнулся от удивления:

— Поразительно! Я, кажется, упустил очевидное! Гарри решил воспользоваться обретенным преимуществом:

— Вы используете свою ленту для путешествия к звездам, не так ли?

— Ленту? Да, я пользуюсь одной из ее форм, но...

— И вы еще называете меня зольнеристом? На минуту Мёбиус лишился дара речи. Потом все же произнес:

— Похоже, мои доводы... не годятся!

— Вы и в самом деле способны к телепортации, но телепортации мысленной. Ваш талант состоит в том, что вы видите все как наяву. Вы и прежде обладали этим даром — вы могли видеть то, что оставалось невидимым для других. И ваша лента — прекрасное тому свидетельство. Сам по себе ваш дар ясновидения — чудесное оружие. Но я хотел бы несколько усложнить задачу. Я хочу, чтобы вы внедрили меня — именно внедрили! — мое физическое я в метафизическую вселенную.

— Пожалуйста, Гарри, не торопитесь, — запротестовал Мёбиус. — Мне необходимо...

— Сэр, вы предложили заняться моим обучением, — Гарри не мог позволить себе отступать. — Что ж, я согласен. Но в таком случае научите меня тому, что мне действительно нужно. А с остальным я справлюсь с помощью своей интуиции. Мой мозг сейчас похож на черную школьную доску, а у вас в руках мел. Поэтому — вперед! Начинайте мое обучение... Покажите мне, как двигаться по ленте Мёбиуса!

И снова наступила ночь. С очередной овцой на спине Драгошани поднимался вверх по склону крестообразного хребта. В этот раз ему пришлось оглушить овцу большим камнем. День выдался очень напряженным, но его результаты, несомненно, принесут пользу. Макс Бату получил возможность еще раз испытать страшную силу черного глаза, на этот раз на некоем Ладиславе Гирешци, в результате чего старика вскоре найдут в уединенном доме и, естественно, придут к заключению, что он скончался от сердечного приступа.

На этом, однако, работа Макса не закончилась. Около часа назад Драгошани отправил его выполнять еще одно, не менее важное поручение. Вот почему некромант в одиночку приблизился к могиле вампира и мысленно, стараясь проникнуть сквозь окружающий мрак и толщу земли, обратился к Тибору:

— Тибор, ты спишь? Я здесь, как и договорились. Звезды ярко светят, ночь холодна, луна поднимается из-за холмов. Настал наш с тобой час, Тибор.

«А-а-а-а-х... — через минуту послышался ответ. — Дра-гоша-а-а-ани? Сплю? Возможно. Но я спал великим сном, Драгошани! Сном бессмертных! И мне снился великий сон — о завоеваниях и империи. И о том, что в один прекрасный день моя постель будет такой же мягкой, как грудь женщины, а старые кости не такими согбенными под тяжестью времени, но легкими и сильными, как у молодого человека, спешащего на свидание к любимой. Великий сон... да... но, к сожалению, всего лишь сон...»

В его голосе Драгошани ощутил какую-то подавленность.

— Что-то случилось? — спросил он обеспокоенно, волнуясь за успех своего плана.

"Наоборот! Все идет хорошо, сынок, только, боюсь, нам потребуется чуть больше времени, чем я предполагал поначалу. Подарок, который ты принес вчера вечером, прибавил мне сил и даже, как мне кажется, частично одел плотью мои старые кости. Но земля по-прежнему тяжела, а мои мышцы и сухожилия застыли и затвердели от содержащихся в ней солей... — И вдруг он несколько оживился:

— Ты выполнил свое обещание, Драгошани? Принес мне еще один подарочек? Я надеюсь, он не слишком уж маленький? Что-нибудь подобное моей последней трапезе?"

Вместо ответа некромант подошел к краю круга и сбросил с плеча бесчувственное тело овцы, бесформенной кучей свалившееся к ногам.

— Я ничего не забыл, старый дракон. А теперь продолжай и объясни мне, почему нам потребуется больше времени. Что ты имеешь в виду?

Драгошани действительно испытывал досаду, так как весь план был построен на том, что он откопает вампира именно этой ночью.

«Разве ты сам не понимаешь, Драгошани? — раздался в ответ голос Тибора. — Когда я был воином, многие из моих последователей, из тех, кто служил под моим началом, бывали настолько тяжело ранены в битвах, что вынуждены были оставаться в своих постелях. Некоторые поправлялись быстро. Но те, кто лежал по многу месяцев, теряли силы и испытывали страшные боли и муки. Так представь себе, что происходит со мной после пятивековой неподвижности! Но... поживем-увидим. Сейчас, разговаривая с тобой, я чувствую, как прибывают мои силы и растет готовность подняться... Так что, возможно, если я несколько их освежу...»

Драгошани неохотно кивнул в знак согласия и, вытащив из ножен блестящее, остро отточенное лезвие, сделал шаг в сторону овцы.

"Подожди! — остановил его вампир. — Как ты догадываешься, Драгошани, сейчас наступит момент, очень важный для нас обоих. Великий момент! Мне бы хотелось, чтобы мы отнеслись к нему с должным уважением”.

Некромант, нахмурившись, склонил голову набок:

— Что ты имеешь в виду?

"Думаю, ты согласишься со мной, сынок, до сих пор я не требовал особых церемоний. Я не жаловался, когда ты швырял мне пищу так, словно я был грязной свиньей.

Но я хочу, чтобы ты знал, Драгошани, в былые времена я ужинал за красиво сервированным столом. Я обедал при дворах принцев... да... и буду обедать снова, а ты при этом будешь сидеть по правую руку от меня. Так неужели я не достоин того, чтобы со мной обращались несколько более уважительно? Неужели мне придется помнить лишь о том, как ты швырял мне пищу, словно объедки в свиное корыто?"

— А не слишком ли поздно для изысков и церемоний, Тибор? — Драгошани никак не мог понять, куда клонит вампир. — Чего именно ты от меня хочешь? Тибор немедленно уловил его опасение. “Как? Ты по-прежнему мне не доверяешь? Что ж, полагаю, у тебя есть на то причины. Выбор был за мной. Но послушай, разве мы не договорились, что, оказавшись на свободе, рядом с тобой, я немедленно избавлю твое тело от своего семени? В тот момент ты полностью окажешься в моих руках. Тебе придется довериться мне, а ты ходишь вокруг да около, опасаясь приблизиться к моей могиле вплотную. Ведь я буду намного опаснее наверху, чем лежа здесь, под землей, если уж предположить, что я собираюсь нанести тебе какой-либо вред. Кроме того, если я убью тебя, кто станет моим проводником и инструктором в новом для меня мире, в котором мне придется жить? Ты будешь учить меня, Драгошани, а я — тебя!"

— Но ты еще не сказал, чего от меня хочешь.

Вампир вздохнул.

«Драгошани, я вынужден признаться тебе в одном личном недостатке. Раньше я обвинял тебя в тщеславии, а теперь должен сказать, что и сам тщеславен. Да... мне хочется соответствующим образом отпраздновать собственное возрождение. Вот почему я прошу тебя преподнести мне овцу и положить ее к моим ногам. В этот единственный и последний раз пусть это будет выглядеть, как настоящее подношение дани, как ритуальное жертвоприношение тому, кто обладает истинным могуществом, а не как выдача пойла свиньям. Позволь мне вообразить, что я ем с блюда, а не из корыта!»

«Вот старый ублюдок! — подумал Драгошани, позаботившись, однако, о том, чтобы вампир не смог прочитать его мысли. — Значит, он хочет, чтобы я исполнил роль его раба! Хочет сделать из меня цыганского олуха, которого схватили за шиворот и он, словно скулящий пес, прижался к ногам своего хозяина! О, я приготовил тебе сюрприз, мой старый друг, мой очень старый друг! Что ж, я доставлю тебе удовольствие, Тибор Ференци, но это будет последний раз, когда человек станет потакать твоим желаниям!»

Но вслух лишь произнес:

— Ты хочешь, чтобы я преподнес тебе это животное, как дань?

«Я прошу слишком многого?»

Некромант пожал плечами. В данный момент он может просить о чем угодно. А вскоре придет и его очередь “просить”. Убрав остро отточенный нож, Борис наклонился и поднял с земли овцу. Дойдя до середины круга, он присел и опустил ее на то же место, где накануне лежала предыдущая жертва. Затем снова достал нож.

До этого момента могила оставалась неподвижной, как и положено могиле, но теперь вдруг Драгошани почувствовал, как она зашевелилась. Это было похоже на то, как затвердевают мускулы, на неслышные шаги кошачьих лап, когда они подкрадываются к мыши, на возникающую на кончике языка хамелеона капельку слюны, перед тем как он настигает жертву. Дрожа от ужаса — оказывается, даже такое чудовище, как Драгошани, способно испытывать ужас, — Борис отвел голову овцы, натянув ей горло.