Брайан Ламли – автор популярного цикла романов о вампирах «Некроскоп» («Necroscope»). Уроженец северовосточного побережья Англии, он в начале 1960-х служил в рядах корпуса Королевской Военной Полиции, расквартированного в Берлине. На этот период приходится пик его увлечения творчеством Г. Ф. Лавкрафта. Влияние прославленных мифов Ктулху Лавкрафта ощутимо в ранних рассказах Ламли «The Caller of the Black», «The Horror at Oak-dene and Other», а также в романе «Beneath the Moors».
       Творчество Г. Ф. Лавкрафта нашло отражение и в последующих, более зрелых произведениях автора, вплоть до появления в 1986 году романа «Некроскоп», в одночасье сделавшего Б. Ламли знаменитым. В скором времени за «Некроскопом» последовали: «Necroscope II, Vamphyri», «Necroscope III, The Source», «Necroscope IV, Deadspeak» и «Necroscope V, Deadspawn». В начале 1990-х Б. Ламли выпустил в свет трилогию «Vampire World», дилогию «Necroscope: The Lost World», а также серию из трех книг «Е-Branch». Успех «Некроскопа» спровоцировал появление целой одноименной отрасли в индустрии комиксов, сувенирной продукции и ролевых игр. В Великобритании проводятся ежегодные встречи поклонников творчества Б. Ламли.
       На русский язык были переведены следующие произведения Б. Ламли: «Некроскоп», «Вамфири», «Источник», «Голос мертвых», «Тварь внутри тебя», «Из глубины», «Психомех», «Титус Кроу», «Беспощадная война», «Возвращение Титуса Кроу», «Путешествие в мир снов», «Дом дверей», «Дом дверей: второй визит», «Воин древнего мира», «Возвращение Некроскопа», «Сын Некроскопа».
       В 1998 году Б. Ламли был удостоен звания Мэтра на Всемирном съезде «World Horror Convention». В 2002 году вниманию читателей была представлена антология «The Brian Lumley Companion».
       «Некрос» (1984) – одно из лучших произведений Б. Ламли. Лихо закрученный сюжет, традиционная «вампирская» тема, неожиданный финал – вот составляющие успеха этого маленького шедевра. По мотивам этого рассказа была снята одна из серий канадского фильма «The Hunger» (1997).

      Старая женщина в выцветшем голубом платье и черном платке остановилась в тени навеса ресторанчика Марио и кивнула хозяину в знак приветствия. Губы ее растянулись в улыбке, обнажив редкие зубы. Грузный сутулый подросток – дурачок в джинсах и грязной футболке, скорее всего внук, держал ее за руку и, безучастно переминаясь с ноги на ногу, пускал слюни.
      Марио добродушно кивнул в ответ и с улыбкой завернул кусочек черствой фокаччи в плотную бумагу, после чего вышел из-за стойки и вручил сверток женщине. Посетительница сердечно пожала руку Марио и направилась к выходу.
      Неожиданно все ее внимание обратилось на противоположную сторону улицы. Она разразилась потоком колоритной брани, и, несмотря на слабое знание итальянского, я, во многом благодаря интонациям, уловил нотки ненависти в ее голосе.
      – Чертово отродье! – вновь и вновь повторяла старуха. – Свинья!
      Указывая пальцами дрожащей руки на то, что так сильно ее возмутило, она еще раз произнесла: «Чертово отродье!» – и уже при помощи обеих рук произвела красноречивый жест, тот, которым обычно итальянцы стараются защитить себя от всякого зла. Соленый хлебец, выпавший из рук разгневанной женщины, был ловко подхвачен дурачком.
      Затем, все еще бормоча проклятия низким гортанным голосом и таща за руку шаркающего ногами и смачно чавкающего идиота, она стремительно зашагала по улице и вскоре исчезла из виду в ближайшей аллее. Но лишь одно слово, брошенное этой женщиной на ходу, напрочь засело в моей памяти: «Некрос». Несмотря на то что слово было мне незнакомо, я принял его за ругательство, поскольку она произнесла его с явным отвращением и неприкрытой злобой.
      Я отхлебнул немного «Негрони», сидя за маленьким круглым столиком под навесом у заведения Марио. Любопытство заставило меня взглянуть на объект яростных нападок старой карги. Им оказался автомобиль, белый «ровер» с откидным верхом, модель нынешнего года. Он медленно продвигался в потоке праздничного дня. Единственное, из-за чего стоило посмотреть на эту машину, была девушка, сидевшая за рулем. Ее спутник, сморчок, чью голову украшала обвисшая белая шляпа, также вызывал интерес, однако по-настоящему достойной внимания была лишь она одна.
      Мимолетного впечатления оказалось достаточно, чтобы я почувствовал себя ошеломленным. Совсем неплохо. Я думал, что уже и не способен ощутить снова то, что обычно чувствует мужчина, глядя на прелестную девушку. После Линды такое было трудно даже вообразить, и вот…
      Она была молода, скажем, двадцати четырех или двадцати пяти лет. Выходило, что между нами была незначительная разница в возрасте. Сидя за рулем, она держалась изящно, сохраняя величественную осанку. Черные как смоль волосы были прикрыты белой широкополой шляпой, плохо сочетающейся с головным убором ее спутника. Лицо было свежим и сочным, словно персик.
      Я привстал, чтобы лучше рассмотреть девушку, и, на мое счастье, поток машин приостановился на какое-то время. В тот же миг она повернула голову и взглянула на меня. Черты этого лица поразили меня в самое сердце – я был безнадежно ранен. Девушка оказалась прекрасной, как юная богиня.
      Темно-зеленые глаза ее сияли. Правильной миндалевидной формы, они располагались немного наискосок к переносице. Брови – тонкие и прямые, щеки – пухлые, губы – словно алый лук Купидона, длинная белая шея резко контрастировала с ярко-желтой блузкой. И конечно же, улыбка.
      Да, она улыбалась.
      Ее взгляд, поначалу излучавший холод, наполнился любопытством, затем злобой. Наконец, заметив мое смущение, девушка просияла улыбкой. В тот момент, когда ее внимание вновь переключилось на дорогу и взгляд устремился в бесконечность потока машин, мне почудилось, что на ее пухлых сочных щечках вспыхнул яркий румянец. А потом она исчезла.
      Чуть позднее я вспомнил о том маленьком сморщенном человечке, сидевшем подле нее. По правде говоря, мне не удалось тогда его хорошо рассмотреть, но то, что я увидел, заставило меня поежиться. Он также проявил интерес к моей персоне, оставив у меня в памяти колючий умный взгляд крошечных, как бусинки, птичьих глаз, глядевших из-под шляпы. Он задержался на мне взором лишь на мгновение, затем отвернулся, уставившись прямо перед собой, однако мне все еще казалось, будто я чувствую на себе вопросительный взгляд этого драного ворона в шляпе.
      Я полагал, что сумел верно истолковать выражение его глаз. Скорее всего, он не впервые сталкивался с пялившимися на него, а точнее, на его спутницу, молодыми людьми. Взгляд этого человека был ответной угрозой на угрозу, и, поскольку опыта отпора навязчивым незнакомцам у него было, видимо, более чем достаточно, я ощутил его превосходство в данной ситуации.
      Я обратился к Марио, великолепно говорившему по-английски:
      – А она имеет что-нибудь против дорогих автомобилей и богатых людей?
      – Кто? – не отвлекаясь от своих дел, переспросил Марио.
      – Старушка, та женщина с дурачком.
      – А… – Он кивнул. – В основном против того маленького человечка в машине, так мне кажется.
      – Как так?
      – Хотите еще «Негрони»?
      – С удовольствием, и налей-ка одну рюмочку себе, я угощаю, но с условием, что ты мне все объяснишь.
      – Как вам будет угодно, но вам ведь интересна лишь девушка, я правильно понимаю? Так? – Он осклабился.
      Я пожал плечами:
      – Она хорошенькая…
      – Да, я видел ее. Ну а все прочее – просто предания старины глубокой, не более. Как, например, ваш английский Дракула, верно?
      – Трансильванский Дракула, – поправил я.
      – Как вам будет угодно. А Некрос – это имя призрака.
      – Некрос – вампир?
      – Да, привидение.
      – И это настоящая легенда? Старинная?
      На лице Марио отразилось сомнение. Он развел руками.
      – Местная легенда. Лигурийская. Я помню ее с детства. Если я вел себя плохо, этот самый Некрос должен был явиться и сцапать меня. Теперь, – он пожал плечами, – уже никто не забивает себе голову подобной чепухой.
      – Как злой Бука. – Я понимающе кивнул.
      – Кто?
      – Никто. Так что же та старушка никак не угомонится? Марио опять пожал плечами:
      – Может, она полагает, что тот самый человек и есть Некрос. Она есть сумасшедший, понимаешь? Повернутый. Tutta la famiglia!
      Мой интерес к происходящему нарастал.
      – И о чем говорится в легенде?
      – Призрак забирает твою жизнь. Ты стареешь, а он становится моложе. Это как сделка: он дает тебе то, что ты пожелаешь, а взамен получает то, что хочет. А хочет он всегда молодость, только вот расходует ее слишком быстро, и вскоре ему надо еще и еще. Все время требуется молодость.
      – Что за сделка такая? Что, собственно, имеет с этого жертва?
      – То, что пожелает, – повторил Марио и улыбнулся. Его смуглое лицо покрылось лучиками морщинок. – В вашем случае – девушку. Вот. Если, конечно, тот человек был Некросом…
      Он вернулся за стойку, а я остался допивать свой «Негрони». Разговор был окончен, и больше я не думал о рассказанном Марио. До поры до времени.

      Разумеется, мне следовало путешествовать по Италии с Линдой, но… Я терпел ее «маленького Джона» в течение двух недель, после чего плюнул и напился, чем и привел в действие механизм разрушения идиллии. Это случилось месяц назад. Поездка в отпуск была забронирована, и я решил не отказываться от жаркого солнца, отправившись в гордом одиночестве. Погода стояла чудесная, купания освежали, а кухня была просто выше всяких похвал. За два дня до окончания отпуска я отметил для себя, что все идет не так уж плохо. Но с Линдой было бы лучше.
      Линда… Я по-прежнему думал о ней. Воображение рисовало мне ее сидящей рядом даже в тот вечер, когда я расположился в баре гостиницы возле распахнутой двери на балкон, увитой бугенвиллеей, и любовался видом на залив, освещенный огнями ночного города. В моем сознании она была совсем близко. Я грезил о ней наяву. И, естественно, не обратил внимания на появление прекрасной незнакомки в сопровождении сморчкоподобного спутника. Я заметил их лишь в тот момент, когда они уже усаживались за маленький столик по другую сторону от открытой балконной двери.
      Так близко я ее еще не видел…
      Похоже, первое впечатление не было досадной ошибкой. Девушка просто сияла ослепительной красотой. Сейчас она выглядела несколько иначе – чуть старше, но по-прежнему была очаровательной.
      А старикан годился ей в отцы. Возможно, это прозвучит банально, но женщина вовсе не нуждалась в старике. Точнее, она нуждалась вовсе не в старике…
      Чуть позже она заметила меня, и мой восторг перестал быть для нее тайной. Обратив свой взгляд в мою сторону, она одновременно улыбнулась и смущенно покраснела. На мгновение девушка посмотрела в сторону, но только на мгновение. К счастью, ее спутник сидел спиной ко мне, иначе он непременно понял бы, что я чувствовал в тот момент. Когда она взглянула на меня вновь, на этот раз только и только на меня, в ее глазах читался призыв, и все горькие обеты, данные мною прежде, потеряли всякий смысл и были немедленно забыты. Боже, сделай так, чтобы он оказался ее отцом!
      Я просидел в баре еще час и, вероятно, немного перебрал с коктейлями, закусывая их оливками и картофельными чипсами из маленьких блюдец, стоявших на барной стойке. Все это время я старался, насколько это было вообще возможно, хотя бы ради приличия, не смотреть в сторону девушки, однако непрестанно думал о том, как лучше ей представиться. В конце концов я понял, что мудрить в этом деле не стоит.
      Но вот как быть с этим стариканом? Да и черт возьми, ее призывный взгляд оставался первым и единственным за весь вечер. Неужели я ошибся? Или она просто ждет инициативы с моей стороны? Боже, ну сделай же так, чтобы он оказался ее отцом!
      Она с видимым наслаждением потягивала мартини. Старик налегал на красное вино. Я попросил официанта принести им еще выпивки и записать ее на мой счет. Я уже успел перекинуться парой слов с барменом по имени Франческо, дружелюбным, щуплым парнишкой с юга. Но он был не в состоянии рассказать мне что-нибудь новое о них, твердя, что эта пара не проживает в гостинице. Обретаясь в отеле, я и сам знал это наверняка.
      Как бы то ни было, вскоре мое угощение оказалось у них на столике. Девушка и старик не скрывали своего удивления. Придав лицу по-детски невинное выражение, красотка принялась расспрашивать официанта. Он кивнул в мою сторону и чуть заметно улыбнулся. Затем обернулся ее пожилой спутник. Он впился в меня взглядом пылавших, как раскаленные угли, глубоко посаженных глаз, но я обнаружил, что улыбаюсь в ответ, посматривая в сторону. Время, казалось, остановилось. Но лишь на мгновение. После чего девушка сказала что-то официанту, и он бодрым шагом направился к моему столику.
      – Мистер Коллинз, сэр, тот джентльмен и юная леди благодарят вас и настаивают на том, чтобы вы присоединились к ним.
      Это было, пожалуй, даже больше, чем то, на что я осмеливался рассчитывать в тот момент.
      Встав из-за столика, я окончательно убедился, что выпил лишнего. Усилием воли мне удалось собрать остатки трезвого рассудка и подойти к их столику. Они остались сидеть, как и прежде. Голосом, в котором слышался шелест сухой травы, старик произнес: «Пожалуйста, садитесь». Официант со стулом наготове уже появился за моей спиной.
      – Питер Коллинз, – представился я. – Как поживаете, мистер… э…
      – Карпетес, – подхватил он. – Никос Карпетес. А это моя жена Эдриен.
      Никто из них и не подумал протянуть мне руки, впрочем, это меня не смутило. Меня смутил, а точнее, ошарашил тот факт, что они были мужем и женой. Должно быть, он очень, очень богат, этот Никос Карпетес.
      – Я безмерно признателен за приглашение, – сказал я, пытаясь изобразить улыбку на лице, – но уже вижу свою досадную ошибку. Видите ли, мне показалось, что вы говорили по-английски, и я…
      – Приняли нас за англичан, – закончила девушка мою фразу. – Ничего удивительного, весьма частое заблуждение. Я армянка по происхождению, Никое – грек. Я не знаю греческого, Никое не говорит по-армянски, но мы оба говорим по-английски. Вы остановились в этой гостинице, мистер Коллинз?
      – Да, но… В общем-то еще один день, ночь, а затем, боюсь, придется вернуться в Англию. – Я произнес это с грустным выражением лица и пожал напоследок плечами.
      – Боитесь? – шепотом переспросил старикан. – А какая опасность в том, что вы возвращаетесь домой?
      – Это такое выражение, – пояснил я. – Я хотел сказать, что боюсь, мой отпуск уже заканчивается.
      Он улыбнулся странной, задумчивой улыбкой, и лицо его сморщилось, напоминая небольшой грецкий орех.
      – Но ваши друзья, должно быть, будут рады вашему возвращению. Ваши любимые, близкие люди?
      Я покачал головой.
      – Лишь горстка друзей, из них близких – ни одного, любимых – тем более. Я одинок, мистер Карпетес.
      – Одинок? – Его глубоко посаженные глаза блеснули, а руки, вцепившиеся в край стола, задрожали. – Мистер Коллинз, вы не…
      – Мы понимаем, – перебив его, вступила девушка, – несмотря на то что мы супруги, по сути, мы тоже одиноки.
      Видите ли, деньги сделали Никоса нелюдимым. Он нездоров, да и жизнь коротка. Он не желает тратить драгоценное Время на легкомысленные связи. Что касается меня, то могу вам сказать: люди не понимают наших отношений с Никосом. Им любопытно, но я очень закрытый человек, то есть тоже, можно сказать, нелюдима.
      В ее голосе не было ни малейшего намека на осуждение ИЛИ обвинение, и все же я счел своим долгом сказать следующее:
      – В мои намерения не входило совать нос в ваши дела, миссис…
      – Эдриен. – Она улыбнулась. – Пожалуйста, называйте меня так. Я совсем не хочу, чтобы вы думали, что мы можем представить себе такое! Вовсе нет! Но я все равно скажу вам, что объединяет нас с Никосом. Чтобы покончить с этой темой раз и навсегда.
      Ее муж, поперхнувшись, закашлялся и затопал ногами. Я вскочил и схватил его за руку, но он оттолкнул меня, сделав это, как мне показалось, с некоторым отвращением. В то же время Эдриен позвала официанта.
      – Проводите, пожалуйста, мистера Карпетеса в уборную, – распорядилась она на хорошем итальянском, – и, будьте добры, помогите ему вернуться назад, к столику, после того как он придет в себя.
      Уходя, Карпетес начал бурно жестикулировать. Возможно, старик пытался выразить таким образом свое сожаление но поводу случившегося, но, вновь зашедшись кашлем, он, пошатываясь, вышел, поддерживаемый официантом.
      – Мне очень жаль, – произнес я растерянно, так как не знал, что подобает говорить в таких ситуациях.
      – У него случаются приступы, – ответила она невозмутимо. – Я уже привыкла к ним.
      Некоторое время мы просто сидели молча. В конце концов я не выдержал:
      – Вы собирались рассказать мне…
      – Ах да… я совсем забыла. Это симбиоз.
      – Простите?
      – Да, мне нужна эта красивая жизнь, которую он в состоянии обеспечить, а ему, в свою очередь, необходима моя молодость. Таким образом, мы отвечаем потребностям друг друга.
      Значит, старушка с дурачком была вовсе не так уж далека от истины. Сделка здесь явно имела место: сделка между Карпетесом и его женой. В ту же минуту я почувствовал, как по спине забегали мурашки. Черт возьми, да ведь имя Никос даже созвучно Некросу! И вдобавок ко всему это юное создание… Совпадение, конечно. В конце концов, все взаимоотношения – своего рода сделки, одни хуже, другие лучше.
      – Однако как долго это продлится? – спросил я. – Сколько еще времени это будет вам интересно?
      Она пожала плечами:
      – Я обеспечена. А он будет наслаждаться моим обществом до конца своих дней.
      Я кашлянул, прочистив горло, и натянуто усмехнулся:
      – А тут я – не любопытствующий.
      – Нет, вовсе нет. Я хотела, чтобы вы все-таки поняли.
      – Хорошенькое дело. – Я пожал плечами. – Но не слишком ли подробно для первого раза?
      – «Первого раза»? Вы что, думаете, что, купив мне выпивку, вы приобрели право на дальнейшее общение?
      От неожиданности я вздрогнул.
      – Вообще-то…
      Она очаровательно улыбнулась, и мой мир снова засиял всеми оттенками радуги.
      – Совсем не обязательно было тратиться на выпивку, есть ведь и другие способы.
      Я вопросительно взглянул в ее глаза.
      – Другие способы?
      – Узнать, англичане мы или нет.
      – Ах так!
      – Вот и Никос. – Она опять улыбнулась. – Нам пора идти. Ему нехорошо. Скажите, вы будете завтра на пляже?
      – О, разумеется! – сразу же ответил я. – Обожаю плавать, знаете ли.
      – И я тоже, вот и поплаваем вместе.
      Ее муж вернулся за столик уже без посторонней помощи. Он выглядел немного лучше: уже не таким сморщенным, как раньше. Не садясь, он ухватил спинку стула одной рукой и так крепко сжал ее, что костяшки его пальцев заметно побелели под натянувшейся, сухой, как пергамент, кожей.
      – Мистер Коллинз… – с каким-то похрустыванием в голосе начал он. – Эдриен… мне жаль…
      – Вам не за что извиняться, – сказал я, вставая со своего места.
      Эдриен поднялась следом.
      – Нам нужно идти. А ты ведь остаешься, верно, Питер? Спасибо за помощь, дальше, я думаю, мы справимся сами. Возможно, увидимся на пляже!
      Не оглядываясь, они зашагали к выходу.

      Они не были постояльцами этой гостиницы – просто заглянули в бар пропустить по стаканчику. Здесь было все понятно, хотя мне, конечно же, хотелось бы думать, ЧТО она появилась тут неслучайно. Моя гостиница была, скорее всего, второсортной по сравнению с тем местом, где жили они. Я представил, что они разместились в одном из тех маленьких, недоступных простым смертным отелей, которые затеряны меж средиземноморских пиний высоко в уступах Лигурийских гор. В таких местах огни, сверкая в ночи, притягивали деньги, а музыка лилась из маленьких дансингов под открытым небом, словно смех небожителей.
      Если мой рассказ звучит чересчур поэтично – виной тому она. Выражаясь точнее, та прекрасная девушка, что была вместе с высохшим, сморщенным, как грецкий орех, старикашкой. С одной стороны, мне было искренне жаль его. Но только с одной стороны.
      Так вот, если перестать прикидываться и сказать все как есть (на случай, если я до сих пор еще не проговорился), следует признать то, что я безумно желал близости с ней. Более того, состоявшийся между нами диалог давал основания предполагать, что и она не против такого поворота событий. Подобные мысли не давали мне уснуть в ту ночь.
      Я пришел на пляж в девять утра и ждал их появления примерно до одиннадцати. Наконец они прибыли! А после… После она вышла из маленькой пляжной кабинки для переодевания… На пляже не было ни одного мужчины, чья голова не повернулась бы в ее сторону по крайней мере дважды. Но в чем, собственно, их можно было упрекнуть? Девушка в таком пляжном костюме заставила бы обернуться даже сфинкса! Было в ней что-то особенное. Зрелая не по годам. Она держалась, как супермодель, а может, как принцесса. Но для кого? Для Карпетеса или же для меня?
      Что касается старикана, то он в это утро казался оживленным несколько больше обычного. Он был в измятой льняной паре, а на голове красовалась все та же шляпа. Похоже, что в отличие от меня прошлой ночью старик спал сном невинного младенца. Пока его жена переодевалась, он нетвердой походкой прошел по пляжу, напрямик к тому месту, где в тени большого зонта за столиком расположился я. Старик уселся напротив и, прежде чем появилась Эдриен, заговорил:
      – Доброе утро, мистер Коллинз!
      – Доброе утро, – ответил я. – Пожалуйста, называйте меня Питер.
      – Питер так Питер! – Он кивнул.
      Казалось, он запыхался то ли от прогулки, то ли из-за, того, что все его движения были суетливыми. К тому же в его манерах ясно читалось желание немедленно перевести нашу беседу к чему-то более важному.
      – Питер, ты сказал, что пробудешь здесь еще один день.
      – Совершенно верно, – ответил я, впервые имея возможность изучить своего соперника с такого близкого расстояния. Он сидел, словно садовый гном, половину его согбенного туловища закрывала тень, падавшая от пляжного зонта. – Сегодня – мой последний день в этом раю.
      Мой собеседник был похож на вязанку сухого хвороста, на гнилой чернослив и одновременно на маленькое коричневое пугало, а его голос – на шуршание соломы или шелест осенней листвы, гонимой озорным ветром по тенистой тропинке. Живыми были лишь глаза.
      Так ты говоришь, в Англии у тебя никого нет и тебя никто не ждет? Ни семьи, ни друзей?
      В моем мозгу зазвенели тревожные колокольчики. Настораживала не столько поспешность действий, выдававшей некую пока не понятную мне цель, сколько ярко выраженное стремление к этой цели любой ценой.
      – Да, все верно. Я студент-медик. Когда вернусь домой, хочу найти место и начать работать. Больше ничего. Ни связей, ни знакомых.
      Он подался вперед всем телом, птичьи глаза сверкнули. Трясущимися клешнями своих дряхлых рук старик потянулся ко мне через стол и…
      Тень, источником которой была Эдриен, легла на этот эпицентр нашего взаимодействия. Привставший было Карпетес резким движением занял исходное положение на стуле. Переживаемое им сильнейшее эмоциональное напряжение отразилось на его лице множеством морщинок. Я почувствовал, что мое сердце вот-вот будет готово проломить грудную клетку и вырваться наружу. Немного успокоившись, я поднял на нее свой взгляд. Она стояла спиной к солнцу, так что, кроме силуэта ее фигуры, я практически ничего не мог разглядеть. Однако темное пятно лица девушки было будто прорезано изумрудным сиянием ее глаз.
      – А не искупаться ли нам, Питер?
      Эдриен повернулась, бросившись бежать по пляжу, и я, конечно же, устремился вслед за ней. Взяв старт раньше меня, она первой очутилась у кромки воды. И только когда мне удалось догнать ее, я вдруг подумал, что, сорвавшись с места, даже не извинился за столь стремительное исчезновение перед ветхим греком. Но лишь окунувшись в воду, я окончательно пришел в себя, вернулся к реальности, успокоился и осознал… Осознал, что ее чудесное тело нежится, практически касаясь моего. Окончательно восстановив дыхание после этого бешеного забега, я в двух словах описал Эдриен диалог с ее мужем. Она же, как ни в чем не бывало, улыбалась, подставляя лицо солнечным лучам.
      Дыхание девушки было ровным, и она не торопилась комментировать рассказанное мной.
      – Никос мне не муж в полном смысле этого слова, – произнесла Эдриен в итоге, даже не взглянув в мою сторону. – Я всего лишь его компаньонка. Единственной причиной, почему я не призналась в этом вчера, было мое сомнение в том, что тебе это покажется интересным. А что, если ты только лишь хотел узнать, откуда мы родом? Что же до завуалированных угроз в твой адрес, то ничего удивительного в этом нет. Он, может, и не скачет, как мальчик, но зависть не знает старости.
      – Нет, – сказал я, – угроз никаких не было, во всяком случае ничего подобного я не заметил. Зависть? Он прекрасно знает, что сегодня последний день моего отпуска. Чего ему бояться? Чему завидовать?
      Ее плечи слегка вздрогнули – самую малость, словно от легкой судороги. Она повернулась ко мне лицом. Наши губы разделяло расстояние какой-нибудь пары дюймов. Ее ресницы, как шелковые занавески, закрывали доступ к изумрудным озерам глаз.
      – Я совсем юная, Питер. Ты тоже молод и очень привлекателен. Желание твое безмерно! Да и курортные романы вовсе не редкость.
      – Я не богат… Мы живем в разных гостиницах… Он уже заподозрил меня… Это просто невозможно…
      – Что именно?
      Испытав на себе ее абсолютно невинный взгляд, я чувствовал, что нахожусь в совершенной растерянности. Но вслед за этим она рассмеялась, откинула назад свои волосы и поболтала руками по воде.
      – Там, где есть воля к победе… – проговорила она.
      – Ты же знаешь, что я хочу тебя. – Слова слетели с моих губ прежде, чем я смог их сдержать.
      – Конечно знаю. И я хочу тебя. – Она произнесла это так просто, что я ощутил себя обессилевшим и полетел, как мотылек на свет лампы.
      Я поднял голову и поглядел в сторону пляжа. Несмотря на семьдесят пять футов искрившейся водной глади, зонтики, казалось, стояли угрожающе близко. Карпетес сидел в тени одного из них в той же позе, в какой я его оставил. Лицо старика скрывала тень, но я был уверен, что все это время он пристально следил за нами.
      Ничего не поделаешь. – Голос ее ослабел, а дыхание, как я заметил, сбилось.
      – Этот… – произнес я со стоном, – …собирается убить меня.
      Она засмеялась, и смех ее, по-моему, искрился даже больше, чем само море в лучах солнечного света.
      – Я сожалею, – успокоившись, сказала Эдриен. – Мне не следовало смеяться, но наш случай отнюдь не безнадежный.
      – Вот как?
      – Завтра рано утром у Никоса назначена встреча с каким-то специалистом в Генуе. Я отвезу его туда сегодня вечером. В Генуе мы заночуем.
      Я застонал от отчаяния.
      – В таком случае все напрасно – завтра я улетаю.
      – Но если, например, я вывихну запястье, – продолжала Эдриен с вдохновением, – то не смогу вести машину. Тогда ему придется взять такси до Генуи, а я, страдая от головной боли, связанной с травмой, останусь здесь.
      Она подплыла к бую, влезла на него, а затем спрыгнула в воду, рассыпав фонтан бриллиантовых брызг. Несколько секунд спустя, когда брызги осели, я поплыл за ней следом, борясь с поднятым ею волнением.
      Выходя из воды, Эдриен оступилась и упала. Изображая страдания, она на четвереньках поползла по Лигурийской гальке на берег. Одну руку она нарочито держала на весу. Элементарно. Проще пареной репы.
      Карпетес уставился на девушку, разинув рот. Он привстал со своего складного стула. Эдриен ковыляла по пляжу, корчась от «боли». Я шел рядом. Здоровой рукой она сжимала «вывихнутое» запястье. То сдавливая его, то, наоборот, встряхивая рукой, она довольно артистично стонала. Капельки соленой морской воды шаловливо стекали по изгибам словно высеченного из мрамора тела девушки. Скажи мне в тот момент старикан: «Я – Некрос и хочу десять лет твоей жизни за одну ночь с этой женщиной», я согласился бы не раздумывая и был бы счастлив. Но старикашка не был Некросом. Легенды остаются всего лишь легендами! Он мне ничегошеньки не предложил!

      Мне представляется, что самым большим сомнением, терзавшим меня тогда, было то, что для нее все это лишь забава, игра, если хотите. Понятно, что для Эдриен такое развлечение было довольно безопасным: на следующий день я уезжал, и с моим отъездом исчезли бы все следы романа. Очевидно, девушка сильно истосковалась по обществу молодых людей, а потому с легкостью была готова пуститься в любую авантюру. Но почему я? Почему счастливчиком довелось оказаться именно мне?
      Был ли я привлекательным? Не думаю. Возможно, она опасалась, что впоследствии все может обернуться не самым лучшим образом, и поэтому выбранный ею характер отношений – «сегодня я здесь, а завтра – где-нибудь еще» – казался наиболее подходящим. Никаких претензий. Да, должно быть, поэтому она выбрала меня. Если только мне не предназначалась роль дурачка из старого польского преферанса. А может, она развлекалась, играя со мной, как кошка с мышью?
      Все оказалось гораздо сложнее…
      В половине девятого в тот вечер я сидел в гостиничном баре. Уже прошло больше часа. Я изо всех сил старался не злоупотреблять спиртным. Смотреть на еду я был просто не в состоянии. Ко мне подошел официант и пригласил к телефону. Я поспешил к стойке. Портье деликатно удалился, оставив меня один на один с телефонным аппаратом.
      – Питер. – Ее низкий голос звучал многообещающе. – Он уехал. Я заказала нам столик на двоих на девять вечера. Ты сможешь?
      – Столик? Где? – мой голос срывался.
      – Здесь. Где же еще? Да не волнуйся же ты! Все в порядке. Да и в любом случае Никос все знает.
      – Знает? – Я был застигнут врасплох и слегка запаниковал: – Что он знает?
      – То, что мы будем ужинать вместе. Я сама ему все рассказала. Он ведь не хотел, чтобы я оставалась одна… И поскольку это твой последний вечер здесь…
      – Уже еду, – выпалил я.
      – Отлично. Жду с нетерпением… нашей встречи. Я буду в баре.