— А-а-а-ах! — раздался вдруг в голове Гарри мрачный, клокочущий, тягучий и чрезвычайно мощный голос Яноша Ференци. — Какое красноречивое предложение! Разве можно позволить кому-либо сказать потом, что я от него отказался!

Мёбиус и его мертвые речи тут же были отброшены в сторону. Гарри, совершенно парализованный, ничего не мог поделать. Он чувствовал тяжелые шаги Ференци, ходящего внутри его головы, как рыба чувствует присутствие миноги в своих жабрах, и точно так же не в силах был сопротивляться этому. Словно неведомый скользкий червь заполз в его ухо, чтобы полакомиться мозгом, и теперь, прежде чем начать свой пир, с вожделением потягивается внутри. Он попытался наглухо захлопнуть ставни, перекрыть доступ в свой разум, но непрошенный гость не позволял ему сделать это, не тратя никаких усилий.

— Вот как? — произнес Янош, продолжая свой путь и наслаждаясь ужасом, который испытывал хозяин захваченного им дома. — Неужели я только что ощутил, что ты весь сжался? Да может ли такое быть? Ты попытался изгнать меня? И это все, на что ты способен? Если так, мне здесь совершенно нечего опасаться! Но как тебе не стыдно, Гарри Киф! Ты приглашаешь меня в гости и тут же вышвыриваешь вон? Какой же ты после этого хозяин?

— Я приглашаю? Но... мое приглашение предназначалось вовсе не тебе! — Гарри заставлял свой мозг усиленно работать, напоминая себе, что имеет дело всего лишь с еще одним вампиром. Янош ухватился за высказанную мысль, как стервятник за падаль.

— Ты меня не приглашал? Но твой разум был распахнут, как лоно продажной девки, и столь же соблазнителен!

Ужас Гарри постепенно проходил, он крепче взял себя в руки и заставил свой лихорадочно работающий мозг перейти в состояние защиты — так ему, во всяком случае, хотелось надеяться. Но он почти физически ощущал зловонное дыхание вампира и его крадущиеся шаги в самых тайных коридорах самого своего существа.

— Ты по-прежнему утверждаешь, что от меня дурно пахнет? — со смехом спросил непрошенный гость. — Как ты сказал в последний раз, когда мы виделись? Ты сравнил меня с дохлой свиньей? Но ведь тебе, как никому другому, должно быть известно, что я бессмертен!..

Гарри вдруг совершенно успокоился. До этого он чувствовал себя так, словно ему не хватало воздуха, но сейчас будто кто-то распахнул окно и свежий ветер унес, из его разума опутавшую его паутину. Наполнив легкие этим таинственным, не существующим на самом деле эфиром, Гарри ощутил в себе новые силы. И уже совсем по-иному воспринимая происходящее, Гарри недоумевал: откуда же этот вампир набрался наглости, почему чувствовал себя так спокойно, в полной безопасности, что... что осмеливался вот так бродить по его разуму?

Последние мысли были уже надежно защищены от вампира, и тот принял его молчание за паралич, вызванный бесконечным ужасом.

— Так, значит, это и есть всемогущий некроскоп? — с издевкой спросил он. — И как тебе нравится ощущать в своем мозгу “разум отвратительного, мерзкого червяка”, Гарри?

Гарри продолжал тщательно охранять от него свои мысли. Для него это не составляло труда: точно так же, разговаривая с мертвыми, он концентрировался и позволял им услышать только то, что ему хотелось, чтобы они слышали. И вновь он ощутил странный прилив уверенности в себе, в данном случае, по его мнению, не слишком уместной. Ибо во сне он не мог контролировать свой разум даже вполовину так, как способен был контролировать его во время бодрствования. Как бы то ни было, Гарри почувствовал, что Янош стал чуть более осторожным, насторожился.

— Ты, конечно же, понимаешь, что я легко могу подчинить тебя своей воле, точно так же, как я подчинил и сломил этого идиота Джордана? — Трудно сказать, констатировал ли Янош это как факт или сам себя спрашивал об этом.

— Ну это ты сам себе рассказывай! — спокойно ответил Гарри. — Но помни: ты вошел сюда по своему желанию и по доброй воле.

— Что-о-о? — в мыслях Яноша возник оттенок тревоги. Он словно впервые взвесил все шансы и задумался о крепости своих позиций.

Он не подозревал, что где-то в глубинах сознания Гарри словно вновь услышал голос Фаэтора и его совет, данный во время их беседы на руинах дома Фаэтора возле Плоешти:

«Вместо того чтобы прятаться, когда ты почувствуешь, что он где-то рядом, начинай разыскивать его сам. Он захочет проникнуть в твой разум? Ты сам проникни в его! Он станет ожидать, что ты испугаешься? Будь дерзким и смелым! Он станет угрожать — отбрось в сторону все его угрозы и наноси удар! Но самое главное — не позволяй ему сделать тебя слабым! Твой разум заключает в себе гораздо больше, чем ты даже можешь себе представить, Гарри!..»

Янош тоже теперь начинал так думать.

— Твой разум... весьма отличается от разума всех остальных людей. Мне доставит огромное удовольствие исследовать его. А тебя ждет мучительная боль!

— Что ж, ты по крайней мере обладаешь свойственным всем Вамфири тщеславием, — сказал ему Гарри. — Но что такое тщеславие, если ты лишен средств и возможностей для его удовлетворения?

— Ты знаешь нас... хорошо, — в голосе Яноша слышалось раздражение. — Пожалуй, даже слишком хорошо!

— Ты начал мыслить более зрело, сын мой?

— Что-о-о? — снова, но уже крайне раздраженно и сердито воскликнул Янош.

— успокойся, не стоит так нервничать. Я разговариваю с тобой больше как дядя, чем как настоящий отец. Но у меня действительно есть сын. Только он-то уж настоящий Вамфир! Мне кажется, я чувствую, что ты дрожишь. Как? Ты боишься? Разве такое возможно? Ведь, в конце концов, ты теперь знаешь пределы моих возможностей. Разве ты не проник в мой разум? И разве я сопротивлялся? Каким образом могу я противостоять тебе? Ты находишься сейчас в святая святых самого моего существа, в моей крепости. Однако крепости бывают разными. Есть и такие, в которые легко войти, но из которых весьма трудно выбраться обратно. — И тут наконец Гарри с грохотом захлопнул ставни своего разума.

Янош пребывал в недоумении. Ему пришлось иметь дело не с обычным человеком. Такое впечатление, что он разговаривал с кем-то... кто представлял собой нечто значительно большее, чем обыкновенный человек. Вампира охватила паника, и от этого он чрезвычайно разозлился, буквально рассвирепел.

— Ты посмел поставить передо мной все эти хилые барьеры... я буквально окружен всякими дверями! Но у меня хватит сил разрушить их все! Я просто посрываю их с петель!

Услышав эти слова, Гарри вспомнил другие, сказанные ему раньше:

«Когда он разинет свою огромную пасть, прыгай в нее, ибо внутри он гораздо слабее!»

— Тогда попробуй уничтожить их! — ответил он. — Сорви их с петель! Если ты, конечно, посмеешь!

И Янош посмел. Он промчался сквозь разум Гарри, сметая все барьеры, поставленные на его пути некроскопом, уничтожая все ставни и перегородки самой сердцевины его существа. Все прошлое Гарри — любовь и ненависть, надежды и устремления — было растоптано мародерствующим вампиром, несущимся по сокровенным доныне уголкам и коридорам его мозга. Он мог бы задержаться в любом из этих уголков, чтобы заставить Гарри плакать или смеяться, кричать от боли или даже умереть. Но, осознав, что теперь ему действительно известны пределы возможностей Гарри, он, ни на секунду не останавливаясь, продолжал неистово буйствовать. И вдруг...

— А это еще что такое? Что это? — со смехом спросил он, оказавшись перед уголком, укрепленным и забаррикадированным прочнее, чем все остальные вместе взятые. — Да это наверняка самая главная сокровищница! Какие же чудесные тайны хранятся здесь, Гарри Киф? Не здесь ли спрятаны истоки твоих талантов?

И прежде чем Гарри успел ответить, если он вообще собирался это сделать, Янош резко распахнул створки обеих дверей.

За одной из них не было абсолютно ничего — пустота, и на какую-то секунду Янош замер, балансируя на самом пороге бесконечности Мёбиуса. А за другой находился... Фаэтор Ференци, сидевший в том месте, откуда он руководил действиями Гарри, и откуда только что спровоцировал Яноша на необдуманное поведение, приведя его в ярость, а теперь заставив застыть от ужаса.

Янош попятился от Фаэтора, а тот, в свою очередь, вышел из укрытия и старался отпихнуть его подальше от двери в вечность и от бесконечности Мёбиуса, в то время как потрясенный Янош от неожиданности потерял дар речи и отказывался верить своим глазам. Как мог он внутри разума человеческой личности столкнуться не только с Неведомым и Непостижимым, но и с чудовищным и враждебным разумом собственного отца?!

Ужас придал ему сил: он вырвался из рук Фаэтора и, невразумительно бормоча проклятия и оскорбления в его адрес, помчался прочь, стремясь как можно скорее покинуть разум Гарри. Он не успел причинить серьезного вреда, и некроскоп был уверен, что теперь он едва ли осмелится попробовать еще раз. Но...

— Фаэтор! — рявкнул Гарри, и мрачный голос его походил на скрип мела по новой школьной доске, но это был его собственный голос, избавившийся от влияния тайного обитателя его разума. — Фаэтор!!!

Ответа не последовало. Разве что донеслась до него тихая усмешка, напоминавшая звук лопающихся на поверхности кипящей смолы пузырей или шелест крыльев летучих мышей, скрывающихся в глубине огромной пещеры.

— Ах ты мерзавец! Обманщик! — орал Гарри. — Ты смеешь находиться здесь! И ты был здесь все это время, с того самого момента, когда я позволил тебе войти! Но я найду тебя и вышвырну вон!..

— В этом нет нужды, сын мой — донесся до него словно издалека болезненный шепот Фаэтора. — Первая битва состоялась, и мы ее выиграли! Солнце восходит... я... меня... я... ухожу...

Гарри медленно возвращался от сна к действительности. Он замерз, ибо к тому моменту, когда он окончательно проснулся, холодный пот, покрывавший его тело, уже успел высохнуть. В дверь постучали. Это был Дарси Кларк, говоривший из-за двери что-то по поводу завтрака. Гарри вдруг осознал, что в голове у него окончательно созрел план дальнейших действий...

Было 8,15 утра. Родос еще только просыпался, а Гарри был уже на пирсе в бухте Мандраки, чтобы проводить своих друзей. Когда судно, на борту которого находились Манолис и Дарси, вылетело на ослепительно голубой простор Эгейского моря, они несколько раз махнули Гарри руками, но он в ответ лишь кивнул и молча провожал их глазами, пока судно не скрылось из вида, от всей души желая друзьям удачи.

После этого он отправился на пляж в Критике и больше часа проплавал, прежде чем вернуться обратно в отель и принять душ. Даже после того как он долго растирал себя полотенцем и несмотря на то что термометр показывал, как минимум, семьдесят пять градусов на солнце, Гарри не мог избавиться от ощущения холода и озноба. Однако его состояние ничего общего не имело с окружающей температурой. Холод шел изнутри.

Постель Гарри была перестелена заново. Он лег на свежие простыни и закинул руки за голову. Думая о чем-то своем, он постепенно успокаивался, пока наконец его мозг не опустошился. Гарри медленно поплыл куда-то...

...И остановился возле Фаэтора.

Он успел поймать его там, внутри собственного разума, не позволив ему скрыться. Было чуть больше половины одиннадцатого, палящее солнце уже стояло высоко в небе... и вот он. Фаэтор, внутри его мозга! Нет, солнце не устранило, не отпугнуло его. Гарри следовало бы знать, что призраки не горят. Солнце могло заставить Фаэтора увидеть пару плохих снов, но оно не в состоянии было причинить ему физическую боль, ибо ничего материального от него не осталось. 06 этом Гарри мог сказать любому из его мертвых друзей.

— Старый дьявол! — сказал Гарри, но слова его прозвучали холодно и спокойно, ибо он не обзывался, а лишь констатировал факт. — Старый мерзавец! Старый обманщик! Так значит, ты хочешь спрятаться во мне так же, как Тибор прятался в Драгошани?

— Хочу ли я? — Фаэтор вышел из своего укрытия, и Гарри ощущал его так, как будто находился с ним совсем рядом. — Дело сделано, Гарри! Свершилось то, чему суждено было свершиться. И тебе придется смириться с этим.

— Я избавлюсь от тебя, — ответил Гарри, качая головой, и на губах его появилась печальная улыбка. — Поверь мне, Фаэтор, я избавлюсь от тебя, даже если ради этого мне придется избавиться от себя самого.

— Самоубийство? — с упреком воскликнул Фаэтор. — Нет, только не ты, Гарри! Ты упорен и упрям не в меньшей степени, чем те, за кем ты охотишься и кого уничтожаешь. Ты никогда не убьешь себя, пока есть надежда и хоть малейший шанс убить еще одного из них!

— Ты хочешь сказать — одного из вас? Но ты ошибаешься, Фаэтор. Что касается меня, я всего лишь человек, а потому легко могу умереть. Пустить себе пулю в голову, например, как бедняга Тревор Джордан... Я даже ничего не почувствую при этом. Поверь, такой вариант очень соблазнителен.

— Но в твоих мыслях нет и намека на самоубийство, — пожал плечами Фаэтор, — так зачем же притворяться? Неужели ты думаешь, что я испугаюсь? Как можешь ты испугать меня этим, Гарри? Ведь я уже мертв!

— Но во мне ты обретаешь жизнь, не так ли? Послушай, я хочу сказать тебе кое-что. На самом деле, ты уже сейчас не знаешь, что именно есть в моих мыслях. Я могу прятать их, скрывать даже от тебя. Это все благодаря общению с мертвыми. Оно научило меня этому. Скрывая свои мысли от мертвых, я стремился не причинять им лишнюю боль. Но с таким же успехом я могу делать это ради других целей.

Гарри ощутил, что Фаэтор на миг заколебался, и потому он понимающе добавил:

— Вот видишь! Я знаю, что у тебя сейчас на уме, старый дьявол. А попробуй узнать, о чем сейчас думаю я, если я спрячу от тебя свои мысли... вот так...

И тут отец вампиров почувствовал, что в глубинах разума Гарри его окружает полная пустота, упавшая на него плотным одеялом, окутавшая его с головы до ног. Он вновь находился в глубине земли в окрестностях Плоешти, там, где с того самого дня, когда Ладислав Гирешци лишил его жизни, покоились его бренные останки.

— Убедился? — спросил Гарри, вновь озаряя светом свои мысли. — Я умею полностью закрываться от тебя, могу изгнать тебя из своего разума!

— Нет, не изгнать, Гарри, — возразил Фаэтор, — а только лишь поставить передо мной перегородку. Но как только ты расслабишься, я тут же вернусь обратно.

— Так будет всегда?

— Нет, — после непродолжительного молчания ответил Фаэтор, — ибо мы с тобой заключили сделку. И до тех пор пока ты будешь выполнять ее условия, буду выполнять их и я. Когда Яноша не станет, ты избавишься от меня.

— Ты клянешься?

— Душой своей клянусь? — голос Фаэтора клокотал, как темное и мрачное болото, а на несуществующих губах играла слабая улыбка.

Вампир ответил со свойственным ему сарказмом, но, несмотря на это, Гарри лишь только сказал:

— Я заставлю тебя выполнить свое обещание. Запомни, Фаэтор, я сумею настоять на этом.

Голос его при этом звучал ровно и был холоден, как пространство между звездами.

Манолис сам управлял катером с небольшой кабиной и очень мощным мотором, оставлявшим за собой белоснежный пенистый след, постепенно оседавший и вновь превращавшийся в голубую воду. Не теряя из вида берега, они обогнули мыс Коумбурно и обогнали любителей покататься на водных лыжах возле пляжа в Критике раньше, чем там появился и вошел в воду Гарри.

К девяти часам утра они прошли мимо мыса Минос и, держа берег по левому борту, направились в сторону Алимнии. Дарси опасался морской болезни, но море было удивительно спокойным, гладким, как стекло, а легкий ветерок дул прямо в лицо... можно было подумать, что он наслаждается комфортабельным отдыхом. Все было бы так, если бы Дарси не был совершенно уверен в том, что впереди его ожидает нечто ужасное.

Около десяти часов перед самым носом стремительно разрезающего воду катера появилась пара дельфинов. Они весело играли и резвились, в то время как катер пролетал между голыми скалами Алимнии и Макри. И вот наконец впереди возник Халки (Манолис, правда, утверждал, что правильнее называть его Калки).

Через пятнадцать минут они уже пришвартовались в бухте, и Манолис тут же завел оживленный разговор с двумя рыбаками с обветренными лицами, которые чинили на берегу свои сети. Пока грек вел будто случайно завязавшуюся беседу, умело задавая вопросы, чтобы выяснить, все, что ему было необходимо, Дарси купил в крошечной лавочке, стоявшей возле самой воды, карту и принялся внимательно изучать расположение острова. Хотя, надо признать, изучать было нечего.

Остров, протянувшийся с востока на запад, представлял собой огромную скалу примерно шесть миль длиной и четыре шириной. В миле или двух к западу вверх вздымались лишенные всякой растительности, казавшиеся необитаемыми вершины и гребни гор, к которым непонятно зачем протянулась единственная на всем острове дорога. Дарси понял, что их путь с Манолисом, лежит именно туда, в конец этой... дороги и вверх, в горы. Впрочем, карта для этого ему не была нужна вовсе, ибо его дар подсказывал ему маршрут с того самого момента, когда он только ступил на берег.

Наконец Манолис закончил разговор с рыбаками и подошел к Дарси.

— Никакого транспорта, — сказал он. — Идти придется около двух миль, а потом подниматься в горы. И конечно же, нашу... как бы это сказать... корзинку для пикника придется нести самим. Похоже, нам предстоит долгий путь по жаре, друг мой, и все время придется идти в гору.

Дарси огляделся вокруг.

— А это что? — спросил он. — Разве вот это не транспорт? — Из узенькой улочки, тарахтя и громыхая, пыхтя, как паровоз, выехала странная трехколесная машина, тащившая за собой прицеп на четырех колесах. Она остановилась в так называемом “центре города”, которым служил берег моря с расположенными вдоль него тавернами и барами.

За рулем сидел маленького роста худой грек лет сорока пяти. Он слез с водительского места и вошел в бакалейную лавку. Дарси и Манолис подождали, пока он выйдет обратно. Его звали Никое, и он был владельцем небольшой таверны и гостиницы на пляже, расположенной за узким мысом позади города. Дела его сейчас шли неважно, а потому за небольшое вознаграждение он согласился довезти их до конца дороги. Когда Манолис назвал сумму — полторы тысячи драхм, глаза у Никоса загорелись, он быстро погрузил купленные им для таверны рыбу, бакалейные товары, выпивку и кое-какие другие продукты, и они отправились в путь.

Конечно же, сидеть в кузове было лучше, чем тащиться пешком, хотя разница была невелика. По пути Никое остановился возле своей таверны, выгрузил покупки и открыл пару бутылок пива для своих пассажиров. Затем все трое двинулись дальше.

Немного погодя, привыкнув к тряске и устроившись поудобнее, Дарси глотнул пива и обратился к Манолису:

— Что вам удалось выяснить?

— Их там двое, — ответил Манолис. — Они спускаются вниз по вечерам, чтобы купить мяса, при этом покупают только красное мясо и никогда — рыбу. Иногда выпивают бутылку вина. Держатся всегда вместе, разговаривают мало, еду готовят себе сами, у себя наверху... если они вообще что-либо готовят. — Он пожал плечами и, сощурив глаза, посмотрел на Дарси. — Работают они главным образом по ночам, когда ветер дует с их стороны, жители городка слышат доносящиеся оттуда взрывы. Несильные, ибо они используют лишь небольшие заряды, чтобы убрать с пути камни. Днем... днем их редко видят за работой. Они отдыхают в пещерах.

— А как же туристы? — спросил Дарси. — Разве они им не мешают? И каким образом Лазаридису, то есть Яношу, все это удалось? Я имею в виду разрешение на проведение раскопок в этих развалинах. Ваше правительство что, с ума сошло? Ведь это же... это же историческая ценность!

— Ну, у врикулака, несомненно, есть друзья, — пожал плечами Манолис. — Так или иначе, он не проводит раскопки в самих руинах. Позади замка, который стоит на самом гребне скалы, отвесная стена, имеющая уступы и пещеры. Вот там они и копают. Местные жители считают их сумасшедшими. Да разве могут быть там спрятаны хоть какие-нибудь сокровища? Только камни и пыль — и ничего больше!

Дарси кивнул.

— А не кажется ли вам, что Яношу виднее? Суть в том, что он сам спрятал их, а потому ему лучше знать, где именно следует копать.

Манолису оставалось лишь согласиться с таким доводом.

— Что касается туристов... их сейчас на острове не более тридцати человек. Они проводят время главным образом в тавернах на берегу или просто бездельничают и гуляют. Ведь они же на отдыхе! Некоторые поднимаются к замку, но никто и никогда не заглядывает дальше. И, конечно же, никому и в голову не придет идти туда ночью.

— И все-таки это очень странно и таинственно, — сказал Дарси. — Это судьба.

— Что именно?

— Мы идем туда, наверх, чтобы убить этих... этих существ.

— Да, — ответил Манолис, — но только в случае необходимости. Только если они и в самом деле те существа...

Дарси невольно вздрогнул и поежился, а потом посмотрел на длинную, узкую плетеную корзину, стоявшую у их ног. В ней лежали гарпунные ружья, деревянные колья, арбалет Гарри Кифа и галлон бензина в полиэтиленовой канистре.

— О, это они, — помолчав, сказал он и коротко кивнул. — Поверьте моему слову — это они...

Пятнадцать минут спустя Никое остановил свою колымагу на площадке для разворота, за которой начинался подъем. Слева круто уходили вверх узкие, похожие на козьи тропы дорожки, которые были когда-то улочками разрушенного, древнего, покинутого всеми, города, над руинами которого сверкал белоснежным камнем монастырь, судя по всему действующий и поныне. А еще выше, на самой вершине отвесной скалы...

— Вот он, замок! — едва слышно воскликнул Манолис Как только Никое с шумом и треском развернул свою великолепную рабочую лошадку на трех колесах и она, подпрыгивая и громыхая, покатилась вниз, обратно в долину, Дарси прикрыл рукой от солнца глаза и взглянул на величественные стены замка, как и много столетий прежде, стоявшего на страже, охранявшего остров.

— Но... есть ли здесь путь наверх?

— Да, — кивнул Манолис, — козья тропа. Она очень крутая и извилистая, но вполне безопасная. Так, во всяком случае, мне сказали рыбаки.

Они взяли корзину за обе ручки и стали подниматься в гору. Пройдя монастырь, в том месте, где начинался действительно крутой подъем, они остановились и оглянулись назад. За долиной они увидели давно заброшенные поля и остовы домов, торчавшие среди одичавших оливковых и фруктовых садов, за которыми уже никто не ухаживал.

— Губки... — попытался объяснить Манолис. — Эти люди были ловцами губок. А когда губок в этих местах не стало, не стало и этих людей. Кто знает, может быть, туристы когда-нибудь вернут эти места к жизни... Как вы думаете?

Но Дарси думал сейчас совсем не о жизни...

— Продолжим, — сказал он. — Я уже сейчас не хочу идти дальше, и если мы еще хоть немного задержимся здесь, я вообще не сдвинусь с места.

Дальнейший путь лежал мимо камней цвета охры, желтоватых обнажившихся пород и время от времени возникавших провалов, стоило заглянуть в которые, как тут же начинала кружиться голова — такими глубокими и отвесными они были. Наконец они оказались возле огромных стен замка и, пройдя под массивной покосившейся плитой одного из проемов, очутились внутри. Замок был творением многих эпох и народов, и Дарси совершенно справедливо говорил о его огромной исторической ценности. Здесь бывали древние греки, византийцы, крестоносцы и многие-многие другие. Со стен толщиной в три или четыре фута открывался великолепный, поистине фантастический вид: берега Халки и все окрестные острова лежали перед ними, как на ладони.

Перебравшись через каменные завалы, они попали в полуразрушенный остов часовни замка, на стенах которой кое-где еще сохранились, потускневшие изображения святых с поблекшими нимбами. Наконец они, пройдя чуть дальше, остановились на краю развалин, и перед ними открылся Тракийский залив.

— Они там, внизу, — сказал Манолис. — Видите темное пятно на фоне скал? Это обломки камней — результаты их раскопок. А теперь нам нужно отыскать дорогу к ним. Дарси, с вами все в порядке? У вас опять появился этот взгляд...

Дарси отнюдь не был в порядке.

— Они... они там... — ответил он. — Я чувствую, что у меня ноги приросли к месту, словно свинцом налились. О Господи! Это все мой предательский талант!

— Вы хотите немного отдохнуть?

— О Боже! Ни в коем случае! Я тогда совсем с места не сдвинусь. Пойдемте поскорее.

По пути им кое-где встречались валявшиеся пустые пачки из-под сигарет, царапины на скалах, местами песчаная почва была утоптана обутыми в кроссовки и ботинки ногами. Дорогу вниз они нашли легко и без труда преодолели весь путь. Вскоре они наткнулись на тачку и сломанную кирку, брошенные на площадке естественного уступа, образованного ветрами в монолите скалы. А чуть впереди увидели кучи камней, вытащенных, по-видимому, в процессе раскопок, и несколько пещер, отверстия входов в которые чернели на фоне скальной стены. Очень тихо и осторожно они подобрались к тому месту, где следы раскопок казались самыми свежими и замерли у входа в одну из пещер. Потом достали из корзинки и зарядили гарпунные ружья.

— Вы уверены, что они нам понадобятся? — шепотом спросил Манолис.

— О да, не сомневаюсь, — ответил Дарси, лицо которого было пепельно-серым.

Манолис шагнул было в темное отверстие в скале.

— Подождите! — прошептал Дарси. — Будет лучше, если мы заставим их выйти наружу.

— И тем самым обнаружим свое присутствие?

— На солнце мы будем иметь преимущество, — ответил Дарси, сглатывая слюну. — К тому же, у меня отчаянное желание бежать отсюда к чертовой матери, я готов в несколько прыжков взлететь на самую вершину скалы. А это значит, что они, вполне вероятно, уже знают, что мы здесь.

Он оказался прав. Из темноты пещеры возникла серая тень и осторожно двинулась в их сторону, туда, где они стояли возле самого входа. Дарси и Манолис переглянулись, словно по команде, одновременно подняли свое оружие и сняли его с предохранителей. Человек продолжал приближаться к ним из глубины пещеры, но теперь он повернулся боком и пригнулся.

Длинно и замысловато выругавшись по-гречески, Манолис перебросил гарпунное ружье в левую руку и выхватил из наплечной кобуры свою “Беретту”. Человек, точнее вампир, продолжал медленно подходить к ним все ближе и ближе, и они получили возможность рассмотреть его получше. Он был высоким, худым и выглядел каким-то взъерошенным, лохматым и неопрятным. На нем были надеты мешковатые штаны, широкополая шляпа и рубашка, незастегнутые рукава которой свободно болтались у запястий. Он был похож на огородное пугало, соскочившее со своего шеста, с той только разницей, что пугать он собирался вовсе не ворон.

— Это только... один из них, — сдавленно прошептал Дарси и вдруг почувствовал, что волосы у него на голове встали дыбом, ибо услышал шорох камней у себя за спиной.

Тот, что шел из пещеры, бросился вперед, и тут возникла ослепительная вспышка — пистолет Манолиса оглушительно выстрелил. Дарси оглянулся назад и увидел еще одно... существо, которое подкрадывалось к ним с тыла, собираясь вот-вот напасть, ибо оно было гораздо ближе, чем первое. Как и на том, что двигался из пещеры, на нем была помятая широкополая шляпа, а из-под нее смотрели яростно горящие желтые глаза. Хуже того, над головой его была угрожающе поднята кирка. Злобно оскалившись и рыча, он метил ею прямо в спину Дарси!

Дарси — вероятно, благодаря своему дару — повернулся как раз вовремя, чтобы успеть отразить атаку, и нажал на курок гарпунного ружья. Гарпун ударил точно в цель — прямо в грудь вампира. Тот резко остановился, выронил кирку и, схватившись руками за пронзивший его гарпун, попятился назад, пока не уперся спиной в стену скалы. Застыв на месте, Дарси, словно завороженный, смотрел на нетвердо стоявшего на ногах, мяукающего и визжавшего, плюющегося кровью вампира.

А в это время внутри пещеры Манолис, изрыгая проклятия, снова и снова нажимал на курок пистолета, преследуя отступавшего вампира. И вдруг... Дарси услышал нечеловеческий визг, звук выскользнувшего из ружья посеребренного металла и тут же еще один звук — когда гарпун вошел в мягкую плоть. Эти звуки заставили Дарси выйти из оцепенения, и он вдруг осознал, что их с Манолисом ружья теперь пусты, незаряжены. Он наклонился, чтобы достать из корзины еще два гарпуна, но в этот момент стоявший на уступе вампир качнулся вперед и одним ударом сбросил вниз корзину вместе со всем ее содержимым.

— О Господи! — хрипло воскликнул Дарси, в горле у которого все пересохло, в то время как существо с горящими глазами вновь повернулось в его сторону. Вампир на миг замер, огляделся и у самой стены увидел кирку. Он двинулся, чтобы поднять ее, одновременно бросился вперед и Дарси. “Беги! Беги!! Беги!!!” — кричал его дар, но Дарси с воплем “Чтоб ты сдох!”, как сумасшедший, бросился на согнутую фигуру вампира, сбил его с ног и сам схватил кирку. Она была очень тяжелой, но разъяренному Дарси показалось, что в руках у него детская игрушка.

Выходивший в этот момент из пещеры Манолис увидел, как Дарси размахнулся и орудие в его руках, описав смертоносную дугу, широким концом раздвоенного наконечника воткнулось прямо в лоб вампира. Издав какие-то хриплые, булькающие звуки, тот упал сначала на колени, а потом растянулся лицом вниз на камнях.

— Бензин! — выдохнул Манолис.

— Свалился вниз! — хриплым шепотом ответил Дарси.

Манолис заглянул за край уступа. Внизу, на глубине примерно пятидесяти футов, плетеная корзина зацепилась за каменный выступ и осталась лежать на покатом склоне, образованном осыпавшейся каменной крошкой, образовавшейся в результате раскопок. Крышка открылась, и часть содержимого корзины валялось рядом.

— Следите за обстановкой, а я ее сейчас достану, — шепнул Манолис.

Отдав Дарси пистолет, он начал спускаться вниз.

Дарси старался одновременно держать в поле зрения обоих вампиров — и того, который валялся на уступе с киркой во лбу, и того, который остался в пещере. Тот, с кем пришлось иметь дело ему, не был мертв. Будь он просто человеком, он, конечно же, давно бы уже умер, но существо обладало бессмертием. Часть его внутренней сути, представлявшая собой протоплазмическую плоть вампира, уже сейчас делала свое дело, залечивая нанесенные ему раны. На глазах у Дарси он вдруг содрогнулся, желтые глаза открылись, а дрожащие руки потянулись к торчавшему из груди гарпуну.