— Я не могу ответить тебе, мама, — хотел было сказать Гарри, но вынужден был промолчать.

— Но ты и так уже ответил мне, Гарри, — возразила она. И он знал, что это была правда, ибо мертвые не нуждаются в словах, произнесенных вслух. Если ты обладаешь соответствующим даром, достаточно произнести слова мысленно.

Гарри скорчился на берегу, почти приняв позу ребенка во чреве матери, сжал руками голову и замер в ожидании боли... Но боли не было!..

— Ах Гарри, Гарри, — тут же отозвалась мать. — Неужели ты мог подумать, что после всего, что произошло в тот раз, я смогу намеренно причинить тебе новую боль или позволить тебе сделать это самому себе?

— Мама, я... — он сделал новую попытку, поднимаясь на ноги и дрожа от ожидания боли, — я не понимаю!..

— Не правда, ты все отлично понимаешь! — с досадой, нетерпеливо воскликнула она. — Конечно же, понимаешь! Ты просто забыл. Ты каждый раз обо всем забываешь, Гарри.

— Забыл? Что забыл, мама? Что я забываю каждый раз?

— Ты забываешь, что в своих снах бывал здесь уже много раз. То, что сделал с тобой мой внук, не имеет здесь никакого значения. Вот о чем ты забыл и о чем забываешь каждый раз! А теперь позови меня, Гарри, помоги мне подняться, чтобы я могла немного прогуляться рядом с тобой и побеседовать.

Неужели он действительно мог разговаривать с ней в своих снах? Он часто делал это прежде, независимо от того, спал он или бодрствовал. Но теперь все изменилось.

— Все как прежде, сынок. Только каждый раз тебе приходится напоминать об этом.

И вдруг послышался другой голос. Он не принадлежал его матери, он звучал скорее не во сне, а где-то в закоулках памяти...

— Ты не имеешь права сознательно беседовать с мертвыми. А если заговорят с тобой они, ты должен немедленно забыть все, что они тебе скажут. В противном случае тебя ждет кара...

— Это голос моего сына, — вздохнул Гарри, наконец начиная понимать. — Сколько же раз мы разговаривали с тобой, мама? Я имею в виду — с тех пор как беседы эти стали причинять мне боль?

В тот момент, когда она собралась было ответить, Гарри позвал ее наверх. Она поднялась из воды, протянула к нему руку и, держась за него, выбралась на берег — такая же юная, как в тот день, когда умерла.

— Дюжину раз, а быть может, двадцать... или пятьдесят, — она мысленно пожала плечами, — трудно сказать, Гарри. И всегда так трудно пробиться к тебе. Ах, как мы скучаем без тебя, Гарри.

— Мы?

Он взял ее за руку, и они пошли по темной тропинке, тянувшейся вдоль берега реки, освещенные лунным светом, пробивавшимся сквозь бегущие по небу клочковатые облака.

— Да, я и все твои друзья — весь сонм мертвых. Не менее ста из них жаждут вновь услышать твой тихий и нежный голос, сынок, а миллионы других — узнать то, что ты сказал, а всех остальных интересует, как ты живешь и что с тобой происходит. А я... что ж... я теперь являюсь чем-то вроде оракула. Ибо они знают, что я — единственная, кому позволено с тобой беседовать и с кем ты разговариваешь чаще всего. Во всяком случае, так было раньше...

— Ты заставляешь меня чувствовать, что я утратил прежнее доверие, нарушил какие-то обязательства. Но они никогда не существовали. Все не так. Я ничего не могу поделать, но отныне я не могу беседовать с тобой. Вернее, я не помню, когда и о чем мы разговаривали. А почему ты говоришь, что ко мне теперь трудно пробиться? Ты позвала меня — и я пришел. Что же в этом трудного?

— Но ты не всегда приходишь, Гарри. Иногда я чувствую, что ты где-то рядом, зову тебя, но ты исчезаешь. И с каждым разом ждать приходится все дольше, как будто ты потерял к нам интерес или вовсе забыл о нас. Или мы стали для тебя той самой привычкой, с которой ты теперь решил... расстаться?..

— Нет, это не правда! — воскликнул Гарри, хотя знал, что мать права.

Не он решил отказаться от этой привычки — это сделали за него... это сделал его страх. Ужас перед умственной пыткой, которая ждала его, в случае если он снова заговорит с мертвыми.

— А если все-таки правда, — продолжил он уже более спокойно, — то моей вины здесь нет. Мой выжженный мозг уже не сможет быть вам полезным, мама.

— Что ж... — Гарри вдруг услышал новые для него, решительные нотки в ее голосе и почувствовал, что пальцы матери крепко сжали его руку. — В таком случае необходимо что-то предпринять. Я имею в виду твое нынешнее положение, Гарри. Потому что надвигается большая беда, сынок, и мертвые не могут спокойно лежать в своих могилах. Помнишь, я говорила тебе, что кое-кто хочет побеседовать с тобой, рассказать тебе нечто очень важное?

— Да, помню. Кто он, мама? И что такое важное он хочет мне рассказать?

— Он не захотел объяснять, а голос его доносился очень, очень издалека. Однако очень странно, Гарри, что мертвый еще способен ощущать боль... ведь смерть обычно избавляет нас от любой боли.

У Гарри кровь застыла в жилах. Он слишком хорошо знал, что в определенных обстоятельствах мертвые действительно могут страдать от боли. Сэр Кинан Гормли, уничтоженный советскими экстрасенсами, был обследован некроскопом Борисом Драгошани. И несмотря на то что он был уже мертв, сэр Кинан испытал жесточайшую боль.

— Это... что-то вроде... того?.. — спросил Гарри и затаил дыхание в ожидании ответа матери.

— Я не знаю, что это такое, — ответила она, повернувшись и глядя ему прямо в глаза, — потому что раньше не сталкивалась с чем-либо подобным. Но я очень боюсь за тебя, Гарри, я очень, очень за тебя боюсь! Ты спрашиваешь... похоже ли это на то, но я хочу в свою очередь спросить тебя: может ли случиться, будет ли когда-либо нечто подобное? И каким образом это может случиться, если ты уже не некроскоп? Мне остается лишь молиться, чтобы этого не случилось. Ты видишь, сынок, я буквально разрываюсь на части! С одной стороны, я скучаю без тебя, все мертвые скучают, но с другой... Если ты окажешься в опасности, нам придется обходиться без тебя.

Гарри почувствовал, что мать что-то недоговаривает.

— Ты уверена, мама, в том, что не знаешь, кто именно желает побеседовать со мной? Ты действительно не знаешь, где он сейчас находится?

Она выпустила его руку и отвернулась, избегая смотреть ему в глаза.

— Я не знаю, кто он, Гарри. Но его крик, этот вопль его разума!.. О да, я знаю, где он сейчас! И все мертвые это знают. Он в аду!

Гарри нахмурился, нежно взял мать за плечи и мягко развернул ее лицом к себе.

— В аду?

Она взглянула на него, открыла было рот, но ничего не ответила. Послышалось лишь какое-то клокотание, она закашлялась и сплюнула кровью... потом вдруг резко выпрямилась и вывернулась из его вдруг ослабевших рук. И тогда он увидел во рту у нее что-то блестящее, похожее на вилку, нечто, что никак нельзя было назвать человеческим языком. Кожа ее сморщилась, мгновенно постарела, стала похожей на изъеденный червями древний пергамент. Плоть отделилась от костей и клочьями начала падать на землю, обнажая скелет, рассыпаясь в прах, словно сгнивший саван. С криком ужаса она повернулась и бросилась прочь от него по берегу реки, но на секунду остановилась у излучины и оглянулась. Превратившись в гнилой, рассыпающийся скелет, она рассмеялась ему в лицо и ступила в воду. И в этот момент он увидел, что глаза ее в лунном свете горят алым огнем, а зубы — ни что иное как кривые и острые клыки!

— Мама-а-а-а! — только и мог крикнуть ей вслед буквально пригвожденный к месту, застывший от страха Гарри... Но в ответ услышал другой голос, совсем не похожий на голос матери:

— Га-а-а-рри! — голос доносился откуда-то очень издалека, но Гарри все-таки стал крутить головой во все стороны и оглядывать берег, освещенный сиянием луны. Однако никого не увидел — Гарри-и-и! — вновь, уже яснее и отчетливее послышался голос. — Га-а-а-рри Киф!

Как и говорила мать, в этом голосе звучали поистине адские муки Ответить Гарри был не в состоянии. Он все еще никак не мог опомниться от перевоплощения, произошедшего с матерью, и воспринимал его, как некое страшное предупреждение, ибо понимал, что сама мать никогда не совершила бы ничего подобного.

Голос продолжал звать его, и Гарри слышал в нем отчаяние, муку, безнадежность.

— Гарри, Бога ради! Если ты там, отзовись, пожалуйста, ответь мне. Я знаю, что ты не имеешь права это сделать, не осмеливаешься. Но ты должен! Это происходит вновь, Гарри, это снова случилось Голос слабел, становился все тише, его телепатическая сила уменьшалась. А потому, если Гарри хотел понять суть происходящего, ему следовало поторопиться.

— Кто вы? — спросил он. — Что вы хотите от меня?

— Га-а-а-а-рри! Гарри Киф! Помоги нам! — Обладатель голоса не слышал Гарри, и голос постепенно исчезал, уносимый поднявшимся на берегу ветром.

— Как? — крикнул в ответ Гарри. — Как я могу вам помочь? Ведь я даже не знаю, кто вы!

На самом деле, однако, ему казалось, что он уже знает это. Мертвые очень редко обращались к нему вот так, без предварительного представления. Как правило, он сам, первым, находил их, а уже потом они имели возможность отыскать его снова. Именно поэтому он подозревал, что уже знал этого человека — или этих людей? — раньше, возможно в реальной жизни.

— Га-а-а-рри! Ради всего святого! Отыщи нас и положи этому конец.

— Как я могу отыскать вас? — крик Гарри прозвучал в ночи воплем отчаяния и разочарования. — И какой в этом смысл? Ведь когда я проснусь, я не смогу ничего вспомнить!

И тогда он услышал шепот, всего лишь шепот, постепенно затихающий, но достаточно громкий, чтобы вызвать на берегу реки ветер. Этот ветер подхватил Гарри и донес до него призыв, заставивший застыть кровь в жилах экс-некроскопа, покрывший мурашками все его тело, а потом заставивший его проснуться, вернуться в реальный мир.

— Найди нас и заставь замолчать, — умолял неизвестный голос — Оборви эти красные нити, немедленно, пока они не разрослись. Ты знаешь, каким образом это сделать, Гарри, — острая сталь, деревянный кол и очищающий огонь... Сделай это, Гарри, пожалуйста, сделай... это!..

Гарри внезапно проснулся. Прижимаясь к нему всем телом, Сандра пыталась успокоить его. Все его тело было покрыто холодным липким потом, он дрожал, как осиновый лист. Сандра тоже была испугана и смотрела на него широко распахнутыми глазами, слегка приоткрыв рот.

— Гарри! Гарри! — шептала она, буквально распластавшись на нем. — Все хорошо, все хорошо, это был всего лишь плохой сон, кошмар, не более.

Она обняла его за шею, ощущая, как гулко и лихорадочно бьется его сердце Все еще дрожа и задыхаясь, Гарри широко открытыми глазами лихорадочно оглядывался вокруг, постепенно узнавая знакомую обстановку комнаты. Проснувшись от его крика, Сандра сразу же включила свет.

— Что? Что? — воскликнул Гарри, вцепившись в нее дрожащими руками.

— Все в порядке, — тихо, но настойчиво повторила она. — Это был всего лишь сон.

— Сон? — До него, наконец, стал доходить смысл ее слов, и мрачно-безучастное выражение исчезло из его глаз. Мягко оттолкнув Сандру, он сел, потом вдруг с шумом вдохнул и вскочил на ноги — Нет! Это было нечто большее, чем просто сон! Господи! Я просто обязан вспомнить! — Но было слишком поздно, — все произошедшее затуманивалось, уходило куда-то вглубь, в подсознание... — Речь шла... шла... — Он в отчаянии тряхнул головой, и во все стороны разлетелись крупные капли пота. — ...Речь шла о моей матери... Нет, не о ней, но она тоже там была... Это было предупреждение?.. Да, предупреждение... но и что-то еще...

Это все, что ему удалось вспомнить. Остальное ушло, исчезло, но не по его воле, а по воле другого — такова была воля и власть его сына, оставившего в голове отца постгипнотические приказы.

— Черт! — выругался Гарри, вновь присев на краешек кровати, продолжая дрожать и все еще мокрый от пота...

Все это произошло примерно в четыре часа пять минут утра.

Гарри успел поспать часа три с половиной, Сандра — на час меньше. Когда он наконец успокоился и надел халат, она сварила кофе. Пока Гарри, не переставая дрожать, маленькими глотками пил бодрящий напиток, она попыталась вновь вернуть его к событиям сна, помочь ему вспомнить и одновременно кляла и ругала себя в душе за то, что заснула и все проспала. Если бы она оставалась рядом, наблюдая за ним, она сумела бы уловить отголоски этого кошмара, понять, что именно Гарри пережил в своем сне. Ее работа как раз и заключалась в том, чтобы помочь ему разобраться в собственных мыслях, вспомнить то, что он забыл, утратил. Неважно при этом, хотел ли он того или нет, хорошо это было для него или плохо.

— Бесполезно, — после долгих расспросов сказал наконец он и покачал головой, — все ушло... И возможно, это к лучшему. Мне следует быть... осторожным.

Сандра очень устала. Она не стала спрашивать, почему он должен быть осторожен, потому что знала причину Но ей следовало спросить, ибо предполагалось, что она ни о чем не может догадываться. Поэтому, когда она взглянула на Гарри, она поймала на себе пристальный взгляд его проницательных глаз и увидела вопросительно склоненную набок голову.

— А почему, собственно, все это так тебя интересует? — требовательно спросил он.

— Только потому, что ты почувствуешь себя гораздо лучше, если снимешь груз со своей души. — Это была ложь, но в ее ответе была своя логика. — Если пересказать кому-либо кошмарный сон, он перестает быть таким пугающим, ужасным.

— Вот как? Следовательно, таково твое отношение к кошмарам?

— Я только старалась тебе помочь.

— Но я же повторяю тебе, что не могу вспомнить, а ты продолжаешь приставать ко мне с расспросами. Это был всего лишь сон. Ну кому еще придет в голову с такой настойчивостью требовать от человека, чтобы он вспомнил то, что ему приснилось. Во всяком случае, без веских на то причин. Здесь что-то не так, Сандра, и боюсь, что я давно уже это чувствую. Старина Беттли утверждает, что в том, что наши отношения меня не вполне устраивают, виноват я сам... но теперь мне кажется, что он не прав.

Ответить ей было нечего, а потому она промолчала, сделав вид, что обиделась, и отодвинулась от него. На самом же деле, она понимала, что обиженным должен чувствовать себя Гарри, а этого ей хотелось меньше всего. Когда же он вернулся обратно в постель, она легла рядом и ощутила, как он холоден, как задумчив и напряжен... не случайно он повернулся к ней спиной...

Через час с небольшим природная потребность заставила ее проснуться. Гарри, отключившись от всего мира, забылся тяжелым сном и лежал, словно мертвый. От этой мысли Сандра поежилась, но, конечно же, он не был мертв, он был просто до крайности измучен — если не физически, то морально. Все его тело словно налилось свинцом, глаза оставались неподвижными, дышал он глубоко и ровно. Снов больше не было... До рассвета оставалось не более трех четвертей часа...

Несмотря на то что Гарри лежал совсем рядом, Сандра чувствовала, что он очень далеко от нее. Их отношения напоминали причудливо связанное кружево, что отнюдь не устраивало Сандру. Достаточно лишь одной соскользнувшей петли — и весь узор распадется, разрушится. Этого ни в коем случае допускать нельзя.

Прошлой ночью они так чудесно занимались любовью! Причем она уверена, что хорошо было им обоим.

Желая возобновить и усилить испытанные ею чудесные, восхитительные эмоции, она обняла его, провела рукой сверху вниз и обхватила пальцами его плоть. Уже через минуту ее усилия были вознаграждены — она почувствовала под рукой напряжение и пульсацию. Прекрасно сознавая, что это всего лишь инстинктивная, животная реакция, она тем не менее была благодарна и за это.

Понимала она и то, что ее преданность отделу подвергается весьма серьезному испытанию и не выдерживает его. Отдел экстрасенсорики оплачивал ее счета, но в жизни есть вещи гораздо более важные, чем деньги и плата по чекам. Гарри — вот кто был ей нужен! Он давно уже перестал быть для нее объектом очередного задания. Наступал момент — он был все ближе и ближе, — когда ей придется отказаться от работы, послать ко всем чертям отдел и рассказать обо всем Гарри. Тем более что он, похоже, и так уже о многом догадался.

Мысли в ее голове начали путаться и кружиться...

Прежде чем провалиться в сон, она услышала в саду какой-то шум — звуки доносились со стороны, обращенной к реке. Чьи-то медленные шаркающие шаги... Барсук? Она сомневалась, что здесь водятся барсуки. Может быть, ежи... В любом случае это не воры, не грабители... В таком заброшенном, запущенном месте их просто не может быть... Брать здесь нечего... Барсуки... Ежи... Скрип гравия на дорожках сада... Кто-то что-то делает там...

Сандра дремала, но даже сквозь сон до нее доносились эти странные звуки. Они не позволяли ей уснуть, и она изо всех сил старалась удержаться на грани сна и бодрствования. Но едва лишь первые, слабые еще лучи рассвета проникли сквозь шторы в комнату, звуки постепенно затихли. До нее донесся знакомый скрип ворот в конце сада и что-то, похожее на шаркающие шаги... потом все стихло.

Вскоре запели птицы, и она увидела поднимающегося по лестнице Гарри, несущего поднос с дымящимся кофейником и бисквитами.

— Завтрак, — просто сказал он. — У нас была тяжелая ночь.

— Правда? — спросила она, садясь.

Гарри пожал плечами. Он был все еще бледен, но уже не выглядел таким изможденным. Ей показалось, что она заметила какое-то новое выражение в его глазах. Что это? Настороженность? Запоздалое вынужденное осознание? Решимость? Трудно определить точно, когда речь идет о Гарри. А если это решимость? Что он намерен сделать, что сказать? Она непременно должна опередить его.

— Я люблю тебя, — сказала она, ставя чашку на маленький прикроватный столик. — Забудь обо всем остальном и помни только это. Я ничего не могу с собой поделать, да, впрочем, и не хочу — я люблю тебя.

— Я... я... я не знаю, — ответил он. Однако при виде Сандры, сидящей вот так в кровати, при виде ее затвердевших, до боли напряженных сосков трудно было не испытать желания. Ей было хорошо знакомо это выражение в его глазах, она протянула руку к поясу халата...

Объятия их были страстными... она буквально обвилась вокруг него, и ее теплая, мягкая и нежная грудь крепко прижалась к его телу. Он касался ее в тех местах, где она любила его прикосновения, гладил влажную и чувствительную область соединения их тел. Им обоим было, как никогда прежде, хорошо... Кофе совсем остыл...

Чуть позже, уже внизу, когда закипал кофейник со свежим кофе, Гарри сказал — Вот теперь я бы с удовольствием хорошо позавтракал.

— Яйца с беконом? На свежем воздухе" Во внутреннем дворике? — Сандра подумала, что, судя по всему, самое худшее уже позади и теперь она сможет поговорить с ним откровенно, не опасаясь разрушить все окончательно. — Ты считаешь, что там достаточно тепло?

— В середине мая? — Гарри пожал плечами. — Думаю, что не жарко, конечно. Но солнце светит, на небе ни облачка, так что... я бы сказал, что там скорее свежо, чем холодно.

Она повернулась к холодильнику, но он поймал ее за руку.

— Если хочешь, я сам все сделаю. Думаю, что мне доставит удовольствие приготовить для тебя завтрак.

— Прекрасно! — улыбнулась она и ушла в глубь дома, в сторону его передней части. На самом деле это была его задняя часть, но когда она попадала сюда и смотрела отсюда на реку, ей всегда казалась, что главный фасад именно здесь.

Когда она открыла высокие окна внутреннего дворика, выходящие в обнесенный высокими стенами сад, первое, что бросилось ей в глаза, это распахнутая настежь калитка в стене, покачивающаяся на ржавых петлях. И тут она вспомнила, что на рассвете слышала, как она со скрипом открывалась. Может быть, виной тому был порыв ветра, но ей не показалось, что ночь была ветреной.

Сандра прошла через неровно вымощенный внутренний дворик с его видавшей виды, потрепанной садовой мебелью. Сад был залит солнцем, казалось, он сконцентрировал и вобрал в себя все яркие лучи утреннего майского солнца. Каменные стены уже нагрелись и были теплыми. Сандра подумала, что, если Гарри приведет здесь все в порядок, жить в этом доме будет вполне удобно и приятно.

За последние четыре-пять лет он уже и так немало сделал — как в саду, так и в доме. Во-первых, он оборудовал центральное отопление и расчистил заросли. Она пересекла дворик, вышла в сад и направилась вниз по мощеной дорожке, разделявшей сад надвое. Трава выросла уже чересчур высокой, но с ней еще вполне можно справиться. В том месте, где начинался спуск, в саду были сделаны террасы — сложенные из камня стены удерживали почву от осыпания. Сад был задуман как плодовый, с огородными грядками, хотя вся растительность в нем теперь состояла из обширных зарослей крапивы, одичавшей куманики и огромных лопухов ревеня.

Она заметила, что в верхней части стены не хватает нескольких камней, и сразу же вспомнила странные звуки, услышанные ею в полусне. Если бы камни верхнего ряда просто упали, сдвинутые со своего места по той или иной причине, они лежали бы здесь же, возле стены. Но там ничего не было — камни из верхнего ряда таинственно исчезли, и все. Сандра даже и представить себе не могла, чтобы кто-то тайком проник в сад лишь затем, чтобы украсть несколько камней! Что ж, возможно, Гарри знает что-либо обо всем этом и сумеет прояснить ситуацию...

Сандра подошла к калитке и взглянула на заросший тростником берег реки, окутанный в этот ранний час низким густым туманом. Все вокруг казалось тихим и спокойным, но извилистая лента реки с лежащим на ней, словно сливки поверх молока, туманом, вызывала в душе какое-то жутковатое, мистически-загадочное чувство. Никогда прежде ей не приходилось видеть ничего подобного. Возможно, однако, такое явление предвещало теплый день...

Сандра закрыла калитку, подперла ее половинкой кирпича и остановилась, вдыхая свежий утренний воздух. И тут же замерла, ей показалось, что она почувствовала какой-то запах... всего лишь на мгновение... а потом он исчез... пропал совершенно.

Вот, наверное, чем были вызваны ночные звуки, все это шарканье и фырканье, — невдалеке ночные обитатели этих мест суетились вокруг какого-то несчастного мертвого существа, валяющегося в зарослях на берегу. Поэтому, вероятно, здесь появился и этот клубок — на заросшей тропинке за калиткой извивались в причудливом тандеме какие-то личинки или черви. Черви Фу Какие мерзкие твари!

На высокой стене сада она увидела стайку малиновок, очень внимательно, как ей показалось, наблюдавших и за ней и за червяками. Она подумала, что, если она сейчас уйдет, эти красногрудые птички быстро покончат с отвратительным клубком. Что ж, приятного аппетита Она не станет им мешать, а уж тем более завидовать Она нахмурилась и отвернулась... И тут увидела наконец, куда делись исчезнувшие со стены камни. Конечно же, это было делом рук Гарри Он выложил ими пологий склон сада. К тому же, по странной прихоти или из каприза, сделал так, что они образовали буквы.

Но прежде чем она успела разобраться, что означают эти буквы, за окнами внутреннего дворика появился Гарри, держа в руках поднос с дымящимся кофейником, чашками, молоком и сахаром.

— Завтрак будет готов через пять минут, — крикнул он. — Ты не успеешь и глоток сделать, как я уже принесу еду.

Она тут же забыла о каменных буквах и пошла обратно по дорожке к тому месту, где Гарри оставил на столике кофе.

Во время завтрака, однако, она вновь вспомнила о камнях и спросила Гарри, зачем он это сделал.

— Гм-м-м... — Гарри удивленно поднял бровь. — Какие камни?

— В саду, на лужайке.

— Ну да, — ответил он, — вокруг лужайки действительно есть камни. Так что из этого?

— Я не о них, — возразила Сандра. — Я о тех, что на самой лужайке. О тех, из которых выложены буквы. — Она улыбнулась и насмешливо добавила:

— В чем дело, Гарри? Ты посылаешь таким образом секретные донесения летчикам, направляющимся в Эдинбургский аэропорт? Или это что-то другое?

— На лужайке? — Он замер, не донеся до рта вилку. — Донесения?.. — Гарри положил вилку и нахмурился. — Где именно, в каком месте?

— Да вон же, вон там! Если хочешь, пойди и посмотри своими глазами.

Именно так он и поступил. По выражению его лица Сандра догадалась, что он ровным счетом ничего не понимает. Она встала из-за стола и подошла к нему. Вдвоем они принялись внимательно изучать замысловатый каменный узор. Он не был закончен, и смысл его понять было весьма сложно.

ЕНЛ

ТДЖР

РО

— Послание?.. — задумчиво, словно говоря сам с собой, произнес Гарри. Он еще с минуту пристально разглядывал каменные буквы, потом вдруг нервно облизнул пересохшие губы и быстро обвел взглядом сад, внимательно всматриваясь во все уголки. Сандра не могла понять, что именно он ищет. Он стал вдруг на удивление спокойным, сильно побледнел, и было очевидно, что его весьма беспокоит нечто, ей пока не известное.

— Гарри, — обратилась она к нему, — в чем все-таки дело?..

Он скорее почувствовал, чем услышал тревогу в ее голосе, и обернулся.

— А? Что?.. Да нет, ничего особенного. Наверное, в сад забрались какие-то дети. Они-то и перенесли несколько камней... Подумаешь... — Он рассмеялся, но смех получился невеселым и безжизненным.

— Гарри, — начала она снова, — я...

— Как бы то ни было, ты совершенно права, — резко перебил он ее. — Здесь чертовски холодно. Давай войдем обратно в дом.

Пока они собирали со стола остатки завтрака, она вдруг заметила, что Гарри принюхивается, а на лице его появились новые глубокие морщинки, вызванные еще большей озабоченностью. Казалось, что он начал что-то понимать, о чем-то догадываться.

— Какая-то мертвечина, — сказала она и увидела, как он заметно вздрогнул.

— Что?!

— В зарослях тростника, возле реки. Какое-то мертвое существо. На дорожке полно червей. Их едят птицы.

Ее сами по себе вполне невинные слова привели Гарри поистине в ужасное состояние.

— Они их едят... — повторил он и, не медля ни секунды, поспешил вернуться в дом.

Взяв у него из рук поднос, она отнесла посуду в кухню, а затем прошла в кабинет к Гарри. Он ходил взад и вперед, время от времени останавливаясь и выглядывая через окна внутреннего дворика в сад. К моменту ее прихода он, казалось, уже успел принять какое-то решение и постарался придать своему лицу менее измученное выражение.

— Ну, какие у тебя на сегодня планы? — спросил он. — Будешь рисовать? Что там у тебя сегодня на картоне?

Эти несколько слов сказали ей очень и очень многое. Сандра была модельером одежды. Она действительно создала несколько модных моделей для женщин и даже добилась определенных успехов, но, в сущности, это служило ей лишь прикрытием в работе на отдел экстрасенсорики. Накануне вечером она сказала Гарри, что сегодня не собирается ничего делать, и ясно дала понять, что они могут провести этот день вместе. И вот теперь, по каким-то одному ему известным причинам, он совершенно определенно намекает, что ей лучше уйти.

— Ты хочешь, чтобы я уехала? — спросила Сандра не в силах скрыть разочарование.

— Сандра, — он оставил слабые попытки увильнуть от ответа и продолжил, глядя куда-то в сторону:

— Мне нужно остаться одному, чтобы подумать. Неужели ты не можешь меня понять?

— А я буду тебе мешать? О да, это я понимаю. — Тон, каким были сказаны эти слова, говорил, однако, об обратном. Прежде чем Гарри успел ей возразить, она продолжила — Гарри, вся эта история с камнями в саду... я...

— Послушай, — раздраженно оборвал он ее, — я ничего не знаю об этих камнях. Насколько мне известно, они лишь малая часть... часть... часть... Боже мой! Да что угодно!

— Часть чего, Гарри? — Он не мог не услышать обеспокоенности в ее голосе Но он, казалось, ничего не заметил.

— Понятия не имею, — все так же резко ответил он, а потом покачал головой и бросил на нее вопросительный, испытующий, едва ли не укоризненный взгляд.

— Может быть, мне следует спросить об этом тебя? Иногда мне кажется, что ты гораздо больше, чем я, знаешь обо всем, что происходит в этом доме. Так или нет?

Ничего не ответив, она принялась молча собирать свои вещи. Когда вся эта история, в чем бы она ни заключалась, закончится, у нее еще будет время, чтобы рассказать ему о своих связях с отделом экстрасенсорики. Именно тогда настанет благоприятный момент для того, чтобы окончательно покончить с ее работой в отделе и начать новую жизнь. Вместе с Гарри, если, конечно, он захочет, чтобы она осталась с ним рядом.

Он оделся и ждал в машине, пока она соберется. Они проехали по боковой дороге, отходящей от старых домов, затем по каменному мосту и оказались на шоссе, ведущем в Боннириг, откуда она могла добраться до Эдинбурга на автобусе. Она уже неоднократно так поступала, и путь не был слишком утомительным.

Сандра не собиралась еще раз заговаривать сейчас на эту тему, но, выходя из машины, неожиданно для себя, все же спросила:

— Мы вечером увидимся? Ты хочешь, чтобы я приехала сюда?

— Нет, — покачал он годовой Она повернулась, чтобы уйти, но он вновь окликнул ее — Сандра Она обернулась и взглянула на его бледное, озабоченное, расстроенное лицо. Но Гарри лишь беспомощно пожал плечами и добавил:

— Я не знаю Я и в самом деле ничего не знаю — Ты позвонишь мне?

— Да, — кивнул он и даже сумел выдавить улыбку. — И еще. Сандра... все в порядке. То есть я хочу сказать, что мне с тобой хорошо У нее словно тяжелый груз с плеч свалился, и на сердце стало легко. Большего от Гарри и ожидать не приходилось. Сандра наклонилась к открытому стеклу машины и поцеловала Гарри — Конечно, — сказала она. — У нас все будет в порядке. Я уверена, что все у нас будет хорошо.

В это время в Эдинбурге Дарси Кларк и Норман Уэллесли ожидали перед построенным в георгианском стиле зданием со слегка закругленным, украшенным выступами фасадом. Здесь жила Сандра. Они сидели на заднем сиденье припаркованной у тротуара машине Уэллесли. Вместе с ними находились еще двое сотрудников отдела. Едва лишь Сандра появилась из-за угла, они вышли из машины и одновременно с ней оказались у входной двери. Ее квартира располагалась на первом этаже. Ни слова не говоря, она впустила их в дом.

— Рад видеть вас снова, мисс Маркхэм, — произнес, садясь, Уэллесли.

— Как дела, Сандра," — менее официально приветствовал ее Кларк и даже изобразил на лице вымученную улыбку.