Каструни там не был и Трэйс тоже спускаться не собирался, если, конечно, это хоть в какой-то степени от него зависело. Какой бы план ни разработали Гальбштейны, какую бы «западню» они не устроили Хумени и его подручным, сейчас самое время захлопывать ее — до того, как начнется что-то ужасное.

А если нет… тогда Трэйсу придется действовать на свой страх и риск.

С момента отъезда из обители он ни секунды не лежал спокойно. Он разминал руки и ноги — особенно левую ногу — и все тело, насколько это было возможно.

Но, что еще более важно, он разминал и свой мозг. Вполне вероятно, всего один, даже несильный толчок мог бы сейчас сбить его с ног. Но умственно он был на сто процентов готов ко всему. И не зря, поскольку именно здесь — здесь и сейчас — решится, жить Чарли Трэйсу дальше, или нет.

Он вместе с остальными вылез из лендровера, подделываясь под спотыкавшуюся неуверенную походку «братьев», когда они следом за Хумени потащились к темному отверстию у основания поднятой плиты. Там чудовище остановилось и оглянулось на остальных. И пока Трэйс отчаянно пытался решить, что же делать дальше, Хумени обратился к ним:

— Эй, вы, — каркнул он, — слушайте внимательно. До полуночи еще полчаса.

Сейчас я спущусь вниз и пробуду там — а потом вернусь. Тогда вы узнаете и о вознаграждении за сегодняшнюю ночную работу. Мистер Габелла, вы останетесь здесь и будете следить за порядком, как вам было велено, поскольку эти двое исключительно хитры. Надеюсь, вы в состоянии защитить себя, если они вздумают напасть на вас?

Габелла пожал плечами.

— Кто? Этот старикан и девка? Нет вопросов. Но на случай, если они все же собираются попробовать… — Послышался резкий щелчок — и в руке Габеллы появился пружинный нож с шестидюймовым лезвием. Уродливое оружие, казалось, выросло из его руки — очевидно, он умел с ним обращаться.

— Отлично! — одобрительно кивнул Хумени. Затем он взглянул на Амиру и ее отца и сделал неуверенный шаг по направлению к ним. Из складок его одеяния указующий перст уткнулся в их сторону. — Ну что, отец и дочь — вы два сапога пара. Неужели вы думали, что вам удастся обмануть меня? Или, что еще глупее, напугать? А уж ваша так называемая «западня» — вовсе глупость, которой нет равных!

— Я… то есть, мы, не понимаем о чем вы… — начала было Амира высоким от страха голосом.

— Еще как понимаете! — набросилось на нее чудовище, внезапно придя в ярость. — ОТЛИЧНО ПОНИМАЕТЕ!

Амира рухнула на руки отцу, по-видимому отброшенная одной лишь силой слов. Хумени лишь фыркнул по-звериному, и следующая фраза адресовалась уже всем присутствующим:

— Все ДОЛЖНЫ подчиняться мне беспрекословно — сегодня, сейчас и всегда — воля моего отца будет исполнена во что бы то ни стало! Знайте: что бы вы ни услышали, ни увидели и ни ощутили в следующие полчаса, будет исходить от меня. Габелла, возможно, ты увидишь то, что тебя напугает — да, даже тебя. Но ты должен оставаться на месте, стеречь и ждать. — Он обратил горящий взгляд на темные холмы за развалинами. — К сожалению, здесь есть те, кто собирается помешать мне, кто накинется на вас, подобно шакалам, когда я спущусь вниз и не смогу помочь. Но я видел их, и видел их посланец моего отца на этой земле — Демогоргон!

Демогоргон… Это имя вдруг ударило Трэйса как электрический разряд. Оно все подтверждало, все сводило воедино. Так значит это происходит с ним на самом деле и должно начаться прямо сейчас!

Под нижней границей кипящих прямо над ними туч вдруг угрожающе сверкнула белая молния. Молния, оглушительный треск которой был отчетливо слышен, хотя грома за ней и не последовало. Хумени задрал голову вверх, и капюшон с его головы упал. Он рассмеялся, и его изможденное лицо, освещаемое мелькавшими среди туч вспышками, казалось, впитывало их энергию. Теперь его голос окреп и превратился в какое-то чудовищное басовитое карканье.

— ОТЕЦ, Я ЧУВСТВУЮ ТВОЕ ПРИСУТСТВИЕ В НЕБЕСАХ, ГДЕ ТЫ ОБИТАЕШЬ. И Я ЗНАЮ, ЧТО СЕЙЧАС ТЫ ЗРИШЬ НА МЕНЯ ГЛАЗАМИ ДЕМОГОРГОНА! ДА БУДЕТ ТАК! СНОВА НАСТАЛО ВРЕМЯ СПУСКАТЬСЯ ПОД ЗЕМЛЮ, ЧТОБЫ СНОВА ВОССТАТЬ И ИСПОЛНЯТЬ ТВОЮ ВОЛЮ ОБНОВЛЕННЫМ И ПОЛНЫМ СИЛ.

БЫТЬ ПО СЕМУ! ВОТ ТОЛЬКО МЫ ЗДЕСЬ НЕ ОДНИ. МЕНЯ ОКРУЖАЮТ ТЕ, КТО ХОТЕЛ БЫ ПОВРЕДИТЬ МНЕ, А ЧЕРЕЗ МЕНЯ И ТЕБЕ! Я ХРАНИЛ ВЕРНОСТЬ ТЕБЕ НА ПРОТЯЖЕНИИ ДВУХ ТЫСЯЧ ЛЕТ, А СЕЙЧАС ПРОШУ ТВОЕЙ ПОМОЩИ.

ИСПОЛЬЗУЙ СВОЕ АДСКОЕ ПЛАМЯ, ПОЗВОЛЬ ДЕМОГОРГОНУ ДОХНУТЬ ИМ НА МОИХ НЕДРУГОВ!

— Нет! — закричал вдруг профессор Гальбштейн. Он вытащил откуда-то тонкий как карандаш фонарик, опустился на одно колено и отчаянно замигал им в сторону холмов, очевидно подавая какой-то условный сигнал.

— Отец! — взвизгнула Амира, падая на землю рядом с ним. — Отец, мы же на линии огня! — Но она тоже понимала, что это необходимо.

Виттори стоял к старику ближе всех и отреагировал первым. Он молниеносно шагнул вперед и рубанул его ребром ладони по горлу — но сигнал Гальбштейна уже был замечен. С вершин холмов из-под нависших туч протянулись яркие трассы. Они буквально на какие-то доли секунды опередили грохот выпустивших их пулеметов. Горячий свинец обрушился на развалины чуть позади группы Хумени, а потом — по мере того как стрелки корректировали огонь — смертоносный шквал стал подползать ближе.

Трэйс тут же распластался на земле. Деккер, Габелла и Виттори тоже. Два зомби, которых Хумени называл своими сыновьями, начали дергаться из стороны в сторону, совершенно беспомощные, сам же Хумени воздел к небу костлявые руки и разразился хохотом, совершенно не обращая внимания на приближавшиеся смертоносные струи огня. А тем временем вверху над его головой молнии стали еще ярче, образовав настоящую паутину белого света, сосредоточились в ее центре и — обрушились вниз!

Трэйс уже видел нечто подобное и знал, чего следует ожидать. Одно… два… три… четыре… пять… ослепительных лезвий молнии вырвались из живого смерча Демогоргона и обрушились вниз. И в этот момент, когда небо стало светлым, как днем, Трэйсу показалось, что он видит в крутящихся тучах огромную рогатую голову, страшное лицо, из глаз которого изливаются потоки разящей энергии. И тут же пулеметный огонь с холмов прекратился, щелчки пуль вокруг стихли, и воцарилась тишина. Пять похожих на залпы ударов молний — пять оглушительных взрывов — и к небу из-за высоких холмов поднялись пять грибов огня и дыма. Какое-то мгновение на этих, кажущихся такими близкими, склонах мелькало несколько фигурок — живые факелы, отчаянно вопившие в предсмертной агонии. Воздух снова сотрясли взрывы, скалы и небо побагровели от света погребальных костров взвода лучших израильских солдат.

После этого… мелькание вспышек в тучах понемногу успокоилось.

— Время уходит, — сказал Хумени. Сейчас его голос напоминал довольное урчание насытившегося зверя. — Деккер, возьмите фонарик этого старого идиота и ступайте вперед.

Но Деккеру уже явно расхотелось спускаться вниз. Он достаточно хорошо разбирался во всем противоестественном, но вот в сверхъестественном.. ? Поднявшись с земли и пытаясь отряхнуться дрожавшими руками, толстяк пробормотал:

— Я? Туда — вниз? Может быть, Лу хочет…

— Деккер, — резко перебил его рокочущий голос Хумени. — Мне еще раз обратиться к небу? И назвать молниям, которыми я повелеваю, ваше имя?

— Нет-нет! — Деккер поспешно поднял руки. Он, спотыкаясь, направился туда, где Амира пыталась привести в чувство своего отца, нагнулся и, подняв с земли фонарик, проверил — работает ли он. — О'кей, — сказал он, стараясь скрыть дрожь в голосе. — О'кей, можно идти.

Когда Деккер начал спускаться по каменным ступеням вниз, Хумени повернулся к своим подопечным. Ему достаточно было лишь сделать им знак рукой — и «братья» Трэйса покорно последовали за толстяком. Среди них шел Виттори, а потом настала очередь Трэйса. Он сделал вид, что тоже направляется к отверстию — но в самый последний момент схватил Хумени за иссохшую руку и толкнул его в зияющую дыру.

Чудовище потеряло равновесие, несколько мгновений отчаянно размахивало руками и наконец все же упало вниз. Но в падении ему удалось раскинуть руки в стороны и зацепиться ими за края отверстия, а потом на ощупь найти под собой невидимые в темноте ступеньки. Его руки вполне могли бы сломаться при этом, однако не сломались. Хумени наконец твердо встал на ноги, взглянул на Трэйса и указал на него трясущейся рукой.

— Ты… — прошипел он, видимо не в состоянии подыскать слов для выражения охватившей его ярости. — ТЫ..!

За спиной Трэйс вдруг услышал громкий металлический щелчок — нож Лу Габеллы!

Затем… сразу несколько событий, причем одновременно:

Трэйс обернулся. Габелла был уже почти прямо перед ним — и в руке его в свете далеких пожаров сверкало лезвие ножа…

— Нет! — как-то пугающе пронзительно заверещал Хумени. — Не трогай его! Он нужен мне живым!

Но грозная фигура Габеллы все приближалась, и тут из развалин Хоразина вдруг появились две тени, вскоре принявшие очертания людей. Невероятно знакомых людей.

— Враги! — прохрипел Хумени.

Снизу донеслись приглушенные невразумительные вопросы: это Деккер и Виттори начинали паниковать.

— Тихо! — рявкнул им Хумени. — Спускайтесь вниз и ждите!

Габелла наконец отвернулся от Трэйса и уставился на новоприбывших. Одетые во все черное и с укрытыми лицами, они остановились — но лишь на мгновение. Затем один из них шагнул вперед, сорвал с лица шарф, и стало видно его лицо. Хумени схватил факел, торчавший возле крышки-плиты, полетели искры из-под колесика зажигаемой трясущейся костлявой рукой зажигалки. Наконец старые пропитанные смолой тряпки загорелись, и пламя тут же разогнало тени. Хумени поднял факел над головой, пристально взглянул на человека, который уже подошел к Габелле вплотную — и его глаза чуть не вылезли из орбит.

— Каструни! — прокаркал он.

Габелла бросился вперед, лезвие его ножа описало сверкающую дугу. Но в том, что касалось ножей, Каструни был явно не новичком. И теперь в свете факела Хумени блистали уже два остро отточенных лезвия.

Грек парировал выпад Габеллы, пошел с ним на сближение, затем молниеносно нанес удар снизу вверх. Нож вошел Габелле в сердце, но Каструни для верности еще немного провернул его в ране, и только потом резко выдернул. Габелла рухнул сначала на колени, после этого — лицом вниз, и жизнь покинула его тело вместе с долгим "Аааааххх! ".

Хумени снова попытался получить поддержку от мелькавших в тучах молний. Он воздел руки к небесам и вскричал:

— Отец, я в опасности. Враги окружили меня! Позволь же Демогоргону…

Каструни размахнулся и метнул нож. Лезвие сверкнуло в воздухе и вонзилось в правое плечо чудовища чуть пониже ключицы. В этом месте у Хумени был старый шрам — след ранения, которое он очень хорошо запомнил и знал, что Каструни выбрал это место не случайно. Он дернулся, гортанно вскрикнул, схватился за торчавший из плеча нож и вырвал его. Но Каструни на этом не закончил. В его руке появился второй нож, он снова замахнулся и метнул его что было сил. На сей раз нож был нацелен прямо в сердце чудовища.

Хумени успел прикрыть грудь обеими руками и пригнуться. Нож пробил обе его ладони, скрепив их вместе, но грудь едва оцарапал. Хрипло визжа, чудовище разъединило руки, и нож с лязгом упал на каменистую землю. Затем Хумени покачиваясь, отступил назад, снова схватил выроненный им было факел, и, справившись с болью, опять обратил свое иссохшее лицо к кипящему небу.

— Демогоргон, — воззвал он, — сторожи их как следует. Пусть остаются здесь до моего возвращения. — Под конец — когда он уже исчез во тьме отверстия — голос его донесся с новой силой: — ПОСКОЛЬКУ ОНИ ЗАСЛУЖИЛИ ПРАВО ИСПЫТАТЬ МУКИ, С КОТОРЫМИ НИЧТО НЕ СРАВНИТСЯ!

Трэйс взглянул на небо и увидел, что там, как и до этого, начинает образовываться паутина белых молний. К нему наконец вернулся голос, и он воскликнул:

— Давайте спустимся вслед за ним — пока не поздно!

— Нет! — возразил знакомый голос. Второй незнакомец тоже скинул с лица шарф: Сол Гоковски. — Нет, Чарли, — повторил он, подходя ближе. — Пусть себе идет. Уверяю тебя — обратно он уже не выйдет. Мы планировали этот момент заранее и… — Но договорить он не успел.

Вверху копилась колоссальная энергия. Волосы на головах мужчин и девушки встали дыбом и начали потрескивать от статического электричества. Все небо теперь было пронизано пульсирующими жилами голубоватого света и на них быстро опускалась мерцающая сеть, сотканная из сверкающих нитей живой энергии.

Через какое-то мгновение они оказались полностью окружены куполом пульсирующего голубого огня.

Затем сеть начала стягиваться, и, когда круг сузился до диаметра менее чем в сотню футов, по сторонам ловушки в землю начали с треском бить разряды, предупреждая о смерти, грозящей всякому, кто попытается бежать.

Отец Амиры наконец пришел в сознание и быстро оценил ситуацию.

— Сол! — закричал он. — Вторая плита! Если эта штука стянется сильнее, мы не сможем ее одолеть!

Гоковски набрал полную грудь воздуха и сказал:

— Тогда помогайте мне. Ты, Димитриос, тоже. — И он начал нараспев произносить те самые непонятные слова со второй Хоразинской плиты, то самое, изгоняющее злые силы заклинание, которое Трэйс слышал еще в монастыре на Карпатосе. Гальбштейн и Каструни тут же подхватили, и когда их голоса присоединились к голосу Гоковски, шатер электрической энергии запульсировал, и по нему побежали яростные красные сполохи. Треск разрядов стал еще громче, а свет вспыхнул ярче — зло подпитывало себя, высасывая энергию из клубящихся туч, удваивая свою силу, чтобы устоять против жалких созданий, попавших в ловушку. И после совсем недолгой паузы круг снова начал сужаться.

— Мы проигрываем! — Голос Гоковски был хрипл. Сеть Демогоргона продолжала стягиваться, и он бросился к тому месту, где невысокая полуразрушенная стена отбрасывала темные тени. Завеса энергии была уже почти над самой стеной — как раз в этот момент Гоковски добежал до нее. Потом…

Гоковски вскинул руку, как будто пытаясь защититься … Его рука на мгновение коснулась пульсирующих нитей, он тут же отлетел назад и распростерся на земле.

Но в то же самое время завеса начала колебаться, и ее находившиеся в постоянном движении голубоватые прожилки вдруг пронзили уже золотистые, а не красные нити. Волны золотого света двинулись вперед, огибая остатки стены и то место, где стоял Каструни — место, где он спрятал вторую Хоразинскую плиту!

А затем, внезапно ослабнув, сеть Демогоргона начала нехотя отползать назад, задрожала и наконец снова выровнялась. Прожилок золотистого цвета становилось все меньше и меньше и наконец они окончательно исчезли. Завеса по-прежнему угрожала им — неземное сияние, локализованное в дьявольской энергетической клетке — но мощь находившейся в земле плиты удерживала ее на расстоянии и не позволяла подползти ближе.

Димитриос Каструни подбежал к Гоковски и опустился рядом с ним на колени. Тот медленно сел, принялся растирать плечо и руку, лицо его исказилось от боли.

— Она здесь, — указал он на кучу песка и камней у основания древней стены. — Я закопал плиту здесь. А теперь помогите мне поднять ее. Чудовище там внизу думает, что поймало нас, но на самом деле это мы поймали его!

Они начали разбрасывать песок руками, и профессор Гальбштейн тут же бросился им на подмогу. Амира же поспешила к Трэйсу. Потому что в самый разгар заклинания, Трэйс все же не выдержал и рухнул на землю недалеко от входа в подземелье. Девушка оттащила его подальше и несколько раз несильно шлепнула по щекам. Наконец он пришел в себя и тут же попытался подняться на ноги.

— Лучше полежи спокойно, Чарли, — сказала она. — Хотя бы чуть-чуть. Пока ничего не должно случиться — во всяком случае до полуночи.

Трэйс взглянул туда, где у подножия стены лихорадочно трудились трое мужчин.

— Я должен им помочь, — пробормотал он.

Невзирая на протесты Амиры, Трэйс встал, с трудом доковылял до них и принялся помогать. Очень скоро их труды увенчались успехом: стала видна каменная продолговатая плита толщиной в пять дюймов, длиной почти три фута и восемнадцати дюймов шириной. Вся она была испещрена глубоко вырезанными странными значками: заклинанием, изгонявшим злые силы.

Пальцы Трэйса коснулись плиты, и он тут же почувствовал покалывание, его голова закружилась. Наверное, такое же чувство испытывает космонавт, когда он, покинув корабль и крутясь в невесомости, видит, как вокруг него быстро вращается звездный свод, — свое полное ничтожество в присутствии до этого казавшихся совершенно невероятными сверхъестественных сил и понятий — в которые теперь он просто не мог не уверовать.

— С вами все в порядке? — На него внимательно смотрел Сол Гоковски.

— Нет, — ответил Трэйс, — мне паршиво — хуже некуда. А чего еще ожидать? Мне плохо от недоедания, от последствий инъекций наркотиков и неподвижности, от этой проклятой электрической ШТУКИ, которая сторожит нас. А еще — страх!

— Эта «проклятая электрическая штука» — демон, — вмешался Каструни, поднимаясь на ноги. — Я знаю, так как уже встречался с ним раньше — причем трижды. Это Демогоргон, призванный антихристом Хумени. Он — посланец его отца здесь, на земле. Сторожевой пес сатаны. И пес свирепый! Если мы уничтожим Хумени, то он уберется восвояси. Сейчас мы и попытаемся поймать его в ловушку там, внизу, при помощи плиты. Для этого нам нужно уложить плиту над входом в подземелье.

— Лендровер, — кивнул в сторону машин Гальбштейн. — Лендровер и цепь.

Хумени придумал правильно: и я именно так вытащил плиту оттуда: установил лебедку на скале и вытянул камень в естественное окно, а потом поднял на вершину при помощи лендровера.

— Пойду пригоню машину, — сказал Трэйс.

Он заковылял к лендроверу (снова эта его проклятая нога, только еще хуже чем обычно), с трудом завел двигатель и рывками подогнал машину туда, где ожидали остальные. Сеть Демогоргона явно как-то влияла на зажигание: двигатель то и дело захлебывался. Затем он развернул лендровер и стал ждать, пока остальные не обвяжут плиту цепью. Наконец Каструни уселся в кабину рядом с ним.

— О'кей, Чарли, трогай. До полуночи осталось двадцать минут. Но все может начаться в любую минуту!

Трэйс подъехал к темному зеву входа в подземелье, протащив плиту всего ярдов двадцать. Расстояние по любым меркам незначительное, но если бы людям пришлось нести тяжеленную гранитную плиту на руках, оно показалось бы им милей. Затормозив, Трэйс удивленно произнес:

— Начаться? А разве мало того, что уже произошло?

— Помните, что я рассказывал вам о мухах и саранче? — прокричал Каструни, стараясь перекрыть внезапно усилившиеся треск и шипение сети. — Так вот, должно быть и еще что-то. Похоже, что в ту ночь самое худшее я пропустил. Жабы и мошки… Так во всяком случае считает Сол.

— Правда? И мы все это увидим?

— О, да! Хумени предупреждал своего бандюгу, чтобы тот не пугался. Я слышал их разговор из укрытия, и наверняка речь шла именно об этом. Впрочем, этот убийца, в отличие от нас, уже ничего не увидит!

Каструни вылез из машины и поспешил на помощь профессору Гальбштейну и Солу Гоковски, которые с трудом пытались уложить плиту поперек входа в подземелье шириной в двадцать четыре дюйма. Слева и справа оставались щели, но с этим ничего поделать было невозможно. Наконец они закончили.

— Теперь ему не выйти, — удовлетворенно заметил Гоковски. — Вес плиты, конечно, не остановил бы его, но ее власть наверняка остановит.

До полуночи оставалось пятнадцать минут. Их по-прежнему окружала мерцающая, шипящая и потрескивающая сеть, в небе все так же клубились кипящие тучи. На темных склонах холмов догорали трупы израильских солдат и техника. У Трэйса по спине побежали мурашки от предчувствия чего-то ужасного.

Остальные ощутили то же самое.

— Начинается, — хрипло заметил Гоковски.

Трэйс дотронулся до рукава черного маскировочного одеяния Каструни.

— Прежде чем «начнется», хотел кое-что у вас спросить: вы же погибли — я сам был тому свидетелем… ?

— Нет. — Лицо Каструни блестело от пота в синем свете, заливавшем все вокруг. Он покачал головой. — Вы видели лишь лондонское такси, в которое ударила молния — работу Демогоргона. Но меня там не было. Я заметил, что эта штука преследует меня, и когда такси свернуло за угол, выпрыгнул из машины, прокатился по дороге до газона как раз в тот момент, когда такси взорвалось. Меня отбросило в кусты, от удара я потерял сознание. Демогоргон больше не чувствовал моего страха и решил, что я мертв. Как, очевидно, и вы. В себя я пришел от воя сирен и тут же убрался от греха подальше. Что же до бедняги-таксиста и другого пассажира… — Он пожал плечами. — В их смерти повинен я.

— Или я, — отозвался Трэйс. — Ведь вы пришли, чтобы предупредить меня, помните? — Он удивленно уставился на Каструни. — Какой другой пассажир?

— Человек, который подсел в машину, когда мы уже подъезжали к вашему дому, — ответил грек. — Он мне незнаком, и, наверное, это к лучшему. Короче говоря, день или два я скрывался, а потом отправился на Карпатос. Сол организовал за вами наблюдение. Я прилетел как раз после того, как вы отправились в Израиль. Сол был готов к отъезду, и мы тут же последовали за вами. С тех пор у нас буквально ни минуты свободной не было.

— Двенадцать минут. — К ним подошел профессор Гальбштейн. — Думаю, сейчас нам лучше отойти от подземелья подальше. — Он еще не успел договорить, как из щелей по обе стороны от лежавшей поперек отверстия плиты начали просачиваться наружу какие-то тени. Все пятеро в испуге отступили назад и, спрятавшись за лендровером, принялись наблюдать.

— Жабы! — ахнул Трэйс. Хоть Каструни и предупредил его, но поверить в то, что это происходит на самом деле, было трудно. — Откуда же они берутся? Вот дьявольщина..! Да их ТЫСЯЧИ!

— Извращенный вариант бедствий, насланных Моисеем на Египет, — пояснил профессор Гальбштейн. — Благодаря этому сынам Израилевым удалось вырваться из фараонова рабства. А тут Хумени вырывается из рабства своей умирающей плоти — обретая новую плоть, точно так же как Дети Израиля обрели новую жизнь. Богохульное искажение библейского сюжета.

Каструни дрожал. Трэйс, тесно прижавшийся к нему, почувствовал это.

— Вы знаете, что это означает, Чарли? — голос грека был исполнен ужаса.

— Это означает, что он растворит их, поглотит их, СТАНЕТ ими! То же самое произошло бы и с вами, если бы спустились в подземелье. Я рад, что вы избежали такой участи.

— Значит вы не стали бы удерживать меня, да? — буркнул Трэйс.

— Если бы вы сами не попытались сопротивляться, это было бы практически равно признанию его правоты, — ответил Каструни, — Тем самым вы как бы и в самом деле признали себя его сыном. Мы должны были быть уверены.

Поток жаб все тянулся мимо лендровера , совершенно не обращая внимания на завесу энергии Демогоргона, преодолевал ее и растворялся в ночи. Настал черед мошкам.

Трэйс не ожидал, что их может быть так много и что они окажутся столь отвратительны.

Мошки! — мириады мошек! Они вырвались из подземелья бешено крутящимися облаками, целые армии мошек бессмысленно сталкивались в воздухе. Затем они достигли лендровера и набросились на пятерых скорчившихся за ним людей.

Амира вскрикнула и в ужасе заметалась, хлопая себя ладонями по телу. Все остальные последовали ее примеру, приплясывая будто на раскаленных углях и пытаясь стряхнуть с себя орду крошечных вампиров. Но никого из них так ни разу и не укусили, не высосали ни капли крови. Поскольку мошки — раздувшиеся и толстые, как клещи, насытились еще там, внизу.

— Эти бедняги в подземелье… — всхлипывала Амира в объятиях Трэйса. когда мошки наконец исчезли, — ведь ты мог стать одним из них. О, Чарли, Чарли! Я бы покончила с собой, если…

— Шесть минут, — перебил ее отец.

Гоковски вытащил из-под своего черного одеяния какой-то предмет, напоминавший радиоприемник в черном пластиковом корпусе. — Дадим ему еще четыре минуты, — сказал он. — К тому времени трансформация будет завершена — он уже поглотит своих несчастных обреченных сыновей, а возможно, заодно и Деккера или того, второго бандюгу. В любом случае, в живых он никого не оставит — свидетели ему не нужны. Затем он полезет наверх и тут-то мы его и накроем! — Он вытянул из прибора антенну и повернул какую-то ручку до щелчка. На приборе замигала крошечная лампочка, осветив красную кнопку.

— Так вы заминировали пещеру! — догадался Трэйс.

Профессор Гальбштейн кивнул.

— Именно. Взрывчатки вполне достаточно, чтобы превратить всю эту проклятую адскую дыру в настоящее пекло: столько, сколько я осмелился заложить. Будь ее чуть больше — он наверняка обнаружил бы ее. А довершит дело радиовзрыватель Сола.

— Т-с-с! — остановила его Амира. — Что это?

Перекрывая грозное потрескивание электрического голоса Демогоргона, вдруг послышались — крики? Да, крики, доносившиеся из расположенных под землей пещер — но подобные звуки еще никогда не достигали их ушей. Вернее, одному из них довелось пережить такое, но всего лишь раз в жизни.

— О, Боже! — Каструни пытался удержать дрожь в голосе. — Неужели мне придется испытать все ЭТО еще раз!

Но тут истошные вопли заглушил новый звук: сумасшедшее жужжание массы каких-то летящих насекомых.

— Мухи! — ахнул Трэйс. — Ваши проклятые мухи, Димитриос. Я ведь помню, как вы мне рассказывали: «… мясные мухи — те, что зарождаются в гниющем мясе».

Каструни лишь молча кивнул.

И тут они вырвались из-под земли — жужжащие мириады мух — сразу окружив людей и машину живой завесой из синего с металлическим отливом хитина, затем устремились вверх и прочь от подземелья, не обращая внимания на дьявольскую энергию клетки Демогоргона.

Ночной кошмар достиг апогея.

— Я больше этого не вынесу, — сорвалось с дрожащих губ Гальбштейна. — Как только увидим саранчу, Сол, умоляю тебя, нажми эту чертову кнопку.

Потому что если чудовище как-то ухитрится вырваться оттуда… — Он не договорил и замолчал.

В этот момент как будто вызванная их все нарастающим ужасом, вверх рванулась нескончаемым потоком стрекочущего прожорливого ужаса саранча — что явилось сигналом для Гоковски. Пригнувшись и посоветовав остальным сделать то же самое, он нажал кнопку. Крошечный красный огонек погас.

Затем…

— Бум! Бум! Бум! Откуда-то из недр земли тремя приглушенными ударами донеслись три взрыва.

Профессор Гальбштейн растерянно открыл рот и в бессильной ярости сжал кулаки. На лице у него застыло выражение отчаяния.

— Но ведь должно было быть шесть взрывов! — воскликнул он. — А три заряда не сработали… или он их обнаружил.

Сол Гоковски снова и снова лихорадочно давил на кнопку детонатора, но все было напрасно. Он вполголоса выругался и отшвырнул бесполезное устройство. В этот момент земля у них под ногами внезапно дрогнула.

— Земля оседает! — крикнул Гоковски.

— И он ранен! — Каструни едва ли не пританцовывал от возбуждения. —

Смотрите! Смотрите на эту завесу из адского пламени!

Сеть Демогоргона явно была повреждена. Она беспорядочно пульсировала… наконец разошлась и снова затянулась, но лишь для того, чтобы снова лопнуть… теперь уже в нескольких местах. Завеса энергии билась и колыхалась, словно под порывами сильного шквалистого ветра. Ее постоянно менявшие цвет огненные нити шипели и трещали уже менее яростно и, по мере того как облака саранчи с шумом преодолевали завесу и исчезали в ночи, голубоватое свечение сети начинало слабеть; наконец ее резкий электрический «голос» превратился в шипение и окончательно стих.

Порожденный грозой посланец сатаны, оттягивал свою паутину энергии обратно в сумрачное небо.

— Мы… возможно, мы победили! — Срывающийся голос Гальбштейна во внезапно наступившей тишине показался неожиданно громким.

— А может и нет, — проворчал Каструни. Он бросился в темноту — туда, откуда они с Гоковски столь неожиданно появились. Но за мгновение до того, как он скрылся, Трэйс заметил на его лице странное выражение мрачного насмешливого предвкушения… чего?

— Куда это он? — спросил Трэйс.

— Мы там кое-что привезли с собой, — ответил Гоковски. — Идея Димитриоса. На самый крайний случай — если все остальное провалится.

— Полночь, — прошептал Гальбштейн. — Сейчас мы узнаем, победили мы или нет.

Земля снова дрогнула, края входа в подземелье начали обваливаться, поднялись тучи пыли, несколько сохранившихся древних стен рухнули, превратившись в груды камней, а лендровер чуть накренился. Снизу донеслись звуки ужасающего грохота; из щелей по обеим сторонам второй Хоразинской плиты вырвались клубы пыли и дыма.

Затем послышался леденящий душу звук, от которого все четверо заскрипели зубами — до них донеслись приглушенные вопли, которые на сей раз определенно издавал Деккер. Он все-таки выжил и, обезумев от пережитого, сейчас стремился наверх, гонимый ужасом и смертельной мукой!

Толстяк появился снизу с резкой и потрясающей внезапностью, отбросив плиту в сторону так, будто она вообще ничего не весила: в овладевшем им безумии он стал вдесятеро сильнее нормального человека. С ног до головы его покрывали грязь и кровь, один бок дымился, а правая рука явно была перебита и бессильно висела. Деккер выскочил наружу что-то бессвязно бормоча. Какое-то мгновение он замер, оглядываясь, затем, смеясь неестественно высоким, тонким, почти женским голосом, бросился через руины к нависавшим над Галилейским морем скалам.

На мгновение четверо прячущиеся за лендровером людей застыли, пораженные сначала внезапным появлением безумца, а затем столь же неожиданным его бегством, но тут вскочил Гоковски.

— Чарли! Профессор! — крикнул он. — Нужно уложить плиту обратно!

Они бросились к входу в подземелье, ухватились за плиту и с трудом уложили ее на прежнее место. Не успела она снова перекрыть отверстие, как из темноты внизу, куда уходили в дым и тьму каменные ступени, снова послышались звуки. Мужчины попятились назад, испуганно переглядываясь.

Из-под плиты в щели вдруг полезли мерзкие, дурно пахнущие черные щупальца. Одно из них — тонкое, длинное, маслянисто поблескивающее — извиваясь, вдруг случайно коснулось плиты, и тут же все остальные отростки мгновенно втянулись обратно. В зловонной темноте под плитой полыхнули красные как угли дьявольские глаза, а затем послышался кошмарный голос, воззвавший: