Сто тринадцатый день путешествия. Вошли в Ментономон. Он-то, я подозреваю, и есть Ба-Алтис финикийцев. Мы идем к А-баало. С заката дует легкий ветер, море спокойно, глубина его - едва пятнадцать саженей за пределами пролива.
      Вода зеленого цвета, и мои гребцы со вздохами вспоминают о сапфировой синеве Внутреннего моря. Я тоже иногда ощущаю тоску по родным местам и вспоминаю ветер, волнующий море в проливах Малых Стойхад.
      Сто четырнадцатый день путешествия. А-баало. Царский остров. Отныне я буду называть его Базилией, чтобы не навлечь беды громким произнесением чародейственных финикийских слов. Гребцы, как сумасшедшие, носятся по затененному соснами берегу, набирая полные корзины янтаря. Тунец и его приятель Эрне смеются над ними. Наблюдая за их суетой, варвары от души веселятся, а царь Базилии (масляное масло!) указывает мне на дым, идущий через крыши домов и пахнущий янтарем. Жители Базилии меняют янтарь у береговых гутонов на сушеную рыбу и льняные ткани. Я замечаю огромные куски янтаря, черного как уголь. Он и горит так же, но у дыма отвратительный запах.
      Вечер. Венитаф велел Ксанфу собрать людей, чтобы выбросить в море балласт из круглых булыжников. Теперь его заменят янтарем. Нам помешали варвары, попросив отдать не имеющие для нас никакой ценности камни. Им, на песчаном острове, где нет скал, камни совершенно необходимы.
      Размышляю о ценности вещей: желтый янтарь превратился в балласт "Артемиды", а камни с равнины Телина как величайшая ценность перейдут в руки жителей Базилии, и они соорудят из них очаги, выложат ими полы домов или украсят могилы своих предков.
      Аромат янтаря слегка пьянит. Он напоминает горьковатый запах льяла. "Артемида" пропитана столь же приятным ароматом, как комната гетеры в квартале Мельников.
      Венитаф радуется. Гребцы прикидывают, сколько выручат за янтарь в Массалии. Каждый припрятал в свой сундучок несколько гладких бусин. Меха и духи? "Артемида" превращается в плавучий храм Афродиты! Арист нашел громадный шар серой амбры со стойким терпким запахом и предложил его мне. Я обещаю, что разделю вырученные за него деньги между всеми нами. Так я вознагражу тех, кто согласился отправиться со мной в опасное путешествие... пока еще не завершенное.
      Сто пятнадцатый день путешествия. Тунец сказал, что лето в его стране короткое и что вскоре птицы, потянувшись в полуденные края, возвестят о возврате холодов. Похоже, в этом году они наступят раньше. У лебедей и гусей уже можно подметить признаки беспокойства.
      Эрне согласен сопровождать меня до Танаиса при условии, что я заставлю гребцов выкладываться в полную силу, чтобы не упустить хорошую погоду. Он не понимает, что я надеюсь вернуться в Массалию по Танаису, и не умеет читать карту. Он лишь повторяет то, что уже говорил его царь:
      - Смогут ли твои люди перенести корабль к озерам?
      Отказываюсь понимать его слова.
      В полдень я измерил высоту солнца и рассчитал местонахождение Базилии по отношению к Массалии и Понту Эвксинскому. Гномон вызвал раздражение варваров. Они, к моему великому удивлению, пришли в ярость и пригрозили срубить его, если я не перестану терзать плоть их Богини Земли. Я так и не смог объяснить им своих действий.
      Пора снова выходить в море. Десять амфор прекрасного напитка успокоили разгоряченные сердца варваров. Гребцы тоскливыми взглядами проводили это вино: им уже, очевидно, не удастся отведать его до Майнаки, если нам придется возвращаться этим же путем.
      По отношению к экватору Мира мы находимся на уровне Страны синих людей, но удалились к восходу на расстояние, примерно равное расстоянию между Сицилией и Родосом или даже Кипром.
      Переношу полученные сведения на карту. Здесь страну сканнов называют Нориго, что можно перевести как Полуночная земля или остров. Мне так и не удалось выяснить, остров это или материк, поскольку варвары говорят о море, простирающемся до круга, где летом в колесницу Солнца запрягают лишь белых лошадей. Остров это или полуостров [87]? У меня нет времени - и, к сожалению, приказа тимухов! - выяснить это самому. Мне ведено искать пролив, которым прошел Ясон.
      Сто шестнадцатый день путешествия. В море. Тун и Эрне заявили, что понадобится около декады на разведку пролива, который может вывести меня в Понт через страну скифов, но они не хотят следовать со мной до конца.
      Сто восемнадцатый день путешествия. Идем вдоль низкого берега, поросшего лесом. Здесь часто встречается янтарь - его собирают кимры и гутоны. Венитаф набрал много янтаря на берегу во время одной из стоянок. Эти места плотно заселены. В глубине залива в море впадает большая река, но нам надо найти дальше к восходу другую реку, именуемую Туна или Дуна [88]; это близко по звучанию к Танаис.
      Сто двадцатый день путешествия. Панотисы и гиппоподы существуют. Я понял, почему их так зовут - эти светловолосые и голубоглазые варвары со вздернутыми носами носят престранную накидку. Это - цельный кусок коричневой грубошерстной ткани в виде капюшона, разрезанный надвое от шеи до самых пят. В эти широкие полосы ткани они заворачивают свое голое тело, не снимая капюшона, и кажется, что одеянием им служат два огромнейших уха! Внешний вид этих варваров вызывает насмешки бергов. Понимаю их, но не одобряю. Их же называют и "Лошадиными ногами", я записал это имя по-гречески - гиппоподы. Мне приходилось видеть в их хижинах обувь с подметкой, изготовленной из удлиненной дощечки или образующей сетку, сплетенную из тонких березовых веточек. Варвары ходят в этой обуви по снегу, который покрывает здесь землю три четверти года.
      Мне кажется, что люди бездумно насмехаются над себе подобными. Если вид этих варваров может показаться необычным, то только потому, что они одеваются удобно и в соответствии с климатом своей страны. Если бы у гоплитов Ксенофонта были такие же обувь и накидки, они бы меньше страдали от холода и снега при переходе гор в стране кардуков.
      Эти гиппоподы-панотисы, чей язык понять никак невозможно, похоже, относятся к скифским племенам. У них мягкие нравы, и они живут, получая все необходимое от животных, напоминающих оленя рогами и быка телом*. Жаль, что прошло время Элафеболий - мы бы принесли в жертву Артемиде двух самых прекрасных из этих гиперборейских оленей, совершив ритуальный обход вокруг алтаря. И избежали бы затруднений, как в Массалии, куда оленей попеременно доставляют то из Кирна, то из Родоса. Олени стали редкостью, и кельты ревниво их охраняют.
      Варвары угостили нас молоком и сыром. Я хотел дать им вина, однако они отказались - его вкус им непривычен. Их заинтересовал лишь красный коралл, но восхищение они выказывали только улыбками и покачиваниями головы. Их предводитель подарил мне шкуры животных и их ветвистые рога.
      * Лось.
      Здесь в море впадает огромная река. На языке варваров ее название звучит как Туна или Дуна. Оно похоже на нужный мне Танаис. Неужели меня ждет успех?
      Сто двадцать третий день путешествия. По Танаису. Гребцы изнемогают судно идет против течения. Оно почти незаметно в открытом море, а затем становится столь же сильным, как течение Родана в Телине. Ксанф сообщил, что его друзья выбились из сил. Я долго добивался от Тунца и Эрне, а также от предводителей панотисов ответа на вопрос, река ли это. Похоже, далеко у ее истоков лежат истоки другой реки, которая течет на полудень к морю*. Панотисы пользуются лодками из шкур. В далекие времена сюда на деревянных судах приплыли черноволосые люди с черными бородами (предводитель показал на мою бороду, отросшую у меня за время плавания). То были или соратники Ясона, или милетцы. Поскольку панотисы не носят бороды и светловолосы, ими могли быть только греки. По словам предводителя, это произошло, когда еще был жив его дед. Только так и можно объяснить, как к бергам попала милетская драхма. Значит, по здешним рекам можно добраться до Понта, но, видимо, морского прохода тут нет, да и "Артемида" не приспособлена для подобного путешествия. Это не "Арго", мой корабль куда тяжелее.
      Он добавляет, кроме того, что по возвращении из тех краев обошел всю береговую линию Европы от Гадир до Танаиса.
      Страбон
      Сто двадцать пятый день путешествия. Я отказался от попытки пройти дальше. Тимухи будут разочарованы, но, надеюсь, не разгневаются на меня. Удовлетворят ли их добытые мной сведения? Поймут ли они, что их замысел невозможно выполнить? Такой Европу сделали боги. Думаю, что ошибаются не только полководцы Александра, но и великий Аристотель, утверждая, будто Каспийское море сообщается с гиперборейским Океаном.
      Я наконец выяснил смысл названия "панотис" - Тунец сказал, что скифы зовут их "ост" или "осты", что означает "люди с восхода". Я их буду называть остийцами.
      Сто двадцать седьмой день путешествия. Идем обратно. Солнце укрыто густыми тучами. С неба сыплет дождь. Море серое. Ветер налетает порывами. Гребцы подбадривают себя песней.
      Сто тридцать первый день путешествия. На Базилии. Варвары набрали полные корзины янтаря, чтобы продать нам, если мы будем возвращаться той же дорогой. В обмен они хотят получить вино. Мои гребцы не против, но опасаются, что вина не хватит на обратную дорогу. Поэтому недовольство проявляют обе стороны - по .мнению некоторых гребцов (они уже делят будущие доходы!), я даю слишком много вина варварам, а получаю слишком мало янтаря. Коммерция одновременно и лучшее и худшее из занятий.
      Мы расстаемся с Туном и Эрне. К их разочарованию, расплачиваюсь оболами: они рассчитывали на вино. Я удовлетворяю их, добавив коралл и кусок пурпурной ткани, покрывавшей мое ложе.
      Сто тридцать третий день путешествия. Гребцам но терпится вернуться в Массалию. Их пьянит запах янтаря. Всех охватило тоскливое настроение из-за серого неба и холода. Унынию поддался даже всегда веселый Венитаф.
      Полдень. В море. Обманчивое течение заставило нас не медля отправиться в путь, а теперь мы боремся с другим течением в проливе. Поставил оба носовых якоря. Они плохо держат - дно илистое. Наши взоры обращены на полудень.
      Сто тридцать четвертый день путешествия.
      В море. Нам удалось выйти из Ментономона. Перед расставанием Тунец посоветовал сделать остановку на Священном острове [90], где гутоны возвели храм богу моря. Мы должны заметить остров с полуденной стороны. Затем надо дождаться ветров, дующих с восхода, которые помогут добраться до Кантия, если моя карта верна.
      Сто тридцать шестой день путешествия. Порт Священного острова. Высокие отвесные скалы красного, черного, желтого, зеленого цвета выглядят устрашающе. Мы принесли жертву Посейдону в храме варваров, посвященном богу моря. У нас кончаются запасы вина. Неизвестно кем предупрежденные гутоны приготовили нам янтарь - они хотели получить равняй вес вином или кораллами! Подозреваю, что здесь побывали пуны. Я обменял лишь одну амфору, то есть на один талант по весу. Венитаф снова весел, он представляет себе, какие лица были бы у варваров, узнай они, что за балласт у "Артемиды".
      Сто тридцать седьмой день путешествия. В море. Я благодарю Посейдона поднялся ветер с восхода. Холодно, но небо чистое. Мне удалось рассчитать высоту стояния солнца. Почти такая же была в устье Тамесиса. Велю кормчим держать курс по направлению волн и по положению солнца в полдень. Большой парус надут, шкоты звенят, как струны лиры. Долон приподнимает нос судна над пенными гребнями.
      На борту "Артемиды" снова весело. Люди знают, мы возвращаемся домой, говорят о Массалии, о янтаре, словно забыли, что нам еще предстоит миновать Геракловы Столпы.
      Сто тридцать девятый день путешествия. Появление белых скал Британии встречено приветственными криками.
      Я снова переживаю прошлое, вспоминая, что много дней назад миновал эти проливы по дороге к Трону Солнца, который мне посчастливилось увидеть собственными глазами. От всей души благодарю Аполлона и его Сестру за то, что мне в течение целого дня довелось созерцать божественную колесницу, запряженную белыми лошадьми, но стрела нашей покровительницы Артемиды напоминает о замерзшем море и его ужасах. Боги позволили нам лишь чуть-чуть приподнять завесу над их тайнами.
      Сто сороковой день путешествия. Кантии.
      Нас встречает та же бухта. Царь узнает наш корабль и поднимается на борт со своей златоволосой дочерью, той, что стояла на страже моего сна. Я смущен присутствием этой девушки и улыбками Венитафа. И не знаю, что сказать. "Артемида" пропитана ароматом янтаря. Решив одарить им царя и его дочь, посылаю Афанасия-массалиота отобрать лучшие бусины из запаса самых красивых камней. Афанасий возвращается с корзиной, наполненной блестящим желтым янтарем. Щедрый подарок даже в этих странах. Мне кажется, что я не прав, предлагая такой дар девушке, с которой завтра придется расстаться.
      - Пифей, - шепчет мне Венитаф, - тебе ведомы тайны Солнца, но ты совсем не знаешь, как себя вести с юными британскими царевнами. Разве не видишь, что зажег ее сердце? Ей не нужен твой янтарь, ей нужен ты сам. Не терзай ее сверх меры.
      Мой друг прав. Надо быстрее уходить из Кантия. Ветер с восхода дует с прежней силой. Приказываю сняться с якорей, как только царь с дочерью ступают на сушу.
      Сто сорок первый день путешествия. В море. Гребцы удивлены моим поведением и жалеют, что не провели ночь на берегу.
      Луна высвечивает белую линию скал. Ветер дует ровно. Завтра прибудем в Иктис, где я обменяю некоторое количество янтаря на более тяжелое олово, чтобы уравновесить корабль.
      Сто сорок третий день путешествия. Иктис. Вечер. Как только Солнечное Колесо показалось в проливе Иктиса, от берега отчалила лодка и поспешно направилась к нам. У сидевшего в ней Карнута был мрачный вид. Приветствия Венитафа не разгладили морщин на его лице.
      - Пифей, - обратился он ко мне, - в Ротомаге тебя ждет пакет от архонтов Массалии. Он хранится у людей с Секваны.
      - Откуда у тебя такие сведения?
      - Жители Иктиса доставили туда олово, и им сказали буквально следующее: "Если вам доведется увидеть Иифея с его кораблем, велите ему зайти в Ротомаг за письмом".
      Я поблагодарил его и пригласил к себе в каюту, чтобы выпить вина, но он больше ничего не мог добавить.
      - Мне хотелось бы взять олова в качестве балласта, - сказал я.- В обмен могу дать янтарь.
      - Я доставлю тебе четыре повозки олова, а ты дашь две повозки янтаря.
      Я тут же согласился, поскольку у меня из головы не выходили мысли о письме в Ротомаге, хотя можно было и поторговаться.
      Зачем делать такой крюк? Впрочем, есть возможность ознакомиться с очертаниями страны кельтов.
      - Тебе лучше уйти, Пифей, - сказал Карнут.- Получишь олово и отправляйся в путь, пуны появятся, как только переменится ветер. Их видели в Белерионе и на Уксисаме.
      Сто сорок четвертый день путешествия.
      Иктис. На заре. Ночью ветер переменился. Карнут доставил груз оловянных окатышей, а я отдал ему причитающийся янтарь. Я разместил корзины с серым металлом ближе к корме, чтобы улучшить посадку корабля. Разница в весе огромна - не менее пятидесяти или шестидесяти талантов.
      Карнут объяснил, как удобнее добраться до Ротомага. Ветер у нас будет с берега и немного в корму. Тяжкое испытание для людей и корабля.
      Полдень. В море. Скалы Британии тают в тумане. Ветер ровный, но сзади набегают неторопливые волны и сильно раскачивают "Артемиду". Я велел закрыть скалмы. Кормчие отдыхают через каждые два часа. Мы с Венитафом заменяем их на это время.
      Жаль идти вспять за письмом, содержание которого наверняка не сулит ничего приятного. Я должен забрать его у некоего Дивика, совершенно мне не знакомого. Венитаф полагает, что он связан с тимухами, заправляющими торговлей оловом.
      Сто сорок пятый день путешествия. В устье Секваны близ Ротомага. Воды Океана понесли нас против течения, и мы смогли на веслах добраться до города торговцев оловом. Как и жители Корбилона, они переправляют его в Массалию по рекам и дорогам страны кельтов.
      Вечер. Я буквально трясусь от ярости, и только Венитафу удается немного меня успокоить. Сворачиваю и разворачиваю свиток, присланный тимухами. Я переписал этот треклятый текст, чтобы те, кто прочтет его, разделили бы со мной возмущение.
      "Привет Пифею, если ему доведется прочесть наше послание после того, как он насладился зрелищем Трона Солнца и возвращается в Массалию вдоль кельтских и иберийских берегов.
      Если ты читаешь эти строки, Пифей, значит, ты не смог отыскать дорогу на Танаис, открытую славным Ясоном критянам и милетцам. Мы, тимухи Массалии, с одобрения наших многоуважаемых архонтов, сообщаем, что не порицаем тебя, поскольку могло случиться, что, несмотря на свои достоинства и мужество, ты был не в силах преодолеть заслона враждебных варваров или твой корабль не смог пройти тем путем. Нам остается только сожалеть об этом, ибо твои опыты и доказательство твоей научной правоты не принесут нам полного удовлетворения.
      Наш город, чье могущество зиждется на торговле, переживает сейчас трудные времена, поскольку Внутреннее море не обеспечивает нас новыми рынками и не дает возможности возвеличить Массалию. Перед нашими эллинскими и азиатскими собратьями, как, например, Александрией Египетской [91], открываются дороги в Индию и Эритрею.
      Наш соперник Карфаген, самый могущественный город в Африке, захватил Геракловы Столпы и переименовал их в Мелькартовы. Нам же, если ты не отыскал путь в гиперборейские страны, остается торговать со все более и более наглеющими кельтами и с нашими обычными партнерами, чьи богатства тают, - вскоре они не смогут покупать наши вина, наши вазы, наше масло, а тем более наши кораллы и гранаты.
      Мы думаем, что ты смог бы рассчитаться с нами за свое дорогостоящее путешествие, привезя полный трюм янтаря и олова, с тем чтобы твоя слава математика не обошлась в слишком разорительную для нашего Казначейства сумму.
      Мы желаем тебе счастливо миновать Столпы и не попасть в руки пунов, ибо эскадры Массалии не смогут прийти на выручку. Им хватает хлопот с лигиями.
      Эвтимен вернулся в Лакидон. Повсюду в Ливии он натыкался на колонии Карфагена, но ему удалось уйти от пунов. Он не привез ни золота, ни слоновой кости. Его трюмы пусты, а гребцы рассчитывают на твои янтарь и олово, чтобы ты расплатился с ними за труды.
      Пусть наш союзник Рим сокрушит силы Карфагена! Тогда твое мужество будет вознаграждено, а мы сможем мирно воспользоваться твоими знаниями".
      Дивик произнес жестокие слова:
      - Мы, торговцы, будем по-прежнему служить Массалии, а наша корпорация не разорится. Чем могу помочь тебе?
      - Ничем, - ответил я.- Сообщи хозяевам, что мои трюмы набиты янтарем и оловом, что моя голова полна новыми знаниями, а сердце исполнено признательности к тем, кто позволил мне стать философом и математиком, достойным родного Города. Пусть твое послание опередит меня!
      Я покинул дом торговца, не глянув на него. Он так и не понял почему.
      Сто сорок шестой день путешествия. В море. Гребцы не подозревают о моем гневе. Им отдан приказ грести, чтобы быстрее вернуться в Лакидон, а надежда на скорое возвращение даже ценой страданий и крови не гасит их радости.
      Сто пятидесятый день путешествия. Вблизи Уксисамы. Мы отдыхали целую ночь в заливе страны абринков. Посягнув на положенные гребцам порции, я заплатил за олово вином. Надеюсь, я отблагодарю им моих "любимых" торгашей...
      Сюда привозят олово с каких-то островов, расположенных к закату от Белериона. Поэтому я дал им название Касситериды ("Оловянные"!). Стоит ли приставать к берегу в Корбилоне? Только в случае крайней необходимости, поскольку наступает сезон плохой погоды. И надо подумать об отдыхе гребцов.
      Сто пятьдесят первый день путешествия.
      В море. Я не сдержал обещания, данного Иоалле. Мы прошли мимо Кабайона без остановки. Поскольку ветер дует с заката, мы зайдем в Корбилон, который отыщу по указаниям намнетов, друзей Венитафа. Неужели и там меня ждет письмо от тимухов Массалии?
      Сто пятьдесят второй день путешествия. Корбилон. Прекрасный город, построенный по подобию кельтских городов. Его окружают стены, возведенные из леса и камня. Дома каменные, а крыши крыты соломой. Царь Корбилона знал о нашем путешествии со слов жителей Кабайона. Мы одарили его янтарем. Гостеприимный царь хотел задержать нас на несколько дней, чтобы выслушать рассказ о наших странствиях. Он уверяет, что Массалия может гордиться нами, но ничего не знает о лежащем у меня в каюте свитке. Дорога на Танаис мало его волнует - разве у нас нет Лигера и Родана, чтобы добраться до Массалии, минуя Столпы? Плоты из бычьих шкур надежны, а веллавы - погонщики мулов честны. Он считает, что наше путешествие имеет лишь познавательное значение. Его очень интересуют Трон Солнца и Туле. Описание панотисов и гиппоподов развеселило его.
      Сто пятьдесят третий день путешествия. Корбилон. Мы намерены воспользоваться течением вод, уходящих в Океан, и прощаемся с царем. Он опечален нашим отъездом и вырвал у нас обещание вернуться. Царь жаждет эллинских знаний и готов засыпать нас подарками, но я принимаю лишь плоское золотое кольцо и кусок льняной ткани, чтобы покрыть ложе. Венитаф получил прекрасный пояс с золотыми бляшками. Я разрешил гребцам погрузить бочку ячменного пива, доставленную царским управляющим.
      Сто пятьдесят четвертый день путешествия.
      В море. Гребцы хорошо отдохнули. Рыбаки Корбилона, которые вернулись из открытого моря, сообщили, что над Океаном дует ветер с полуночи и восхода. Они заметили, что в это время года подобное случается редко. Поэтому я велел как можно быстрее выходить в Океан. Гребцы работают не щадя сил и радуются, видя, как мимо "Артемиды" проносятся берега реки.
      Полдень. Я велел поставить паруса. Ровный ветер. Чистое небо. На мой взгляд, слишком чистое. Знаю, что у пунов есть Приют гребцов - они называют его Миноя на своем варварском языке - между Лигером и Гарумной [92]. Не хотелось бы столкнуться с ними. Пуны, наверное, подозревают о нашем путешествии, последний отрезок пути мимо Иберии и через Столпы крайне опасен.
      Ветер позволяет убрать весла. Океан перестал быть зеленым и напоминает цветом Внутреннее море. Гребцы счастливы. Я завидую им. Я должен хранить на лице улыбку, тогда как проклятый свиток в каюте наполняет сердце гневом.
      - Ты не прав, Пифей, - успокаивает меня Венитаф, - с тобой числа, и боги возлюбили тебя. Что тебе разочарование массалийских тимухов? О них забудут, и наши правнуки не будут знать даже их имен, тогда как твое имя и имя Эвтимена высекут на камне. Ты похож на человека, спускающегося в свою пещеру после того, как созерцал Солнце в сиянии его славы. Окружающие не верят его словам, ведь они видят лишь обманчивые тени, но прав он, поскольку ему открылась истина [93].
      Мой друг судит верно. Мне стыдно, что на какое-то мгновение поверил, будто его интересует лишь выгода. Мой добрый Венитаф, ты - лучший утешитель и еще понадобишься мне в Массалии.
      Киан вместе с Титиром готовят обед из свежего мяса, купленного в Корбилоне. Они жарят его на углях и щедро поливают растопленным сливочным маслом. У нас есть и свежий хлеб, испеченный по рецепту намнетов. Это лепешки из едва подошедшего ржаного теста. Я решил, что мы устроим обед в проходе. Будут присутствовать все, кроме двух марсовых (Кельта и Бриара) и кормчих. Надо обратиться к гребцам с просьбой приложить последние усилия, чтобы пройти Столпы.
      Сначала мы как можно дальше уйдем к закату. Не надо бояться, что Иберийские горы исчезнут из виду. Ведь все уже привыкли к открытому Океану, окружающему Туле. Когда я сочту, что мы оказались на уровне Столпов, мы воспользуемся ветром с заката, который постоянно дует в этих местах, и проскочим ночью по самой середине течения между Кальпой и Абилой на всех парусах в момент, когда вода стремительно понесет нас в нужном направлении.
      В Майнаку заходить не будем. У нас достаточно воды и провизии, чтобы держаться все время в открытом море. Я разрешаю людям удить рыбу, как они делали на пути к Трону Солнца. Опять появились голубые рыбы.
      Надо избежать встречи с пунами. Запах янтаря сведет их с ума, и мы потеряем все наши богатства.
      Все посуровели и едят молча, каждый сидя на своей скамье. Венитаф и я устроились на сложенных подушках. Титир и Киан разносят еду. Они передают по рядам кубки, наполненные родским вином. Его хватит до самой Массалии. Ячменное пиво бродит в своей бочке, но его горький запах никого не привлекает. Тишину нарушают лишь плеск волн и потрескивание дерева. Световые люки и ткань убраны. Солнце освещает проход то слева, то справа в зависимости от качки. Наступила минута взаимного доверия - я смогу взглянуть в лицо архонтам.
      Только облака по левому борту выдают присутствие суши. Мы зависим от милости Океана. Пора вспомнить о богах. Я велю помолиться Посейдону. Каждый должен налить воды на дно кубка и сказать: "Спасибо тебе, о бог морей, могущественный Посейдон, за то, что ты позволил нам найти обратный путь. Мы просим тебя о попутном ветре, мы должны быть быстрее, чем поклонники Молоха, ведь они меньше поклоняются тебе".
      В сердце своем я обращаю молитву к Афине, чтобы она внушила архонтам и тимухам мудрость понимания моих трудов и сдержанность в проявлении гнева из-за того, что невозможно проложить торговые пути через Танаис и Понт Эвксинский.
      Сто пятьдесят девятый день путешествия.
      В море. Бона с. Я рассчитал, что должен находиться на уровне Гадеса, но, судя по нашему курсу и моей карте, мы удалились от берега к закату не менее, чем на двести пятьдесят стадиев. Неподвижность корабля позволила мне рассчитать высоту стояния солнца в полдень.
      Тяжелые белые и серые облака на горизонте бесконечного Океана, похоже, предвещают ветер. Я надеюсь на это.
      Ночь. Не могу писать. Делаю заметки на восковых табличках. Свиток папируса лежит в своем бронзовом пристанище [94]. Перепишу свои заметки туда, как только смогу.
      После ливня в момент захода солнца вдруг поднялся сильный благоприятный ветер, и я велел поставить только долон. Большой парус убран, а рей лежит на палубе, прихваченный тросами. Я приказал установить манжеты и закрыть люки.
      На акростолии растянут небольшой тент, он прочно привязан к кольцам и укрывает кормчих от непогоды. Мы с Венитафом облачились в накидки с капюшонами.
      Гребцы спят и едят в проходе. Весла, рангоут и багаж - все закреплено. В бурю нас несет вперед только долон. Я рассчитываю скорость и надеюсь вскоре приблизиться к Столпам! Мы должны различить Иберийские горы завтра утром на заре. Похоже, Посейдон решил укрыть нас от чужих глаз завесой из волн, пены, дождя и тумана. Мы должны воспользоваться этим.
      Сто шестьдесят первый день путешествия.
      Около Столпов. Очень сильный ветер с заката. Долон изорван в клочья. В разгар бури ночью пришлось ставить новый парус. Кельт и Бриар показали все свое мастерство. Они пропустили шкоты в сегарсы, привязали долон к маленькому рею, словно стояли на берегу Лакидона, а не на палубе под дождем и леденящим ветром. Сейчас они спят, напившись вина с медом и до отвала наевшись хлеба. Новый долон выдерживает свирепый напор. Из предосторожности приказываю взять на парусе один риф. Скорость не уменьшилась.
      Полдень. Видны скалы Кальпа и Абила. Облака над вершинами гор висят гигантским серым архитравом. Нам надо пройти под сводами "храма Геракла". Или Мелькарта?
      Кормчие выбились из сил. Мы с Венитафом меняем их. Посылаю Палея и Карата на нос. Прошу добровольца вскарабкаться на мачту. Соглашается Киприан-кирнеец. Путешествие в Гиперборею излечило его от болотной лихорадки, он превратился в сильного и бесстрашного моряка с орлиным взором. Приказываю поднять рей с зарифленным парусом. Киприан сможет устроиться на верхушке мачты поудобней. Если вдруг придется удирать от врагов, большой парус будет готов - не страшно, даже если он порвется.
      Вечер. Боги не покинули нас. Мы укрыты дождем, туманом и брызгами, а ветер с огромной скоростью увлек нас во Внутренее море. Теперь мы находимся в гостеприимных водах. Столпы, освещенные заходящим солнцем, остались далеко позади.
      Приказываю следовать тем же курсом. Мы вернемся в Массалию с ливийским ветром, дождливым Нотом, столь характерным для этого времени года.
      Еще не все опасности позади, но этой ночью буду спать спокойней.
      Сто шестьдесят второй день путешествия. После бури наступило затишье: тоскливое настроение сменилось надеждой. По моим расчетам, мы находимся на полпути между островом Ивиса и Ливией. Все гребцы от души радуются шутке, которую Посейдон сыграл с Мелькартом.
      Я приказал вставить весла в скалмы. Если дать гребцам волю, они пойдут полным ходом до Массалии. Едва уговорил их подчиняться ритму, задаваемому келевстами. Вскоре должен подняться полуденный ветер. Небо белесое, а со стороны Ливии набегают длинные неторопливые волны.
      Сто шестьдесят третий день путешествия. Судя по всему, завтра настанет последний день нашего долгого странствия. Гнева как не бывало, сердце преисполнено радости, ведь мне удалось осуществить самые сокровенные мечты. Что по сравнению с этим слава или богатства?
      Надо заплатить моим гребцам и гребцам Эвтимена за все испытанные ими тяготы. Не стану брать причитающейся мне доли наварха, пусть им достанется больше драхм. Мое богатство - не статеры и таланты. Оно - в верных числах, истинном опыте и в воспоминаниях о том, что я видел и описал в своем бортовом дневнике.
      Горячий влажный ветер гонит нас к Лакидону. Корабль приведен в порядок. Палуба вымыта. Ложа и матрасы укрыты шкурами и покрывалами. Планширь и акростолий отдраены. Правда, кое-где отвалилось покрытие из смолы, да на свинцовой обшивке висит "борода" из водорослей. Гребцы очистили весла от соли, свернули тросы и уложили их в бухты в виде змей. Бочку с ячменным пивом выбросили в море, и Афанасий громко заявил, что этот варварский напиток не предназначается Посейдону.
      Последний день путешествия. Ветер с полудня пригонит завтра дождевые тучи, а сегодня несет нас к Массалии - мы летим к дому, словно скаковая лошадь. Я велел убрать весла.
      Полдень. Агафон бежит на корму с криком: